Глава 8
Дни бежали своим чередом, жизнь продолжалась. Каждое утро, исключая субботу и воскресенье, Пендрейк забирался в свою машину и уезжал на работу. А вечером он возвращался в огромный дом, расположенный за железной оградой, и съедал ужин, который ему подавали вышколенные слуги, потом следовал приятный период расслабления, когда он читал книги, после чего отправлялся спать в постель, где его уже ждала прекрасная и любящая его женщина.
События, так взволновавшие его, начали казаться ему несколько нереальными. Но он не мог забыть их и считал себя человеком, время для действий которого еще не наступило.
Утром семнадцатого дня прибыло письмо со свидетельством о рождении. Пендрейк прочитал его с удовлетворением и, признался он себе честно, облегчением.
Там черным по белому было написано: Джеймс Сомерс Пендрейк. Родился 1 июня 1940 года, г. Кресцентвилль, округ Гус Лейк. Отец: Джон Лейдлоу Пендрейк. Мать: Грейс Розмари Сомерс…
Он был рожден от настоящих родителей. Память не подвела его. Мир не полностью перевернулся с ног на голову. В его воспоминаниях зиял огромный провал, но все же не бездна. Раньше он думал о себе, как человеке, балансирующем на одной ноге на краю пропасти необъятной глубины. Теперь же бездна превратилась в узкую, хотя и глубокую яму. Да, эту яму еще предстоит засыпать, но даже если этого не случится, он сможет перепрыгнуть ее и идти дальше, не испытывая кошмарного ощущения падения в кромешной тьме с края скалы.
Пендрейк сидел в кресле, когда внезапная слабость охватила его. Он покачнулся, потом выпрямился, после чего тяжело откинулся на спинку кресла. Мелькнула удивительная мысль: «Эй, да я только что едва не потерял сознание!»
Голова перестала кружиться. Осторожно Пендрейк поднялся и налил воду в стакан. Снова усевшись в кресло, он поднес стакан к губам и обнаружил, что его рука дрожит. Это испугало его. И он понял, что на самом деле позволил себе поддаться влиянию ситуации. Слава Богу, худшее из того, что касалось его лично, было уже позади, конечно, не все, если говорить откровенно. Но по крайней мере он положил этому начало. Как только он получит свой послужной список, то сможет твердо определиться вплоть до двадцатичетырехлетнего возраста. Если поразмыслить, это — вполне хорошая зацепка. И, поскольку его сознательная жизнь возобновилась в тридцать три года, то неопределенным остаются только девять лет.
Его уверенность иссякла. Девять лет! Немалый промежуток времени. По правде говоря, чертовски большой.
Его послужной список прибыл во второй половине девятнадцатого дня. Это была стандартная форма с впечатанными ответами.
Там были указаны его имя, возраст… подразделение ВВС…
Имя его ближайшего родственника: Элеонора Пендрейк, жена.
Серьезные ранения или контузии: Ампутация правой руки ниже локтевого сустава. Необходимость операции было вызвана увечьем, полученным при катастрофе истребителя.
Пендрейк уставился на бланк. «Но ведь у меня еще есть правая рука!» — подумал он со спокойствием совы.
От спокойствия не осталось и следа, когда он уставился в неменяющиеся отпечатанные на машинке буквы. Наконец он подумал: «Вот это ошибка! Какой-то идиот в архиве напечатал неправильную информацию». И даже после того, как одна часть его мозга выдвинула этот аргумент, другая часть восприняла все как есть, поверила и считала, что никакой ошибки не было, что все в порядке с этим послужным списком. Ошибка допущена не где-то там, в правительственном учреждении. Она таится здесь, в нем самом. Больше не было смысла обманывать себя. Очевидно, он был не тот Джим Пендрейк, который существовал в записях на этом бланке.
Поэтому пришло время выступить против тех, кто знал, кто он был на самом деле. Какова бы ни была цель заставить его верить в то, что он Джим Пендрейк, теперь он выведет их на чистую воду.
