ГЛАВА 3
Синоптики ошиблись — обещали мороз, но ночью прошел снег и под утро потеплело. У кромок тротуара поблескивают хрупкие застывшие лужи. Сунув руки в карманы черной из синтетики куртки, старший оперативный уполномоченный Александр Таранец осторожно шагал по звонкому, ломкому льду и улыбался. Он вышел из дома ровно в девять, на полчаса раньше обычного. Сегодня его дежурство по уголовному розыску в отделении милиции. К нему нужно было подготовиться.
По заведенному распорядку пятиминутка началась без четверти десять. Оперативники, как всегда, собрались в небольшом кабинете начальника уголовного розыска Арсентьева. Невысокий, полноватый Муратов, с аккуратно подстриженными усиками на скуластом лице, сел на первый попавшийся стул. Ему нет и тридцати, но он уже значится в «старичках». Рядом с ним, закинув ногу на ногу, пристроился белозубый, стройный, крепко сбитый Казаков. С месяц назад он раскрыл запутанное преступление и теперь посматривает на товарищей чуть свысока. Казаков и Муратов друзья. В углу у шкафа сидит обычно общительный, а сейчас хмурый и задумчивый светлоголовый Филиппов. Это опытный, инициативный работник. Он в уголовном розыске восьмой год. С ним советуется даже Муратов. Таранец сел на диван — на свое постоянное место.
Тихо звякнул отлаженный на малый звук телефон. Арсентьев снял трубку. Он слушал внимательно и делал какие–то пометки на календаре.
— Понял. Учту! Дам дополнительные указания…
Ему тридцать пять, но выглядит старше. На щеках глубокие складки, проседь в густых темных волосах. Посторонним людям он кажется человеком суровым, но сотрудники относятся к нему с большим уважением и отзываются как о человеке добром, прямодушном и начальнике справедливом, хорошо ориентирующемся в самых сложных ситуациях.
Арсентьев начал пятиминутку со сводки происшествий и телефонограмм, поступивших из управления. Заслушал результаты проверки заявлений, оперативных материалов. Оторвавшись от бумаг, внимательно посмотрел на мрачного Филиппова.
— У вас неприятности? Что случилось?
— Все в порядке, — ответил тот. — Простудился слегка…
— Ну–ну! — усомнившись, проговорил Арсентьев. И сразу же обратился к Казакову: — Что нового по делу о ножевом ранении?
Казаков, зная, что Арсентьев не любил многословия, доложил кратко, самое главное:
— Наша рабочая версия оказалась правильной. Вместе со следователем мы установили, что преступление совершил Борщев.
— И где же он?
— Скрывается.
— Такое объяснение меня не удовлетворяет, — сразу сказал Арсентьев. — Не можете взять? Или времени не хватает?
— Время есть…
— Выходит, осталось начать и кончить…
Казаков спорить не стал. Недовольство Арсентьева было резонным. Он ограничился одной фразой:
— По нашим данным, Борщев эти дни дома не появлялся.
— Вы сузили круг проверки. Дней на раскачку нет. Поработайте над связями Борщева. Подготовьте его фото для размножения.
— Понятно. Этим я и занимаюсь…
Арсентьев в основном был доволен докладом Казакова. Работа по делу, находящемуся на контроле, не зашла в тупик. Личность преступника установлена. Открыв красную папку, он спросил Муратова:
— Как с анонимкой? Похоже, у Мамонова и вправду появились подозрительные вещи.
— Пока ничего интересного. Эти вещи в розыске не числятся. По–моему, Мамонов болтун. Похвалился перед друзьями.
— Интуиция не доказательство, — прервал Арсентьев. — Она уголовно–процессуальным кодексом не предусмотрена.
— Так это ж самая банальная анонимка, товарищ начальник, — оправдываясь, проговорил Муратов. — Мало ли что напишут.
