Несколько дней Донья и Джоссерек путешествовали, держа путь на север, чтобы присоединиться к ее семье в Херваре, когда, наконец, повстречались с первой группой охотников. Джоссерек не стал считать их. На этих огромных безлюдных просторах, где пространство было соединено со временем и где единственными событиями являлись: дождь, радуга, преследование антилопы, чтобы приготовить еду; бегство от стаи диких собак; красочный закат, отсвечивающий алым сквозь прозрачные крылья летучих мышей, кружащих над озером; глухарь, шумящий в ягоднике; рой бабочек, перелетающих через холодную реку; смех над играми лисят; находка улья в трухлявом пне; дикая любовь при лунном свете, а потом нежные объятия на рассвете и один раз — сумасшедшая любовь при сверкании молний и ревущих небесах во время громовой бури — все эти события были подобны простой ряби воды в бесконечном океане волн. Он замечал, как медленно меняется местность. Похоже, теперь побольше стало деревьев и мшистых лугов, потом пошли болота. Ночи стали холоднее.

Когда, наконец, Донья заметила клуб дыма слева, она направилась в ту сторону.

— Наверное, там есть новости, которых мы не знаем, — сказала она. — Да и у нас есть, что сообщить — и из-за наших новостей летом должно быть созвано Собрание Земель.

«Собрание Земель — это не Собрание Кланов, которое собирается в момент солнцестояния на территории каждой народности, — вспомнил Джоссерек. — Собрание Земель созывается на два месяца позже, и на нем может присутствовать любой из жителей севера. Акула! Неужели им потребуется столько много времени, чтобы начать организовывать оборону? Да к тому времени Рунг уже будет захвачен Сидиром!»

Но он знал, что спорить бесполезно.

— Где мы находимся? — спросил он.

— На чьей земле, то есть? Фераннианской. — Донья цокнула языком и ударила каблуками пони. Он понесся рысью. За ней последовал Джоссерек с двумя нагруженными поклажей конями.

К лагерю они приблизились незамеченными — их скрыл гребень горы. С вершины Джоссерек увидел стоявшие у ручья десять круглых палаток с коническими крышами. Было очевидно, что их владельцы принадлежат какому-то Братству — неформальному объединению семей, чьи зимние квартиры располагались совсем рядом друг к другу и большая часть их членов охотилась одной компанией (некоторые, особенно молодые, осуществляли совместные путешествия и зимой, и летом). День был теплым и солнечным, воздух пропах торфом. И взрослые, и дети собрались между палаток и готовили общий ужин — подвешенные над углями среди котелков жарились куски огромного степного орла. Рядом стояло несколько легких фургонов., на которых через долины перевозили грузы и которые использовали в качестве плавучих средств при переправе через реку. Прихрамывающие тягловые лошади паслись дальше. Ездовые лошади, гончие и ястребы были на охоте. Когда взгляд Джоссерека скользнул по зеленому склону холма в сторону восточного горизонта, он увидел там охотников. Они гнали стадо мунрогов — огромную волну желто-коричневых тел. Земля сотрясалась от топота копыт животных, которых подгоняли скакавшие галопом всадники, окружив стадо по краям, в руках они держали луки и копья.

— Неужели они смогут съесть такое большое количестве мяса, прежде чем оно испортится? — удивленно спросил Джоссерек. Снова и снова ему на память приходила та полурелигиозная забота, которую местные жители проявляли к этой земле и обитающим на ней животным.

— Большую часть они высушат и прокоптят, а потом отвезут домой, включая шкуры, кости, жилы, хвосты — для всего найдется применение, — ответила Донья.

— Но ведь ты сказала мне, что они также охотятся и зимой.

— Лишь немного, да и то рядом с садами. Заготовленная впрок еда помогает нам выжить во время метелей, или когда мы отправляемся в далекие путешествия, или когда мы занимаемся искусствами или просто бездельничаем. Ты ведь, разумеется, не думаешь, что мы проводим время снегов, как койоты. — Донья отвернулась от спутника, задорно смеясь над ним.

