Они обнаружили впадину в поле, и то, что лежало на запятнанной и истоптанной земле, не представляло собой приятного зрелища. Рядом с безвольно лежавшим телом опустился на колено Арскейн, а Лура, зарычав, принялась прыгать на птиц–трупоедов, возражавших против вмешательства в их пиршество громкими пронзительными криками.

— Он мертв… проткнут копьем!

— Давно? — спросил Форс.

— Возможно, сегодня утром. Тебе знакома такая работа? — Арскейну пришлось заняться неприятной работой: он выдернул и поднял сломанное древко, кончавшееся окровавленным листообразным острием.

— Это работа степняков. И это часть одной из их пик, не копье. Но кто…

Арскейн провел пучком травы по обезображенному лицу убитого.

— Норатон! — Он словно прикусил язык. Это был тот, второй, разведчик, не ответивший на призыв.

Арскейн торопливо вытер руки о траву, словно ему хотелось поскорее забыть о том, к чему они прикасались. Его лицо стало твердым, как камень.

— Когда племя отправляет вперед разведчиков, те клянутся, что будут соблюдать определенные вещи. Никто не Должен видеть нашего вытащенного из ножен меча, если только на нас не нападут первыми. Мы придем в мире, если это возможно. Норатон был мудрым человеком, имевшим спокойный и уравновешенный характер. Эта схватка спровоцирована не им…

— Ваш народ движется на север, чтобы где–то обосноваться, — медленно начал размышлять Форс вслух. — Степняки — люди гордые, с горячим характером. Они могут увидеть в вашем исходе угрозу своему образу жизни… они ведь так ограничены своими обычаями и древними традициями…

— Поэтому они возьмутся за меч, чтобы разрешить разногласия? Ну, если они этого хотят — так тому и быть! — Арскейн выпрямился.

Форс вынул меч и разрезал им торф. Они вместе принялись молча выкапывать могилу, пока она не была готова. А затем над местом, где покоился уснувший навеки разведчик, они насыпали холмик, чтобы защитить его от птиц. На его вершине Арскейн глубоко вонзил длинный нож Норатона, и тень его крестообразной рукоятки легла на разрытую землю.

Потом они продолжили свой путь по миру, полному опасностей. Смерть сразила Норатона, и та же смерть теперь бродит где–то между ними и племенем. Они придерживались укрытий, жертвуя скоростью ради большей осторожности. Арскейн достал свое оружие из камней и ремней и был готов в любой момент пустить его в ход.

Конец их путешествию настал, когда они обогнули какие–то развалины и увидели перед собой широкую полосу открытого поля. Чтобы воспользоваться укрытием, имевшимся лишь у дальнего края поля, нужно было сделать широкий крюк. Арскейн решил смело идти напрямик. Поскольку он спешил, Форс согласился с этим решением, но его радовало, что Лура разведывала путь впереди них.

Здесь росла трава и дикая пшеница, высотой по грудь, и бежать было невозможно — при подобной попытке его ноги заплелись бы о стебли, и он тут же бы упал. Как раз когда Арскейн растянулся на земле во весь рост, угодив ногой в невидимую кроличью нору, Форс вспомнил о змеях. Южанин тут же привстал, шевеля беззвучно губами и растирая лодыжку.

У Форса перехватило дыхание. Из тени руин к ним бешеным галопом мчалась группа всадников, выставив перед собой сверкающую стену из острия пик.

Горец бросился на Арскейна, и они откатились как раз вовремя, чтобы не быть проткнутыми этими пиками с железными наконечниками, а копыта просвистели буквально в волоске от их голов, и Форс едва мог поверить, что они остались целыми и невредимыми. Арскейн вырвался из объятий Форса, когда тот поднялся с мечом в руке. «Самое подходящее оружие против всадников», — мрачно додумал он.

Арскейн принялся вращать над головой свое оружие из камней, поворачиваясь к врагам, которые настолько стремительно атаковали, что ускакали слишком далеко, чтобы быстро развернуть своих коней. Но они играли в похожие игры раньше и стали расходиться веером, образовывая круг, чтобы окружить со всех сторон свои жертвы.

При этом они смеялись над ними. Это придало Форсу решимости. Пусть у него даже короткий меч, но он сразит одного из них во время своей последней схватки. Всадники все скакали вокруг них, заставляя свои жертвы поворачиваться к ним лицом с головокружительной скоростью.

