Курская битва началась 5 июля 1943 года. Никогда прежде такое огромное количество людей и техники не вступало в бой на столь небольшом пространстве: 2 миллиона солдат и офицеров, 6000 танков, 29 000 орудий и минометов, 3800 самолетов. Соотношение сил было в пользу советской стороны: 2: 1 в пехоте, 1,5: 1 в танках, 4: 1 в артиллерии; в авиации силы сторон были равны. Кроме того, немцы не имели такого преимущества, как внезапность. Зато у них появились новые мощные танки, а танкисты были лучше подготовлены. Способности командующих были равны: Модель и Клюге на севере против Рокоссовского и Жукова; Манштейн, Гот и Кемпф на юге против Ватутина, которого контролировал Василевский. Бесспорно, обе стороны выставили свои лучшие войска. Немецкий план заключался в нанесении двух ударов в направлении Курска: один по северному фасу выступа, другой по южному. Советская сторона имела крупный козырь – Степной фронт, командующим которым был назначен Конев. Развернутый за Центральным и Воронежским фронтами на полосе протяженностью 400 км к востоку от Орла и Воронежа, он составлял резерв из шести армий (в том числе 5-я гвардейская танковая армия) общей численностью 573 000 человек, 1639 танков и 563 самолета. В случае прорыва немцев Жуков и Василевский имели средства остановить их.

Курская битва и две контрнаступательные операции советских войск «Кутузов» и «Румянцев» (лето 1943 г.)

Первые четыре дня битвы Жуков находился вместе с Рокоссовским, перемещаясь между КП фронта и КП входящих в него армий. Провал его давнего противника Моделя стал очевиден с 8 июля. К этому моменту IX армия потеряла 50 % своих танков и четверть штурмовых групп, но нигде немцам не удалось вклиниться в советские позиции глубже чем на 15 км, нигде они не вышли ко второй линии советской обороны. А вот на юге тандему Ватутин – Василевский пришлось тяжело. У Манштейна было больше танков и самолетов, чем у Моделя. Жуков полагал, что все обстоит наоборот, и выделил Рокоссовскому больше сил и средств, чем Ватутину. Здесь он ошибся. Бестолковые действия Ватутина лишь усугубили ситуацию. Вследствие всех этих факторов на юге танковым частям Гота удалось вклиниться в советские позиции на 30 км. Они прорвали вторую линию обороны и штурмовали третью. В течение ночи Жуков, Василевский и Сталин решили отвести опасность двумя мерами. С одной стороны, они ввели в бой резервы Степного фронта Конева с целью остановить дальнейшее продвижение Манштейна. С другой – дали санкцию на начало на севере операции «Кутузов», которая должна была создать тяжелое положение для Моделя и окончательно разжать германские тиски. С этой миссией Жуков на рассвете 9 июля отправился на Брянский фронт, которым командовал генерал Попов.

Там его ждала неприятная встреча с членом Военного совета фронта Мехлисом и приятная – с начштаба фронта Сандаловым, который вместе с 20-й армией отличился при обороне Москвы. На следующий день Жуков встретился со своим другом Баграмяном, командующим главной ударной силой операции «Кутузов» – 11-й гвардейской армией, входившей в Западный фронт Соколовского. Заканчивались последние приготовления к наступлению. Жуков, по своей неизменной привычке, проверял надежность связи между фронтами, армиями, между наземными войсками и авиацией. Еще до начала операция увенчалась успехом в плане разведки. Клюге, знавший о готовящемся ударе, недооценил силы русских, которые должны были в нем участвовать. Против 500 000 человек II танковой и IX армий, Ставка сосредоточила 1 265 000 солдат и 2000 танков плюс 4-ю танковую армию в резерве. Жуков наметил два мощных удара. Один наносился Западным фронтом в направлении Брянска и стратегической железной дороги, соединяющей этот город с Орлом; другой Брянский фронт должен был наносить прямо на Орел.

Накануне начала наступления Жуков захотел увидеть немецкие позиции на участке Баграмяна. Его сопровождали Попов и начальник охраны Бедов, следовавший за маршалом, словно тень. Машину оставили в лесу, затем Жуков приказал Попову оставаться на месте, а сам, пригнувшись, направился на передовую линию. Он поднялся на холм вместе с Бедовым, который впоследствии расскажет эту историю, и стал изучать в бинокль ничейную полосу, высматривая наиболее удобные места для танковой атаки. Внезапно немцы начали минометный обстрел. Первая мина разорвалась впереди, вторая – сзади. «Третья будет наша!» – крикнул Жуков начальнику своей охраны и бросился на землю. Мина разорвалась в четырех метрах от них. Оба они были сильно контужены. Жуков оглох на одно ухо, у него болела нога, ему трудно было стоять. Даже через четыре месяца после инцидента в письмах жене он не раз жаловался на его последствия. По поводу этого случая, едва не стоившего жизни его шефу, Бучин сделал несколько замечаний в адрес Баграмяна, красноречиво говорящих о межнациональной напряженности в Красной армией: «Войска не любили генерала-армянина с лисьей физиономией и повадками. […] Специфика водителя – долгое многочасовое ожидание тех, кого мы обслуживали. Генералы на своем совещании, мы, водители, на своем. Мы знали каждый шаг тех, кого привозили совещаться. Почти всегда плохо говорили о Баграмяне, которого винили за многое. Он никогда не смог отмыть пятно за сентябрь 1941 года. Тогда в неравном бою в окружении пал почти весь штаб Юго-Западного фронта во главе с М.П. Кирпоносом. А начальник оперативного управления штаба Баграмян уцелел, без царапины вышел из вражеского кольца. Говорили, конечно, вполголоса о том, что Баграмян бросил штаб, увел с собой немногую броневую технику, которой располагал Кирпонос с товарищами. Винили ловкого армянина за майскую катастрофу 1942 года под Харьковом. Фронтовики задавались вопросом, почему он держался на плаву. Ответ был однозначным – „дружба народов“, представителю кавказской народности прощалось то, за что русскому не сносить бы головы».

