За все годы, что читала «Нэшнл джиографик», в самых смелых мечтах о журналистской карьере, я и представить себе не могла, что когда-либо встречу человека, который работает в этом журнале. Это было просто невообразимо, немыслимо. И вот это произошло. Они жили здесь, в Могадишо, – журналист и фотограф, американец и француз. Именно эти двое оказались нашими единственными соседями в отеле «Шамо», насчитывавшем сорок восемь номеров.

Роберт Дрейпер был авторитетный журналист из Вашингтона. Его светлые волосы были разделены пробором, он говорил с легким техасским акцентом и держался с уверенностью видавшего виды человека. Его коллега Паскаль Мотре, джентльмен и ветеран фотожурналистики, жил с семьей в Париже, но большую часть времени проводил в командировках. Он изъездил всю Африку и успел уже не раз побывать в Сомали. В Могадишо они прибыли тремя днями ранее, предварительно наняв Аджуса. Мы познакомились в столовой. Когда они рассказали о себе, я почувствовала смесь благоговения и обиды. Выходит, Аджус предпочитает работать с ребятами из «Нэшнл джиографик», а нам подсунул этого мямлю Адби, которому явно недостает опыта. Позже выяснилось, что помимо Абди у Аджуса была договоренность с переводчиком, но прямо перед нашим приездом тот отказался, побоявшись появляться в компании белых. Поэтому Абди вынужден был выступать сразу в роли оператора, переводчика и посредника.

Когда я попросила Паскаля, фотографа, рассказать мне, чем они занимались в Сомали, где побывали, думая почерпнуть из его опыта что-нибудь полезное, он вежливо, но твердо отказался.

– Извините, – произнес он с сильным французским акцентом, – если я вам расскажу, то вы, чего доброго, поедете по нашим следам. Это огромный риск. В Сомали нельзя делать одно и то же дважды. Они вас поймают.

Я поняла: «они» – это Аль-Шабаб или другие бандиты. Все, кто не прочь поживиться за счет иностранцев.

Паскаль нравился мне своей прямотой. Да, он оберегал свои находки, но в то же время искренне заботился о нашей с Найджелом безопасности. Приехав в Сомали на десять дней, Паскаль и Роберт усердно работали и не тратили время по пустякам. Рядом с ними мы выглядели жалко – неопытные, стесненные в средствах и бесцельные. Но если они так думали, то держали свое мнение при себе.

– Шевелите мозгами, – посоветовал Паскаль в первый день, – и слушайте Аджуса.

 

Аджус Санура, темнокожий серьезный человек в прямоугольных очках, ни на минуту не выпускал из рук телефона, собирая новости по всему городу. У него было много друзей. Сомалийцы, объяснял он, любят поговорить, обменяться сплетнями. В городе, где отсутствует инфраструктура, где каждый день на улицах стреляют, где постоянно меняется власть, сотовый телефон – это поистине линия жизни. Новости распространяются быстро благодаря семейным связям, образующим обширные сети. «На рынок Бакаара сегодня не ходите», – сообщают в одной сети. Или: «Стреляют на перекрестке К-4. Убиты две женщины, один солдат ранен». Аджус стремился проникнуть в как можно большее количество сетей. Карманы его всегда были набиты мелкими купюрами. Он давал взятки, чаевые, оказывал услуги, имел контакты во всех бандах, в правительстве и за пределами города. У него были друзья среди боевиков Аль-Шабаб, в армии Эфиопии, в Переходном правительстве и в различных кланах. И все это ради его клиентов – иностранных журналистов. Он мог устроить им любое интервью, сообщить самые свежие новости, организовать безопасный проезд по дороге, контролируемой самыми свирепыми отморозками. На левом запястье он носил тяжелые золотые часы.

