ГЛАВА 4
Гурам сдержал слово. На следующее утро он устроил Тамару и Виктора в гостиницу «Алтай». Номера оказались вполне приличными: рижская мебель, вместительный стенной шкаф, уютные кресла. Сосед Виктора, пятидесятилетний летчик Куприянов из Воркуты, после ухода Тамары искренне сказал:
— Ну и красавицу ты нашел, парень! Я на Севере таких не видел. Одно слово — царица Тамара. У вас в Тбилиси все такие?
…В Москве у Гурама оказалось множество дел. До позднего вечера он пропадал у знакомых, ездил к кому–то в Подольск и Мытищи. У Тамары и Виктора были свои интересы. Они бродили по городу, ходили в Третьяковку, на выставку русского фарфора, удалось купить билеты в театр. Вечерами, возвращаясь домой, подолгу говорили об увиденном, об Арбенине, которого погубил маскарад жизни, о Каренине, не разглядевшем моральной фальши общества…
Дни летели быстро. Сегодня уже четверг. Тамара и Виктор шли по проспекту Мира. Зажглись фонари, и дома окунулись в бледную синеву. Порывистый ветер нес небольшой снег. Морозило.
— Знаешь, наверное, я сделала глупость. Сказала Виктории Германовне, что ты родственник композитора и что завтра твой день рождения, — и, словно оправдывая свой поступок, Тамара добавила: — А что в этом страшного? Все–таки повод. Не все же ей нас угощать. И потом Гурам тоже сказал…
— Зачем тебе это было нужно? — громче обычного спросил Виктор. — При чем здесь какой–то композитор? И еще несуществующий день рождения! По–моему, неприлично…
Тамара перебила его:
— Не осложняй. Не порть из–за мелочей настроение и мне и себе. Я хотела как лучше. В конце концов, какое это имеет значение?
— Имеет! — голос Виктора сорвался. — Мне бы в голову не пришло собирать в чужом доме чужих людей на выдуманный день рождения.
Они шли молча, не смотря друг на друга. Спорить и доказывать нелепость своего положения Виктору совсем не хотелось. На переходе, пропуская Тамару, увидел ее заплаканные глаза. «Этого еще не хватало», — с унынием подумал он.
— Не обижайся, — улучив момент, когда поблизости никого не было, он поцеловал ее в щеку. — Пусть будет так, как хочешь…
* * *
Знакомые Гурама жили около Белорусского вокзала. Тамара и Виктор не сразу разыскали нужный им дом. Гурам встретил их у подъезда. Спросил сердито:
— Вы что, забыли? Нельзя же так опаздывать…
Обдало домашним уютом, теплом, розовым светом фарфоровой люстры. Из комнаты доносились оживленные голоса, звуки стереофонической музыки. Им приветливо улыбнулась Виктория Германовна. Стол был уже накрыт. В низкой вазе — цветы. Виктор понял, что к его шестидесяти рублям Гурам добавил не меньше.
— Знакомьтесь, — торжественно сказал Гурам. — Тамару вы знаете. А это мой друг Виктор — племянник известного композитора, фамилию его дяди называть не будем…
Виктор растерялся от такой рекомендации и хотел было возразить, что дядя его не композитор, а инженер на машиноремонтном заводе, но подскочивший к нему парень в вишневом пуловере крупной вязки уже пожимал руку.
— Лева, — представился он. — Я знаю, кто твой дядя. Похожи. Талантище. Ты тоже из музыкального мира? — с умилением спросил он. — Сыграешь что–нибудь?..
— Оставь его в покое. — Гурам подмигнул Виктору. — Не будем говорить о родословных.
Виктор промолчал.
— Что ж! Лишим себя интересной информации. Прими наши поздравления и общий подарок, — Лева взял с книжной полки золотистый футляр. — Настоящий «Паркер»!
Виктор смутился, Гурам, обняв его за плечи, подвел к креслу. К ним подошла худенькая девица лет двадцати в синих вельветовых брючках.