Джоссерек с удивлением увидел, что, заметив незнакомцев, люди в лагере схватились за оружие. Многие путешественники, бывавшие в Рогавики, отмечали доверчивость местных жителей. Донья, должно быть, тоже обратила внимание на такое их поведение: она распростерла вперед открытые ладони и остановилась у края стоянки. К тому времени люди в лагере опустили вниз оружие. Инициативу в свои руки взяла седовласая пожилая женщина, все еще сохранившая стройность и гибкость, — из одежды на ней был только кильт.

— Добро пожаловать, путники, — приветствовала она их. — Мы из Вороньего Гнезда, а имя мое — Дераби.

Донья представила себя и своего спутника:

— Почему вы так настороженно отнеслись к нам? — спросила она. — Неужели имперские войска так быстро добрались до земли фераннианцев?

— Пока нет, — ответила Дераби, — но проезжие рассказывали об их бесчинствах. Мы испугались, что вы их разведчики — несколько дней назад мы видели следы их работы. Несмотря на то, что вы одеты по-нашему и вас всего двое… Эй, да слазьте же со своих лошадей и отдохните. Авело, пожалуйста, присмотри за их лошадьми.

— Разведчики, — прошептала Донья. Она быстро справилась со своим недовольством. На вопросительный взгляд Джоссерека она ответила: — Если хочешь, я объясню все тебе позднее. Еще одна опасность. Но не страшнее диких собак или бурной реки, что мы перешли.

Дети обступили чужеземца, и все хотели показать ему лагерь. Он узнал, что палатки были сделаны из тонкой кожи, натянутой на легкие деревянные каркасы со стальными креплениями. В центре каждой был очаг, над которым колпак из тонкого алюминиевого листа образовывал дымоход. Оконные отверстия и вход защищались сеткой от москитов. Здесь было множество вещей, заслуживающих внимания: спортивный инвентарь, игры, музыкальные инструменты и даже книги. Стены были расписаны какой-то символикой, которую он не мог прочесть, но приятные на вид. Фургоны тоже были украшены — медью и золотом.

Среди присутствующих было две матери, сегодня была их очередь присматривать за детьми. Хотя их собственным детям было уже по два-три года и они уже давно как ели твердую пищу, но все равно время от времени тянулись к груди, чтобы вкусить молока. Джоссерек знал, что кормление грудью снижает способность к деторождению. Этому же способствовал малый вес тела — а большинство жителей Рогавики были худощавыми. Дикари, ведущие кочевой образ жизни, примирились с высокой детской смертностью у себя, но у них были и другие способы поддерживать население на низком уровне. Немаловажным фактором было и то, что женщина не могла заботиться больше, чем об одном младенце, а едва начавшие ходить дети сильно ограничивали ее подвижность.

«Весь ужас в том, — подумал Джоссерек, — что здесь старые категории не применимы. Все, включая и Донью, когда я спросил ее, утверждают, что у северян медицина и санитария на высоком уровне — и очень мало детей умирает. У них есть лошади и фургоны, служащие для перевозки. У них существует равенство полов — мужчины принимают участие в воспитании детей, а в доме, где проживает несколько семей, всегда найдутся мужчины. Материнство — это не помеха, по крайней мере не слишком серьезная и долговременная. Поэтому рост населения должен быть здесь таким же, как у народов, занимающихся ведением сельского хозяйства. На самом же деле прироста вообще нет — я никогда не слыхивал о том, что подобное случалось в обычных условиях — кроме смутных времен, когда бывают тяжелые потери.

А это все указывает на различного рода регулирующие механизмы, религию, обычаи, социальное давление и соответствующие учреждения. Но все дело в том, что, кажется, ничего подобного у рогавикианцев нет!

Хотя, конечно, их браки носят своеобразный характер, и это накладывает свой отпечаток, и довольно сильный. Донья в ответ на мой вопрос сказала, что три из пяти женщин не способны стать матерью. Как такое может продолжаться уже в течение многих сотен и даже тысяч лет? Это же явно противоречит человеческой природе».