Аджусу было лет сорок. У него была жена и десять детей. Его дом находился в другой части города, но когда приезжали иностранцы, он снимал номер в отеле «Шамо». Мы встретились с ним утром за завтраком. Аджус, бегло говорящий по-английски, заверил нас, что обо всем позаботится и что Абди держит его в курсе наших дел и постоянно на связи. И повез куда-то Роберта и Паскаля. Говоря с нами, он успевал отвечать на телефонные звонки – с самого утра по очереди начала отзваниваться армия его незримых информаторов, сообщая ему последние известия.

Работать с белыми в Сомали хоть и рискованное, но очень прибыльное дело. Не каждому дано быть посредником. Карьера Аджуса началась в 1993 году, когда его наняли носить по городу штатив для оператора Би-би-си. Ранее он служил официантом в ресторане у Шамо. С тех пор он добился больших успехов, хотя сейчас его бизнес, как и бизнес мистера Шамо, сильно страдал от войны. Белые боялись ехать в Сомали. Двое из его подопечных журналистов были убиты. Он говорил, что они погибли оттого, что невнимательно отнеслись к его советам. Женщину-продюсера Би-би-си застрелили в 2005-м – она вышла из отеля «Сахафи» и ждала на улице машину. Очень легкомысленный поступок. Другой случай произошел со шведским оператором в 2006 году. Этот вошел в толпу во время политической демонстрации, хотя Аджус предупреждал его, что живым он оттуда не выйдет. Так и получилось – какой-то подросток выстрелил ему в спину. Казалось, Аджус до сих пор тяжело переживает обе эти потери.

Вот и мы получали от Аджуса строгие указания насчет того, где можно, а где нельзя появляться в Могадишо. Источники поминутно снабжали его информацией. К примеру, на второй день мы хотели посетить лагерь беженцев к западу от города, но его информатор предупредил, что сейчас не время разъезжать по той дороге. Аджус не объяснил причин, но спорить мы не решились. В конце концов, все городские и пригородные дороги были предметом раздора между конкурирующими бандами.

Мы ездили повсюду с Абди и двумя вооруженными охранниками, но даже в такой компании я чувствовала свою уязвимость. Эти черные «мицубиси-паджеро», в которых перевозили иностранцев, выдавали нас с головой. Пусть никто не видел наших лиц за тонированными стеклами, но всякий, видя этот черный внедорожник, понимал: в отеле «Шамо» живут иностранцы. Новость тут же распространялась среди многочисленной родни, и таким образом все в городе узнали о нашем присутствии.

На второй день мы посетили два пункта питания, организованных в Могадишо по линии Всемирной продовольственной программы. Мы с Найджелом много фотографировали. Абди записывал на камеру мои интервью с сомалийцами, которых война и голод вынудили бросить свои дома и бежать в Могадишо. Я впервые столкнулась с таким ужасом и безысходностью – они не просто голодали, а буквально погибали от голода. Внутри ограды сотрудники готовили огромные котлы чечевичной похлебки и жидкой пшенной каши, а за оградой ждали истощенные люди, выстроившись в бесконечные спутанные очереди. Их было не менее тысячи. В одной стояли мужчины, в другой женщины и дети. В руках у каждого было пустое жестяное или пластиковое ведро. Апатичные большеголовые дети с распухшими коленями сидели на земле у ног матерей. Несколько детей забились под остов разбитой ржавой машины, дававший прозрачную тень. Из-за войны, морских пиратов и бандитов на дорогах продовольствие привозили нерегулярно. Иногда люди добирались издалека лишь затем, чтобы их отправили обратно.

Когда ворота открылись, люди, ожидавшие в очереди, ринулись вперед. Мужчины с руганью отталкивали тех, кто слабее. Поднялся страшный шум. Заплакали дети. Военные, которые охраняли пункт питания, заработали дубинками и кнутами, пытаясь сдержать толпу.

