Мы оставили Жукова 13 июля на Воронежском фронте, куда Сталин отправил его посмотреть, что происходит. Накануне, на равнине перед Прохоровкой, 5-я гвардейская танковая армия преждевременно начала контратаку, стоившую ей половины ее танков. Продвижение сил Манштейна, уже остановленное на других участках, на этом было лишь значительно замедлено. Через четыре дня оно окончательно прекратилось по различным причинам. 10 июля союзники высадились на Сицилии. Сопротивление им было слабым. Гитлер был убежден: скоро за этим последует высадка в континентальной Италии. Где взять войска для ее отражения, как не в России? Гитлер решил забрать у Манштейна его главную ударную силу – II танковый корпус СС, чтобы отправить его в Рим на защиту Муссолини. Это уже был «второй фронт», пускай Сталин и отказывался признать его таковым. 12-го Клюге доложил Гитлеру, что Советы пытаются зайти ему в тыл восточнее Орла (это было начало операции «Кутузов») и если фюрер хочет сохранить группу армий «Центр», то у него, объяснял Клюге, есть только один выход: прекратить операцию «Цитадель» и отвести IX армию Моделя, чтобы отразить советские атаки на востоке и на севере. Помимо этого немцы обнаружили несомненные признаки подготовки наступления на Донце, в полосе Юго-Западного и Южного фронтов. В этом районе у них не было никаких резервов для отражения советских атак. 13 июля Гитлер приказал прекратить «Цитадель». Манштейн выразил свое несогласие с таким решением и получил отсрочку, чтобы попытаться еще хоть немного углубиться в советские позиции.

13-го и 14-го Жуков и Василевский находились на КП 5-й гвардейской танковой армии. Если верить воспоминаниям жуковского шофера Бучина, маршал резко отругал ее командующего Ротмистрова за то, что тот в несколько часов угробил свою прекрасную армию. Жуков немедленно приказал отвести назад 69-ю армию, которой угрожало окружение. Отвод был осуществлен организованно и в полном порядке, впервые с 1941 года. Жуков лично ездил на своей машине по дорогам, по которым отступала армия, чтобы показать людям, что ситуация под контролем. Василевского с ним не было, что показывает разницу характеров этих двоих людей: Жукову, как выражается его шофер, необходимо было «лазить по-пластунски по передовой». На самом деле этот спокойный отход свидетельствует о том, что силы Манштейна иссякли. Но Жуков и Василевский не были в этом уверены. 14 июля, в 02:47, они направили Сталину сообщение, в котором чувствуется их беспокойство: «Противник, несмотря на огромные потери… все же не отказывается от мысли прорваться на Обоянь и далее на Курск, добиваясь этого какой угодно ценой». Вот почему Жуков не мог бросить одну из оставленных Сталиным в резерве двух танковых армий в прорыв, осуществленный Баграмяном, и тем обеспечить быстрый успех операции «Багратион». В Орле хороший план Жукова забуксовал из-за неясности стратегической ситуации на юге Курского выступа.

Чтобы отбить у немцев желание наступать на Курск, Жуков и Василевский начали отвлекающую операцию, подготовленную еще в июне. 17 июля Южный фронт атаковал немецкую VI армию. На этот раз Гитлер окончательно отказался от продолжения «Цитадели» и перебросил танки Манштейна на юг для отражения нового наступления красных. Немецкий провал под Курском имел огромное значение. Вермахт уже не мог победить Красную армию, даже летом, даже с новейшим вооружением, даже с Манштейном. Он окончательно потерял стратегическую инициативу на Восточном фронте и мог лишь отражать удары. На советской стороне эта битва произвела психологический переворот. Исчез страх перед немцем. Как сказал один офицер-танкист с Центрального фронта: «В начале войны все делалось наспех, всегда не успевали. А теперь действуем спокойно». Даже карательные органы отметили изменение психологической атмосферы. В войсках не было паники, не было массовых сдач в плен. С 1 августа по 15 октября 1942 года Особый отдел НКВД насчитал на Донском фронте 36 109 задержанных заградительными отрядами солдат, из которых 433 были расстреляны, 1089 отправлены в штрафные подразделения. Через девять месяцев, в июле 1943 года, на Центральном фронте, где было в два раза больше людей, было арестовано 517 человек, 65 расстреляны.