— Анонимки чаще пишут на того, кто мешает, — отпарировал Арсентьев. — А Мамонов самый заурядный пройдоха. Наверное, дорогу кому–то перешел или в долгу остался. Так что проверьте этот сигнал досконально. Писали, чтоб уж наверняка с Мамоновым рассчитаться…
Муратов засомневался и посмотрел на Казакова, словно ждал от него поддержки, но тот только повел плечами.
— Да хлещется он!
Арсентьев покачал головой.
— Хлещутся веником в бане. И знайте, поверхностная проверка всегда ведет к домыслам. Пощупайте Мамонова как следует.
Опять звякнул телефон. Арсентьев снял трубку.
— Что?.. Да, ваша родственница у нас… Отпустить домой?.. Посоветуйтесь с потерпевшими, которым она спирт продавала… Не можете? Правильно! Их второй день в больнице отхаживают… В связи с чем? Они зрение теряют… Пожалуйста!
Положив трубку, Арсентьев взглянул на Муратова.
— Продолжайте! Как Мамонов себя ведет эти дни?
— Спокойно. Позавчера и вчера из дому не выходил, — оживился Муратов. — Его никто не посещал. Наверное, после пьянки отлеживается или заболел…
Арсентьев усмехнулся.
— Для справки: Мамонов пьет редко. Подготовьте дополнительный вариант проверки. — После паузы добавил: — Попытайтесь указанные в анонимке вещи увязать с преступлениями на других территориях. Глядишь, и найдете разгадку. Эту ниточку не надо упускать!
— Ясно! — ответил Муратов.
Заканчивая пятиминутку, Арсентьев проинформировал оперативников о звонке из управления. Руководство требовало активизировать розыск «Жигулей», сбивших женщину в Останкине.
Все разошлись по рабочим местам. Затем Арсентьев провел инструктаж участковых. Определив каждому задание, он отпустил их. Оставил одного Гусарова.
— Давай–ка почитаем ваш рапорт. Вот вы пишете: «В соответствии с указанием о розыске машины «Жигули» и по поводу соблюдения паспортного режима мною при проверке квартиры гр. Гудкиной Виктории Германовны, проживающей в доме 96, кв. 17, по Некрасовской улице, выявлены гр. Тарголадзе Г. И., Пушкарев В. А., Сорокина Т. Н. — все жители города Тбилиси, приехали на автомашине «Жигули» с целью проведения отпуска в Москве. Данная автомашина отношения к позавчерашнему наезду не имеет. Гр. Гудкиной мною разъяснен порядок проживания в ее квартире иногородних лиц».
— Вам все ясно? Лично мне нет! Что молчите? — поднимая голову, спросил Арсентьев.
Гусаров уныло посмотрел на свой рапорт.
— Во–первых, одной фразой такой рапорт не пишется. Это элементарно. Во–вторых, кто эти люди? Когда приехали? Как их зовут, возраст, адреса? Какой номер и цвет «Жигулей»?.. Конечно, все это приходит с опытом и временем. Но и вы старайтесь.
Гусаров потер пальцами подбородок и бросил на Арсентьева виноватый взгляд.
— Понял, товарищ капитан. Виноват, исправлюсь. Уточню сегодня же. Они вчера вечером приехали. А цвет их машины бежевый. Сам смотрел…
— Вечером? — переспросил Арсентьев. — Чем подтверждено?
Гусаров доложил о справке Ростовской ГАИ.
— Об этом в рапорте и нужно было указать, — Арсентьев улыбнулся. — Мои замечания вам не в обиду, а для того, чтобы главного при проверке не упускали.
— И чтобы служба медом не казалась? — заулыбался Гусаров.
Он в отделении был пятый месяц. Прибыл из средней школы милиции. Способностей проявить пока не успел. Но начальство сходилось в одном: парень старается, с годами опыта наберется.
* * *
Для Таранца дежурство началось нескладно. Сразу же после пятиминутки он выехал на происшествие: в котлован свалился мальчик. Потом был вызов к кинотеатру: по телефону сообщили о драке между ребятами…
Сейчас в руках Таранца бутерброд и стакан горячего крепкого чая. Пообедать не пришлось. В этот час в ближайших столовых ассортимент блюд уже не тот. Наверняка остались одни надоевшие котлеты. Зато повезло в другом. Сегодня с ним дежурит следователь Савин. Это его друг и однокашник по университету. Узнав у дежурного, что оперативная машина едет в отделение милиции, Савин вскипятил чай и аппетитными толстыми кусками нарезал «докторскую колбасу».
