Глава двадцать девятая
Аллочка тихонько сидела в камышах, деловито рассматривала желуди и ветки, что-то приговаривала и с удивлением поглядывала на темную тучу, нависшую над островом. Она не слышала, как подошел Алесь.
— Ласточка ты моя, сидишь одна-одинешенька. — Алесь подхватил девочку на руки. Он был озабочен: неужели к ночи соберется гроза? Где же тогда ночевать? Куда спрятать девочку? Как ему хотелось, чтобы внезапно вон там, впереди, зашуршал камыш и появилась знакомая фигура учителя!.. Были бы они снова вместе, сели бы да посоветовались, как быть.
Вадим Николаевич, наверно, привезет с собой еду — хлеб, печеную картошку, а может, добудет где-нибудь морковку или брюкву — тоже хорошо. Вот был бы праздник! Сначала бы поели, а потом разработали план действий — как вытурить оккупантов с партизанской территории.
Рассуждая так, парнишка вышел на край плывуна, осмотрел озеро. С надеждой глядел он в ту сторону, откуда должен был, по его расчетам, приплыть Вадим Николаевич. Минули уже сутки. Если с ним ничего не случилось, вот-вот должна появиться лодка, должен кто-то приплыть за ними.
Но озеро пустынно на всем протяжении до самого горизонта. Только чайки летают, кричат человечьими голосами. Алесь понимал, что вряд ли Вадим Николаевич рискнет показаться на озере днем.
Вот ночью — другое дело. Надо будет постоять на берегу. Возможно, сегодняшней ночью что-то выяснится…
Дядька Андрей уже, видно, получил депешу. Он отдаст приказ на прорыв блокады. Это только так говорится — стальное кольцо. А в каком-то месте его можно рассечь и двинуться туда. Ударить по-партизански, чтобы враг опомниться не успел!..
Парнишка глядел на север, на черную тучу, и яркие сполохи молний над лесом казались ему отблесками будущей битвы…
И опять тревожная мысль: а что, если немцы, которые охотятся на острове, задумаются, как оказалось тут домашнее животное? Начнут враги прочесывать остров и обнаружат его с девочкой. Тогда пиши пропало — не понадобится им ни лодка, ни щедрое партизанское угощение!..
Солнце спускалось все ниже, вот уже и совсем скрылось за деревьями. «Теперь вся надежда на ночь, — подумал Алесь. — Ничего, мы еще им покажем!» И вслух повторил:
— Покажем! Правда, девочка?
— Дода! — радостно подтвердила Аллочка.
— Только, знаешь, ты мне должна помочь, покуда к нам придут партизаны… Что, у нас у самих нет рук, ног да смекалки? Я же тоже партизан. Подносил патроны нашим на Бакланской дороге. И под пулями был. Знаешь, что такое пуля? Нет? Пули, как шершни, злые, кусачие… Теперь нужно подумать, чем мне тебя накормить. Молока больше нет… Но мы не пропадем с голоду — у нас есть рыба! Ты посиди, а я сейчас. Я быстренько.
Алесь посадил девочку, бросил ей камышинку и ушел.
На этот раз он пробыл в отлучке недолго. Рыба, которую он принес, успела завялиться.
Как ни причмокивал Алесь, показывая, какую вкусную еду он принес, девочка морщилась и выплевывала угощенье.
Вдруг, будто что-то вспомнив, она поднялась и вперевалку направилась в ольшаник. Там, на высохшем корневище, лежала банка. Девочка схватила ее и, подойдя к Алесю, протянула ему:
— Дай!
Ну как ей объяснить, что молока нет и не будет больше.
— Ласточка моя, — наклонился Алесь к девочке, — подожди немного. Вот мы осилим фашистов, и молока будет вволю. А теперь давай я принесу тебе в этой банке водички. Будем пить чай.
— Дай! — попросила девчушка.
