СИРЕНЕВЫЙ БУЛЬВАР
Конечно, у бульвара было другое название, более официальное, но, наверное, однажды весенним ясным денечком кто-то из молодого населения окрестных улиц и проспектов первым воскликнул: «А бульвар-то наш — сиреневый!» Когда-то, по представлениям ребят очень давно, при планировке бывшей городской окраины под новый жилой массив строители проложили нитку бульвара по улице, выглядевшей совсем по-деревенски: с палисадниками, с буйным кипением сирени весной. Палисадники и заборчики снесли, а вот сирень постарались сохранить, и чуть позже садоводы обновили ее хорошими сортами. На бывшей окраине любили сирень, соседи хвастались ею друг перед другом, ходили смотреть и сравнивать, у кого лучше. Эта привязанность передалась и новым жителям Оборонной и других улиц: нигде на бульваре не торчали таблички с угрожающе бессильными надписями: «Цветы не рвать!», «По газонам не ходить!», но никто не посягал на цветы, и даже в пору, когда сирень клонилась к земле под тяжестью фиолетовых, розовых кистей, ни у кого не поднималась рука сломать душистую ветвь.
На Сиреневый бульвар любили приходить в любое время года: и зимой, когда кусты сирени одеваются в пушистые белые шубы, и летом — сирень и поднимающиеся сразу за нею высокие деревья доброжелательно укрывали от зноя, духоты асфальта и отработанного бензина; и осенью — кусты долго держали на своих ветвях листву, словно не решаясь проститься с нею. Но особенно любили бульвар весной, в мае: все здесь, казалось, изнывает от обилия цвета, даже глаза устают от яркой, разбуженной теплыми ветрами красоты.
На Сиреневом бульваре объяснялись в любви, гуляли вечерами — рука на талии — подружки, здесь клялись в вечной дружбе и сюда приходили, чтобы в одиночку пережить коварную измену друга.
Еще здесь любили старую-старую песню под гитару, в которой несколько переиначили слова: песню про то, как сиреневый туман в весенней дымке тает, а над тамбуром горит вечерняя звезда...
Инна и Роман в тот вечер много раз прошли Сиреневым бульваром, что называется «от и до», и им было хорошо. Если бы Романа потом спросили, о чем они разговаривали, он вряд ли смог бы припомнить.
Роман вначале беспокоился, что Инне с ним скучно, потом перестал следить за каждым своим словом, ему было интересно разговаривать с этой появившейся невесть откуда умной и красивой девушкой.
И только когда бульвар стал пустынным и померк свет фонарей, Инна со вздохом сказала, что ей пора, уже поздно. Роман посмотрел на часы — была уже полночь.
— Ого, — удивился он, — сестренка, наверное, заволновалась.
— Вы что, обычно рано приходите домой?
— Да, все-таки спорт требует режима, да и вообще время дорого, каждый час на учете, столько надо успеть.
— А как же со свиданиями? Ведь нельзя же встретиться с девушкой, обменяться двумя-тремя фразами и «пока, миленькая, мне пора»?
— Я не хожу на свидания, — простодушно признался Роман.
— Может быть, вы скажете, что и с девушками не целовались?
Роман покраснел и чуть отодвинулся от Инны, чтобы не заметила, не почувствовала, как ему внезапно стало жарко. Ну что ей ответить? Прикинуться бывалым, повидавшим жизнь парнем, которому все трын-трава? Приятели иногда трепались о своих «победах», но это было как-то пошловато, несерьезно. Роман считал, что нельзя о сокровенном говорить так — с ухмылкой, мимоходом.
— Были же у вас подружки? — не успокаивалась Инна. Кажется, эта проблема ее всерьез заинтересовала.
— Должен вас разочаровать. Не было у меня, как вы говорите, подружек.
Инна примолкла, догадалась, наверное, что ее расспросы выглядят не очень тактично, какое-то время шла рядом. И когда молчание затянулось, стало тягостным, она сказала:
— Не провожайте меня дальше. Я уже рядом с домом. Нет, нет, не уговаривайте, я не люблю этого. Давайте условимся сразу: доверять друг другу, и если кто-то о чем-то просит — не возражать. Так лучше. Ведь вы хотите меня снова увидеть? Я знаю, хотите. И мы встретимся завтра, если вы можете. На этом же месте, в семь вечера. Идет? А пока до свидания, чао!