В четыре часа он миновал открытые ворота в двадцать четыре фута высотой и поехал по дорожке, которая петляла среди деревьев. Он остановил машину у огромного гаража. Из него вышел шофер Анреллы, одновременно и главный механик поместья.
— Что-то рано вы сегодня вернулись, мистер Пендрейк, — заметил Грегор.
— Да! — резко произнес тот решительным голосом.
Когда он шел по саду к стеклянным дверям, мимо него по земле пронеслась какая-то тень. Он посмотрел вверх и увидел, что это самолет, опускающийся на его личную взлетно-посадочную полосу. За ним, почти сразу же, проследовали еще четыре самолета, и все они исчезли за деревьями.
Пендрейк нахмурился, недовольный этим вторжением, когда к окну подошла Анрелла.
— Что там происходит, дорогой? — спросила она.
Он ответил, и она с испугом повторила:
— Самолеты! — Потом добавила: — Джим… немедленно садись в свою машину и сразу же уезжай!
Пендрейк уставился на жену.
— Тебе тоже лучше поехать.
Она побежала. Было непривычно видеть ее бегущей. Забравшись внутрь автомобиля, она, запыхавшись, поторопила его:
— Джим, если тебе дорога свобода, поторопись!
Когда его машина рванула в сторону ворот, которые вели к Альсине, Пендрейк увидел, как в ворота въехали два джипа, загораживая дорогу. Он затормозил и остановился, чтобы развернуться. Один из джипов, взревев мотором, подлетел к ним вплотную.
Сидящие в нем женщины с холодными глазами навели на Пендрейка самые зловещие на вид пистолеты в его жизни. Они жестом указали ему идти обратно к дому. Что он и сделал, не говоря ни слова, однако он уже узнал специальных женщин-агентов президента Дейлса, и это принесло ему некоторое облегчение.
Рядом с домом в саду была собраны все: Несбитт, Йерд, Шор, Каткотт, все слуги, включая Грегори, — в общей сложности около сорока человек, выстроенные в один ряд под прицелом пулеметов. Женщин было примерно сотня.
— Все верно, это он! — сообщила предводительница команды в джипах, схватившей его. — Вы были правы, предполагая, что они попытаются быстро переправить его отсюда.
Женщина, к которой она обратилась, была молодой и привлекательной, но с серьезным лицом. Она кивнула и хриплым голосом отдала приказание:
— Охранять Джима Пендрейка днем и ночью. Только его жене разрешено остаться с ним. Всех остальных переправить на самолете в тюрьму Каггат. Действуйте!
Через несколько минут Пендрейк остался один с Анреллой.
— Дорогая, — спросил он напряженным голосом, — что все это значит?
Ему казалось, что теперь-то нет смысла больше скрывать от него информацию.
Анрелла стояла у окна в огромной гостиной и смотрела сквозь стекло в сад. Повернувшись, она прошла к нему и обвила его руками. Потом запрокинула голову назад и покачала ею. На ее лице заиграла легкая лукавая улыбка.
Ярость буквально взорвалась в мозгу Пендрейка. Он едва ли отдавал себе отчет в своих действиях, когда высвободился из ее объятий, и подобная быстрота охватившего его гнева, показывала, насколько расшатались его нервы за все эти последние недели.
— Ты должна все мне рассказать! — обрушился в ярости он на нее. — Я ничего не понимаю, потому что ничего не знаю! Неужели ты, Анрелла, не видишь, что…
Он замолчал. На ее лице снова появилось то же лукавое выражение. Его гнев частично утих, но он по-прежнему оставался напряженным и, когда заговорил снова, чувствовал себя несколько оскорбленным:
— Полагаю, что тебе известно, что лишь Джефферсон Дейлс мог отправить этих женщин-убийц сюда. Если тебе известно еще и причина их появления, то открой ее мне, чтобы я мог попытаться найти выход из этого положения.
— Не нужно искать никаких выходов, — сказала она. — Мы можем находиться с таким же успехом в заключении здесь, как и в любом другом месте.
Пендрейк уставился на нее.
