Бокал вина

Глава 1

— Бокал красного вина, — сказала Тамара Никитенко стоявшему перед ней молодому долговязому официанту.

Тот держал наготове блокнот и ручку, однако, услышав короткий заказ, ничего записывать не стал, а лишь кивнул, поведя не только головой, но и всем своим длинным туловищем. Он был достаточно хорошо вышколен, как, впрочем, и весь обслуживающий персонал в этом заведении, чтобы почтительно относиться к любому пожеланию клиентов.

Через минуту вино уже стояло перед молодой женщиной. В приглушенном свете лобби-бара отеля «Метрополь» оно выглядело совсем черным.

— Как моя жизнь, — горько усмехнулась Тамара.

Она покрутила длинными, ухоженными пальчиками бокал, пытаясь обнаружить в благородном напитке хоть какие-то рубиновые проблески, и, так ничего и не добившись, пригубила его. Вино оказалось мягким, приятным на вкус, и эта маленькая, казалось бы, незначительная деталь вдруг вселила в Тамару надежду, что ее план сработает. Да и много ли надо женщине, чтобы обмануть себя, воспылать напрасными надеждами, выдать желаемое за действительное.

Ровно неделю назад Тамаре Никитенко исполнилось тридцать пять лет. В свой юбилей она получила всякие дурацкие подарки от сослуживцев — хрустальную вазу, фотоаппарат, духи, которые не любила, а также никак не проходившее ощущение, что что-то в ее жизни идет не так. Хотя никаких оснований для подобных печальных выводов вроде бы не существовало. Она с отличием окончила школу и институт, много и упорно работала и в результате к тридцати пяти годам занимала должность главного бухгалтера крупной риелторской фирмы, очень хорошо зарабатывала, имела неплохую квартиру, машину, не считая кучи дорогих тряпок и украшений.

В то же время у нее не было ни мужа, ни детей, ни даже какого-нибудь завалящегося любовника, с которым можно было бы скоротать нудные вечера и бесконечно тянущиеся выходные. По правде говоря, в амурных делах ей вообще не очень везло: несколько романов, случившихся в ее жизни, приходились в основном на студенческие годы. И они оставили не милые воспоминания, а раздражение, какое бывает у человека, изменявшего себе.

Возможно, если бы Тамара была недалекой, влюбчивой глупышкой, жилось бы ей несравнимо легче и семейный вопрос давно был бы решен. Но она очень критически относилась к своим потенциальным избранникам. Ей претила любая пошлость, нечистоплотность, развязность, и она решительно порывала с мужчинами, отмеченными какими-либо недостатками.

А теперь на эти личные качества наложилась еще и проблема скудности выбора, так как все время Тамара проводила на работе, где контактировала в основном со своим начальником — толстеньким, пухленьким, лысеньким армянином Вазгеном Арупоняном, чередовавшим безнадежные ухаживания за ней с регулярными вспышками административного занудства. Как всякий самовлюбленный человек, Вазген очень удивлялся, что его домогательства решительно отвергаются. Он явно считал, что все женщины мечтают с ним переспать, причем в самых экзоческих местах и позах.

Общение же вне работы у Тамары было ограничено единственной близкой, заведенной еще со студенческих времен подругой по имени Вероника, служившей в финансовом управлении одного из министерств. Эта дама уже побывала в неудачном браке и теперь скрывала крепнущую неуверенность в себе и страх перед будущим за все более и более резкими, язвительными замечаниями в адрес противоположного пола.

Из этого замкнутого круга как-то надо было вырываться, и как можно быстрее — годы не ждали. И, поразмыслив, Тамара пришла к выводу, что до сих пор она вела слишком добропорядочную, пресную жизнь, что ей не хватает авантюрности, каких-то рискованных приключений. «К черту принципы и приличия, если они гарантируют смертельную тоску!» — заявила она себе на следующее после дня рождения утро, проснувшись одна в постели и с тоской вспоминая устроенную вчера вечером у себя дома вечеринку.

На это мероприятие пришли, не считая Вероники, человек пять-шесть коллег, среди которых единственным мужчиной был Тамарин шеф. Было так весело, что все разошлись задолго до десяти, с фальшивым сожалением ссылаясь на свои многочисленные проблемы: «Ты же знаешь, я бы осталась, но приболела дочка», «Муж завтра рано утром уезжает в командировку», «Забыла ключи и хочу вернуться еще до того, как все улягутся спать», — и так далее, и тому подобное.

Лишь Арутюнян да Вероника сидели до двух часов ночи. Первый задержался потому, что лелеял обширные сексуальные планы, а вторую уговорила остаться Тамара, дабы обезопасить себя от посягательств начальника. В конце концов Арутюнян безобразно напился, начал скандалить, приставать и был решительно выставлен за дверь.

