В первый же день по номеру машины был установлен ее владелец — инженер местного завода Бармичев. Естественно, он оказался первым, кого вызвала Глазова на допрос. Бармичев исправно явился в назначенное время, словно бы самой исполнительностью своей желая засвидетельствовать почтение следователю и тому делу, которым она занимается.

Высокий, плотный, в добротном костюме, свежевыбритый и благоухающий, Бармичев производил хорошее впечатление. Не было в его лице, во всем облике каких-то признаков разгульной жизни. Такие вещи следователь обычно чувствует. С первых же слов, жестов, по манере выслушивать вопрос, отвечать, по наигранному негодованию, деланному спокойствию, подчеркнутой деловитости, серьезности или почти неуправляемому желанию шутить, посмеиваться, играть словами — по всему этому следователь понимает, что за человек сидит перед ним.

— Садитесь, Бармичев, — начала Тамара Васильевна. — По данным, которые мы получили, вы являетесь владельцем автомашины «Жигули». Это верно?

— Да, у меня есть машина. Купил два года назад. Вам неинтересно, за какие деньги? — улыбается Бармичев. Очевидно, он готов был ответить и на этот вопрос.

— Нет. Пока меня это не интересует. Номер вашей машины 84-34, правильно?

— Да, это моя машина.

— Дело вот в чем... Тридцатого апреля...

— Я знаю! Нехорошо получилось...

— Подождите. Я хочу полностью задать вопрос. Не только для вас, но и для протокола. Так вот, тридцатого апреля сего года вашей машиной совершен наезд на детскую коляску. В результате находившийся в ней мальчик, Павлик Железнов, погиб. Он умер в больнице через три дня. Что вы можете сказать поэтому поводу? — Глазова про себя решила: показания будут не совсем честные, не совсем искренние, но будут. Хотя этому человеку очень хотелось бы промолчать.

— Что я могу сказать? — Бармичев виновато развел руками. — Если вы говорите, был наезд, значит, был... У меня нет оснований не верить вам.

— Кто был за рулем? Вы?

— Ну почему же сразу я? Если машина принадлежит мне, то это еще ничего не значит...

— Кто же?

— Не знаю.

— Интересно. Начинается нечто из ряда вон. Итак, если я правильно вас поняла, вы не знаете, кто пользовался вашей машиной тридцатого апреля?

— Не совсем... Видите ли... — Бармичев помялся, помолчал горестно и наконец решился: — Как не знать, если я ключи от машины дал. Без ключей ведь никто не поедет...

— Полностью с вами согласна. Кому же вы дали ключи?

— Соседу дал. Он попросил, я дал. Беды большой в том не вижу.

— Фамилия вашего соседа? Чем занимается?

— Дядьков Борис Иванович. Начальник автотранспортного предприятия. Живет в соседнем доме. Знаю его давно, уважаемый человек, известный в городе. Попросил выручить... Я и... пошел навстречу.

— Зачем ему понадобилась машина? — спросила Тамара Васильевна.

— Он хотел отвезти домой родственников. У него в этот день, накануне Первомая, родственники были... Гостили.

— Праздновали?

— Да, скорее всего выпивали. Хотя утверждать не могу.

— Ну, если родственники сами не могли по домам разойтись...

— Нет-нет, утверждать не могу. — Бармичев клятвенно сложил руки на груди, как бы подчеркивая этим чистосердечность своих слов. — Наговаривать на людей не хочу. Увольте.

— Да я вас к этому и не принуждаю, — усмехнулась Глазова. — Наговоры мне и самой не нужны. Скажите, вы дали ему ключи или сами решили развезти родственников? Ведь это было бы разумно — самому доставить захмелевших гостей, не доверяя машину пьяным?

— Дело в том, что у нас с женой было на этот вечер кое-что назначено... Кино, то-се... И потом Дядьков попросил ключи. Я не смог ему отказать.

— Вы часто давали ему машину?

— Бывало.

— А почему не смогли отказать? Ведь вы знали, что рискуете машиной? Или привыкли к такому риску? Объясните.

— Видите ли... — Бармичев замялся, подыскивая достаточно убедительные доводы. — Когда живешь рядом не один год, всегда складываются отношения... Разрушать их, ставить под сомнение из-за машины... И потом... Ладно, скажу. Дядьков — начальник автопредприятия. А у нашего брата-водителя всегда чего-нибудь не хватает — то гаечки, то трубочки, то стеклышка... Что говорить — взаимовыгодные отношения.

— Он помогал вам с ремонтом?

— Было. Было, что делать! Поэтому, когда Дядьков попросил машину... Хотя, честно говоря, на душе кошки скребли. Не хотелось. Как чувствовал — что-то случится. Так и вышло. Чтоб я теперь кому-нибудь хотя бы на пять минут...

— Итак, будем считать установленным, что за рулем в момент наезда находился Дядьков?

— Этого я не говорил, — твердо сказал Бармичев. — И не слышал об этом. А что в самом деле...

— Хорошо. Что было дальше?

— Примерно через час ко мне прибегает взволнованный Дядьков и говорит, что машину у него угнали. Сказал, что он уже позвонил в милицию, передал номер машины, цвет, модель и все такое прочее. Сказал, что далеко уехать угонщики не могли, их наверняка задержат где-нибудь поблизости.

— Вы считаете, что все так и было? — спросила Тамара Васильевна.

— Не знаю, — уклонился от ответа Бармичев. — Я говорю только то, что сказал мне Дядьков.

— Вы видели машину после того вечера?

— Да. В милиции. Ее туда отогнали.