— Почему ее называют «докторской»? — допытывался Таранец.
— Ее по рецептам дают, — рассмеялся Савин и выскочил в коридор. Он вернулся быстро, с шахматной доской под мышкой.
— Сгоняем по–быстрому? — не дождавшись ответа, привычными движениями стал аккуратно расставлять фигуры. — Только не перехаживать, — прозвучало так, будто Таранец перехаживал чаще, чем он сам. — Е–два, Е–два, — шутливо проговорил Савин. — Новорязанское начало, — голос его был убаюкивающим. По старой привычке он стал жестикулировать рукой. Таранец отвел ее в сторону и потянулся за очередным бутербродом, показывая всем видом, что напористость Савина аппетита ему не портит.
Савин — среднего роста, худощав, подвижен. Большие черные глаза, тонкий нос и продолговатое лицо делали его похожим на южанина. Он следователь. По складу характера — настоящий оперативник. Быстр, решителен, находчив. Осенью он спрыгнул с сарая и со сломанной рукой задержал грабителя. Держится самостоятельно.
— Хочу быть самим собой, — говорил он убежденно. — Авторитеты мы сами себе напридумывали. Важно работать хорошо и добросовестно. — Мать свою он не помнит. Отец шесть лет назад погиб на заводе в аварии. У него двухлетняя дочурка Наташа. В нее вкладывает всю душу, поэтому после работы сразу на всех парах мчится домой. С женой изредка ссорится. Из–за тещи: не хочет, чтобы она командовала в его семье, но побаивается ее лобовых атак и от этого расстраивается еще больше.
— Ты же не милиционер, чтобы работать с утра до ночи, а следователь, — заметила теща.
— А я и милиционер, — отвечает он ей.
Таранец успел выиграть две пешки, и партия действительно закончилась быстро. Дверь отворилась, и вошел дежурный Бутрименко. Высокий, плотный, он занял, казалось, полкомнаты.
— В шахматы гоняете, чаи распиваете, а завтра отгул возьмете? — шутливо пробурчал он.
— Бережем рабочую минуту, — вполне серьезно ответил Савин. — На месте происшествия чай не попьешь.
Отгул возьмет Бутрименко, а им завтра до середины дня придется подгонять дела, которые не успели сделать сегодня. В шахматы играть не запрещено. Дежурство суточное. Ночью поспать не придется. Обязательно поднимут, даже если и не будет происшествий. А к семи утра нужно еще подготовить суточную сводку…
О том, что происшествие значительное, Таранец догадался по тону разговора дежурного, взявшего трубку зазвонившего телефона, и еще по тому, как тот не спеша вытащил из никелированного стаканчика белую шариковую ручку. Сейчас он говорил неторопливо, аккуратно записывал интересующие его сведения. Когда речь шла о тяжких преступлениях, вопросы были лаконичны, касались главных обстоятельств: что, где, когда, каким способом. Уточнялись фамилии, адреса… В таких случаях голос звучал отрывисто, громко. Делалось это специально. Чтобы его помощник успел сориентироваться, дать команду оперативной группе о срочном выезде.
Наконец Бутрименко щелкнул красным рычажком телефонной установки и повернулся. Стало ясно — сообщение о происшествии требовало проверки на месте.
— Таранец, тут для тебя дело появилось, — сказал Бутрименко. — На Лихоборовской квартирная кража, у Школьниковых. Придется съездить, — он протянул листок. — Возьми адрес. С места позвони о подробностях.
Таранец молча кивнул, сунул бумажку в карман и, нахлобучив шапку, вышел с Савиным из дежурной. Против отделения уже урчал мотором желтый «рафик», давно набегавший без ремонта положенный километраж. Из ворот вышел кинолог, ведя на поводке служебно–розыскную собаку. Лайма, присев на широкие лапы, прыгнула в кузов и улеглась в закутке, зарешеченном металлической сеткой. Подошел эксперт–криминалист Мухин.