И, не дожидаясь ответа, быстро пошла по тротуару, оставив Романа в растерянности.
На следующий вечер без четверти семь он уже стоял на знакомом перекрестке, высматривая Инну в толпе прохожих — был час «пик», люди торопились после работы по домам. Она пришла в точно назначенное время.
Потом они встретились снова. И еще были другие встречи — частые, ожидаемые с нетерпением. Инна тоже не скрывала, что ей хорошо с Романом. И если не могла прийти по каким-то своим причинам, предупреждала об этом с искренним сожалением. А у нее действительно случались такие дни, когда произносилось краткое и категоричное «не могу». Расспрашивать почему, было бесполезно — Инна нервничала, стремилась поскорее распрощаться. А эта ее привычка постоянно оглядываться, будто опасаясь, что за ними кто-нибудь следит?
В один из вечеров Инна в своей обычной манере, когда не поймешь, чего в ее тоне больше — иронии или действительного интереса, спросила:
— А вы, Роман, не боитесь, что вам придется за меня отвечать?
— Инна, — взмолился Роман, — вы иногда начинаете выдавать такие шарады!
— Читали «Маленького принца» Экзюпери?
— Само собой.
— Помните, Лис говорит Маленькому принцу: если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу.
— Ты будешь для меня единственный в целом свете, — продолжил Роман.
— И я буду для тебя один в целом свете. — Мягкий голос Инны чуть дрогнул, потом она буднично сказала: — У этой красивой сказочки конец ну прямо из жизни: Маленький принц приручает Лиса и уходит, и вслед ему мудрый, добрый Лис напоминает: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил... Смотрите, Роман, вам придется туго, если вы сможете меня приручить!
— Лис хотел, чтобы его приручили, — напомнил тихо Роман. — А вы... Я даже не знаю, кто вы!
— Желаете, чтобы анкету заполнила? И автобиографию написала?
— Не шутите, Инна, так. Я смотрю на вас... и иногда думаю: почему вы каждую минуту такая разная?
— Это для того, чтобы вам не было со мной скучно. Согласитесь, нет ничего более унылого, чем однообразие.
— Вы даже не сказали, где вы работаете Или учитесь.
— Если это для вас так важно, пожалуйста — тружусь в меру своих сил в больнице.
— Вот уж не подумал бы! — удивился Роман.
— В больших больницах работают не только врачи, медсестры, санитарки, — объяснила Инна. — Там нужны также и хорошие физкультурники. О лечебной физкультуре что-нибудь знаете?
— Слышал.
— Это и есть моя работа. Для тех, кто перенес тяжелые заболевания, имеются специальные комплексы гимнастики. Поднять руку вверх — вдох, руку опустить — выдох... В общем, я инструктор лечебной физкультуры. Для больных — Инночка, солнышко.
— Вы любите свою работу?
— Я ее ненавижу.
Сказано это было так твердо и уверенно, что Роман поверил — не красуется, действительно ненавидит.
— Зачем же вы тогда ею занимаетесь?
— А что мне остается делать? В институт не попала, пришлось ограничиться специальными курсами. Окончила их и попала на работу в больницу.
Она говорила о том, как скучно и неинтересно ей работается, надо возиться с больными, беспомощными людьми: «Некоторым уже и о небе подумать бы пора, а они все лечатся, мучают себя и других».
Роман быстро подсчитал: выходило, что Инна старше его года на два-три. Это огорчало, но всего лишь чуть-чуть. Бывает ведь и так, что дружат с девушкой, которая старше...
— Попытайтесь снова в институт, — сказал он рассудительно, хотя и понимал, что ей советы не нужны.
— Нет уж, я постараюсь свою жизнь по-другому устроить. Более рационально, — холодновато ответила Инна.
— А работу сменить нельзя?
— Какая разница, что делать? Невелика радость сидеть в приемной какого-нибудь начальника, где, кстати, вы меня представили, подавать ему чай и свежие газеты.
— Идите к нам на завод. У нас люди всегда нужны.
— Ну и шуточки у вас, — рассмеялась Инна, да так громко, что прохожие оглянулись в удивлении. — Я и завод! Что может быть несовместимее?
