Зима Мира
Глава 1
Джорджу Сайтерсу в память о многих приятных путешествиях на Терминус, Олсвик.
Как-то в конце зимы трое мужчин скакали в Аулхонт, где находился зимний сад Доньи из Хервара. Это четырехдневное путешествие к реке Сталльон, на северо-запад от аванпоста Фальд оказалось довольно серьезным испытанием для путника из Арваннета.
В прошлом месяце солнце вошло в созвездие Лося и теперь поднималось повыше, чем в зимние месяцы. Тем не менее земля все еще оставалась покрытой старым снегом, поскрипывавшим под копытами — повсюду одна белизна, освещенная ровным вечерним светом, а пронизывающий ветер напоминал о тундре и ледяных торосах, оставленных ими за горизонтом.
Впрочем, местность, по которой они скакали, больше напоминала тайгу: пересеченная, большей частью открытая, и повсюду вокруг — синие длинные тени, бросаемые рощицами приземистых сосен, березок, на которых сверкали лишь превратившиеся в ледышки веточки, качающиеся ивы. Фиолетовый цвет неба на востоке, где уже появились первые звезды, плавно переходил через бледность зенита и прозрачную зелень на западе к кровавому диску у самого горизонта. Над головой в гнездах каркали вороны. Еще выше, сверкая крыльями, парил ястреб. Справа и слева от всадников вспархивали куропатки. Из густого черничника вылетел фазан во всем своем великолепии. На склоне южного гребня слева от всадников несколько сотен перемешавшихся между собой диких животных: степные олени, кони, карликовые бизоны и еще какие-то парнокопытные с круто изогнутыми рогами, неизвестные путникам, ковыряли копытами мох, пытаясь добраться до остатков травы. Время от времени раздавался лай дикой собаки, и в ответ — вой койота. Эта богатая земля принадлежала жителям Гервара.
Двое из мужчин были из местных, родом из Рогавики — широкоплечие, высокорослые, длинноногие (шпоры низко вонзались в лохматые бока их маленьких пони), у них была светлая кожа, удлиненные головы, широкое лицо и короткий нос, раскосые глаза. Вышло так, что они одеты были тоже одинаково: рубахи и брюки из оленьей кожи, отделанные бахромой и украшенные высушенными иглами дикобраза, мягкие полусапожки, меховые плащи с капюшонами. У каждого было два ножа: один, с массивным лезвием, использовался для разрезания, а второй, с узким, — для метания; копья, топорик, лук, колчан и лассо. Все это крепилось к седлам. У Жано волосы — рыжие и заплетенные на затылке в косичку, а каштановые волосы Кириана опускались до самых плеч. Ни у кого из них (им было всего семнадцать и восемнадцать лет) еще по-настоящему не росла борода, поэтому они были чисто выбритыми. Жано — старший сын Доньи, Кириан — ее последний муж.
Третьим был Касиру, бывший вор, мошенник и головорез, теперь же первый заместитель главы Братства Рэттлбоун, ввиду чего ставший главарем всех воров, мошенников и головорезов. У него было некрасивое лицо желтого цвета, черные глаза, обычные в Арваннете. В свои пятьдесят лет он был невысокого роста, сухопар, с резкими чертами лица. Волосы были аккуратно подстрижены над ушами, и он стал отпускать бороду и усы после того, как их тронула седина. Несколько выдававшихся вперед зубов стучали от холода. Его легкая туника, штаны и туфли были бы уместны на юге, но — не здесь. Он кутался в накидку, которую ему дали на время, и грязно ругался. Ножны рапиры торчали из-под накидки, словно обледеневший на морозе хвост.
Жано и Кириан должны были проводить его в Аулхонт как можно быстрее: курьер сообщил Донье, что он уже отправился в Фальд на лошади — поэтому они не могли охотиться во время всего пути, довольствуясь сушеным мясом, медом и сухофруктам, запасенными в мешках, которые тащил один пони. Второй вез палатку (нельзя же ожидать, что горожанин сможет провести ночь на холодной земле). На третьем были вещи Касиру. Четвертый пони, ничем не нагруженный, подменял остальных и был про запас на случай непредвиденного происшествия. Конечно, при других обстоятельствах они не взяли бы запасную лошадь, но горожанин не может путешествовать с такой же скоростью, как уроженец Рогавики.
