Доктор Энкарно жил в маленьком домике у самого склона горы. Чтобы пройти к нему, пришлось долго объяснять лейтенанту саперного взвода, в чем дело. Мун перешагнул через прикрепленную к кольям веревку и подошел к дому. Дверь была заперта. На стук никто не отозвался. Мун пододвинул валявшийся поблизости пустой ящик с надписью «Собственность американской армии» и заглянул в окно. В комнате доктора царил строгий порядок. Но Мун заметил тонкий налет пыли на предметах, остановившиеся стенные часы и календарь со вчерашней датой. Календарь и часы могли быть случайностью, но пыль не вязалась со строгим порядком. Она явно не соответствовала характеру хозяина.

Мун направился к соседнему дому. Это был почти кукольный домик, состоявший из небольшой лавочки и чулана. Владелицей оказалась донья Села — та самая, на которую упал разрезанный пополам летчик. Услышав дверной колокольчик, она вышла из чулана. У нее был такой же испуганный вид, как в полицейском комиссариате.

— Что сеньор желает купить? — Она спросила это по-испански, но перевод вполне заменил красноречивый жест в сторону полок, на которых вперемежку с сигаретами были разложены имитирующие шпагу тореадора ножи для разрезания бумаги, статуэтки знаменитых матадоров, позолоченные медальоны с изображением святых и прочие дешевые сувениры.

Мун пробормотал что-то по-английски и беспомощно оглянулся. Он забыл, что для разговоров с местными жителями нужен переводчик. Но донья Села вывела его из затруднений, вынув из-под прилавка новенький испано-английский разговорник, приобретенный по случаю нашествия туристов. Разговорник не мог заменить переводчика, но Муну все же удалось понять, что донья Села видела, как доктор вчера выходил из дома с чемоданом в руке.

Мун поблагодарил донью Селу и купил пачку сигар. Стоила она семьдесят пять песет. Мун удивился, но, вспомнив, что ему-то сигары обошлись только в один доллар с центами, дал сто песет. Выражение испуга в глазах владелицы лавочки на миг сменилось радостью. Но когда Мун выходил, донья Села уже снова смотрела на него так, словно ожидала увидеть вместо живого человека раздвоенный труп.

Выходя из лавочки сувениров, Мун оглянулся. Билль Ритчи как в воду канул. Причины, заставившие актера задержаться, были довольно ясны. Муна это вполне устраивало. Он не собирался утаивать содержание некоторых своих запросов от кого бы то ни было, скорее наоборот. Существуют разные методы проводить расследование. На этот раз Мун сознательно вел его (точнее говоря, существенную часть) в открытую.

Следующим пунктом намеченной программы было посещение американской медчасти. Найти военный лагерь удалось без труда. Следуя по пятам шагающих строем солдат, направляющихся после смены на отдых, Мун добрался до берега.

Невдалеке стояло на якоре несколько военных судов. Из причаливших катеров высаживались группы военных моряков. Очевидно, это и было пополнение, о котором говорил генерал Дэблдей.

Такое же оживление царило у входа в военный лагерь. Один за другим в ворота въезжали накрытые брезентом «студебеккеры».

Часовой задержал Муна.

— Талон есть? На душ.

— Мне надо в медчасть.

— Ничего не знаю. Мне приказано пускать только с талонами.

— Вызовите дежурного офицера.

К счастью, за проволочной оградой показался майор Мэлбрич.

— Впустить! — приказал он. — Хотите посмотреть, как живем? Или, может быть, нашли шифр и пришли за вознаграждением? — усмехнулся майор.

— Я хотел бы побеседовать с начальником медчасти.

— Ну что же, пройдемте! — предложил майор. Внезапно он обернулся.

Из остановившейся рядом машины выскочили солдаты. У всех были такие же целлулоидные личные значки, какой носил майор.

— Подъезжайте к складу и ждите! — приказал майор. — Без меня не выгружать!

— Собираетесь нырять за шифром на дно морское? — спросил Мун, заметивший в кузове что-то вроде водолазных костюмов.

— Я лично считаю, что это бесполезно. Но генерал хочет на всякий случай прочесать участок от пляжа до того места, где упал командир самолета.

Они прошли мимо выстроенных тут же под открытым небом походных душей. В двадцати одинаковых полуоткрытых кабинах мылись двадцать человек. Большинство были солдатами, среди них двое негров.

На зарубежных базах американской армии негры попадались куда чаще, чем дома. Удачный пропагандистский прием, подкрепленный легендой, что прохождение военной службы доставляет им одно удовольствие. Мун в этом сомневался. Едва ли расовые беспорядки на родине способствовали воспитанию патриотизма у чернокожих представителей американской демократии.

Внимание Муна привлекли двое посетителей душевых кабин. Солдаты были все упитанные — кормят в армии неплохо. Эти же двое, несомненно, штатские. Одного Мун узнал без труда, по одутловатому лицу и глазам навыкате. Это был дон Брито, пожилой крестьянин, на дом которого обрушился реактивный мотор. Лицо второго казалось знакомым, но вспомнить, кто он, никак не удавалось. Среди свидетелей его наверняка не было, и вообще едва ли Мун видел этого человека в Панотаросе. Худощавый, очень высокий, весь облепленный клочьями мыльной пены, он стоял вполоборота к Муну. В отличие от остальных кабин полиэтиленовая полупрозрачная занавесь была плотно задернута. Но оставалась узкая щель. Натренированному глазу Муна было достаточно мимолетного взгляда, чтобы отметить и показавшиеся знакомыми морщинистые щеки, и ожесточенную тщательность, с которой знакомый незнакомец водил намыленной щеточкой по коротко остриженным ногтям.