За прошедшую после дня рождения неделю мысль о необходимости покончить с обрыдлой добропорядочностью настолько укрепилась в сознании Тамары, что ей уже даже четко представлялось, как все это произойдет. Она пойдет в какое-нибудь бойкое, но достаточно приличное место, где можно встретить самых разных людей, закажет бокал красного вина и будет ждать. К ней, безусловно, подойдет красивый мужчина — с загорелым лицом и голубыми глазами. Он найдет невинный, вполне приличный способ заговорить, а потом это почти случайное знакомство разовьется во что-то большее.

Впрочем, иногда подобные планы казались Тамаре шокирующими. Да и как могло быть иначе, если она выросла в семье провинциальных учителей, до сих пор живших в Бобруйске и все еще писавших ей в письмах длинные наставления. Даже в десятом классе ей запрещали ходить на танцы, возвращаться домой после десяти, а как-то строго наказали лишь за то, что она тайком читала Мопассана. С тех пор в ее жизни, конечно, многое изменилось, работая в риелторской компании, она немало повидала, но знакомства на улице или в ресторане до сих пор воспринимались ею как верх неприличия.

Сейчас же, когда одиночеству должен был быть нанесен сокрушительный удар, эти принципы Тамару очень раздражали. И, словно себе в наказание, она дорисовывала картину встречи с голубоглазым красавцем еще более смелыми мазками, мысленно приговаривая: «Даже если он сразу потащит тебя, милая, в постель, ты и на это безропотно согласишься!» Да и чего ни подумаешь в минуты отчаяния?

Наконец, после тяжелой внутренней борьбы, она окончательно решилась на эксперимент, и для его проведения как раз и был выбран лобби-бар гостиницы «Метрополь». Место, безусловно, приличное, не обещавшее каких-либо неприятностей, пошлых сцен — никто не станет хватать ее за руки, грубить, а любой скандалист немедленно будет выставлен на улицу.

По периметру здесь стояли мягкие, низкие диваны и кресла, позволявшие устроиться комфортно, даже вальяжно. Однако Тамара предпочла обычный столик со стульями в центре заведения, где и ее было хорошо видно, и откуда она могла детально рассмотреть всех присутствующих.

Была суббота, около пяти часов вечера, и в это время в баре находилось довольно много людей. Неподалеку чинно пила чай какая-то пожилая пара. В углу на диванах расселась большая и уже хорошо подвыпившая компания иностранных туристов. Весь столик перед ними был уставлен стаканами, бутылками, тарелками и оттуда раз за разом доносились взрывы смеха. С другой стороны солидный мужчина в синем джемпере, скорее всего, постоялец гостиницы, читал «Москоу таймс» — очевидно, он тоже приехал из-за рубежа, но по делам, и спустился в бар скоротать время до ужина за газетой и чашкой кофе.

Кроме того, из ярко освещенного холла, где на круглом мраморном столе стоял громадный, не менее полутора метров в высоту букет живых цветов, в бар постоянно кто-то заглядывал. Довольно часто Тамара ловила на себе любопытствующие взгляды, однако дальше этого дело не шло.

Так прошло почти полчаса. Тамара начала злиться на себя. Теперь вся эта затея казалась ей безумно глупой, даже унизительной. Уже давно она не выкидывала чего-то подобного, разве что лет двенадцать назад, еще в студенческие годы, когда на одной из вечеринок в общежитии, впервые в жизни напившись вдрызг и посмотрев порнофильм, приняла участие в коллективных сексуальных забавах.

Возможно, у какой-нибудь другой женщины с менее патриархальным воспитанием такой грешок молодости отложился бы в памяти всего лишь как забавный эпизод, о котором можно даже рассказать при случае близким подругам. Да и чего тут особо стесняться: кто хотя бы раз не напивался в студенческие годы и не совершал различных глупостей?!

Однако для Тамары все произошедшее с ней тогда казалось чем-то ужасным, внезапно приоткрывшим какие-то темные глубины ее существа. И это что-то черное, нехорошее способно было в определенные моменты вырываться наружу в самых кошмарных формах, отключая рассудок, заставляя забывать о нормах приличия. Она на полном серьезе считала тот случай доказательством тайной и постыдной своей порочности, которую надо скрывать от всех. Хотя, скорее всего, он являлся не результатом ее распущенности, а как раз наоборот, следствием постоянной зажатости, самоограничения, что обязательно приводит к непредсказуемому и неконтролируемому взрыву чувств.

К счастью, вскоре Тамара закончила институт и больше с партнерами по лихой вечеринке не встречалась. Иначе просто заела бы себя, извела угрызениями совести. Однако сейчас, пустившись в новую авантюру, она могла заполучить еще один повод для самоуничижения. А только этого не хватало ко всем прочим проблемам, имевшимся в ее жизни.