— Вот это хорошо! — повеселел Алесь. — Чай мы найдем. — Он зачерпнул воды. Попробовал — она была невкусная. Алесь побежал к знакомой рябине. Надавил сока в банку, размешал прутиком. Ну вот, теперь совсем другое дело.
* * *
Вечер наступил неожиданно. Солнце скрылось за тучу, а небо еще долго переливалось всеми оттенками розового и перламутрового. Темная туча, надвигавшаяся с юга, казалась трехслойной, и каждый слой был подсвечен по-разному: самый нижний — ярко-красным, следующий — оранжевым и, наконец, бледно-желтым.
Ветер все усиливался, а воздух сделался душным и тяжелым, предвещая близкий ливень.
Алесь не знал, радоваться ему начавшейся грозе или нет. То, что он задумал, требовало ночной темноты, непогоды, шума деревьев, чтоб не услышал его шагов солдат-часовой. А для девочки надо бы, чтоб была тихая, спокойная ночь, и главное — без дождя.
Гроза приближалась. Вот-вот начнется ливень. Куда спрятаться? Тут, на плывуне, не было надежного укрытия — кругом камыш, кустики верболаза да негустой ольшаник.
Наконец засверкали молнии, загрохотал гром…
Аллочка со страхом прижалась к Алесю, а когда загремел гром, крепко зажмурила глаза.
— Дода! Дода! — шептала она, сжавшись в комок.
— Не бойся, — успокаивал ее парнишка. — Будет дождик, а дождик не кусается.
Под напором ветра расходились волны: шумели, пенились, захлестывали плывун, и он вздрагивал, как живой. Алесь понимал, что ночевать придется в шалаше, он хорошо замаскирован, к тому же ночью, в грозу, немцы носа не высунут из своей палатки.
Алесь еще раз выскочил на берег, взглянул на озеро — а вдруг… Мощная волна обдала его с ног до головы пенными брызгами. Все озеро тонуло в непроглядной тьме, просматривалась только прибрежная полоса.
— Была не была! — вздохнул Алесь, настраивая себя на воинственный лад. С Аллочкой на руках он отправился к шалашу. Зажатый между разлапистыми елочками, шалаш еле угадывался. Девочка первой полезла под крышу, позвала:
— Дода! Дода!
— Тише, Аллочка, молчи! — Алесь согнулся и юркнул в шалаш. Он постелил дерюжку и посадил девочку около себя. Она тут же перебралась к нему на колени и обхватила его за шею.
В шалаше было темно и сухо. Через верхнюю часть лаза едва виднелось небо и на нем — темные контуры вершин деревьев.
Интересно, а что сейчас делают немцы? Небось ужинают, жрут козий шашлык… Алесь проверил, на месте ли лопата. Он нащупал лезвие, поднял — подойдет!
Девчушка затихла на руках у Алеся. Она что-то сонно бормотала и вздрагивала, засыпая. Край неба, видимый из шалаша, почернел, слился с непроглядной тьмой. Гром гремел, почти не затихая, но уже где-то далеко, за островом. Алесь осторожно положил уснувшую девочку на подстилку, укрыл ее.
Теперь за дело. Ну, ночка, не подведи!
* * *
Алесь постоял около шалаша, прислушиваясь к ночным звукам. Постепенно глаза привыкли к темноте, уже различались и стволы деревьев, и заросли лозняка. Гроза прошла мимо, и сейчас лес опять погружался в тишину. Алесь услышал, как в кустах робко пискнула какая-то птаха, как затихающий ветерок шевельнул листву.
Сжимая в руках лопату, держась вдоль зарослей ольшаника, мальчик направился в глубь острова. Он шел осторожно, ступая мягко, как лесной зверь, но нога нет-нет да и наступала на сушняк, и звук ломающейся сухой ветки казался Алесю похожим на выстрел.
Тогда он замирал, боясь шевельнуться. Сердце билось, как у пойманной птицы. Немного успокоившись, он шел дальше. За пригорком, где совсем недавно паслась коза, начинался молодой редкий ельник.