— Ты что, спятила? — спросил он. Внезапно он вышел из себя и крикнул: — Я подслушал, что вы говорили в тот вечер на своей встрече.
Выражение ее лица изменилось. Улыбка ее погасла.
— Какой встрече? — резко спросила она.
Когда он ответил ей, ее лицо стало озабоченным.
— Что ты услышал?
— Вы говорили что-то об изменениях, которые должны наступить. Что это значит? Изменения чего?
Выражение на ее лице снова изменилось. Озабоченность исчезла.
— Полагаю, что ты услышал не слишком много. Изменения в тебе. Больше я ничего тебе не скажу.
Он махнул ей рукой, словно падая в темноту.
— Ты же сказала мне это. Почему бы не рассказать мне больше?
Она снова стала веселой.
— Я ничего не рассказала тебе, — произнесла Анрелла.
Она подошла к мужу и снова обвила руки вокруг него и посмотрела прямо в его глаза внимательными, мудрыми, нежными и улыбающимися глазами. Потом продолжила: — Джим, изменения происходят быстрее, когда ты в состоянии стресса, как сейчас, не так ли? — Она замолчала. — Ведь ты жил весело это время, верно, Джим? Два года в свое удовольствие.
Он был слишком разгневан, чтобы признать правоту этих слов. Он резко бросил:
— Если верить тому, что я слышал, то ты вовсе не жена мне.
— Да, мы позаботились, чтобы у тебя была спутница жизни, — согласилась она. — Ты должен признать — тебе это ничего не стоило. Если говорить откровенно, то тебе заплатили за это очень даже неплохо.
Ему, воспитанному в определенных моральных устоях, эти слова показались крайне оскорбительными.
— Я вовсе не какой-то там альфонс! — резко бросил он, повернулся и вышел из комнаты.
Он считал, что между ними все кончено.
Ночью, когда они легли спать, Анрелла сказала:
— Возможно, мы пробудем здесь несколько месяцев. Неужели ты собираешься сердиться на меня все это время?
Пендрейк обернулся и посмотрел на нее, лежавшую на соседней кровати, такой же, как у него. Он резко переспросил:
— Несколько месяцев? — Он ощущал разочарование. Конечно, ведь должен наступить момент, когда заключение закончится — и она знала, по какой причине это произойдет. Он с трудом заставил себя успокоиться. — Ты ничего не хочешь мне сообщить? — спросил он.
— Нет.
— Но ты ведь хочешь играть хозяйку дома все это время?
— Как всегда.
Он покачал головой, но он не сумел заставить себя выйти из себя, и поэтому этот жест не показывал полного отказа от нее.
— Я подумаю над этим, — сказал он, растягивая слова, — но, наверное, ты знаешь, что мужчина не способен просто сидеть сложа руки в подобного рода ситуации. По крайней мере это касается меня.
— Делай, что считаешь нужным, — последовал ответ, — но только не дуйся.
Он с грустью посмотрел на нее.
— Если я поддамся этой мысли, — продолжил Пендрейк, — то просто стану еще одним поедателем лотоса. Я с легкостью смогу проспать дни и недели, утонув в сексуальной идиллии.
— Это не самое худшее из того, что есть на свете, — она тихо рассмеялась. — Не так ли?
— Так говорит лотос, — заметил он. — А как насчет моей настоящей жены?
Ее щеки слегка порозовели. Когда она заговорила, в ее голосе прозвучали едва различимые оборонительные нотки.
— Я не решалась вступить с тобой в эти отношения, пока мы не установили, что вы последние несколько лет не жили вместе. — Потом она добавила: — Мне кажется, твоя жена решилась на возобновление брака, но пока что этого не случилось.
Пендрейк, который задал этот вопрос без особого энтузиазма (та — другая жизнь — казалась ему такой далекой) снова посмотрел на Анреллу. К ней вернулось ее беззаботное веселое настроение — она снова улыбалась.
Лето протекало, как в какой-то спячке. А он становился все беспокойнее, что, впрочем, не было для него удивительным. Но только с первыми признаками осени Пендрейк наконец-то принял решение, что пришла пора просыпаться.