3

Домой мы возвращались в начале третьего.

Репутация моя к тому времени была основательно подмочена: отыскав Нину, я не удержался и, закатав рукава, вместе с ее коллегами расчищал пляж, таскал мусор, грузил автомашины. Воображаю, что подумает Стас, когда ему доложат, чем я занимался с одиннадцати до двух! Наплевать — пусть думает, что хочет. Что же мне, витрины бить, чтобы завоевать его доверие?

Уставшие, проголодавшиеся, мы всей компанией перекусили в чебуречной на набережной, после чего заведующая распустила нас по домам, и теперь мы с Ниной поднимались по лестнице к «Лотосу».

Неожиданно, сама собой, во мне возникла мелодия, которую тщетно вспоминал на протяжении всех последних дней. В ней сталкивались и распадались, спорили и сливались в одно целое две самостоятельные темы: высокий чистый голос пел об обретенном покое, а тревожные нервные звуки органа говорили о страхе его потерять.

Я мысленно видел пальцы, стремительно взлетающие над клавиатурой, и мнилось, что их уверенные, отточенные и сильные движения исполняют мелодию судеб, мелодию прошлого, настоящего и будущего…

— О чем ты думаешь? — спросила Нина.

— Так, о разном. — Мне показалось, она догадывается, чем заняты мои мысли.

Мы преодолели последний лестничный марш и вышли к гостинице.

У магазина «Канцтовары» я остановился.

— Мне надо купить одну вещицу, подождешь?

— У тебя есть деньги? — спросила Нина.

— Навалом. Я же перевод получил.

На самом деле деньги из камеры хранения были остатком моей зарплаты, но мне не хотелось произносить это слово. Мне вообще не хотелось ни говорить, ни думать о работе — передышка на то и передышка, чтоб отдыхать…

— Кстати, ты не возражаешь, если мы сходим куда-нибудь вечером?

— Куда?

— Ну, в кафе или в бар, должен же я отблагодарить тебя за гостеприимство.

Она кивнула, но как-то грустно.

— Вот и хорошо, — сказал я. — Иди, я быстро.

Магазин был совсем крошечный. Обстановка выдержана в стиле ретро: колокольчик с внутренней стороны двери, матовые бра на стенах, тяжелая драпировка у входа в служебное помещение.

За прилавком стояла средних лет женщина с лицом кинозвезды эпохи немого кино. Раскрытая книга и очки, лежавшие на прилавке, говорили, что покупатели заглядывают сюда нечасто.

Поздоровавшись, я склонился над витриной. Она содержалась в образцовом порядке, но найти нужную вещь среди залежей резинок, карандашей, блокнотов и транспортиров оказалось делом абсолютно безнадежным.

— Вы что-то ищете? — пришла на помощь продавщица. Ниточки ее бровей были приподняты, а подведенные темной краской глаза влажно блестели, свидетельствуя, что пятьдесят — далеко не старость.

— Да, сувенир на память. Собственно, меня интересует талисман в виде желудевого человечка. У вас нет таких?

Она развела руками:

— Сожалею, но они давно проданы.

Я был искренне огорчен и попросил:

— Поищите, пожалуйста, может, один все-таки завалялся?

— Простите, а вам для кого? — поинтересовалась она.

Я все еще не терял надежды заполучить желаемое и выбрал довод, который должен был сработать наверняка.

— Подарок хотел сделать девушке.

Последствия не замедлили сказаться: она обворожительно улыбнулась и, обнадежив взглядом, внезапно скрылась под прилавком.

— Сию минутку, — донеслось оттуда. Она громыхнула коробками, выдвинула и задвинула ящик. — Вот то, что вам нужно! — И протянула стальной брелок, сделанный в виде сердца, пронзенного стрелой.

Я не думал, что буду понят так буквально, да и вещица, откровенно говоря, была до предела безвкусной.

— Держала для своей знакомой, — поспешила объяснить продавщица, — но ради такого случая…

Деваться было некуда, пришлось взять сердце вместе с торчавшей из него стрелой. Выложив четыре рубля с копейками, я горячо поблагодарил хозяйку магазина и засунул свое приобретение поглубже в карман, заранее зная, что если и извлеку его на свет, то лишь затем, чтобы выбросить.

Нина ждала меня на ведущих к дому ступеньках: одна рука была прижата к груди, в другой она сжимала клочок бумаги.

Сперва я решил, что это ее собственная записка, но, увидев выражение лица, понял, что Нина чем-то сильно напугана: она стояла неподвижно и смотрела на меня расширившимися от страха глазами.

— Что случилось? — спросил я. — Что с тобой?

Она протянула мне листок и, как автомат, в котором полностью раскрутилась пружина, так и застыла с согнутой в локте рукой.

«Жду в 5. Стас».

Я отметил, что послание выполнено на том же сорте мелованной бумаги, что и анонимные письма, но написано от руки. Последнее не могло меня не обрадовать — это означало, что проверка закончилась и что отныне я пользуюсь у Стаса полным доверием.

— Где ты это нашла?

— В почтовом ящике… Ты пойдешь? — Нина говорила тихо, словно боялась, что ее услышит кто-то третий. — Прошу тебя, не ходи… Это страшные люди! Не ходи к ним, слышишь?!

Она продолжала говорить, убеждая, настаивая, требуя, а я украдкой поглядывал на стрелки своего хронометра.

До пяти оставалось чуть больше двух часов.