Савин с силой захлопнул дверцу. Кузов жалобно скрипнул.
— На ходу не развалится? — с усмешкой спросил он.
— А ты не хлопай, — сердито ответил водитель. — Пока бегает — не бережете. Встанет — ножками топать придется, — и нажал на стартер.
«Рафик» рванулся с места и круто свернул на улицу. Разбрызгивая снежную жижу, машина ускорила бег. Слева и справа замелькали витрины магазинов, корпуса домов, деревья с седыми от инея стволами. По слякотным тротуарам торопливо шли люди…
Мотор работал на больших оборотах. «Рафик» влился в нескончаемый поток отлакированных влагой автомашин. На их задних бамперах то и дело зажигались красные фонари торможения. Водитель пристроил машину за мощным тягачом и не прогадал. Тому уступали дорогу.
Таранец сидел сзади, рядом с экспертом, откинувшись на мягкую пружинистую спинку. Савин, опустив ветровое стекло, высунул голову наружу. Это его давняя привычка. В такие минуты, когда оперативная машина мчалась, мигая сигнальными огнями, а попутный транспорт послушно жался к обочине и люди с любопытством смотрели вслед, он был особенно сосредоточен.
Словно желая сбить его состояние, водитель, обогнав желтый «Запорожец», резко вывернул, и следователя привалило к дверце.
Таранец вытащил из кармана сигарету.
— Не кури, — тронул его за колено кинолог. — Лайма будет плохо работать.
— А она хорошо берет?
— Дай–то так каждой…
Потрескивала рация. В эфире носились позывные. Дежурная служба держала связь с патрульными автомашинами. У развилки образовалась пробка. За КамАЗом с трафаретом на борту «Не уверен — не обгоняй» плелись междугородные автобусы. Водитель ловко крутанул баранку, и «рафик» выехал на осевую линию.
На Лихоборовскую приехали быстро. У дома номер шестьдесят, сбавив скорость, с невыключенной мигалкой свернули во двор.
— Милиция приехала, — закричал мальчишка лет одиннадцати, гулявший у подъезда, и понесся по лестнице вверх.
Лифт поднял их на четвертый этаж. В коридоре квартиры толпились люди. Поздоровавшись и блеснув стеклами очков, Мухин строго сказал:
— Товарищи, прошу ничего не трогать и не ходить по квартире.
— Никто ничего не трогал. Начитались, насмотрелись, — отрывисто произнес хозяин квартиры, высокий, худощавый мужчина с крупными чертами лица. — Их, — кивком он указал на людей, — дальше дверей не пускал. Разглядывать у нас нечего, — неподвижным взглядом он в упор посмотрел на Мухина.
Последовала неловкая пауза.
— Хорошо, хорошо, — торопливо проговорил Мухин и взглянул на замерших соседей. По его смущенному лицу Таранец понял, что слова эти скорее означали: «Помолчите. Не обижайте своей неделикатностью людей».
— Пожалуйста, вы и вы, — Мухин указал взглядом на пожилую женщину в вишневом фланелевом халате и на упитанного мужчину средних лет, — останьтесь в качестве понятых при осмотре. А остальные товарищи свободны. Спасибо вам.
— Давай, Мухин, приступим к осмотру, — сказал Таранец. И тихо кинологу: — Начинай. Я очень надеюсь на тебя. Следы должны быть свежими. Собака проработает их хорошо.
Кинолог отвязал от стойки лестницы Лайму и провел ее в квартиру.
— Покажите, откуда пропали вещи.
Хозяйка — стройная женщина лет сорока пяти — подошла к старинному гардеробу карельской березы, указала на полки с выглаженным постельным бельем и разрыдалась.
— Жулье проклятое! Что сделали! Все утащили. И мое и материно. В войну эти вещи сберегли. Перебивались с хлеба на воду. А тут… — она приложила к глазам платок и отвернулась. — За один мах все нажитое…
Муж подал ей чашку в красных узорах. В комнате запахло корвалолом.
