Пендрейк проснулся внезапно. Повернув голову, он тупо уставился на обрубок руки. Все его плечо было приподнято своеобразной сетчатой перевязью, рука была обнажена и доступна взгляду. Ее грела инфракрасная лампа, культя не вызывала ни малейшего дискомфорта; боли он не ощущал.

Культя не кровоточила, и на ней имелся росток — скрюченный, розовый и мясистый комочек, казавшийся частью изуродованной руки, который по какой-то причине не отрезали. И в этот момент он понял, что росток этот имеет определенную форму.

Он смотрел и смотрел на него, не в силах оторвать взгляд, и в памяти возникла запись из армейских времен: Ампутация правой руки ниже локтевого сустава. Необходимость операции было вызвана…

Пытаясь разрешить эту загадку, он уснул.

Где-то вдалеке мужской голос говорил:

— Можете не сомневаться. Новая рука растет на месте отрезанной. Мы осуществили небольшое хирургическое вмешательство, но, как я уже сказал Пентри, поклявшись своей головой, что этот росток, являясь таким крепким в своей основе, способен вырасти и без медицинской помощи. Через несколько дней он полностью придет в себя. Шок, сами понимаете.

Голос пропал, потом раздался снова:

— Тотипотентные… тотипотентные клетки. Давно известно, что в каждой клетке человека содержится в латентном виде информация о всем теле — в далеком прошлом тело, очевидно, могло значительно проще восстанавливать поврежденные ткани.

Последовала пауза. У Пендрейка создалось впечатление, что кто-то с удовлетворением потирает руки. Второй мужской голос пробормотал что-то неразборчиво, затем первый голос громко продолжил:

— Нет ничего, что помогло бы нам опознать его. Доктор Филипсон, доставивший его сюда, никогда прежде его не видел. Конечно, многие жители Большого и Среднего Городов проживают в районе Алсины, но… Нет, мы не заявляли о нем. Сначала мы хотим проследить за ходом восстановления его руки. Да, я позвоню вам.

Второй голос что-то пробормотал, после чего послышался звук захлопнувшейся двери.

Пришел сон, принося успокаивающую пелену забытья.

Когда он проснулся в следующий раз, то не сразу мог вспомнить, кто он такой.

Осознание этого пришло, когда медсестра, заметив его пробуждение, позвала врача. Немного погодя появился и врач в сопровождении второй медсестры, в руке у него был блокнот. Врач с радостным выражением на лице присел рядом с пациентом и веселым тоном спросил:

— А теперь, сэр, скажите, как вас зовут?

Мужчина на постели в замешательстве уставился на него.

— Меня что?

Неразборчивое восклицание вырвалось из уст собеседника. Но уже спустя секунду голос его звучал ровно и спокойно:

— Как вас звали? Ну, понимаете… ваше имя?

Безымянное существо на кровати лежало совершенно неподвижно. Оно без особого труда уловило смысл предложения. Не понимая, каким образом, но оно осознало, что с ним разговаривает доктор Джеймс Тревор — так его звали. Наконец оно покачало головой.

— Попытайся! — настаивал собеседник. — Попытайся вспомнить!

Струйка пота потекла по лицу Пендрейка. Он чувствовал, что во всем его стройном и сильном теле нарастает страшное напряжение, и тут в его руке возникла резкая боль. Сквозь пелену, застилавшую ему глаза, он увидел фигуру медсестры в крахмально-белом халате и вторую, сидевшую за столом и что-то писавшую в блокнот, а еще дальше, за окном, — мрак ночи.

Он выдавил боль из мозга и, собрав в единый кулак всю его мощь, попытался пробиться сквозь мешанину нечеткостей и неясностей, которая словно облаком опутывало его память. Возникали смутные картины, бесформенные мысли и тени воспоминаний о бесконечно давних днях. Это была не память, а воспоминание о памяти. Он оказался один на маленьком островке сиюминутных впечатлений, и ужасный океан всепоглощающей пустоты подступал к нему, приближаясь с каждой минутой, каждой секундой.

Вдохнув в себя воздух, он позволил спасть напряжению внутри себя. Потом беспомощно посмотрел на врача.