Случайно вскоре он получил частичный ответ на мучавший его вопрос. Первой в лагерь возвратилась молодая женщина, несомненно беременная, сопровождаемая вполне зрелой женщиной. Обе они привлекли его внимание. У девушки на лице еще остались следы слез, хотя она уже успокоилась. Это показалось Джоссереку необычным. Вид второй был еще более поразительным. Возраст ее приближался к сорока. Сейчас она шла обнаженной, что, по всей видимости, делала часто — кожа у нее была смуглой на фоне седых волос. Она, должно быть, была незамужней: он не увидел серебристых шрамов, которые остаются после родов на теле женщин. Но двигалась она неторопливо, с печальным выражением на лице, которого он еще не замечал у этих людей. Правой рукой она обхватила девушку за талию — ободряюще, не эротически, а в левой сжимала палку с набалдашником в виде солнца с лучами из моржовых клыков — эти животные еще водились в Материнском океане.

— Кто это? — прошептал Джоссерек.

— Проводник, это ясно видно, а вторая — член Братства, которой помогает проводник, — ответила Донья.

— Что ты имеешь в виду?

— Объясню позже.

Женщина сообщила, что ее зовут Крона из Старрока. Она далеко ушла от того места, где родилась, с юга. Ласково попрощавшись с девушкой, она разговорилась с хозяйкой Аулхонта. Джоссерек не слышал, о чем они говорили — возвращающиеся охотники бурно приветствовали его.

Некоторые из них оставались на месте охоты до утра — сторожить убитых зверей от птиц. Огни костров сверкали в сумерках.

— Жаль, что вы должны снова отправляться в путь завтра, — сказал седобородый мужчина, которого звали Тамавео. — Нам бы всем хотелось послушать историю о ваших приключениях.

— Но у нас найдется о чем рассказать, помимо наших приключений, — ответил киллимарейчанец. Хотя Джоссерек не думал, будет ли какой-нибудь толк от их рассказа, но все же разделял желание Доньи предупредить их о небывалом вторжении в северные земли.

— Мы знаем. — Пальцы, обхватывающие ручку палки, побелели. — Мучители вернулись. Еще одному поколению наших людей придется заплатить смертью, чтобы освободить нашу землю от захватчиков.

— Нет, — возразил Джоссерек. — Это вторжение не похоже на те, что были раньше.

У жены Тамавео перехватило дыхание, и она схватила мужа за руку. Она была не старше девушки, которую сопровождала Крона. В ответ на тихий вопрос Донья сказала:

— Да, легко догадаться, что случилось в той семье. Умерла хозяйка. И ради детей мужья ее решили не расставаться. Конечно, они бы предпочли взять зрелую женщину, по во всей округе у таких женщин уже и без того достаточно мужчин, и эта девушка — единственная, которая согласилась на их предложение.

— Как это? — прошептала жена Тамавео.

Донья кивнула Джоссереку.

«Не своди их с ума и не предлагай им отказаться от игры».

Джоссерек смутно различал ее фигуру на фоне костра. Она сидела рядом с Кроной. На проводнице было длинное серое платье и голубая накидка с капюшоном, которые делали ее еще более загадочной в окружении людей, на которых была одежда из шерсти и оленьей кожи. Огоньки пламени танцевали на тлеющих угольках. В темноте сверкали лица, руки, рога с медовухой. Ужин заканчивался, и ветер относил в сторону запахи мяса, супа, листьев, где-то далеко выли собаки. Одна за одной на небе вспыхивали звезды, образуя величественный Млечный Путь вокруг Северного полюса, где на страже стояла Вега.

Джоссерек слегка кивнул.

— Это не землепашцы и не пастухи, которые пытались захватить раньше ваши земли, — сказал он, — это не медлительные пешие воины и не неуклюжие драгуны, которых легко застать врасплох, отрезать от снабжения на сухих и пыльных равнинах Хадрахада. Кулак и клыки этой армии составляют бароммианские всадники, столь же быстрые и опытные воины, как и вы, способные выжить на этой земле, но лучше вооруженные, лучше… — он не мог подобрать слово, которое обозначало бы на их языке «дисциплинированы», поэтому он использовал другое: подготовленные к совместным действиям лучше. Рахидианская пехота построит здесь несколько опорных баз, с них бароммианские всадники будут совершать набеги на ваши владения.