Трижды в этот день они видели дымок, струившийся из дымоходов каких-то домов, и Касиру спрашивал, не туда ли они держат путь, но его проводники отвечали коротким «нет». Трудно поддерживать беседу, когда едва знаешь чей-то язык, а твой собеседник совсем не знает твоего. В основном они пытались изъясняться на рахидианском, на котором Касиру говорил бегло, а они изучили его достаточно, чтобы торговать или сражаться. Они смогли объяснить Касиру, что в этих местах живут члены Братства Доньи — это был лучший эквивалент слова gorozdy, который они смогли подобрать для самого большого неформального объединения нескольких семей в Герваре. Касиру и раньше думал, что этот союз подчиняется ей, хотя каким именно способом она правит здесь, он не до конца понимал.
Наконец всадники достигли вершины какого-то гребня. Жано показал рукой вперед:
— Там! — Улыбнувшись, он вонзил шпоры в бока своего мустанга и ринулся галопом вниз. Кириан рысцой направился вслед за ним, увлекая за собой пони гостя и лошадей с поклажей.
Касиру внимательно вглядывался вперед. Долина уже погрузилась в сумерки. Холм, по которому они спускались, изгибался и поднимался справа, пока не превращался в огромную отвесную грубую стену на севере. Несомненно, там под толщей земли покоился древний город…
Да, действительно, ему показалось, что он различает среди деревьев и кустов следы раскопок. На западе и юге земля была более ровной, только река Сталльон рассекала долину, и густая растительность из вечнозеленых растений по ее берегам служила преградой дующим ветрам.
С холма Касиру смотрел на мили и мили снега — серебристо-серого, окрашенного в розовое лучами заходящего солнца за замерзшей рекой. Он перевел свой взгляд еще ниже. И увидел там место, которое было целью их путешествия и в котором он надеялся найти убежище от проклятого завывающего ветра.
Снаружи здания почти полностью были скрыты молодой березовой порослью. Сами здания образовывали широкий прямоугольник, вымощенный булыжником. Касиру показалось, что он различает амбар, коптильню, мастерскую, конюшню, псарни, хлев для трех видов животных, которых приручили местные жители. Строения были сложены из неотесанных бревен, крыши обложены дерном, но на вид все казалось сделанным добротно. Внутри располагались жилые дома, длинные и широкие, хотя и не такие высокие: большая часть их располагалась под землей, и были видны окна лишь верхнего этажа. Из двух дымоходов валил дым. На южной стороне сквозь стекло виднелись очертания огромного черного коллектора солнечной энергии, изготовленного в Арваннете. А посреди двора торчал остов ветряной мельницы, сделанной в Рахиде.
Собаки, похожие на своих хозяев: такие же высокие, сухопарые и светлой масти, — с лаем бросились им навстречу, то ли приветствуя, то ли нападая. Воздух белым паром вырывался из их пастей с клыками и инеем оседал на мордах. Жано успокоил собак. Потом открылась дверь — слуховое окно, выдвигавшееся из дома. Прибывших приветствовал какой-то мужчина, черный на фоне желтого света.
Он провел их по лестнице в гардеробную, а потом — в главную комнату. Деревянные полы, устеленные шкурами животных или какими-то нездешними тканями, создавали уют. Здесь имелись внутренние перегородки, которые можно было раздвигать, — украшенные причудливой резьбой и грубо раскрашенные. В самой большой комнате, сверкая на побеленных глиняных стенах среди специально стилизованных фресок, изображавших животных, растения и силы природы, висело оружие. На полках стояли сотни книг. Приятное тепло шло от рахидианской печки, выложенной плиткой, которая была изящно расписана. Масляные лампы в двенадцати торшерах, привезенные с юга, давали свет. Среди гроздей фруктов и зелени, висевших под потолком, располагались и цветочные саше, наполнявшие воздух приятным ароматом. Когда путники вошли, одна девушка отложила в сторону музыкальный инструмент с кривой спинкой, на котором она только что аккомпанировала своей песне. Последние ноты этой грустной мелодии, казалось, все звучали.