— Идемте! У меня и так мало времени, — нетерпеливо пробубнил майор Мэлбрич.

Только теперь до Муна дошло, что, пытаясь вспомнить, где видел этого человека, он невольно остановился. Пробормотав что-то насчет проклятого ревматизма, Мун, слегка прихрамывая, двинулся вперед. Какой-то инстинкт подсказывал ему, что до тех пор, пока смутное воспоминание не примет конкретные очертания, лучше хранить этот факт про себя.

Медчасть размещалась отчасти в палатках, отчасти в автобусах. Один из них стоял несколько в стороне. Без единого окна, кроме кабины водителя, весь молочно-белый, без красного креста или иных обозначений, он производил неизъяснимо зловещее впечатление.

— Подполковник Брилтен! — громко позвал майор Мэлбрич и тут же откланялся.

Из какого-то автобуса вышел сравнительно молодой человек в белом халате. Прежде чем дверь захлопнулась, Мун успел разглядеть внутри целую походную лабораторию.

— Вы ко мне? — спросил подполковник.

— Мне нужен начальник медчасти.

— Это я. А вы кто будете?

Мун представился.

— Мистер Мун? Слышал о вас, даже читал. Не могу себе представить, что вас привело ко мне.

— Хотел узнать подробности о кончине Шриверов, — сказал Мун.

— Вы обратились не по адресу.

— То есть как это не по адресу? Начальник полиции утверждает, что Шриверы умерли после того, как их доставили в американскую медчасть.

— Правильно. Но не в нашу. Мы прибыли в Панотарос прошлой ночью, сменили медчасть шестьдесят седьмой моторизованной бригады. А насчет Шриверов слыхал. Говорят, они отравились колбасными консервами.

— А может быть… — Мун в задумчивости запнулся. Только сейчас он понял, почему в автобусе размещена именно лаборатория. Это означало, что версия с химически отравленными осколками не маскировка. Мозг был настолько занят разгадкой смерти Шриверов и исчезновения Гвендолин, что фон этих событий — воздушная катастрофа — временами начисто забывался. А хорошему детективу не следует забывать ни о чем.

— Вы что-то собирались сказать, — напомнил начальник медчасти.

— Мне просто пришла в голову одна гипотеза. Допустим, Шриверы действительно нечаянно отравились. Но причиной тому не консервы, а… — Мун, сделав паузу, испытующе посмотрел на подполковника.

— А?… — нетерпеливо повторил тот.

— Осколки! — выпалил Мун.

— Ни в коем случае! — Начальник медчасти рассмеялся.

— Почему?

— Это долгий рассказ. Вы ведь все равно ничего не понимаете в медицине.

— Я догадываюсь, — заметил Мун, размышляя вслух. — Генерал Дэблдей намекал, что осколки не опаснее боя быков.

— Кто это говорил? Генерал Дэблдей? Ну, разумеется, он должен знать. — Подполковник усмехнулся. — Речь не об этом. При любом отравлении могут быть несчастные случаи. Но Шриверы умерли в тот же день. А для медика этим сказано все. К нашим осколкам их смерть не имеет никакого отношения.

В автобусе затрезвонил телефон. Начальник медчасти, кивнув Муну на прощание, повернулся.

— Извините, вы случайно не знаете, куда передислоцировали ваших предшественников? — задержал его Мун.

— Понятия не имею. Когда мы прибыли, их и след простыл. Обратитесь к майору Мэлбричу, он заведует кадрами.

Майора Мун нашел у склада — полутемного барака, где солдаты возились с каким-то снаряжением. Мэлбрич стоял в полуоткрытых дверях спиной к Муну и отдавал распоряжения.

— Майор! — Мун кашлянул, чтобы привлечь внимание.

Майор Мэлбрич, захлопнув дверь, резко обернулся.

— Пожалуйста! — Всем своим тоном он давал понять, что торопится.

— Меня интересует медчасть шестьдесят седьмой моторизованной бригады.

— В каком смысле?

— Вы не скажете, куда их перебросили?

— Ах вот что! — Майор снял фуражку и, поправив и так безукоризненно прямой пробор, снова надел. — Туда же, откуда прибыли. В Картахену.

— Придется мне, по-видимому, съездить туда, — заметил Мун.

— Их там уже тоже нет. Они сейчас в пути — не то в Сеул, не то на Окинаву. Точно не помню.

— А куда именно? Постарайтесь вспомнить. — Мун пристально посмотрел на своего собеседника. Человек с таким прямым пробором обычно может похвастаться не только аккуратностью и исполнительностью, но и хорошей памятью. Однако, если учесть воздушную катастрофу и особенно пропажу секретных устройств… В таких случаях немудрено потерять голову.

— В данном случае совершенно неважно, — майор Мэлбрич прищурился. — И я, и они сами отлично знали, куда их направляют. Во Вьетнаме санитарный персонал нужен до зарезу.

— Был официальный приказ? — осведомился Мун.

— Им об этом скажут, когда транспортный самолет возьмет курс на вьетнамский аэродром. В принципе это правильно. Зачем преждевременно подрывать моральный дух? Но наши мудрецы не учитывают, что у людей имеются уши. Сержант Смит, у которого в штабе есть знакомый сержант Джонс, часто осведомлен лучше любого генерала.

На обратной дороге Муну пришлось снова пройти мимо душевых кабинок. Мылась уже другая смена. Та кабина, в которой он видел высокого худощавого человека со странно знакомым лицом, была пуста.