Донья говорила, что мысль о том, что они сами будут подвергаться нападениям, не потрясет их.

— Расскажи нам еще, — попросила Дераби. Голос ее звучал ровно, однако в свете умирающего костра Джоссерек увидел, как она протянула вперед руку и прикоснулась к щеке внучки.

Он начал говорить, и они внимательно слушали его, пока не поднялась поздняя луна. Они засыпали его вопросами — в основном, толковыми. Но все они касались тактики: как можно мечом сражаться против бароммианцев, одетых в латы и с копьем в руках? Нельзя ли заманить вражеские эскадроны в зыбучие пески, каких много по берегам мелководных рек? И как насчет воинов, прячущихся в траве с ножами, чтобы перерезать сухожилия коням?.. Джоссерек не услышал ни одного вопроса, хотя бы как-то касающегося стратегии или возможности поражения.

Под конец, когда люди начали зевать и разошлись по своим палаткам, Тамавео пригласил киллимарейчанца в свою. Донья с Кроной скрылись вместе в темноте ночи. Джоссерек отметил, как этот человек, будучи старшим мужем, взял бразды управления в свои руки в этой особенной семье — в других эта роль принадлежала женам. Хотя «взял бразды в свои руки» — не точное выражение в обществе, где ничто не могло управлять человеком, кроме него самого. Может быть, больше подойдет «взял инициативу»? Несмотря на ночь, его сожители были рады ему, хотя остальные семьи выражали добродушное разочарование.

В палатке при свете бронзового светильника Тамавео спросил с той непосредственностью, с какой жители Рогавики разговаривали между собой:

— Человек из Сверкающей Воды, ты делаешь нам много добра. Могу я в свою очередь подарить тебе вот это? — Он развязал на груди плащ из тяжелого южного шелка, отороченный мехом, как это было принято у северян.

— Зачем… да, вы очень добры, мне очень приятно, — ответил Джоссерек, ему никак не удавалось подобрать слова благодарности на местном наречии за такой необычный и дорогой подарок. Он искренне был благодарен — подарок был великолепен. — Э-э… чей это белый мех? Я никогда не видел такой шкуры.

— Это горная кошка, — ответил Тамавео.

— Гм-м! — Джоссерек на мгновение вспомнил тех маленьких диких кошек, которые, очевидно, являлись сородичами домашних животных в домах Киллимарейча. Но их шкура была камуфляжного темно-коричневого цвета. — Это… — проклятье, он не знал, как перевести слово «альбинос».

— Конечно, зверя убили зимой, — с гордостью заметил Тамавео. Наверное, тогда этих зверей труднее поймать, поэтому их шкура и ценилась так высоко.

По какой-то причине Джоссереку долго не удавалось заснуть. Он лежал, размышляя над тем, что увидел. Он встречал кошек по всему миру. Ученые выдвинули теорию, согласно которой люди держали кошек до наступления ледника, и они были распространены повсеместно — многое подтверждало эту теорию. Но он не знал, что цвет их меха может меняться в зависимости от времени года, как это делали горностаи или полярные зайцы.

Значит, горные кошки были новым видом… А что значит «новый»? С течением бесчисленных тысячелетий, когда климат претерпевал большие изменения с наступлением с полюсов ледников, естественный отбор мог привести к поразительным результатам. Да и генетические изменения — в популяции, отрезанной от остальных представителей своего вида… Джоссерек вспомнил остров, где у всех людей было по шесть пальцев на руке. Или черная кожа, белоснежные волосы, карие глаза Малвен Роа с острова Ики… «Что ж, я не ученый, занимающийся вопросами наследственности. Я просто кое-что читал, главным образом после того, как стал работать в китовом патруле, и узнал о многих удивительных вещах…» — Вскоре он уснул. В его снах гулко трубили слоны, не похожие на тех, что он видел в тропическом Ованге или Эфлисе. Они были волосатые, с огромными изогнутыми бивнями. И топали они по тундре, покрытой ледяными торосами.

…Донья пришла ночью. На рассвете, когда в тумане уже слышались голоса охотников, она — отвела Джоссерека в сторону и сказала:

— Проводница Крона закончила здесь свои дела и теперь собирается пойти на стоянку Данхет. Это нам по пути — особенно, если мы хотим, чтобы наши известия распространились как можно дальше. Поэтому я предложила ей присоединиться к нам. Ты не против?