Люди сидели, скрестив ноги, на выступах, тянувшихся по всему полу, или же на подушках рядом с низким столом. Здесь было шестеро детей Доньи, начиная с Жано и кончая трехлетней Вальдеванией, жена Жано, присутствующая потому, что ее единственный муж был в отъезде, двое мужей Доньи, считая и Кириана (двое других были в экспедиции), три незамужние женщины — одна пожилая, вторая средних лет, третья — молодая, и, наконец, сама Донья. Их внешность не оставляла сомнений: они уроженцы Рогавики. В остальном же они имели мало общего между собой (не принимая, конечно же, во внимание, их одежду или прически), да к тому же в этом теплом помещении на них был минимум одежды, а кое-кто вообще полностью обнажен.
Донья спрыгнула с настила, на котором лежала, вытянувшись на медвежьей шкуре, и схватила обе руки Касиру. Как было принято в ее роду, она быстро и страстно обняла Кириана.
— Добро пожаловать, друг!
Ее хриплый голос слегка запинался, когда она произносила это приветствие на языке южных племен.
— Eyach, погоди! — рассмеялась она. — Прошу прощения, давно не практиковалась. — Сложив руки на груди и низко наклонившись, она приветствовала его, как это было принято в городе: — О гость, пусть Божья Благодать воссияет над нами!
Улыбка тронула уголки рта Касиру.
— Едва ли это случится, когда дело касается меня, — заметил он. — Ты что, все позабыла за эти три года?
На мгновение Донья помрачнела, потом принялась подбирать фразу за фразой:
— Я помню… да, ты — мошенник… но все же тебе можно доверять, когда у тебя есть причины быть честным… И почему вы решились на это… отправиться сюда и трястись по кочкам… вместо того, чтобы с удобствами путешествовать на пакетботе… если только вы не нуждаетесь в нас… как и мы, наверное, в вас?
Донья пытливым взором всматривалась в южанина, да и он испытующе изучал ее, но взгляд его, пока она кружилась по комнате, был взглядом вора.
Донья не слишком сильно изменилась с тех пор, как приезжала Арваннет, где они и познакомились. В свои тридцать пять лет она осталась стройной и сильной (судя по ее рукопожатию), движения ее были плавными. Касиру отлично видел это. Сегодня на ней был матерчатый кильт, ожерелье из ракушек и зубов. На ее более полном, чем у большинства женщин Рогавики, теле была наложена краска, где преобладали красные и синие цвета, и под каждым изгибом чувствовался мускул. Ее груди были тяжелы от молока — женщины народов севера часто кормили грудью даже через несколько лет после родов не только своих младенцев, но и уже подросших детей или детей своих друзей, а иногда даже взрослых, если им вдруг захотелось свежего молока для восстановления сил. Внешность ее поражала: серо-зеленые раскосые глаза с пылающим взглядом, широкий рот, квадратный подбородок. Волнистые желто-каштановые волосы ниспадали на плечи, собранные лентой с бусами. Сейчас, когда кончалась сумеречная зима, казалось, что ее кожа светится белым цветом. Несколько веснушек рассыпалось на ее толстом коротком носу, словно крапинки летнего золота.
— Ну, присаживайтесь, будьте как дома, — пригласила она.
Затем сказала несколько слов младшим детям, вступившим в переходный возраст и детям постарше, после чего те ушли. По всей видимости, она попросила их снять с пони багаж и приготовить обед. Но несмотря на полученные им за время этого путешествия знания языка, — а Братья Ножа в многоязычном Арваннете быстро изучали языки, иначе бы они просто пропали, — ему не удалось уловить, что же именно она сказала. То же самое происходило и впоследствии, когда члены семьи обменивались между собой замечаниями. В лучшем случае ему удавалось улавливать отдельные слова. Он слышал о том, что каждый род придерживается и развивает собственные традиции, отсюда и множество диалектов. Но действительность обескуражила его.
