Итак, в феврале и марте 1945 года Жуков на время забыл про Берлин. У него было много дел по овладению окруженным еще месяц назад Позеном, который был взят только 22 февраля. Также ему пришлось приложить много сил для взятия Кюстрина, который пал 29 марта. Его соседу слева, Коневу, удалось выйти на линию Нейссе только после завоевания Нижней и Верхней Силезии. Ему тоже было необходимо приблизительно два месяца, чтобы подготовиться к новому броску на Берлин. Жукову пришлось перенацелить свою главную ударную силу – 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии – на побережье Балтийского моря, сделав поворот на 90 градусов к берлинскому направлению. Чтобы помочь Рокоссовскому продвигаться на запад, Сталин действительно приказал ему уничтожить немецкие силы в Померании. В ходе блестящей по своему исполнению операции Жуков разгромил один корпус войск СС, серьезно потрепал еще один и овладел всем Балтийским побережьем от Штеттина до Кольберга, в то время как Рокоссовский брал Восточную Пруссию и Данциг.

В ходе этой операции, 7 или 8 марта 1945 года, Жуков был вызван Сталиным в Москву. Страницы его «Воспоминаний», посвященные этому эпизоду, очень любопытны. Из аэропорта маршал, по его словам, отправился прямо на дачу в Кунцево. После короткого разговора о ситуации в Померании и на Одере Сталин с трудом поднялся и сказал: «Идемте разомнемся немного, а то я что-то закис». «Во всем его облике,  – пишет Жуков,  – в движениях и разговоре чувствовалась большая физическая усталость. За четырехлетний период войны И.В. Сталин основательно переутомился. Работал он всю войну очень напряженно, систематически недосыпал, болезненно переживал неудачи, особенно 1941–1942 годов. Все это не могло не отразиться на его нервной системе и здоровье…» Затем, во время прогулки по саду, Сталин, к огромному удивлению Жукова, вдруг стал рассказывать о своем детстве. Осмелев от общего тона разговора, маршал решился задать вопрос на запретную тему: о сыне Сталина Якове, попавшем в плен еще в июле 1941 года: «Товарищ Сталин, давно хотел узнать о вашем сыне Якове. Нет ли сведений о его судьбе?» Сталин ответил не сразу и «каким-то приглушенным голосом: „Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его душегубы…“». На самом деле Яков Джугашвили погиб еще в 1943 году в концлагере Заксенхаузен, о чем пока не знали ни его отец, ни Берия, приславший Верховному несколькими днями ранее письмо по этому вопросу. Сели за стол. Вождь молчал, не притрагивался к еде, «потом, как бы продолжая свои размышления, с горечью произнес: „Какая тяжелая война. Сколько она унесла жизней наших людей. Видимо, у нас мало останется семей, у которых не погибли близкие“». Жуков написал эти строки для того, чтобы показать, что все еще пользовался полным доверием вождя, а тот под суровым внешним видом скрывал человеческие чувства. Но всего лишь через шесть недель Сталин без колебаний принесет в жертву жизни десятков тысяч солдат ради достижения чисто политической цели: взятия Берлина. Затем Верховный рассказал Жукову о Ялтинской конференции, итогами которой он был доволен, и о том, что на конференции добивался от союзников… перехода их войск в наступление: ведь они находились в 500 км от Берлина. После этого небольшого сеанса хвастовства Сталин велел Жукову ехать в Генштаб к Антонову: «Посмотрите расчеты по Берлинской операции». Вечером следующего дня, там же, в Кунцево, Антонов изложил намеченный план. Жуков присутствовал при этом. Верховный главнокомандующий одобрил план и потребовал, чтобы операция была тщательно подготовлена. Казалось, времени для этого достаточно. На следующий день Жуков вернулся завершать разгром немецких войск в Померании. Но в последних числах марта фактический развал германского фронта, противостоящего англо-американцам, ускорил события и поставил Жукова в положение, которого никто не ожидал.