Добравшись до котлов, мужчины получали три половника съестного, женщины два, а дети один. Некоторые падали на колени прямо здесь и мгновенно съедали свою порцию, чтобы иметь силы добраться домой. Однако многие сомалийцы из пригородов, как объяснили мне сотрудники пункта, предпочитали не возвращаться домой. Они устраивали шалаши где-нибудь поблизости, чтобы не пропустить следующий подвоз пищи. Вдоль дорог, где меньше всего стреляли, образовались целые лагеря голодающих.

Для меня все это было как в кино. Я стояла в стороне и наблюдала часто сменяющиеся и непонятные кадры, которые никак не могли быть реальностью. Нет, не совсем так. Я попробовала воду в реке чужого горя и была потрясена, растеряна. Я была как бы в стороне, но в то же время и внутри. Пока Абди снимал все на камеру, я мысленно составляла сценарий будущего фильма. Я верила, что смогу хоть чем-то помочь.

 

Вернувшись в гостиницу, я быстро написала статью для колонки в «Ред-Дир адвокат». Конечно, это был не «Нэшнл джиографик» и даже не «Франс 24», а наша местная газета, тиражом не более тринадцати тысяч экземпляров, которую читают жители далекой канадской прерии. Вряд ли на мою статью кто-то обращал внимание, кроме отца и Перри, – они-то читали и даже отправляли мне потом имейлы с отзывами. Но для меня это значило много. Раз в неделю я отсылала в редакцию новую статью длиной в семьсот слов и свежие фотографии. Как часы, каждую пятницу с марта по август. Из Багдада, Аддис-Абебы, Найроби. Меня это дисциплинировало. Мне нравилось выполнять задания точно в срок и учиться писать, переводить свои впечатления в слова. У меня это получалось.

Просмотрев на ноутбуке свои рабочие записи, я придумала текст о красоте и отчаянии Могадишо. Я писала о войне, засухе, инфляции, из-за чего в стране разразился жуткий голод. Я описывала очереди у пункта питания и опасности, подстерегающие людей на улице. Я рассказала о женщине по имени Халиимо, которой пришлось бежать с семьей из Центрального Сомали, когда один из детей умер от голода. У нее я взяла интервью. Я приводила данные Всемирной продовольственной программы, отражающие размах бедствий в Сомали, хотя цифры мало убеждают, пока не увидишь все собственными глазами. Тем не менее я писала, что более трех миллионов сомалийцев страдают от голода, в том числе каждый шестой ребенок.

Закончив писать, я перечитала статью несколько раз, добавила фотографии с пункта питания и кликнула «отправить».

Сеть Wi-Fi в «Шамо» работала отвратительно, скорость была низкая, связь все время обрывалась. Через десять минут сигнал пропал, и я получила сообщение об ошибке. Так повторялось несколько раз. Я наблюдала, как синяя полоска медленно ползет вправо и замирает. Сегодня пятница. Скоро газета в Канаде должна выйти в печать.

В тот вечер нам с Найджелом устроили пир. Сначала молодой симпатичный официант в ресторане принес жирную уху, потом большое блюдо с запеченной целиком рыбой. Далее были свежие лобстеры в соке лайма. Мы съели сколько влезло, запивая манговым соком. Затем официант принес спагетти, блюдо козлятины, бананы и корзину с булочками. Когда мы наконец сказали, что хватит, он еще успел принести разрезанную на ломтики папайю и предложил чай.

После ужина Найджел пошел в общую гостиную и сел смотреть по телевизору Олимпиаду из Пекина, а я вернулась в номер и снова попробовала отправить мое сообщение с фотографиями. Опять на экране выскочила ошибка. Поздней ночью, когда прошли все сроки, я решилась на последнюю попытку. И – о чудо! – связь не прервалась. Через пятнадцать минут ожидания мой текст и фотографии отправились адресату на другом конце света.

Статью напечатали пару дней спустя, в понедельник, в выпуске «Адвоката» под заголовком: «В Сомали или нигде».

К тому времени я и сама буду служить живой иллюстрацией этого заголовка. В понедельник я буду неизвестно где.