Победа под Курском, как это было под Сталинградом и будет после операции «Багратион» 1944 года и Берлинской операции 1945 года, вызвала после войны споры между советскими военачальниками. В письме в «Военно-исторический журнал» (ВИЖ) в сентябре 1967 года Рокоссовский возмущался статьей в номере журнала за прошлый месяц, где была представлена жуковская версия события. Как это часто бывает в грандиозных битвах, планы стали результатом коллективной работы, в которой очень трудно выделить доли участия центральных органов (Ставки, Генштаба) и штабов фронтов. Тем не менее невозможно оспаривать тот факт, что именно Жукову принадлежит главная идея: перехода к стратегической обороне. То, что Рокоссовский создал первоклассную оборонительную систему, о которую сломал зубы Модель, не ставит под сомнение никто, в том числе Жуков. Но сама ее избыточность говорит против Рокоссовского. Он обвиняет Жукова в том, что тот пробыл на КП его фронта всего лишь двадцать четыре часа, тогда как мы располагаем многочисленными документами, подтверждающими, что он находился на Центральном фронте больше десяти суток. Рокоссовский упрекает Жукова за сделанные тем намеки, что успехи Рокоссовского были больше, чем у Ватутина, потому, что перед ним был более слабый противник. Анализ состава противостоявших им армий показывает, что так все и было. Рокоссовский отлично действовал в этом сражении, но ему было легче, чем тем, кто воевал на южном фасе выступа. Такого рода полемика показывает в первую очередь атмосферу взаимной ненависти, царившую между красными маршалами.

16 июля 1943 года Жуков уже занимался организацией нового удара. Вплоть до 28 июля он контролировал подготовительные меры, принимаемые на Степном фронте Конева, и помогал Ватутину переформировать его потрепанные армии. Сталин хотел, чтобы операция «Румянцев» – освобождение Харькова – началась 23 июля. Жуков отговорил его. «Цитадель» стоила Ватутину 73 000 человек, из которых 27 000 составили безвозвратные потери, а также 80 % его танков. Надо было дождаться поступления с ремонтных заводов многих сотен починенных T-34… и выхода из госпиталей раненых танкистов: человеческие ресурсы Красной армии были уже не так велики. Приходилось беречь людей. Кроме того, надо было переделывать все планы, поскольку Степной фронт передал большую часть своих сил Воронежскому фронту. Планы должны были прорабатываться тем тщательнее, что противника звали Манштейн, и память о его ответных ударах при отступлении оставалась еще очень свежей. Сталин согласился перенести день «Д» на начало августа.

План был чисто жуковским: простым и прямым. Две армии Воронежского фронта и три армии Степного прорывают оборону противника северо-западнее Белгорода, на стыке позиций IV армии и оперативной группы «Кемпф». Тут же четыре танковых или механизированных корпуса этих армий расширяют полосу прорыва. Танки Ватутина отбрасывают IV танковую армию на запад, танки Конева – Кемпфа на юг. Наконец, потрепанные под Курском 1-я танковая армия Катукова и 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова, пройдя через позиции вражеской пехоты, двинутся на юг, займут важный тыловой центр Богодухов, после чего повернут на юго-восток для окружения Харькова. Вспоминая февральский урок 1943 года, Ставка решила прикрыть правый фланг предстоящей операции минимум тремя армиями. Две воздушные армии должны были обеспечить господство в воздухе над полем битвы.

План Жукова был прост в общих чертах, но сложен в деталях, особенно в вопросе координации атак. Армии должны были вступать в бой не одновременно, а одна за другой, между 3 и 8 августа, чтобы Манштейн разбросал свои резервы. Первый удар, который должен стать главным, наносился северо-западнее Белгорода, в районе сосредоточения отборных немецких частей. С точки зрения тактических приемов вермахта (атаковать превосходящими силами слабого) такой план – нарушение всех канонов. Жуков оправдывал эту атаку сильнейшего противника ссылками на немецкое контрнаступление прошлой зимой. С первого же дня операции главные силы Манштейна должны испытывать на себе давление советских войск, которое помешает им отходить, перегруппировываться и маневрировать. Теоретически это должно было облегчить положение армий, которые через несколько дней перейдут в наступление правее и левее Белгорода.

