30
Поглощенная изучением каких-то документов и извещений, Светлана спускалась, стуча каблучками, по ступеням внешней лестницы посольского здания и неожиданно для себя чуть не столкнулась с Виктором Лу-ковским, шедшим навстречу с озабоченным видом.
— Здравствуй.
— Мы уже здоровались, но все равно здравствуй. Всегда здравствуй, мой дорогой мыслитель.
— У тебя прекрасное настроение. Ты у меня молодчина. За это и люблю тебя, доктор.
— Надеюсь, вслед за этим высказыванием ты выскажешь еще и благодарность мне за идеальную уборку в твоем ужасном кабинете.
— А, это твоих рук дело, — без особого восторга промолвил Виктор Иванович, — то-то я не могу найти ни единой вещи на месте.
— Я, глупая, думала, что оценишь мою заботу.
— Оценил, и высоко. Но считаю, что рукам врача, как и рукам музыканта, необязательна грубая работа. Они священны, руки врача.
— Какой слог! Карамзин! Смотри не превратись в зануду.
— Отчего ты сияешь так ярко?
— Прибыли медикаменты и аппаратура для стоматологии. Да здравствуют крепкие зубы народов!
— Отправляешься получать?
— Как видишь. Честно говоря, я опасалась, что аэропорт еще не откроют из-за вчерашней бури. Да вы, как погляжу, не очень-то рады моей новости, месье Луковский.
—Только что разговаривал с Кориным. Прошли уже без малого пять сотен метров — сухо. Бедные ребята, в Аномо немыслимая жара. А тут еще циклон шалит. Если буря обрушится и на них...
— Корин? Борис Корин жаловался на погоду?
— Нет, конечно, но мы-то знаем, каково там.
—Отличное стихотворение у Николая Тихонова, — сказала она, — прав поэт, гвозди бы делать из этих людей.
—Борис, Борька, Боренька, только и слышу от тебя, — улыбнулся Луковский, — учти, я — Отелло.
—Ничего, ревность придает мужчине романтичность.
—Ты думаешь?
—Во всяком случае, будит в нем хоть что-то родственное настоящему чувству, сбивает спесь, извечное ваше самодовольство. Без ревности вы, мужики, жиреете душой и телом, не кровь, а сплошной холестерин.
—Терпеть тебя не могу за такие лекции.
—Это у нас взаимно. Полная гармония, — щебетала она, — будет чем коротать вечера на пенсии. Вообрази: московский дворик, снежок, в подворотнях парочки целуются, на них шипит карательный отряд дворовых старух, первоклашки гоняют шайбу, сосульки звякают с подоконников, из форточек — киношные вскрики с музыкой, на окнах телевизорная синька, хрумкает валенками почтальон с телеграммой кому-то, кто-то везет в лифте пса с прогулки, кто-то шумно кормит ораву гостей, кто-то за стенкой грозится переехать к маме, кто-то звонит из далекой командировки, а мы уже отъездились, все, дряхленькие и сюсюкающие, прихлебываем наш вечный «чай вдвоем», но не пьем, как здесь, читаем лекции друг дружке наперебой. Опять же, как здесь.
—Жуть.
— Ну вот и поговорили с милым. А теперь, извини, я мчусь к своим контейнерам в аэропорт.
— Светлана... постой со мной- две минуты. Или пройдемся немного.
Облачко насекомых висело над огромной клумбой, призрачное и тонко жужжащее. Виктор Иванович и Светлана медленно шли по дорожкам, накрест пересекавшим благоухающий цветочный остров посреди ухоженного дворика, наступая на тень от деревьев, густая листва которых приглушала катившиеся от близкой площади волны людского многоголосья.
— Почти полкилометра впустую, — сказал он.
— У ребят? Ну и что?
— Сгорим от стыда, если снова не вышли на пласт.
— Борис рассказывал, в Сибири, под Сургутом, бурили до двух с половиной, а то и до трех тысяч метров. — Она прикоснулась к его плечу. — Мой тебе совет, меньше отвлекай его. Он свое дело знает. Все должно быть нормально.
— То есть?
— Меньше контролируй. Не опекай ребят, как назойливая нянька. Больше доверяй. У самого на носу сдача объекта, занимайся им.
— Не помню, чтобы когда-нибудь вмешивался в твои дела.
— Ну и напрасно, мы не чужие. — Она улыбнулась, мгновенно растопив наметившийся было холодок разговора. — Знаешь, при такой настройке невольно задумываешься о несовместимости.
— Гм, если и завлечешь меня когда-нибудь своей фатой в Дом счастья, все равно не попаду под твой лапоть.
— Время покажет.
— Времени в обрез, мне пора. Не желаете ли, дорогой товарищ, сопроводить кандидата медицинских наук до аэропорта и обратно? Представляю, какая опять собралась армада поглазеть на «Антошку».
— Увы, у меня свидание в другой части города.
— О! Луковский! Вы вознеслись в моих глазах! Ля фам?
— После общения с некой соотечественницей я даже к собственной шляпе испытываю неприязнь оттого, что она тоже женского рода.
— Браво!
— Ваша ревность делает вас романтичней, неспеси-вой, несамодовольной, гонит по жилам чистый огонь, порождающий нечто родственное настоящему чувству.
— Брависсимо!
— Но не страдайте, мои свидания не менее деловые, чем ваши. А сдача объекта действительно на носу, как вы изволили выразиться.
— Горе-горюшко, — с нарочитой печалью промолвила Светлана, — и этот злопамятный сухарь собирается сделать мне предложение.
— Не исключено, что это может произойти по окончании вашего контракта, мемсаб, под венец лучше стать на Родине, — сказал Виктор Иванович. — Я повторяю: не исключено. У вас же откуда-то полная в этом уверенность. Может, это не так.
—Отпираться бессмысленно. Так считает офицер местной полиции. А полиция знает все.
—Или ничего, — вдруг вздохнул Луковский.