Помнится, когда они встретились в городе на юге, он принял ее за дикарку: милую компаньонку (несмотря на то, что она отказалась отдаться ему, хотя женщины ее рода имели репутацию похотливых созданий), но все равно наивную дочь примитивных охотников. Арваннет, древняя столица всего известного мира, представлял из себя лабиринт, в котором скрывались тайны и всякого рода тонкости. А этот безлюдный север просто не имел права на это!
Привыкший к стульям, Касиру кое-как примостился на самом краю выступа, опустив ноги на пол. Донья улыбнулась и положила сзади него подушки, чтобы он мог откинуться на них. Потом расположилась справа от него. А слева место занял Йвен, ее первый муж, ставший ее господином два года назад. У него были бледно-голубые глаза, коротко остриженные волосы и рыжая бородка, тронутая сединой. Туника из привозного льна не скрывала большой шрам на его бедре, оставшийся после охоты на быка.
Члены семьи, свободные от домашних дел, расположились на ковре. В их открытых взглядах читался интерес, но они держались отчужденно и замкнуто, как и описывали все посетители из цивилизованных мест… Нет, здесь не было Жано и его девушки-жены — они вышли, обняв друг друга… Шестилетняя дочурка Доньи Лукева принесла на подносе стеклянные бокалы горячего меда… Касиру с благодарностью взял в руку один и ощутил тепло, вдохнул густой летний аромат, и боль от ушибов и ссадин поутихла.
— Может, отдохнешь ночь, и уже потом мы поговорим о целях твоего приезда? — спросил Йвен на удивительно неплохом рахидианском.
«Наверное, он каждый год раз или два ездит по торговым делам в долину Хадрахад, — подумал Касиру, — а может, он изучил язык ради военных целей?» Он вспомнил, как Донья рассказывала, как члены ее рода объединились по призыву о помощи, когда десять лет назад на их земли вторглись захватчики из Империи.
— Мы скоро пообедаем, и сразу же после этого ты можешь отправляться спать.
— Да, наверное, лучше всего оставим все дела до завтра, — согласился Касиру. Потом одним глотком опрокинул в себя содержимое бокала. — Ну, а вы как поживаете? Какие новости?
— У нас ничего нового, — ответила Донья. В ее сбивчивой речи проскальзывали иногда и рахидианские словечки, и она часто останавливалась, чтобы перевести сказанное для остальных. — Все идет своим чередом. Вот Вальденавия, ты ее не знаешь, раньше ты в моей семье ее не видел. Так же, как и Кириана. Мы с ним поженились во время последнего зимнего противостояния. Прошло два года, как мой третий муж утонул во время рыбалки: ялик перевернулся и ударил его по голове.
— Мои соболезнования, — пробормотал Касиру.
— Нам его не хватает, — сказал Йвен.
— Да. — Донья вздохнула, потом протянула руку, чтобы провести ею по волосам Кириана, и улыбнулась Йвену. — Люди теряют, люди находят… в конце концов, мы возвращаем земле то, что она нам одолжила когда-то. А как твоя жизнь?
Горожанин пожал плечами.
— Как обычно, удача то благоприятствовала мне, то обходила стороной. До последней осени, когда был завоеван Арваннет.
Донья ждала, опершись на локоть. Пальцы стиснули бока, а по телу пробежал мороз. Из темноты донеслось уханье совы.
— Из того, что я знаю о твоем роде, Касиру, я бы не сказал, чтобы ты страдал от каких-нибудь случившихся по-настоящему перемен, — протянул Йвен. — Сколько хозяев имел Арваннет за столько тысячелетий? И ведь каждый считал, что город принадлежит только ему, а со временем о них и воспоминаний не оставалось, а Арваннет все еще существует.
Касиру захихикал.