Но Лура испортила весь этот хорошо отработанный маневр. Она встала на задние лапы из травы и полоснула передней лапой с вытянутыми когтями по гладкому боку одного коня. С ужасным пронзительным криком боли и испуга животное встало на дыбы, отказываясь подчиниться седоку. Лошадь взяла верх в этом поединке и умчалась прочь, унося на себе всадника.

Только теперь остальные были предупреждены, и когда Лура снова прыгнула, то не только промахнулась, но и пострадала от удара метко нацеленной пики. Однако ее нападение дало Арскейну шанс, которого он ждал. Его оружие из камней запело в воздухе и с необычайной точностью обвилось вокруг горла одного из всадников с пикой. Его безвольное тело с глухим стуком упало в высокую траву.

Двое… из восьми! И они не могли бежать… даже если вырвутся из круга — тогда их ждала бы такая же, как Норатона, смерть — от стали, пронзившей грудь и вышедшей из спины. Оставшиеся шестеро перестали смеяться. Форс догадывался, что они теперь собираются предпринять: поскачут на врага с полной уверенностью, что теперь ему не спастись.

Арскейн же играл своим длинным ножом, пытаясь Удержать его лезвием вниз на ладони. Всадники выстроились в линию, колено к колену. Форс отбросил руку влево, а южанин хищно оскалился. Он показал пальцем вправо. Они стояли и ждали. Атака началась, и они позволили себе следить за нею целую секунду, прежде чем начать самим действовать.

Форс бросился влево и упал на одно колено. Он подсек ноги подскакавшего к нему коня, подсек яростно, вложив в удар всю свою силу. Поднявшись в следующий миг, он вцепился в краги наносящего ему удар всадника. Он отразил удар врага своим мечом, и, хотя его пальцы онемели ему все же удалось не выпустить клинок.

Всадник как из катапульты влетел в его объятия, и Форс вцепился ему в щеки как раз пониже глаз. Этому приему рукопашного боя он научился у отца. Форс оказался сверху противника и оставался там несколько решающих победных мгновений, пока краем глаза не заметил налетавшую слева тень. Он уклонился от нее, но недостаточно быстро, и удар отбросил его от тела противника. От боли он несколько раз моргнул, уставившись в небо, а затем приподнялся на локтях, когда петля из кожаной веревки обвилась вокруг его плеч, туго притянув его руки к телу.

Вот так он и сидел на земле, связанный и оглушенный. Когда он слишком резко шевельнул звенящей головой, все перед глазами закружилось в безумном танце…

— …в этот раз без ошибок, Вокар. Мы захватили двоих из этих свиней… Верховный Вождь будет доволен…

Эти слова раздались прямо над Форсом. Он не привык к этой манере речи степняков — говорить медленно и невнятно, проглатывая отдельные слоги. Он осторожно поднял голову и огляделся.

— …искалечили Белую Птицу! Да разорвут его в клочья ночные демоны и устроят над ним бурный пир!

От брыкавшейся на земле лошади прямо к Форсу размашистым шагом направился какой–то человек и принялся хлестать его по лицу. Форс посмотрел на него и сплюнул кровь с разбитых губ. У этого парня было лицо, легко запоминающееся, — кривой шрам проходил через весь подбородок. И, если в конце концов судьба окажется к Форсу благосклонной, то в будущем он рассчитается с ним за все эти удары.

— Освободи мои руки, — сказал Форс, обрадовавшись, что его голос звучал твердо и ровно. — Освободи мои руки, великий герой, и твои кости будут глодать те, кто пострашнее ночных демонов!

Степняк ответил на это еще одним ударом, а второго нанести ему не позволили: рука его была перехвачена.

— Займись своей лошадью, Сати. Этот человек защищался так, как только мог. Мы ведь не Зверолюди из руин, чтобы развлекаться, мучая пленников.

Форс заставил себя немного приподнять ноющую от боли голову и взглянул на говорящего. Этот степняк оказался высоким — наверное почти такого же роста, как Арскейн, — но он был более худощавым, и волосы, связанные сзади в узел, были темно–каштановыми — это был не зеленый юнец, вышедший на первую военную тропу, а опытный воин. Четко очерченные губы сложились в добрую усмешку.

— Вокар, второй тоже уже приходит в себя. При этих словах вождь отвел глаза от Форса.