Впереди, сквозь частокол стволов, замелькали сполохи огня. Поляна, где разместились немцы, была уже совсем близко.
Сердце паренька колотилось и замирало не столько от страха, сколько от волнения. Сейчас он был готов и к решающему скачку, и к молниеносному бегству.
Немцы суетились около костра. Слышались приглушенные звуки музыки. Ах вот, это были звуки, которые показались ему из шалаша совсем непонятными.
Еще один рывок вперед, и парнишка прижался к стволу высокого клена, росшего как раз на границе поляны и леса. Теперь перед ним все как на ладони.
Горит большой, яркий костер — фашисты дров не жалеют. В малиновых отсветах пламени хорошо видны две палатки и между ними длинный стол, на котором стоит радиоприемник, настроенный на бодрую веселую музыку. Неподалеку офицер и три солдата. Тонкий, длинноногий офицер машет в такт рукой, дирижирует. Солдаты стоят спиной к столу, хохочут во все горло. Видно, кто-то из них рассказывает что-то смешное.
Из палатки, похожей на большую куропатку, спящую в гнезде, выходит еще один офицер и молодая женщина. Алесь узнал офицера. Это он застрелил козу. Сейчас он уже не в охотничьем костюме, а в военной форме, с орденами. Фуражка еще больше увеличивает его массивную голову, а сам он скорее широк, чем высок. На женщину Алесь не обратил внимания: на таких, что крутятся около немцев, и смотреть противно.
Офицер слегка поклонился женщине, ухватил ее за талию и повел в медленном танце. Голенастый офицер смотрел на танцующих, а когда музыка оборвалась, он закричал «браво» и захлопал. Солдаты тоже захлопали.
Офицер и женщина подошли к костру. Постояли, глядя на огонь, потом «охотник» подбросил в костер полено, и пламя взметнулось вверх, разбрасывая искры. «Охотник» что-то сказал женщине, обнял ее, засмеялся.
«Ах ты, вражина, — разозлился Алесь. — Жалко, гранаты нет, бросил бы тебе под ноги…»
Снова заиграла музыка, и опять офицер пошел танцевать с женщиной.
Алесь увидел еще одного немца. Это солдат-часовой. В руках держит на изготовку тупорылый автомат.
Часовой бесшумно двигался по краю поляны. Костер высвечивал его лицо и фигуру. Здоровенный верзила, ничего не скажешь. Каска сдвинута на самые глаза. Да он на гориллу похож, ну совсем как обезьяна из учебника биологии.
Часовой неторопливо обходит поляну — он при исполнении своих обязанностей. Время от времени под его ногами хрустят ветки. «Да, с этим справиться будет трудновато, — думает Алесь, — здоровый, как кабан…» А часовой уже почти поравнялся с кленом, за которым стоял парнишка. На всякий случай Алесь тихонько подался в сторону рощицы. Это молодые частые елочки, ростом с Алеся. Он спрятался среди них, отсюда ему было видно еще лучше.
Часовой остановился совсем близко, словно почуяв что-то, завертел головой во все стороны. Алесь пригнулся и глаз не сводил с часового. А солдат направился дальше. Вот мелькнула его широкая спина, плечи… «Убить бы гада!..» — думал Алесь, кусая губы.
Теперь ему хотелось, чтобы именно этот солдат был на посту, чтобы с ним, жирным кабаном, помериться если не силой, то ловкостью.
Закончив обход поляны, часовой направился на просеку, ту, что вела к Черному Дубу, на восточный берег озера. «Десять минут — мои», — прикинул Алесь. Значит, будет время похозяйничать и около палаток. Пусть только спать улягутся. Пусть только настанет полночь. Эх, как же медленно идет время!..
Звучит музыка, кружатся в танце офицер с женщиной, и перед глазами мальчика начинают кружиться и деревья, и кусты, и даже костер…
