Пройдя под аркой бара, Пендрейк оказался на Пятидесятой улице… И остановился как вкопанный.

Напротив него находились две аэрогельные башни, именно там, где, как сказала Элеонора, они и должны были быть. У него даже возникло убеждение, что он это место знает, словно какое-то воспоминание шевельнулось в нем. Но он отбросил его как фантазию. Он решил, что ему известно о себе лишь то, что ему было сообщено, и ничего больше.

Тем не менее через несколько секунд он понял, что что-то тут не так. Потом он увидел, чего именно недостает — огромной вывески «Поселенческий проект Сайруса Лэмбтона», которая, по словам Элеоноры, висела между башнями.

Нахмурив брови, Пендрейк перешел улицу и заглянул в окно. Но плакат поменьше, ранее украшавший интерьер приемной, где были даны немногочисленные, но подробные инструкции возможным эмигрантам, тоже исчез.

За оконным стеклом в глубине комнаты за столом сидела женщина спиной к окну, и Пендрейк, сам не зная почему, предположил, что это Мона Грейсон, дочь изобретателя двигателя.

Пендрейк толкнул дверь и вошел. Он появился здесь сегодня, чтобы поговорить с доктором Грейсоном, и, возможно, ему это удастся.

— Фам што-нибуть нушно?

Отчетливый немецкий акцент ударил как пощечина. Пендрейк остановился, потом медленно подошел к столу, где остановился и пристально посмотрел на женщину.

У нее было полное лицо, темные волосы и глаза, и через секунду сама огромность ее фигуры, простота ее гортанного исковерканного английского успокаивающе подействовали на его натянутые нервы.

Он заставил себя выкинуть из головы критические мысли. В конце концов, многим ученым и их семьям приходится бежать из родной страны. Он спросил:

— Доктор Грейсон принимает?

— Как мне фаш нашвать?

Пендрейка передернуло.

— Пендрейк, — выдавил он из себя. — Джим Пендрейк.

— Откуда фы?

Пендрейк сделал нетерпеливый жест в сторону закрытой двери, которая вела во вторую башню.

— Он там?

— Я сообщу фаше имя, если фы скашите мне сначала, откуда фы. Мистер Бердман объяснит фам все.

Пендрейк напрягся. Здесь было что-то не так; что именно, пока было неясно. И эта жалкая пародия на девушку-секретаря из информационной службы ничем тут не могла помочь. По какой-то причине Грейсон и остальные отказались использовать эти башни как центр межпланетной деятельности, и теперь в этом здании верховодила группа немцев. Он посмотрел на женщину, приняв внезапное решение.

— Не стоит никому звонить. Кажется, я ошибся. Я…

Он замолчал, закрыл глаза, потом снова открыл их.

Револьвер с перламутровой ручкой по-прежнему смотрел на него поверх стола.

— Если фы сделаете хоть одно дфишение, — сказала она, — я пристрелю фаш иж этого бешшумного пистолета.

Откуда-то появился коренастый мужчина с песочными волосами и веснушками. Он быстро обежал глазами Пендрейка, потом тихо произнес на великолепном беглом английском:

— Отличная работа, Лена. Я уже начал думать, что нам удалось собрать все нити, а тут вот появляется еще одна. Мы запихнем его в скафандр и отправим грузовиком на площадку «А». Самолет будет там через полчаса. Мы сможем допросить его позже. Наверное, у него есть жена и какие-то друзья.

Целый час длилась ужасная раздражающая поездка. Со скафандра, внутри которого находился Пендрейк, сняли цепи. Когда он встал, пошатываясь, на ноги, то увидел дом и другие здания, между которыми стоял небольшой самолет, внешне напоминавший реактивный истребитель.

Один из сопровождающих махнул ему пистолетом.

— Полезай туда.

В самолете находилось трое мужчин. Они были в точно таких же металлопластиковых скафандрах, что и Пендрейк, но никто ничего не произносил, когда Пендрейка затолкнули внутрь.

Один из них указал на сиденье, потом мужчина в кресле пилота потянул за рычаг, и машина тронулась с места — вперед… и вверх. Полное отсутствие звука, сопровождающее такой невероятной мощи взлет, подтвердило предположения Пендрейка. Элеонора описывала это явление. Итак, здесь использовался двигатель Грейсона.

Небо поразительно быстро потемнело. Солнце потеряло свои круглые очертания и превратилось в нечто ослепительно горящее во Вселенной ночи.

Позади самолета Земля начала приобретать сферические очертания, а впереди вырастала мерцающая Луна.

Рядом с обычными лампочками на телефоне зажегся матовый огонек. Бердман поднял телефонную трубку, ощущая пустоту внутри, что всегда происходило, когда звонили оттуда.

— Бердман слушает, ваше превосходительство.

Ледяной голос на противоположном конце произнес:

— Вас обрадует то, что через всего лишь три дня у нас будут все необходимые данные по Пендрейку. Вам известна важность обнаружения и допроса любого человека, который имеет хоть малейшее представление о двигателя Грейсона, как и то, что действовать мы должны, не вызывая никаких подозрений. Поэтому вам придется проследить за тем, чтобы миссис Пендрейк была похищена и переправлена на Луну. Принудите ее написать какую-нибудь записку для слуг вроде того, что она присоединяется к своему мужу и ее не будет некоторое время.

— Вы не хотите, чтобы она была убита?

— В этом нет необходимости — она же будет на Луне. Как вам известно, женщин там не хватает. Сообщите ей, что целый месяц она может выбирать себе мужа из числа постоянно работающего там персонала.

Матовый огонек погас. Коренастый Бердман встряхнулся, словно пес, попавший под проливной дождь. Он быстро прошел к шкафу, стоявшему в углу его кабинета. Когда он коснулся замка, тот открылся, и он увидел блестящие бутылки с выпивкой. Почти не глядя, он схватил одну, наполнил бокал янтарной жидкостью и одним глотком осушил его.

Его передернуло, когда спиртное огненным вихрем промчалось по его внутренностям, а затем он медленно вернулся к своему столу. «Забавно, — подумал он, — почему звук этого голоса так сильно всегда воздействует на меня?»

Но потом он принялся отдавать необходимые распоряжения.