— И наши Норы никто никогда не трогал, да? Такие, как я, выживают всегда, подобно крысам. И все же… когда приходят хорьки, плохие времена наступают и для крыс. Боюсь, что именно это и происходит сейчас.
Касиру резко подался вперед.
— Прошу вас, прислушайтесь ко мне! Какие новости вы слышали в Херваре, ведь до него не доходят корабли по реке Джугулар? Что войска Империи из Рахида двинулись на восток вдоль берегов пролива Дольфин, захватили Арваннет и оккупировали его. Подумайте: что это означает для вас? Ведь южанам по-прежнему нужен металл. Поэтому торговля будет продолжаться. Ваш народ будет свободно кочевать по своим землям. Но говорю тебе, Донья, — северяне изменились, они не такие, какими были раньше. Империя распалась триста лет назад. Восстановить ее пытаются бароммианцы, воины с южных гор. Вот их-то мощь и амбиции и угрожают всем нам, тебе, мне и остальным. Сам я поначалу не воспринимал это завоевание как нечто серьезное. Наоборот, наши доходы только увеличиваются во времена кризисов. Но в этом случае дело обстоит по-другому. Хорьки и в самом деле залезли в наши норы. Отчаявшись, я заказал место на первое же почтовое судно, отправлявшееся в этом году, назвавшись фальшивым именем. В гостинице Агамеха я нашел курьера из Рогавики и заплатил ему, чтобы он доставил тебе, моя госпожа, письмо, в котором я сообщал о своем приезде. Жано и Кириан гостеприимно встретили меня в Фальде. И вот я здесь.
Касиру остановился, чтобы передохнуть и глотнуть меда, и мед тут же зашумел в его утомленной голове, словно внезапно пробудились пчелы, и сейчас не зима, а лето, и они жужжат над лугами.
— Значит… ты полагаешь… бароммианские лорды из Рахида собираются теперь напасть на нас? — спросил Йвен.
— Уверен, — ответил Касиру.
Донья отбросила назад свои желтые локоны.
— В наших древнейших сказаниях нигде не упоминается о таких временах, когда южане не хотели бы завоевать нашу страну, желая увеличить свои пастбища и пахать на наших землях, — сказала она. — Но всякий раз, когда они пытались это сделать, их планы проваливались. За время моей жизни мы уже сражались с ними на Пыльных равнинах, пока не скинули их обратно за реку Хадрахад — и тогда тоже во главе их были бароммианские вожди. Если они ничему не научились, что ж, пусть ведут свои войска через долину Джугулар. Глупцов будет ждать отличный прием.
— Говорю тебе, вождь, который захватил Арваннет, не похож на прежних, — обратился Касиру к Донье. — Я понимаю, вы не можете действовать, полагаясь только на одни мои слова. Но сами присмотритесь и подумайте хорошенько, попробуйте все прочувствовать.
Глаза Доньи вспыхнули. Она последние годы провела спокойно, по сравнению с теми испытаниями, которые выпали ей до этого.
— Возможно, — тихо произнесла она. — Мы еще обговорим это позже.
Они обсуждали это весь следующий месяц. Связные приводили глав Семей со всей страны, иногда даже из родов, чьи территории располагались за Херваром. Они внимательно выслушивали, с пылом совещались, соглашались, что в этом деле интересы их и Братства совпадают.
Тем временем Касиру наслаждался щедрым гостеприимством северян. Несколько незамужних женщин искали уединения с ним, влекомые любопытством, которое вскоре угасало. Тем не менее с какой бы вежливостью ни относились к нему местные жители, он видел перед собой одни лишь маски. И никакой надежды на мобилизацию жителей Рогавики. Для них просто не существовало проблемы, ради которой он сюда приехал, и его попытки объяснить ее ни к чему не приводили.
Когда лед растаял на Джугуларе и первый корабль из Арваннет прибыл в Фальд, Касиру отправился на нем домой. Донья пообещала подумать над его словами. Однако прошел год, прежде чем она действительно серьезно задумалась над ними.