— Но почему же?
— Знаете, Роман, или вы беспредельно, девственно наивны, или просто, извините, как бы помягче выразиться, недалеки.
— Не понимаю. — Роман был настолько удивлен, что даже не обиделся на грубость.
— Хорошо, в двух словах объясню. Только идемте сначала туда...
Они вошли в круг, вырванный у вечерней темноты светом фонаря.
— Посмотрите на меня, — потребовала Инна. — Посмотрите внимательно! Вы видите, какая я? Посмотрите на меня в профиль — не правда ли я похожа на тех женщин, которые увековечены на камеях? Вы сами сравнили меня с Мирей Матье. Кстати, не вы первый... Так что же вы хотите, чтобы я стала к конвейеру и восемь часов подряд завинчивала какую-нибудь гайку у бесконечного потока машин, на которых будут ездить другие? А если я хочу сама быть за рулем?
Инна стояла в освещенном круге, как на сцене. И она не торопилась уходить с нее, давая возможность всю себя рассмотреть. Когда девушка выговорилась, замолчала, Роман осторожно взял ее за руку, потянул в тень — на них оглядывались. И со стороны могло показаться, что идет бурное объяснение.
— Врежь ему, красотка, — посоветовал какой-то тип, проходивший мимо.
— Сначала я врежу вам, — угрожающе двинулся к нему Роман.
— Чеши дальше, малыш, и не спотыкайся, — доброжелательно посоветовала типу Инна. И неожиданно весело рассмеялась: — Ну, Роман, представляете, как это звучит: «Врежу вам»? Кто же употребляет в таких ситуациях «вы»?
Она вздохнула:
— Впрочем, оба мы, наверное, сейчас выглядим нелепо. Не понимаю, почему меня понесло в эти душевные дебри?
Роман уже успел заметить, как легко переходила она от раздражения к смеху, как хмурилась, как быстро меняется у нее настроение. А иногда походка у нее становилась быстрой и упругой, она как-то вся собиралась, будто готовилась к каким-то решительным действиям. Но через несколько минут снова шла ровно, без напряжения приноравливаясь к неспешным шагам своего спутника.
Если бы кто-нибудь ему сказал, что Инна забавляется, кокетничает, играет словами, он бы не поверил — кокетство представлялось чем-то совершенно иным, а здесь речь шла о вещах серьезных, о которых он и сам много думал в последнее время.
— Вот вы хотите быть за рулем, — возвратился он к прерванному разговору. — Ничего плохого в этом нет. Но достаточно ли темных глазок, пухлых губок? Может быть, есть более верные пути? Учиться, работать, добиваться успеха в жизни?
— Кто вам сказал, что это короткий путь? Должны пройти годы, прежде чем я чего-то добьюсь. Разве у ваших родителей нет таких знакомых: всю жизнь вкалывали, ворочали тяжести, к чему-то стремились, казалось им: вот еще немного надо подналечь, потом еще чуть-чуть — и будет положение, дача, машина? А годы уходили, укатывались куда-то в бездну, и когда все действительно приходило, было уже поздно: за руль машины садился сын, на дачу ездить не хотелось — ломала усталость, на работе подпирали более молодые и энергичные. Разве вы не знаете таких людей?
— Есть и такие, — согласился Роман. — Но я знаю и других, у которых есть машины и дачи, но они всегда были для них чем-то второстепенным. На первом месте у таких — дело, и они не понимают, как можно жить без дела. Машина что? Большая жестяная банка с мотором...
— Я замечала, что некрасивые девчонки себя утешают: не в красоте дело — была бы душа хорошая... Так и у вас — машины своей никогда не было, вот и считаете, что это просто жестянка...
— Далась вам эта машина, — досадливо махнул рукой Роман. — Ну, допустим, есть она у меня, что с того?
— В самом деле имеется мотор? — живо отреагировала Инна.
— «Жигули» отцовы, но я ими могу пользоваться по своему усмотрению.
— Вот как? Значит, у вас отец из этих — ну, героев труда, новаторов, рационализаторов, которые всегда в президиумах? Или из торговых деятелей?