— Я тоже увлекаюсь музыкой, — и она бойко издала гортанные звуки, имитирующие игру духовых инструментов.
Все рассмеялись.
— Гениально! Валя–Джаз показывает свое искусство. Вот что значит самореклама, — воскликнул Лева. — Можешь не волноваться. По конкурсу пройдешь. Плачет по тебе отечественная эстрада.
Заговорили о пустяках. За стол никто не садился, явно кого–то ждали. Вскоре настойчиво прокричала кукушка–звонок. В комнату вошел высокий парень, несколько располневший, с гладким, матовым лицом. Под тонкой кожаной курткой на черном свитере сверкнул медальон. Он приветливо кивнул всем, почтительно приложился к ручке Виктории Германовны, похлопал Гурама по плечу. До Виктора донесся шепот: «Робик пришел».
— Душно у вас, — произнес он и быстрым взглядом обвел собравшихся. У него была неприятная манера разговаривать с видом скучающего скептика. Виктору он не понравился сразу.
Все сели за стол. Виктория Германовна и Валя засуетились, словно сговорившись, стали услужливо подвигать в сторону Робика тарелки.
— Да не беспокойтесь! С закусками мы сами разберемся.
Виктор сел рядом с Тамарой. Другим ее соседом был Лева. Он старательно ухаживал за Валентиной, а она кокетливо поводя плечами, явно желала произвести впечатление на Гурама. Зазвонил телефон. Виктория Германовна принесла из коридора аппарат с длинным проводом. Робик взял трубку, слушал недолго, сказав всего одно слово «хорошо» и встал из–за стола.
— К сожалению, должен уехать. Неотложные дела, — остановившись в дверях, он помахал всем рукой. Гурам проводил его до лифта.
— Кто он? — спросил Виктор Тамару.
— Впервые вижу.
— Этот Робик — настоящий босс, — проговорил вкрадчивым голосом невзрачного вида парень и принялся накладывать в тарелку салат.
— Вы не знакомы? — кивнул на него Лева. — Можно сказать, будущий Спиноза. В общем, голова. Пока еще даже не аспирант, но зато преуспевающий студент, — в голосе звучала ирония.
После ухода Робика все словно размагнителись, заговорили непринужденно. Валя–Джаз потребовала музыки. Гурам включил магнитофон. Понеслась чувствительная мелодия, перешедшая в быстрый незнакомый танец.
Валя вытащила из–за стола сопротивляющегося Леву.
— Ну не ломайся! Покажем класс, — она отвела руки назад, щелкнула пальцами, изображая испанку.
Ритмы, сменяемые то низким, то необычайно высоким голосом певицы, заполнили комнату. Валя и Лева вышли на середину комнаты. Они танцевали слаженно. Темп музыки ускорялся. Громче звучал голос певицы. Они танцевали раскованно, легко.
— Ну как? Здорово? — спросила Тамара.
— Здорово. Только Лева смахивает на павиана… А в общем–то стыдно.
— Кому стыдно? Нам?
— Им, — ответил Виктор.
Музыка смолкла.
— Дамы отдыхают, мужчины угощают!
Разгоряченные танцоры, взяв протянутые бокалы, под крики одобрения с жадностью пили вино.
— Колоссально! — сдержанно проговорила Виктория Германовна. Гурам перебрался к ней поближе и сидел теперь рядом.
Около десяти танцы прекратились. Кто–то предложил сыграть в карты. Со стола убрали посуду. Гурам с Тамарой вышли в коридор.
— Тебе в самом деле нравится Виктор?
Вопрос прозвучал не грубо, но Тамара посмотрела с вызовом:
— А что?
— Ничего. Показалось, что ты и замуж за него не против, — он усмехнулся. — Молодой, незарегистрированный…
— А хотя бы и замуж! Чем не парень? Честный…
— Честный, нечестный. Эти понятия относительные… Не обижайся. У твоего друга сердечного перспективы маловато. Что он может?