Прошло еще десять минут мучительных ожиданий, заполненных самоедством. В конце концов Тамара решила, что дождется очередного посетителя лобби-бара, кто бы им ни был — женщина или мужчина, а потом немедленно уйдет. И он появился буквально через пару минут.

Из гостиничного холла в бар быстро вошел молодой, нескладный мужчина в сером костюме. У него были длинные неопрятные усы и маленькие бегающие глазки. Он внимательно оглядел всех присутствующих, в том числе и Тамару, однако во взгляде его не было и капли доброжелательности, интереса, а скорее подозрительность. Так высматривают не друзей, а заклятых врагов. Нерешительно потоптавшись, он сел на диван поблизости и тут же нервно закурил.

Еще раз мысленно обругав себя, Тамара подозвала официанта и попросила принести счет. Наличных у нее не хватило, и она расплатилась кредитной карточкой, однако, когда уже подписывала чек, в баре появился еще один посетитель.

Этому мужчине было не более сорока. Он был высок, строен, подтянут, черноволос, одет в прекрасный, хорошо отутюженный темный костюм, а главное, имел загорелое чеканное лицо и голубые глаза. Казалось, в его облике материализовались Тамарины мечты. Да и любая другая женщина нашла бы его по крайней мере привлекательным.

Осмотревшись, незнакомец прямиком направился к суетливому парню с неопрятными усами и сел рядом с ним на диван. Казалось, это обычная деловая встреча, однако мужчины не только не пожали друг другу руки, но даже не обменялись приветствиями. Более того, если на лице загорелого красавца отпечаталась маска показного дружелюбия, то его собеседник не скрывал своей неприязни. После небольшой паузы и сверления друг друга взглядами они о чем-то заговорили, явно стараясь, чтобы их не слышали соседи.

Теперь уже Тамаре не хотелось уходить. К счастью, у нее еще осталось немного вина, и это давало возможность как-то занять себя. Совершая нехитрые манипуляции с бокалом, она отметила, что голубые глаза несколько раз обратились в ее сторону. Впрочем, особого интереса в них не отразилось, но и неприязни тоже. Обычная рекогносцировка местности. А еще через пару минут незнакомец полностью углубился в беседу, и несмотря на пониженные тона, она носила резкий характер. Тут уж ошибиться было невозможно.

Тамару никогда нельзя было обвинить в безынициативности, и сейчас она стала судорожно размышлять, как ей привлечь к себе внимание споривших мужчин. Вариантов набиралось не так уж много: можно было уронить на пол бокал или упасть в обморок, но вряд ли этому красавчику нравятся экзальтированные девицы, к тому же не первой молодости. Скорее всего, он даже не подошел бы, а предоставил официантам право оказать первую помощь истеричке.

Более радикальным способом было бы, конечно, выплеснуть остатки вина на его прекрасный костюм или голубую рубашку. Тогда уж точно он заговорил бы с ней. Однако переброситься двумя-тремя словами и добиться расположения — понятия абсолютно нетождественные.

Тут у Тамары зазвонил мобильный телефон. Это оказалась Вероника. Да и кто мог отвлекать Тамару, когда на горизонте появился мужчина ее мечты?! Подруга стала подробно рассказывать о том, что взяла билеты в театр, и не оставалось ничего другого, как выжать из ситуации максимум.

— Куда ты, говоришь, мы пойдем, в Вахтангова? — громко переспросила Тамара.

Ей хотелось выглядеть женщиной, которую все куда-то приглашают — в общем, пользующейся спросом. Однако тем самым добилась всего лишь еще одного вежливого, но мимолетного взгляда голубых глаз. Точно так же незнакомец мог отреагировать на хлопок в ладоши или чей-то кашель. Тем не менее Тамара решила сидеть в баре до победного, и, безусловно, так бы она и сделала, как вдруг все решительно изменилось.

К ругавшейся на диване парочке подлетел официант — не тот долговязый, который обслуживал Тамару, а какой-то другой. Он вроде бы лишь поправил что-то на столе — цветочек в вазочке, салфетки или скатерть — и тут же отошел, но мужчины явно изменились в лице. Буквально через секунду они стремительно поднялись и разошлись в разные стороны. Молодой человек с неопрятными усами бросился к примыкавшему к лобби-бару ресторану, где имелся еще один выход на улицу, а загорелый красавец направился в холл.

Все произошло так быстро, так неожиданно, что Тамара даже растерялась. Ее мечты об интересном знакомстве сгорали ярким пламенем прямо на глазах. Да что там сгорали — от них уже остался один пепел. Но внезапно она заметила на диванчике, именно с той стороны, где сидел голубоглазый, какой-то небольшой белый сверток. Очевидно, в спешке его просто забыли. Это был подарок судьбы!!