— Из новаторов — это вы правильно. — Роману почему-то не хотелось говорить, кто у него отец. Его забавлял и раздражал этот разговор. С ребятами в ПТУ, с молодыми рабочими на заводе, среди которых у Романа было немало друзей, на такие темы как-то не приходилось говорить. Там был другой круг интересов, волновали совсем иные проблемы. Многие его товарищи были, что называется, одержимыми. Один увлекался ядерной физикой и свободно читал монографии, да такие, что не каждый студент мог осилить. Другой любил искусство и знал на память биографии всех знаменитостей, которые из фэзэушников стали народными артистами. Был парень, днем и ночью мечтавший о космосе, он всем рассказывал о том, что Юрий Алексеевич Гагарин тоже учился в ПТУ, а потом первым в мире увидел Землю из космических далей. У этого парня дома над столом висел большой портрет космонавта № 1, и он каждую весну 12 апреля мысленно докладывал Юрию Гагарину, что успел сделать за год. Были еще парни, решившие изготовить собственными силами малолитражку выше мировых стандартов. И, говорят, у них что-то получалось...
Словом, разные у Романа друзья-знакомые. Конечно, среди них попадались ребята, которые превыше всего ценили шмотки «Made in USA», жевательную резинку, всякие там сумочки-торбочки с броской надписью «Marlboro» или в этом роде. Но таких было немного, они жили какой-то своей жизнью, сразу после занятий исчезали из училища — их не интересовали ни спортивные секции, ни технические кружки. Да и парни в училище таких сторонились, смотрели на них как на больных непонятной болезнью.
Роману показалась нелепой мысль, что Инна может быть из «тех», очумевших от погони за модными тряпками, зарубежными дисками, и он с тревогой спросил:
— Неужели это и в самом деле предел желаний — собственные «Жигули»?
— Лучше «Волга»...
Инна сказала это вполне серьезно и сразу же заулыбалась, взяла Романа под руку.
— Роман, миленький, только не надо меня воспитывать. Я, конечно же, все понимаю правильно — и нравственные ценности предпочитаю всем иным. Просто у меня сегодня настроение такое — хочется поспорить. Ну не будьте же букой, улыбнитесь! Мне очень хорошо с вами, мне давно уже не было та-ак хорошо. Умеете вы улыбаться?
— Могу, — довольно угрюмо ответил Роман.
— Вот и прекрасно, очень мило с вашей стороны. И на сегодня хватит споров, мы уже почти пришли. Дальше не провожайте.
Они остановились у светофора, на перекрестке.
— Вот мы видимся уже в который раз, а вы все не разрешаете проводить до дома. Почему? — сказал грустно Роман.
— Что у вас за мода все время спрашивать «почему»? У других эта детская привычка проходит гораздо раньше.
Она подумала, что Роман может обидеться, ласково заглянула ему в глаза. У нее это очень красиво получалось: запрокидывала легко голову, чуть ближе подвигалась к своему спутнику, и тогда ее глаза были совсем рядом.
— Не надо, Роман, — попросила. — Если хотите, встретимся в воскресенье. Приезжайте на своих «Жигулях», покатаете меня. Выберемся за город, там, наверное, сейчас чудесно...
Инна протянула руку — ладошка мягкая:
— Пока...
В воскресенье он и Инна ездили за город, и было действительно чудесно. Инна не возвращалась больше теме «за рулем», а Роман не вспоминал этот странный разговор. Но и от расспросов о себе и своей семье уклонялся. Не потому, что чего-то опасался или не доверял Инне. Просто ему казалось нескромным хвастаться отцом, да и отец всегда советовал в рассказах о себе проявлять сдержанность.
— Пусть тебя принимают таким, какой ты есть, а не таким, каким хочешь казаться, — советовал профессор Жарков.
После загородной вылазки Инна разрешила все-таки подвезти ее до самого подъезда и не очень охотно дала телефон. Он записал для нее на клочке бумажки свой.
Они недолго постояли у машины. Роман видел, что девушке не по себе и она торопится уйти.
— Что с вами? — не сдержался, спросил. Странно, но его интересовало теперь в Инне все, и ему казалось, что у него появилось право на любые вопросы.
— Ничего, — не очень приветливо пробормотала Инна. И сказала совсем непонятное: — Надо что-то решать...