— Тебе–то что? Вроде бы соболезнование высказываешь? Оставь про это…
— Напрасно сердишься. Я по–свойски. Научись смотреть на жизнь реально. Она ошибок не прощает.
— Странный разговор завел ты, Гурам. К чему бы? — Тамара холодно посмотрела на него.
— Ну что ж! Будем считать, что разговор представлял односторонний интерес, — и как ни в чем не бывало улыбнулся.
В коридор выглянул Лева:
— Общий сбор на верхней палубе. Прошу за стол.
В комнате кто–то притушил люстру и зажег бра. В успокоительном полумраке стало еще уютнее.
— Прямо как в Монте–Карло. — Лева сделал эффектный жест рукой. — Не захочешь — заиграешь. Ну, что? Метнем? — обратился он к Гураму. — Жаль, новой колоды нет.
— Ничего. Я человек без претензий.
— Зато денежный, — в тон добавила Валя.
— Давайте в секу, — предложил Лева. — Ты будешь? — обратился он к Виктору.
— Я не знаю эту игру.
— Это просто. Не преферанс. Как играют в очко, знаешь? А здесь набирай тридцать одно. Только масти пиковая и червонная.
Игра оказалась несложной. Виктору повезло. За полчаса он выиграл почти семьдесят рублей.
— Браво, Виктор, браво! Так по миру нас пустишь. Спасайтесь, кто может! — посмеивался Лева.
— Правильно говоришь. Это же возмутительное безобразие, даю честное слово! Я последнюю ставку делаю, — хмурясь, сказал Гурам и, ловко распушив колоду, передал ее Виктору. — Сдавай, — он небрежно бросил на стол три полсотенных бумажки. — Пан или пропал.
— Ого! Среди нас капиталист, — засмеялась Виктория Германовна. — Сделайте его банкротом, ребята!
— Это мне не угрожает! — и, словно спохватившись, Гурам добавил: — За что вы меня так, Вика? Я–то думал, ко мне с симпатией…
— Думающих всегда ждут великие дела, — ответила она смеясь.
Виктор побаивался делать большую ставку. Он незаметно ощупал тоненькую пачку денег, лежащую в боковом кармане. Мать дала их на покупку пальто. Кто–то остановился за его спиной.
— У тебя хорошая карта, — шепнула Тамара. — Но не зарывайся.
Лева сказал:
— У него духу не хватит…
— Я ставлю на все, — сказал Виктор.
Он набрал тридцать очков. Лева тридцать одно. Перед глазами Виктора все поплыло как в тумане. На какой–то миг его охватило оцепенение.
— Дурак!
— Ты чего?
— Это я о себе!
— Господи! Ты как малый ребенок. Говорила же, — взволнованно прошептала Тамара.
— Не горюй. Не в деньгах счастье. Деньги — дрянь, — утешал Лева. — Проиграл — радуйся. Значит, в любви повезет. Вот меня нынче карта ласкает — значит, жди: дева изменит.
Виктор взял опять карту и опять проиграл, теперь уже сто шестьдесят рублей.
— Тебе хватит играть. Долг потом отдашь, — сказал Лева, тасуя колоду.
— Успокойся, Виктор, — Гурам обнял его за плечи. — Ты сам вошел в игру. А если бы выиграл?..
Закусив губу, Виктор растерянно смотрел перед собой. Денег на покупку пальто матери не осталось. Гурам отвел его в сторону:
— Я тебе одолжу. Уж лучше бы я тебя обыграл, чем этот… философ!
— Все равно! Проигрыш есть проигрыш.
— Ну смотри, — Гурам ладонью хлопнул его по спине.
Шел двенадцатый час. Тамара стояла у окна и смотрела на ночную заснеженную улицу. Вид был так себе: два ряда железных гаражей, за ним пустырь.
К ней подошел Виктор.
— О чем ты говорила с Гурамом в коридоре?
— Так, пустое.
— Ты меня осуждаешь?