— Приведи его сюда. Нам еще долго скакать по тропам, до самого заката.

Умелый удар ножа прекратил мучения дергающейся лошади.

Но выполнив эту задачу, Сати бросил на пленников взгляд, который был мрачнее самой темной тучи.

Лура! Форс попытался оглядеться, не выдав при этом своего интереса или озабоченности. Большая кошка исчезла, и, поскольку его пленители не упомянули о ней, то она, конечно, не была убита. Да степняки наверняка бы уже занялись отделкой ее шкуры, чтобы забрать в качестве трофея. Сейчас, когда Лура оставалась на свободе, готовая действовать, у них появлялся шанс сбежать. Когда его правую руку крепко привязали к поясу, а левую петлей прицепили к седлу одного из всадников, Форс хватался за эту надежду. Хорошо хоть не к Сати. Тот вскочил на лошадь всадника, которого Арскейн убил своей пращей.

И южанин нанес им еще потери: к нервничающим лошадям привязали два тела. После короткого совещания двое степняков пошли вперед, ведя за собой нагруженных лошадей. Охранник Форса был третьим в колонне, и Вокар с Арскейном, шедшим сбоку от вождя, находились в самом конце.

Форс оглянулся, но тут рывок за запястье заставил его отвести взгляд, однако он успел заметить кровь на лице южанина, и хотя шел он с трудом, но, похоже, серьезных ран Арскейн не получил. Где же Лура? Он попытался отправить вперед призывную мысль, но потом внезапно перестал думать.

В давние времена степняки и горцы общались между собой. Этим людям вполне могло быть известно о больших кошках и их связи с людьми. Лучше всего надолго оставить Луру в покое. Он вовсе не горел желанием наблюдать за тем как Луру пригвоздит к земле одна из этих убийственных пик.

Колонна двигалась на запад. Форс отметил это механически, вынужденный бежать вприпрыжку, когда лошадь, к которой он был привязан, перешла в легкий галоп. Испепеляющие лучи солнца светили им прямо в лицо. Он присмотрелся к знакам собственности, нарисованным на гладкой шкуре лошади рядом с ним. Этот знак не походил ни на один, известный его народу. Да и речь этих людей была пересыпана множеством незнакомых слов. Еще одно кочующее племя, преодолевшее, возможно, огромные расстояния. Быть может, как и народ Арскейна, какая–нибудь природная катастрофа вынудила их покинуть родную землю и отправиться искать новую территорию… а может, они не могли оставаться долго на одном месте из–за присущей их племени врожденной непоседливости.

И если они не из этой местности, то понятно их враждебное отношение ко всем чужакам. Обычно только Зверолюди нападают без официального объявления войны, без всяких переговоров. Если бы только у него была Звезда — тогда бы, представ перед Верховным Вождем, он был бы вправе начать переговоры. Звездных Людей знали. — Знали в далеких краях, куда они даже никогда сами не доходили — и никто никогда не поднимал меч против них. Форс почувствовал старую досаду. Он не был Звездным Человеком — он был никто — беглец и скиталец, который не мог даже потребовать у племени защиты!

Поднятая копытами пыль покрыла его лицо и тело. Лошади спустились вниз по берегу и перешли через широкий ручей. На противоположной стороне они свернули на хорошо утоптанную тропу. Из–за кустов появился второй отряд всадников. От града вопросов, обрушившихся на прибывших, зазвенело в голове горца.

Форс оказался в центре внимания, когда всадники стали с любопытством разглядывать его. Они обсуждали его с прямотой, которую он пытался не замечать, твердо цепляясь за остатки своего хладнокровия.

Он вовсе не был похож на второго пленника — такова была суть этих комментариев. По всей видимости, они уже знали о народе Арскейна и недолюбливали его. Но Форс с его странными серебристыми волосами и более светлой кожей заинтриговал их.

Наконец объединившись, обе группы всадников поскакали вперед. Форс был благодарен им за эту небольшую остановку, когда он смог немного перевести дух. Через полмили они достигли своего лагеря. Форс был поражен далеко простиравшимися рядами шатров. Это был вовсе не обычный семейный кочующий клан, но целое племя или нация. Когда его вели по широкой дороге, протянувшейся через все поселение, он стал считать количество флагов, висевших над шатрами вождей кланов. Он насчитал десять и увидел множество других, развевавшихся дальше основной дороги.

