XVII. Дож Венеции хорошо видел, что пилигримы находятся в стесненном положении, и вот он обратился к ним и сказал им: «Сеньоры, в Греции имеется весьма богатая и полная всякого добра земля; если бы нам подвернулся какой-нибудь подходящий случай отправиться туда и запастись в этой земле съестным и всем прочим, пока мы не восстановили бы наши силы, то это казалось бы мне неплохим выходом — в таком случае мы сумели бы отправиться за море». Тогда поднялся маркиз и сказал: «Сеньоры, на последнее рождество я был в Германии, при дворе монсеньора императора. Ну, так вот, там я видел одного молодого человека — брата жены императора Германии. А молодой человек этот — сын императора Исаака Константинопольского, у которого один из его братьев предательски отнял Константинопольскую империю. Тот, кто смог бы заполучить себе этого молодого человека, сказал маркиз, тот легко сумел бы двинуться в Константинопольскую землю и взять там съестные припасы и прочее, ибо молодой человек является ее законным наследником...».

XXX. Когда маркиз сказал крестоносцам и венецианцам, что тот, кто заполучит это дитя, о коем мы вам уже говорили, тот заимеет благоприятный случай двинуться на Константинополь и повести войну против его жителей, крестоносцы снарядили надлежащим и вполне одинаковым образом двух рыцарей и послали их в Германию сообщить этому молодому человеку, чтобы он прибыл к ним и что они помогут ему отвоевать то, на что он имеет право. Прибыв ко двору императора Германии, туда, где находился молодой человек, послы передали ему то, что им было поручено сообщить. Когда молодой человек, выслушав сообщение, с которым знатные крестоносцы направили к нему послов, узнал об этом, он весьма обрадовался и потому устроил большое торжество и выказал знаки полного расположения и дружбы по отношению к послам. Затем он сказал, что посоветуется с императором, своим деверем. Когда император его выслушал, он ответил молодому человеку, что это — прекрасный случай, представляющийся ему; он рекомендовал ему живехонько отправиться туда и, кроме того, сказал, что он [Алексей] никогда не получит ни малейшей доли своего наследства иначе, как с помощью бога и крестоносцев.

XXXI. Молодой человек хорошо понял, что император дает ему добрый совет. Он немедля снарядился как можно более великолепно, после чего уехал вместе с послами. А еще до того, как молодой человек и послы прибыли, флот [крестоносцев] отбыл на остров Корфу, потому что пасха уже миновала. Однако, когда флот двинулся туда, [крестоносцы] две галеры [все же] оставили [в Задаре] в ожидании послов и молодого человека. Крестоносцы пребывали на острове Корфу, пока не прибыли послы и молодой человек. Когда послы и молодой человек прибыли в Задар, они нашли там эти две галеры, оставленные для них. И они вышли в море, и пустились в путь, и приехали на Корфу, туда, где находился флот. Увидев, что молодой человек прибыл, все крестоносцы вышли ему навстречу, приветствовали его и устроили ему торжественный прием. Увидев, что знатные люди оказывают ему такие почести, так же, как и все находившееся там войско, молодой человек возрадовался так, как никто другой. И тогда маркиз вышел вперед, взял молодого человека и увел его с собой в свою палатку.

XXXII. В палатке маркиза собрались все знатные бароны и дож Венеции. Они судили и рядили по-всякому, и, в конце концов, спросили у него [царевича Алексея], что он сделает для них, если они посадят его на императорский трон и возложат ему на голову корону в Константинополе. Он ответил им, что сделает для них все, что они только пожелают. И они рассудили так, что он выдаст войску двести тысяч марок, и что он будет на свой счет содержать флот в течение одного года, и что он отправится с ними за море с наилучшим образом вооруженной ратью, и что до конца своих дней он будет содержать за морем десять тысяч вооруженных ратников, и что всем, кто покинет Константинополь, чтобы отправиться за море, он обеспечит пропитание сроком на один год.