— Я бы их своими руками…
Потерпевшая с немой просьбой в глазах смотрела не на Таранца, не на эксперта, а на кинолога. Тот привычным движением стиснул челюсти Лаймы, ткнул ее нос в поднятую с пола шерстяную кофту и, дождавшись, когда она надышится запахом, ослабил поводок. Лайма закрутилась по комнате, потом сунула свою умную в рыжих подпалинах морду в платяной шкаф, рванулась в спальню, а из нее к входной двери квартиры.
— Вы уж постарайтесь! — прокричала им вслед потерпевшая. — Вы бы, товарищ, — она повернулась к Савину, чувствуя в нем старшего, — сказали, чтоб собака поискала как следует…
— Собака слов не понимает. Я сказал проводнику.
Савин, Таранец и понятые разговаривали вполголоса. Они старались вести себя как можно тише. Кража оставила тяжелый осадок.
Мухин, приладив вспышку, защелкал фотоаппаратом, потом, поставив на стол свой портативный дерматиновый чемоданчик, вытащил из–под брезентовых креплений сияющее никелем увеличительное стекло, кисточки, разноцветные флаконы с жидкостью и порошками и принялся за работу. Савин и Таранец обошли комнаты, кухню, тщательно осмотрели замки входной двери. Следов отжима или взлома не было видно.
— Сколько человек живет здесь? — сдвинув очки на лоб, спросил Мухин.
— Я и муж. Сын — в пригороде, в общежитии.
— Он часто бывает у вас?
— Не очень, — ответила потерпевшая.
— При мне, — со значением процедил муж, — он был два месяца назад. Если точно, то под Новый год.
— С тех пор не приезжал, — словно снимая сомнения, уточнила потерпевшая. — Звонил, правда. — В ее светлых глазах появилось беспокойство.
К Таранцу подошел Мухин.
— Ничего дельного, — шепнул он. — Туго идет. Снял четыре отпечатка, но, по–моему, они от рук хозяев. Я проверю. Остальные стерты. Знакомые давно были у вас? — спросил эксперт у Школьникова.
— Давно. Последнее время никто не заходил, — сказал хозяин квартиры.
— А с замками как? Не барахлят?
— Не замечал. Впрочем, проверьте, — он протянул ключи.
Один за другим Мухин вставлял ключи в замочные скважины и, прислонив ухо к двери, аккуратно покручивал ими.
— По–моему, в порядке.
Таранец сделал последние записи в протоколе осмотра и обратился к потерпевшим:
— Давайте уточним, что пропало. Нам нужны приметы.
Понятые не скрывали своего любопытства.
— Я бы попросил этот вопрос выяснить без посторонних, — проговорил хозяин квартиры. — Нам бы не хотелось…
В комнате мгновенно наступила тишина.
— Принимается! — сказал Таранец с чувством досады, хотя и понимал, что просьба была естественной, законной. — Этот вопрос мы уточним позднее. — Невольно вздохнув, он обратился к понятым: — Я зачитаю протокол осмотра места происшествия. В нем зафиксированы все важные обстоятельства, относящиеся к делу. Вы вправе высказать свои замечания, если таковые возникнут. Итак, протокол осмотра… «Я следователь… с участием старшего оперуполномоченного уголовного розыска… эксперта… в присутствии понятых… потерпевшего Школьникова… — Таранец читал быстро, отчетливо, изредка отрывая глаза от текста. Сбавил темп лишь в заключительной части. — При осмотре дверей квартиры, а также шкафов и серванта следов взлома или отжима не обнаружено. Их запорные устройства внешних повреждений не имеют. Орудий преступления обнаружено не было. Для исследования в лабораторных условиях изъят дверной замок входной двери… Место происшествия сфотографировано…»
Замечаний понятые не высказали. Попрощавшись с ними, Савин пододвинул протокол Школьникову, который сидел за другим концом стола.