— Нет, конечно, — ответил он и остановился в нерешительности. — Чем она занимается?

— А ты что, не знаешь? Она ищет мудрость. Поэтому и не принадлежит ни одной семье или Братству, свободно путешествует повсюду, учит людей или помогает им в обмен на гостеприимство. Это благородное призвание для тех, у кого достаточно сил, чтобы следовать ему.

«Что ж, — подумал Джоссерек, — это на некоторое время внесет некоторое изменение в мои отношения с Доньей. С другой стороны, меня заинтересовала эта женщина. Да и имею ли я вообще право голоса в этом вопросе?»

— Каким образом она оказывает помощь? — спросил он. — Я имею в виду, ведь вы вчера наедине о чем-то долго беседовали. Я уверен, что либо она рассказала тебе об этом, либо ты могла сама догадаться. Может быть, мне тоже следует знать — хотя бы для того, чтобы не ляпнуть чего-нибудь невпопад.

— О, все очень просто, — безразличным тоном ответила Донья. — У той девушки неплохие перспективы выйти замуж. Оба ее отца занимаются торговлей и могут дать за нее хорошее приданое. Поскольку отцовство после того, как у женщины появляется второй муж, определить почти невозможно, жители Рогавики обычно считают отцом ребенка обоих мужей. Она развлекалась, как и другие девушки, и с ней случилась беда.

Джоссерек уже знал, что в основе местных нравов лежит стерильность, часто встречающаяся среди взрослых. Наряду с забавами и играми многие девушки, по достижении брачного возраста, вступали в свой первый брак. Молодые пары жили несколько лет под присмотром родителей, прежде чем завести ребенка.

— Это… — Джоссереку пришлось перейти на арваннетианский. — Позор?

Донья кивнула.

— Если бы незамужние девушки стали бы рожать детей, как жены, то вскоре нас стало бы так много, что изменилась бы наша жизнь, верно?

— Могут ли они воздержаться от этого?

— Конечно, нет. Они ведь люди.

Еще одно доказательство того, что жители Рогавики недалеко ушли от домашних животных.

— Но кто теперь захочет ее взять, чем-нибудь помочь, разрешит жениться на ней? Ей остается либо бежать отсюда, либо становиться шлюхой в полном смысле этого слова, или еще чем-нибудь в этом роде.

— Что же теперь ей делать?

— То же, что делают все. Но дело в том, что она еще совсем ребенок и слишком сентиментальна. Поэтому Крона и провела здесь несколько дней, пытаясь успокоить ее.

— Каким образом?

— Ну, чтобы она показала всем ребенка, когда он родится. А что же еще делать? — Донья улыбнулась. — И рассказать обычную историю, что он — результат случайной связи с южанином, потому что тогда никто не захочет его воспитывать у себя и все согласятся, что его нужно убить. — Она отвернулась. — Эй, неужто нам больше нечем заняться, а?

Джоссерек не сдвинулся с места. Шум и суета вокруг, разгорающийся рассвет и ослабевающий холод казались далеко-далеко.

«Почему меня это так волнует? — подумал он. — Неужели я вообразил себе, что эти люди не умеют лицемерить? И только Богам известно, насколько широко по всему миру распространены обычаи делать аборты и убивать младенцев и маленьких детей!

Ну и что с этого? Наверное, во мне больше крупиц знаний киллимарейчанской цивилизации и ее культуры, чем я думал, если я нутром чую, что нерожденные и новорожденные заслуживают человеческого отношения к себе, что они не совершали никаких преступлений, за которые их можно было бы лишить права на жизнь.

Северяне думают по-другому. Почему это меня беспокоит? Чего же ждать… от расы, которая совершенно чужда мне?

И все-таки я поживу еще среди них. Если они станут сражаться с Империей до самого конца, возможно, я сумею научить их, как уничтожить побольше имперских солдат, прежде чем их заставят-таки сдаться, когда последние голодающие станут жалеть, что не умерли раньше, подобно своим нежеланным детям».