XXXIII. Тогда пригласили всех, без исключения, баронов воинства, равно как и венецианцев, и когда все они собрались, дож Венеции встал и произнес такую речь: «Сеньоры, — сказал дож, — теперь нам представляется благоприятный случай двинуться на Константинополь, ежели вы это одобрите: ведь с нами — законный наследник [трона]». Ну, правда, нашлись и такие, которые не одобрили поход на Константинополь, говоря: «Ба! Что нам делать в Константинополе? Нам нужно совершить наше паломничество, и мы собираемся [ведь] идти на Вавилон или Александрию, да и флот наш должен быть с нами всего лишь один год, а уж прошло полгода». Другие, однако, им возражали: «Что делать нам в Вавилоне или Александрии, когда у нас нет ни продовольствия, ни денег, с помощью которых мы могли бы туда отправиться? Лучше, прежде чем мы пойдем туда, воспользоваться благоприятным случаем и приобрести съестное и деньги, нежели итти туда погибать от голода. Тогда мы сможем действовать победоносно, а ведь он [Алексей] предлагает нам итти вместе с нами и в течение года содержать наш флот и всех нас на свой счет». И маркиз Монферратский ратовал больше всех прочих за то, чтобы итти на Константинополь, потому что он жаждал отомстить за зло, некогда причиненное ему императором Константинополя (тем, который тогда был императором). Теперь мы прервем свой рассказ и поведаем вам о кознях, из-за которых маркиз ненавидел императора константинопольского.

Далее автор, возвращаясь к более ранним временам, повествует о внутриполитической борьбе в Византии в 1186 г. (мятеж Враны), когда маркиз Конрад Монферратский, брат Бонифация, предводителя рыцарства в IV крестовом походе, якобы оказавший Исааку II Ангелу поддержку против мятежников, сам едва не стал жертвой коварства василевса. Рассказ наполнен историческими несообразностями и домыслами.

XXXIX. Теперь мы поведали вам о кознях, вследствие которых маркиз Монферратский ненавидел императора константинопольского, и о том, почему он особенно старался и советовал больше, чем кто-либо другой, двинуться на Константинополь. Вернемся же к нашему прерванному ранее рассказу.

Когда дож Венеции заявил баронам, что теперь им представляется подходящий случай направиться в землю Константинопольскую и что он стоит за это, все бароны выразили согласие и одобрили такой план. Затем запросили епископов, будет ли грехом итти туда, и они ответили и сказали, что это не только не явится грехом, но, напротив, актом благочестия, ибо с того момента, как, с ними находится законный наследник, лишенный [своего] наследия, они вправе оказать ему помощь для отвоевания его [законного] права и отмщения его врагам. После чего молодого человека заставили поклясться на Евангелии, что он исполнит условия соглашения, заключенного ими ранее.

XI. Итак, все пилигримы и венецианцы согласились принять план отправиться к Константинополю. Они подготовили свой флот, собрались сами и вышли в море. Плыли они так хорошо, что [вскоре] прибыли к гавани, называемой Бук д’Ав и лежащей в сотне миль от Константинополя.

Эта гавань расположена на месте, где некогда стояла Великая Троя, при входе в рукав Святого Георгия. Отсюда они двинулись дальше по рукаву Святого Георгия и достигли одного лье от Константинополя. Здесь они обождали остальных, пока не собрались вместе все корабли. Когда вся флотилия, все суда съехались, они [крестоносцы] украсили свои корабли столь прекрасно, что это было самое великолепное зрелище на свете. Жители Константинополя, увидевшие эту, столь прекрасно изукрашенную флотилию, сочли ее за чудо: они взбирались на стены и на крыши домов, чтобы поглядеть на это чудо. А те, кто находились на кораблях, рассматривали величину города, который был столь длинен и столь широк, и дивились этому. После этого они поплыли дальше и вошли в гавань Халкедон, что по ту сторону рукава Святого Георгия.

Robert de Clari. Op. cit., p. 30—40.