— Пожалуйста, подпишите. — И тут же обратился к его жене: — Вы подозреваете кого–нибудь в краже?
Она сбивчиво, торопливо заговорила:
— Мы здесь второй год. Обменяли мужнину комнату и мою квартиру. С соседями отношений никаких. Нам от них ничего не надо. Только вот им… То одно одолжат, то другое попросят. По телефону звонить приходят. Возможно, завидуют нам. Один Сергеев чего стоит.
— Понятой, который здесь был, — уточнил Школьников, заметив вопросительный взгляд Савина. — Зайдет вроде бы по делу, — продолжал он, — а глазами по комнате ширк, ширк.
— Понятно. А конкретные подозрения имеются?
— Сергеев на нас обижен. Под Новый год попросил в долг пятьсот рублей на мотоцикл. Я отказал. И правильно сделал. Раз одолжишь, два одолжишь — на голову сядут, — заключил Школьников. — С тех пор не заходит. Может, зло затаил на нас?..
Савин опустил глаза. Больше всего он не любил подозрительность.
— Сосед где работает? Не знаете?
— Не… ет.
Школьников продолжал читать протокол. Не отрываясь от текста, он вытащил из кармана пиджака ручку, снял колпачок, но неожиданно лицо его вспыхнуло:
— Я не стану подписывать этот документ.
— Извините, не понял, — Савин с недоумением посмотрел на него.
— А чего понимать? — Брови Школьникова дрогнули. — Вы его составили так, вроде бы и кражи не было. Ни следов, ни взломов, ни вещественных доказательств.
— Но ведь действительно же взломов не было. Мы фиксируем…
— Вы фиксируете свое неумение. — Школьников решительно поднялся. — Как же так? В квартире были чужие люди. Похищены вещи. И никаких следов?.. Так не бывает, — его голос звучал уверенно. Резким движением ладони он откинул тяжелую прядь волос.
— В протоколе нет ошибок, — спокойно ответил Савин. Его не так–то просто было смутить, хотя тон Школьникова и кольнул. — В нем объективно изложено все, что выяснено при осмотре. Вы незаслуженно бросаете упреки.
— Я не хочу, чтобы воры по моей спине пешком ходили, — сухо проговорил Школьников. — Не обнаружили! Зато мы обнаружили. По вашему протоколу выходит, что мы сами у себя украли и сами на себя в милицию заявляем.
— Успокойся, Вася, — смущенно проговорила его жена и потянула за рукав.
Наступила неловкая пауза. Таранцу был неприятен этот разговор. Обычно с потерпевшими всегда складывались нормальные отношения и находился общий язык, а тут…
Школьников с минуту о чем–то сосредоточенно думал, потом решительно взял протокол, еще раз прочитал концовку и подписал. Движения руки были четки, решительны.
— Мы уточним приметы похищенных вещей и сообщим сегодня же, — проговорил он. — Вы до каких часов работаете?
— До утра, — ответил Савин.
В отделение милиции они вернулись около восьми. В дежурной части остро пахло мандаринами, несколько штук было на подоконнике, два закатились под широкий деревянный диван, на котором лежал пьяный мужчина в темно–сером пальто. Его лицо прикрывала новая беличья шапка, тонкая рука свисала с дивана.
— Опять пьяного притащили? Для чего медвытрезвитель?.. — проговорил Таранец, проходя за барьер к дежурному. — Зачем принимаешь? А если с сердцем что? У нас врачей здесь нет.
— Его из ресторана таксист доставил, — сказал Бутрименко. — Говорит, архитектор какой–то.
— Тогда другое дело, раз архитектор, — усмехнулся Савин. — Придется прикрепить к стене отделения мемориальную доску в память того, что двадцать пятого февраля здесь около часа находился в бессознательном состоянии такой–то.
— Это совсем и не архитектор. Его без больничного листка не восстановить, — сказал Таранец и посмотрел на двух мужчин, которые, набычившись, сидели в разных углах на соседнем диване.
— За что этих–то?