12 июля, в 3 часа утра, началась жуткая артподготовка; на протяжении двух с половиной часов советская артиллерия перемалывала позиции немецкой II танковой армии. На участке 11-й гвардейской армии насчитывалось до 200 орудий, тяжелых минометов и реактивных установок на километр фронта. Вой тысяч ракет «Катюш», выпущенных за десять минут до окончания огня, окончательно добил нервы немецких пехотинцев. После этого, прикрываемые сотнями Яков и штурмовиков, в атаку пошли советские танки с посаженной на их броню пехотой. 11-я гвардейская армия прорвала позиции противника с первой же попытки. Баграмян сосредоточил 6 гвардейских стрелковых дивизий всего на 16 км фронта. Огонь тысяч батарей все перевернул, перекопал, разрушил. 211-я и 293-я немецкие пехотные дивизии были полностью уничтожены. Во второй половине дня Баграмян бросил в бой свои дивизии второго эшелона, чтобы расширить прорыв и ввести в него два танковых корпуса, чтобы быстро развить успех. На следующий день они вырвались на оперативный простор и дошли до Хотинца, в 20 км к северо-западу от Орла. Мощное и быстрое наступление советских войск позволяло им освободить Орел и/или перерезать жизненно важную железную дорогу, соединяющую этот город с Брянском. Получив такие хорошие известия, Жуков ночью отправился к Ватутину, на южный фас Курского выступа. Сталин поручил ему установить, может ли Манштейн продолжать наступление. Если может, следует подтянуть дополнительные резервы, что могло поставить под угрозу успешное развитие операции «Кутузов».

Решительно «Кутузов» начался слишком уж хорошо! Ставка не меньше Моделя была удивлена быстротой продвижения Баграмяна. Для развития его успеха не было выделено достаточно танковых соединений. Однако во время планирования операции Федоренко, командующий бронетанковыми войсками Красной армии, настаивал на необходимости сосредоточения танковой армии позади 11-й гвардейской. Без этого становилось бессмысленным придавать ей такую ударную мощь. Зачем совершать прорыв, если не выделены средства, которые можно в него ввести? Но Ставка отказалась придвинуть ближе к Орловскому выступу две имевшиеся в ее распоряжении танковые армии. Сталин продолжал считать их последним заслоном на пути немцев к Москве. Нам неизвестна позиция Жукова по данному вопросу. Однако представляется вполне вероятным, что он считал достаточными те два танковых корпуса, которые были им даны Баграмяну. В таком случае он недооценил быстроту реакции своего старого противника Моделя.

Лучшая из двух этих армий, 3-я гвардейская танковая армия Рыбалко, находилась слишком далеко от Баграмяна, напротив места изгиба выступа, откуда наблюдала за развитием наступления Манштейна на Курск. Вторая, 4-я танковая армия генерала Баданова, размещалась в 150 км к северо-востоку. Ставка отправила Баданову и командующему 11-й армией Федюнинскому приказ быть готовыми выступить на помощь Баграмяну. Но они придут слишком поздно. Подкрепления Моделя, переброшенные по шоссейным и железным дорогам, успели первыми и заткнули брешь во фронте. Танкам Баграмяна, прошедшим с начала операции 65 км, пришлось остановиться и ждать подкреплений. А дальше операция превратилась в сражение на истощение. Возможность окружить две германские армии была упущена. Модель сумел организовать великолепный отход в полном порядке, огрызаясь контратаками, сдерживавшими порыв советских танков. Здесь, как и в Ржеве, немцы не обошлись без военных преступлений. Они оставляли выжженную землю, угнали с собой 250 000 человек, из которых во время марша погибли несколько десятков тысяч. Орел был освобожден 5 августа. Вечером Левитан зачитал по московскому радио не слыханное ранее советскими гражданами сообщение, которое теперь будет повторяться триста раз вплоть до 8 мая 1945 года: «Сегодня, 5 августа, в 24 часа столица нашей Родины Москва будет салютовать нашим доблестным войскам, освободившим Орел и Белгород, двенадцатью артиллерийскими залпами из 120 орудий. За отличные наступательные действия объявляю благодарность всем руководимым Вами войскам, участвовавшим в операциях по освобождению Орла и Белгорода. Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу нашей Родины! Смерть немецким оккупантам! Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза И. СТАЛИН». 16 августа II танковая и IX армии были временно отведены за линию Хаген. Операция «Кутузов» стоила советской стороне 500 000 человек (из них 112 000 убитых) и 100 000 человек немцам.