— Бесполезно, — просто молвил он. — Что-то вроде железной ограды и… Что это за город? Может быть, это поможет.

— Средний Город, — ответил врач. Его карие глаза внимательно следили за Пендрейком. Но тот лишь покачал головой.

— А как насчет Большого Города? — спросил врач. — Этот город находится примерно в сорока милях от Среднего. Доктор Филипсон доставил вас в этот Город из Алсинии, потому что ему известно о местном госпитале. — Он повторил медленно: — Большой Город!

На какое-то мгновение Пендрейку показалось это название неуловимо знакомым. Но затем он покачал головой. И тут же прекратил эти приносящие усталость движения — ему в голову пришла новая мысль.

— Доктор, как может происходить такое, что я помню язык, разговариваю на нем, а все остальное кажется сокрытым в туманной дымке?

Врач уставился на него, помрачнев.

— Через несколько дней вы потеряете способность разговаривать, если только не станете непрерывно читать и говорить для того, чтобы сохранить эти рефлекторные навыки.

Пендрейк заметил, что врач полуобернулся к двум медсестрам.

— Я хочу, чтобы был подготовлен отпечатанный на машинке подробный отчет по этому пациенту с полным изложением его случая. Пусть здесь установят радио, и… — он вернулся к постели пациента с хмурой улыбкой, — вы будете слушать его все время — мыльные оперы, на самый худой конец. А надоест слушать — читайте, можете прямо вслух.

— Что будет, если я не буду этого делать? — Губы Пендрейка приобрели пепельный оттенок. — С какой стати мне это нужно?

Голос врача прозвучал зловеще.

— Потому что тогда ваш мозг станет почти таким же пустым и чистым, как мозг новорожденного. Могут быть, — он запнулся, — и другие реакции, но мы не знаем, какие именно. Мы полагаем, что обычно клетки в человеческом теле и мозгу находятся в постоянном процессе затрачивания своей энергии и ее восстановления. Ежечасно, ежедневно миллиарды клеток нашей памяти подвергаются этому восстановительному процессу; и, по всей видимости, та крошечная часть памяти, записанной электрическим путем, сохраняется в целости и сохранности. Со временем, несомненно, замена ткани ослабляет клеточную память. Но в вашем случае все иначе. У вас на данный момент есть тотипотентные клетки. Вместо восстановления клетки вашей руки заменяются новыми, здоровыми; и эти новые клетки, очевидно, ничего не знают о памяти, которую хранили старые, — память, по всей видимости, не передается по наследству генетически. Даже если бы был механизм передачи этой памяти от старых клеток новым, то все равно бы мы не смогли добиться этого. Таким образом, у вас есть клетки, потенциально способные записывать воспоминания, как ваши старые, но все, что вы можете записывать в них перед тем, как они в свою очередь будут заменены, — это впечатления, воспринимаемые вашим мозгом в течение, ну, скажем, недели или, может быть, чуть большего времени. По всей видимости, процесс тотипотентности, однажды начавшись в вашей руке, распространился на все тело. Завершенность этого процесса несколько удивительна, потому что, как показали лабораторные опыты, проведенные с плоскими червями, установлена передаваемость условных рефлексов новому наросту. Мы предполагаем, что воспоминания не исчезают бесследно. Но память о словах и простых заученных движениях, по всей видимости, стирается, и становится невозможным их использование.

— Но что же я смогу делать в будущем? — в замешательстве спросил Пендрейк.

— Мы отправили ваши отпечатки пальцев в Вашингтон, — успокаивающе произнес врач. — Когда ваша личность будет установлена, мы сможем разработать постоянную переобучающую программу, основанную на том, что было с вами раньше. Тем временем делайте то, что я вам предложил.

Пендрейк посмотрел на собеседника, и по мере того, как он его изучал, у него возникало смешанное чувство возбуждения, интереса и какой-то даже симпатии к этому человеку. «Но он больше интересуется феноменами, а не людьми», — подумал Пендрейк.

Внутри него возникло также ощущение, что положение не настолько уж плохо, как казалось доктору, и что после того, как новая рука вырастит, он опять вернется к нормальному состоянию.