Сражение началось 3 августа. Оно было ожесточенным и изобиловало критическими моментами для обеих сторон. Если советским войскам, успешно освоившим искусство артподготовки, удалось без труда прорвать оборону противника, им было довольно сложно использовать свой успех на всю ее глубину, тем более имея дело с Манштейном, умело управлявшим своими танковыми соединениями. Сосредоточив 800 танков, он задал трепку 1-й и 5-й гвардейской танковым армиям, потерявшим за десять дней 75 % своих T-34. Прочитав сводку потерь, Сталин вспылил и 22 августа выразил свое недовольство Ватутину и Жукову. Первому: «События последних дней показали, что Вы не учли опыта прошлого и продолжаете повторять старые ошибки, как при планировании, так и при проведении операций. Стремление к наступлению всюду и к овладению возможно большей территорией, без закрепления успеха и прочного обеспечения флангов ударных группировок, является наступлением огульного характера. Такое наступление приводит к распылению сил и средств и дает возможность противнику наносить удары во фланг и тыл нашим далеко продвинувшимся вперед и не обеспеченным с флангов группировкам и бить их по частям. […] В результате этих действий противника наши войска понесли значительные потери». Жукову: «План наступления Воронежского фронта с целью к 20.VIII овладеть Ахтырка явным образом не удался. Операция по разгрому харьковской группировки противника также затянулась. Ставке Верховного Главнокомандования неизвестно, по какому плану действуют сейчас Воронежский и Степной фронты. […] Необходимо организовать прорыв фронта противника с привлечением основных сил артиллерии и авиации подобно тому, как это было организовано севернее Белгорода».

Василевский, направленный координировать действия Юго-Западного и Южного фронтов, получил от Верховного такой выговор: «Маршалу Василевскому. Сейчас уже 3 часа 30 минут 17 августа, а Вы еще не изволили прислать в Ставку донесение об итогах операции за 16 августа и о Вашей оценке обстановки. Я давно уже обязал Вас как уполномоченного Ставки обязательно присылать в Ставку к исходу каждого дня операции специальные донесения. Вы почти каждый раз забывали об этой своей обязанности и не присылали в Ставку донесений. […] Последний раз предупреждаю Вас, что в случае, если Вы хоть раз еще позволите забыть о своем долге перед Ставкой, Вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и будете отозваны с фронта. И. Сталин»'. Сталин внимательно следил за развитием операции и, когда пришла пора присылать отчеты, досталось всем маршалам. Нервозность Верховного в середине августа 1943 года отчасти объясняется и событиями, происходившими в другой части Европы. Союзники завоевали Сицилию с поразительной легкостью – итальянская армия просто подняла руки – и Сталину доложили, что высадка на Апеннинский полуостров состоится в ближайшем будущем. Верховный знал, что Красной армии по-прежнему противостоят 80 % наземных сил Германии и только в июле – августе советские потери приближались к 900 000 человек. Если дело так пойдет и дальше, англо-американцы окажутся в Берлине прежде, чем советские войска выйдут на границу 1939 года. Он немного успокоится к ноябрю, когда его армии форсируют Днепр, тогда как англосаксы будут топтаться в грязи в Абруцци.

23 августа 1943 года, в 11 часов, бойцы 89 гвардейской стрелковой дивизии водрузили красное знамя над Госпромом – огромным дворцом промышленности в конструктивистском стиле, господствующим над Харьковом. Пятый по значению город Советского Союза освобожден. С высоты 63-метровой башни бойцы Степного фронта смотрели на океан развалин – за восемнадцать месяцев город четыре раза переходил из рук в руки. Из миллиона его жителей уцелело лишь 190 000 бедняг, прятавшихся по подвалам. Генерал Конев получил возможность поднять свой авторитет. Он немедленно доложил новость Сталину, минуя его секретаря Поскребышева, запретившего беспокоить вождя. Похоже, Сталин не был за это в претензии к Коневу: за освобождение Харькова он в тот же день устроил в Москве салют по первому разряду: 224 орудийных выстрела. Жуков ничего не пишет об этом в своих «Воспоминаниях», но можно поспорить, что у него вызвала раздражение слава, выпавшая на долю того, кто всегда был его подчиненным. Для создания противовеса Жукову Сталин умножил знаки внимания Коневу. Операция «Румянцев» закончилась (советские войска потеряли 255 000 человек, из них 71 000 составили безвозвратные потери). Харьков был освобожден, Миусская линия на самом южном участке фронта прорвана, к 1 сентября 1943 года Красная армия продвинулась на 700 км от Севска (на стыке России, Белоруссии и Украины) до Таганрога на Азовском море. За исключением трех коротких приездов в Ставку, следующие девять месяцев Жуков провел на Украине. Там начиналась грандиозная битва за Днепр.