При виде мертвых женщины города степняков затеяли ритуал оплакивания, с пронзительными завываниями, они не сделали ни малейшего движения в сторону пленников. Их же отвязали от седел, связали руки за спиной и втолкнули в маленькую палатку, находившуюся в тени огромного шатра Верховного Вождя.

Форс повернулся набок лицом к Арскейну. Даже в этом тусклом свете он видел, что распухший правый глаз южанина почти ничего не видит, и что небольшой порез на шее был затянут коркой из запекшейся крови и пыли.

— Ты знаешь это племя? — спросил Арскейн после двух попыток облечь в слова стоны, вырывавшиеся изо рта с забитым пылью языком.

— Нет. И эти клановые флаги, и знаки на лошадях незнакомы мне. И отдельные слова из их речи я никогда раньше не слышал. Мне кажется, они пришли откуда–то издалека. Племена, известные Звездным Людям, никогда не нападают без предупреждения — если не считать случаев, когда они отправляются на схватку со Зверолюдьми: мечи всех людей всегда обнажаются против них! Этот же народ в походе — я насчитал знамена десятка кланов, но, наверное, я видел только малую часть их.

— Хотел бы я знать, какая им польза от нас, — бесстрастно Произнес Арскейн. — Если бы они не видели выгоды в нашем пленении, то теперь нас одарили бы своим вниманием птицы–падалыцики. Но зачем мы им нужны?

Форс стал припоминать все, что он когда–либо слышал °б обычаях степняков. Они очень высоко ценили свободу, Сказывались осесть на любой земле, чтобы она не привязала их к себе. Они никогда не лгали, и это было частью их кодекса. Впрочем, они также считали себя выше всех других племен; и они были надменны и горделивы. Они с подозрением относились ко всему новому и слишком привязаны к обычаям — несмотря на всю свою болтовню о свободе. Среди них было принято, что если человек что–либо пообещал, то он, что бы ни случилось, должен был выполнить свое обещание, раз данное слово нельзя было нарушить. И любой, совершивший преступление против племени, торжественно объявлялся на Совете мертвым. Впоследствии никто не должен был замечать его, и он не мог попросить ни еду, ни жилье: для племени он переставал существовать.

Звездные Люди жили в шатрах. Отец Форса взял в жены дочь одного из вождей. Но это происходило только потому, что Звездные Люди обладали чем–то, что, по мнению племени, стоило иметь — обширными землями, что простирались вокруг.

Его мысли внезапно прервали раздавшиеся дикие звуки, звуки, становившиеся громче, — песня воинов, выступивших в поход, которую орали во всю глотку:

«С мечом и пламенем пред нами

С пиками кланов за спинами

Мы скачем равнинами, лесами

Туда, где война проходит волнами!

Пируйте, Птицы Смерти, жрите!

Проявляйте свое неистовство…»

Флейта внесла свой рефрен в эту песню, в то время как маленький барабан отбивал неистовое «пируйте, жрите», и этот сумасшедший ритм заставлял кровь быстрее мчаться по венам слушателей. Форс ощутил его мощь, подобную силе ударявшего в голову вина. Его народ был молчаливым. Горы, наверное, вытянули из них все желание к музыке, песни были оставлены лишь женщинам, которые иногда что–то монотонно бубнили себе под нос во время работы. Он знал лишь гимн совета, который тоже был полон мрачной мощи. Жители Эйри никогда не ходили в бой с песней.

— Это песня воинов! — эхом его собственных мыслей отдался шепот Арскейна. — Неужели они подобным образом приветствуют своего верховного вождя?

Но если и был вождь, которого так приветствовали, то он не проявлял пока никакого интереса к пленникам. Медленно тянулись ужасные часы ожидания. Когда стемнело, через равные интервалы вдоль главной дороги зажглись костры. Вскоре за пленниками пришло двое. Они освободили их от веревок и стояли настороже, пока те растирали онемевшие руки. Перед ними поставили чаши с тушеным мясом. Еда была отлично приготовлена, а пленники проголодались. Но слизнув последнюю каплю супа, форс попытался воспроизвести речь степняков, которой научился у своего отца.