Словно желая ответить на его вопрос, низкорослый задержанный внезапно вскочил с дивана и, широко размахнувшись, ударил портфелем другого. Тот, поправив идеально ровный пробор, смущенно пожал плечами. В дежурной еще сильнее запахло мандаринами.
— Ну–ну! Потише! — сказал Таранец. — Почему насильно кормите фруктами этого гражданина? Мандарины для детей больше предназначены. Стыдно, гражданин!
— Не стыдно! Жаль, что мандарины мягкие. Вместо них кирпичей бы в портфель. Снабдил бы его на всю оставшуюся поганую жизнь, — лицо мужчины исказилось. — Живут же такие на белом свете. Он сам что–нибудь производит? Нет! Пример показывает? Нет! Только с важным видом все обещает. Деньги под расписки берет и не возвращает…
Низкорослый мужчина опять высоко поднял портфель, но Таранец, перехватив руку, остановил его движение.
— Рассадите их в разные комнаты, — воскликнул он.
Из дежурной части Савин и Таранец поднялись на второй этаж к оперативникам. Их шаги гулко раздавались в опустевшем коридоре. В кабинете оказались лишь Казаков и участковый Гусаров. Савин стянул с себя пальто. Таранец, не снимая куртки, сел за стол.
— Сложная кража? — поинтересовался Казаков.
— Не то слово, — сказал Таранец. — Не так просто будет ее раскрыть. Перспектива слабая, — он безнадежно махнул рукой. — Ни следов, ни очевидцев. Хотя, — он неожиданно подмигнул, — ты же у нас специалист по таким делам.
— Забыл добавить, что крупный спец, — шутливо откликнулся Казаков. — Что–то кражи зачастили, — уже озабоченно произнес он. — Хотя чему удивляться. Сейчас в квартирах такие вещи бывают, которых за прилавком не встретишь или в очереди настоишься. У воров на это нюх! Ориентируются быстро. Есть спрос, есть и предложения. В магазин за дефицитом не полезут. Понимают, госкража — срок большой.
Савин кивнул.
— Паршивый месяц выдался. По краже работать придется без передыху. Скоро конец квартала. — Он походил по кабинету и тоже сел, положив руки на колени.
Гусарова этот вопрос, похоже, не волновал.
— Жалко этого мужика с мандаринами. Насмотришься, наслушаешься… Неужели в жизни чаще нечестные отношения существуют, — раздумчиво проговорил он.
— Ну и сказал! — рассмеялся Савин.
— Насмотрелся! Когда успел? — спросил Казаков. — Тебе сколько лет?
— Двадцать два!
— Всего–навсего! Так вот! По словечкам и фактикам вывод о жизни и людях не делай. — Казаков поднес ко рту сжатый кулак и громко чихнул.
— Будь здоров, — сказал Таранец.
— Сначала по слякоти гоняют, а потом здоровья желают, — ответил Казаков. — Я вижу, вашим разговорам конца не будет. Пойду–ка высплюсь и перекушу по–человечески. Намотался сегодня, да знобит что–то.
Савин встал со стула и, надевая пальто, сказал Таранцу:
— Я тоже пойду. А ты от Школьникова заявление прими. Он скоро подъедет…
* * *
Школьников пришел в начале десятого. Тот же хмурый, внушительный вид, то же чувство своей значительности, только говорил он теперь слегка заискивающе. Окинув взглядом простенькую обстановку кабинета, он пододвинул стул к приставному столику и сел.
— Я выяснил, что украли. Оказалось, достаточно много… Вот список…
Таранец взял протянутый лист плотной глянцевой бумаги и стал внимательно читать написанный убористым четким почерком текст.
«Четыре золотых кольца с бриллиантами, серьги бриллиантовые с изумрудами, две золотые цепочки, золотой брелок с голубой эмалью и изображением женской головки, ажурный браслет золотой, две десятирублевки царской чеканки, шесть ложек обеденных, шесть чайных, шесть десертных — все серебряные, часы японские «Сейко», облигации на тысячу пятьсот двадцать рублей…»
Похоже было, что при составлении списка Школьниковым руководила горечь утраты ценностей. Он сидел притихший. Теперь его было не узнать.