— Заметили какие-нибудь повреждения?

— Передний бампер слегка помят, капот поцарапан, разбит габаритный фонарь с левой стороны... А так вроде все в порядке. Да и эти повреждения тоже несерьезные. У меня нет претензий к Дядькову.

— Это ваше дело. Зато у нас есть претензии. Подпишите вот здесь ваши показания.

— С удовольствием, — сказал Бармичев и тут же смешался — удовольствие было весьма сомнительное.

Состоялись первые неожиданности. Нашелся владелец машины, Бармичев. Стало понятно, почему все пассажиры так бездумно покинули машину. Свою машину Дядьков вряд ли вот так легко бросил бы в кювете, даже не посмотрев, есть ли на ней повреждения. Дальше — оказывается, накануне была пьянка. Бармичев явно уклонялся от подробных показаний, его можно понять. Хотя мог бы вести себя и более мужественно. Ведь за его умалчиванием стояли отнюдь не дружественные отношения с Дядьковым. Боялся нарушить взаимовыгодность, лишиться ремонтной ямы в гараже Дядькова. За его поведением проступала знакомая позиция человека, не желающего ни во что вмешиваться.

Вполне вероятно, догадывалась Глазова, свои показания он заранее подробно согласовал с самим Дядьковым. Посидели вечерок, тщательно все выверили. Машину угнали, Дядьков не виноват. И даже признание о ремонтной яме тоже могло быть оговорено ими заранее, чтобы придать показаниям Бармичева видимость правды.

Вот тогда-то, после первого допроса, и мелькнула у нее мысль, что Дядьков не сможет спокойно наблюдать за ходом следствия, что он попытается вмешиваться, но тогда она еще не могла даже предположить, насколько серьезные помехи будет создавать Дядьков, какую деятельность развернет, чтобы изменить всю картину происшествия.

Эта догадка полностью подтвердилась во время допросов других свидетелей. Одними из наиболее интересных, как надеялась Глазова, могут быть показания Батихина. Он оказался маленьким вертлявым человечком, бойким на язык, но довольно трусоватым, когда речь заходила о каких-то существенных показаниях. Тамара Васильевна по опыту знала, что подобные люди всегда вьются при начальниках определенного толка. Их задачи несложные, лакейские в общем-то задачи — куда сбегать, предупредить, организовать, созвониться с девушками, мотануться в магазин к знакомому директору за приличной закуской, чтобы угостить как подобает нужного человека. Духовный мир таких людей был ей достаточно известен: самолюбие, чуть воспаленное от сознания собственной никчемности, обидчивость и отсутствие каких-то своих, личных убеждений, оценок.

— Как вы оказались на месте преступления? — спросила Глазова.

— Вот так и оказался! — Батихин развел руками. — Сам до сих пор не пойму. Хотел как лучше, а оно вона как повернулась! Как говорится, нежданно-негаданно!

— Нет, Батихин, такие разговоры никому не нужны. Вас задержали в машине, на которой совершен наезд. Так?

— Не знаю никакого наезда! — торопливо выкрикнул Батихин.

— Хорошо. О наезде потом. Вас задержали в машине. В чужой машине. Как вы там оказались?

— Если я скажу, что меня туда силком затолкали, вы же все равно не поверите! — хихикнул Батихин.

— Значит, сами забрались? — Глазова поняла, что на этот раз ей больше всего потребуется не опыт или знание всех деталей наезда, а самое обыкновенное долготерпение.

— Получается, что сам. Только как это все случилось, ума не приложу!

— Нет, Батихин, так не пойдет. У меня много времени. Если мы не закончим сегодня, продолжим допрос завтра, послезавтра...

— Понял. Все понял. Значит, машина... Стою это я на платформе и вдруг вижу — несется на страшной скорости машина.

— Скорость была превышена? — уточнила Тамара Васильевна.

— Значительно! — воскликнул Батихин и тут же замолчал, для верности прикрыв рот рукой. Задумался, покусал ногти. Видимо, осознал, что такое утверждение может обернуться совсем другой стороной, если версия об угоне машины лопнет. — Это самое... Ребеночку плохо стало... Дай, думаю, помогу, отвезу в больницу...

— А как понимать то, что вы закрылись в машине, что вас оттуда пришлось силком выволакивать?

— Испугался! — воскликнул Батихин почти радостно оттого, что удалось найти столь простое и убедительнее объяснение. — Они же там озверели все! Уж начали двери выламывать, по стеклу кулаками стучать... Толпа!

— Некоторые свидетели утверждают, что видели вас в машине в момент наезда.

— Врут. Быть такого не могло.

— Ложные показания, Батихин, влекут за собой уголовную ответственность. Я вас об этом предупредила и вот снова напоминаю.

— Откровенно говоря, Тамара Васильевна, в тот вечер я был слегка навеселе. У Дядькова мы... гостили. Он сам, правда, ни-ни, а мы с Хлыстовым слегка... расслабились. Да, был навеселе, — повторил Батихин, которому, видимо, понравилось столь невинное определение. — И поэтому все события видятся мне в некотором тумане. Боюсь, что я вам и в протокол туману напущу.

— Ну что ж, попробуем разогнать ваш туман, — улыбнулась Тамара Васильевна.

Допрос Хлыстова мало чем отличался от этого. Разве что сам Хлыстов, который, будучи родственником Дядькова, вел себя самоувереннее, на вопросы отвечал многословно, старательно, но не было в его показаниях ничего, что хоть как-то прояснило бы картину наезда, позволило бы приблизиться к истине.