— Хо! Хорошей вам скачки, рожденные в степи! Теперь, оседлавший ветер, по обычаю, по которому гостям дают воду, еду и место у очага, мы должны поговорить с Верховным Вождем этого племени…

Зрачки глаз охранника расширились. Было ясно, что меньше всего он ожидал услышать формальное церемониальное приветствие от этого грязного и одетого в лохмотья пленника. Придя в себя, он рассмеялся, и к нему присоединился его спутник.

— Очень скоро тебя, лесная падаль, приведут к Верховному Вождю, — язвительно произнес он. — И тогда эта встреча тебя вовсе не обрадует!

Руки пленников снова связали, и их оставили в покое. Форс прождал некоторое время, пока не решил, что их охранник слишком увлекся болтовней с двумя другими степняками. Он придвинулся поближе к Арскейну.

— Накормив нас, они совершили ошибку. У всех степняков есть законы гостеприимства. Если чужак поел мяса, приготовленное на их огне, то тогда они не могут нанести ему вреда день, ночь и еще один день. Они дали нам суп с тушеным мясом. Ничего не говори, когда они поведут нас к вождю, и я потребую защиты по их же собственным законам…

В ответ раздался едва слышный шепот Арскейна:

— Они, наверное, считают, что мы незнакомы с их обычаями, раз…

— А может, кто–то в этом лагере дает нам шанс, желая Проверить, настолько ли мы сообразительны, чтобы ухватиться за него. Если этот охранник сообщит о моих словах, тогда, возможно, этот неизвестный поймет, что мы готовы. Степняки часто посещают то одно племя, то другое. Возможно, что один или даже несколько из них знают об Эйри и поэтому предоставляют нам шанс спастись.

Возможно, все так и случилось из–за того, что охранник рассказал о приветствии Форса другим. Как бы то ни было но вскоре эти люди вернулись в шатер. Пленников подняли и погнали меж рядов вооруженных воинов в высокий шатер со стенами из шкур в центральное место города степняков. Сотни оленей и коров погибли, чтобы обеспечить шкурами это помещение Совета. И в нем, прижавшись друг к другу так плотно, что нельзя было просунуть и меча, сидели вожди, воины и мудрецы всего племени.

Форса и Арскейна толкнули по открытому проходу, тянувшемуся от двери шатра к его центру. Там горел церемониальный костер, от которого поднимался ароматный дым, когда в него подбрасывали сушеные растения и кедровые поленья.

Возле костра стояли трое. Один человек, в длинном белом плаще, накинутом поверх боевого одеяния, был знахарем, лечившим все племя. Его спутник, одетый в черное, был Хранителем Анналов — помнящим законы и обычаи прошлого. Между ними стоял Верховный Вождь.

Когда пленники приблизились, Вокар поднялся и отдал честь Вождю, приложив обе ладони ко лбу.

— Капитан Воинов, Вождь Племени Ветра, Кормилец Птиц Смерти, эти двое — те, кого мы взяли в честной схватке, отправившись, выполняя твой приказ, на разведку на восток. Теперь мы, воины клана Бешеного Быка, отдаем их в твои руки, дабы ты поступил с ними так, как того пожелаешь. Я, Вокар, сказал.

Верховный Вождь ответил ему коротким кивком. Он окинул пленников оценивающим взглядом проницательных глаз, ничего не упускавших. Форс смело посмотрел на него в ответ.

Он увидел перед собой человека среднего возраста, стройного и жилистого, с прядью седых волос, тянувшихся через его гриву, словно гребень из перьев. Старые шрамы, оставшиеся после многочисленных ран, полученных в схватках, виднелись под церемониальным воротником, ниспадавшим до половины груди. Вне всяких сомнений, он был прославленным воином.

Но чтобы стать Верховным Вождем племени он должен был быть не просто обычным воином. У него должен был быть также острый ум и способность править племенем. Только сильной и столь же мудрой рукой можно было равлять беспокойным городом степняков.

— Ты, — Вождь обратился сначала к Арскейну, — из тех темнокожих, которые сейчас затевают войну на юге?.. Один открытый глаз Арскейна не мигая уставился на Вождя.

— Мои народ выходит на поле битвы лишь тогда, когда война вынуждает его к этому. Вчера я обнаружил одного своего мертвого соплеменника, ставшего пищей для стервятников, пронзенного пикой степняков…

Но Вождь не ответил ничего на это. Он уже повернулся к Форсу.

— И ты… какое племя породило такого, как ты?