— Вы все указали? — спросил Таранец, откладывая лист в сторону.
— Все. Жулик взял, как говорится, подчистую, — откашлявшись, произнес Школьников хорошо поставленным голосом. Сейчас он производил впечатление вполне покладистого человека. — Я попытался изобразить внешний вид, конфигурацию похищенных ценностей. Думаю, вам это понадобится. — Школьников из бокового кармана пальто достал другой лист бумаги.
Таранец подколол его скрепкой к первому. Про себя отметил, что рисунки сделаны достаточно умело.
— Я, можно сказать, теперь на бобах остался, — начал Школьников.
— Не только вы, жена тоже, — уточнил Таранец.
Школьников словно поперхнулся.
— Конечно, и жена… Семья одна, — согласился он. — Серьги — ценность необыкновенная. Год назад один специалист сказал, что стоят они не меньше пятнадцати тысяч! Девятнадцатый век…
— А золотые десятки тоже оценил? — поинтересовался Таранец и, словно наткнулся на мелькнувшую догадку, взял опять в руки плотный лист бумаги с рисунками похищенных вещей. Золотых монет на нем не было.
Школьников взглянул на Таранца и сдержанно улыбнулся.
— Эти десятки памятные. Не для продажи. Я закон знаю.
Трудно было поверить, что всего два часа назад он был несдержан.
— Кто этот специалист?
— Случайно в Трускавце познакомились. У источника. Он заинтересовался серьгами. Потом встретились еще раз, тогда назвал цену.
Попытки Таранца выяснить личность незнакомца из Трускавца угасали одна за другой. Пожалуй, впервые он столкнулся с потерпевшим, который не стремился помочь нащупать хотя бы мало–мальски подходящую ниточку, ведущую к раскрытию кражи.
— Вы напрасно пытаетесь найти воров со стороны. Вор свой, домашний.
Таранец не смог скрыть удивления.
— Да! Да! — уже не сдерживая себя. — Это дело рук сына моей жены. И не ищите других. Помните, я не хотел подписывать протокол? Знаете почему? Скажу откровенно, тогда думал, что вор чужой. — Школьников, словно осуждая себя, укоризненно покачал головой. — Только потом понял, что вы абсолютно правильно записали, что взломов и… как это? — он наморщил лоб. — Да, и отжимов не было. Так должно и быть. И я подписал… Теперь все ясно! Повторяю, кража — дело его рук! У него есть ключи от нашей квартиры. Я прошу вас…
Таранец слушал с интересом. И все же бурная речь Школьникова не произвела на него впечатления, хотя тот и пытался развить свои доводы.
— Это ваши предположения. Наличие ключей ни о чем не говорит. Ему сколько лет?
— Шестнадцать, — голос Школьникова слегка сорвался. В таком возрасте подростки часто бывают несправедливы к родителям. — У мальчишки нет сыновних чувств. Посудите сами: дерзил, грубил, бросил школу, не ночевал дома, советов не слушал… И оказался без образования. Устроился работать, живет в общежитии. Говорят, выпивает…
Таранец спросил:
— А если предположить другой вариант?
— Поверьте, я не ошибаюсь! — Школьников вздохнул. — Уверен, во время моей командировки он ночевал у нас. В конце концов мог зайти в квартиру, когда мы были на работе, — в глазах заметалась ярость. — Как мог он такую подлость сделать? Я завтра же поеду к нему в общежитие и душу вытрясу…
Эти слова встревожили Таранца.
— Вы, товарищ Школьников, никуда не поедете. Я запрещаю вам это делать. Запомните: розыском заниматься — наше дело. И не надо мешать.
Школьников поморщился как от зубной боли:
— Простите, но вы рассуждаете формально, а наше дело родительское.
— С вашим сыном я разберусь сам. Но прежде выясню некоторые вопросы. Попросите свою супругу позвонить мне днем. Я ей скажу, когда подъехать. Ну что ж, приступим к заявлению. Вы где работаете?
— Начальником отдела в министерстве…