Тамара посмотрела на него с досадой:
— Что хотел доказать? И кому? Вздорно до глупости. Нельзя вести себя так безрассудно. Будь у меня право, я бы…
— Что?
— Выпорола бы, как маленького.
— Оказывается и ты не прочь помахать кнутом, — попытался защититься шуткой Виктор.
— В твои годы нужно быть серьезнее. Поедем домой, товарищ неудачник.
— Побудем немного, — сказал Виктор. — Подумают — проиграл и сбежал.
Белозубо улыбаясь, Гурам встал, подошел к магнитофону и, быстро прогнав пленку, отыскал понравившуюся ему песенку.
— А ты приятные мелодии выбираешь. У тебя хороший вкус, — проговорила Виктория Германовна.
— Обычный профессионализм, — ответил Гурам. — А вкус?.. Я как и все. Люблю красивое. Вот вы, например, такое чудо редко встретишь! — сказал открыто, и получилось серьезно. — А все это, — он кивнул на кассеты, — игра и треп, который можно размножить десять, сто, тысячу раз. Вы такая одна!
…Была уже ночь. Полная серая луна висела над крышами домов. В золотистом отсвете фонарей улицы казались игрушечно расцвеченными. Тамара шагала неторопливо, прижавшись к плечу Виктора. Она казалось ему сейчас особенно красивой. Виктор неожиданно ощутил странное, тревожное чувство. Вспомнился Робик, который поначалу равнодушно, а потом с интересом поглядывал на Тамару. И Гурам, что–то нашептывающий ей в коридоре. Уклончивый ответ Тамары он тоже истолковал по–своему.
— Как тебе эта компания? — спросила она.
— Трудно сказать. Но первые впечатления не очень. Симпатичные, но какие–то неопределенные…
— Наверное, ты прав, — Тамара усмехнулась.
— Ты чего?
— Да так! — отозвалась она. — Мне показалось, что они сами мало знакомы друг с другом. Знаешь, почему так решила? Они говорили обо всем и ни о чем. Как на смотрины пришли. Словно приглядывались друг к другу. И все так вежливо: пожалуйста, спасибо, извините… Мне кажется, у них какой–то общий интерес. Ради чего они собрались? Попить, поесть?.. И разойтись? Ты понимаешь меня?
— Понимаю. — Виктор поддал ногой льдышку, и она, закрутившись, полетела в снег. Он помолчал, а спустя минуту, будто встревоженный догадкой, сказал: — Я бы смотрел проще. По–моему, это мы для них непонятны. Поэтому и разговоры у них — обо всем и ни о чем. Приглядывались к нам. Ждали, что о себе расскажем.
— Нас узнать хотели, а себя скрывали. Я правильно поняла?
— Да. Только зачем это им? Мы пришли и ушли, скоро уедем. Мы с ними в жизни больше и не встретимся…
— А ты им понравился…
— Мне бы хотелось понравиться тебе, а не этим чужакам. И чтоб ты это поняла!
Реакция Тамары была совершенно непредвиденной.
— Ты любишь только себя. Все, что сказал, это одни слова. Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я уже давно заметила, что ты мне не веришь! — воскликнула она запальчиво.
— Я тебе поверил с первого взгляда, — прямо ответил Виктор и тут же смутился этого невольного признания.
— Ты мне не веришь, — повторила Тамара с каким–то детским упрямством.
— С чего ты взяла? — все больше недоумевал Виктор, не понимая резкой перемены в ее настроении.
— Тебе все время кажется, что я с тобой неискренна…
— Это неправда! — обиделся Виктор.
— Ты уверен, что это неправда? — вдруг мягко спросила она.
— Да!.. Да!.. Да!
И тогда Тамара взяла его под руку, пожала локоть, будто благодаря за то, что он разрешил ее сомнения, и улыбнулась.
По скользким, влажным ступеням они спустились в метро. Сели в сверкающий стеклом и никелем пустой вагон. Он мчался по тоннелю так, словно хотел как можно быстрее увезти их в другой конец города.