Схватив сверток, Тамара бросилась за незнакомцем, надеясь перехватить его у выхода из гостиницы или на автомобильной стоянке, как вдруг увидела, что за нее это сделали другие люди. Причем самым шокирующим образом.

Красавчик — уже весь какой-то взъерошенный, взведенный — стоял у громадного букета, украшавшего холл, и за руки его держали двое крепких мужчин, одетых в самые обычные потертые джинсы и выгоревшие майки. Они действовали очень решительно и в то же время старались не привлекать внимания окружающих, не устраивать скандал в дорогом отеле. Один из этих мужчин что-то негромко говорил голубоглазому, очевидно, убеждая не выкидывать никаких фортелей.

От неожиданности Тамара в буквальном смысле остолбенела, прижимая сверток к груди. Наверное, ее реакция была бы более спокойной, если бы она наткнулась на крокодилов, отдыхавших прямо на мраморном полу, или на семейство львов. Сердце ее отчаянно заколотилось, в голове зашумело.

Ей было видно, что к группе в центре холла уже спешат другие люди — такие же неприметные крепыши, как и те двое. Останавливались поблизости и просто любопытствующие. Вдруг загорелый красавец тоже посмотрел на Тамару. Он перевел взгляд на прижатый к груди сверток и тут же отвернулся. Ему явно не хотелось, чтобы кто-то проследил за движением его голубых глаз. Однако через мгновение он не выдержал и опять стрельнул зрачками в ее сторону.

Казалось, он пытался подать какой-то знак, послать какой-то сигнал. Не зная, что делать дальше, Тамара приподняла сверток, показывая, мол, эта вещь у нее и она может немедленно вернуть ее. Но теперь в голубых глазах отразилась такая мольба, смешанная с ненавистью, что не понять незнакомца было невозможно. Он категорически не желал, чтобы его пропажа обнаружилась, и очень боялся этого.

Да Тамаре и самой вовсе не улыбалось ввязываться в заваруху в холле гостиницы. А еще больше ей не хотелось объяснять, для чего она сюда заявилась. Очень забавной получилась бы эта история. Опустив голову, она прошла мимо все увеличивавшейся группы людей. Швейцар открыл перед ней тяжелую дверь, и она выскочила на улицу.

Глава 2

От гостиницы Тамара прямиком направилась в сторону Тверской улицы, где у Центрального телеграфа оставила свою маленькую, салатного цвета «шкоду». Шла она очень быстро — ей было уже не до прогулок, не до праздного времяпрепровождения, а тем более не до любовных интрижек. У стороннего наблюдателя могло даже сложиться впечатление, что она сама совершила нечто противозаконное и теперь пытается скрыться с места преступления, замести следы.

Как всегда в субботний вечер, в центре города было многолюдно. По Тверской двигался сплошной человеческий поток: пестрые, шумные компании молодых людей, влюбленные парочки, озабоченные пенсионеры с сумками на колесиках, группы иностранцев у громадных туристических автобусов, по обыкновению парковавшихся напротив «Националя», мальчишки на роликах и досках, попрошайничающие бомжи. У Тамары возникло ощущение, что все эти люди как-то по-особому смотрят на нее, а точнее, на сверток из белой бумаги, который она по-прежнему судорожно сжимала в руках. Ей казалось, что он привлекает пристальное внимание окружающих.

Было очевидно, что внутри свертка находится что-то очень нехорошее, криминальное. Не случайно загорелый красавчик так старался пригвоздить ее взглядом к полу. Возвратив незнакомцу, да еще при всех, кто находился в гостиничном холле, забытую или умышленно оставленную на диване вещь, она явно сделала бы ему очень плохо. Иначе голубые глаза не пылали бы и страхом, и ненавистью, и угрозой одновременно. Впрочем, и унеся это что-то, она вряд ли вызвала у него симпатию. Одним словом, при любом раскладе результат получался совершенно противоположный тому, которого она хотела добиться.

У Тамары появилось нестерпимое желание как можно быстрее избавиться от проклятого свертка, выбросить его в ближайшую урну. Но, как назло, по пути ей ничего не встретилось. А просто положить этот аккуратно упакованный предмет на тротуар или оставить в подворотне она побоялась: чего доброго, еще примут за террористку. Тема для Москвы была чрезвычайно актуальной, постоянно где-то что-то взрывалось, и центр столицы кишел работниками спецслужб.

Добравшись до машины, Тамара сразу же поехала домой. Сверток она бросила на сиденье рядом с собой и всю дорогу поглядывала на него, вновь и вновь мысленно возвращаясь к тому, что с ней недавно произошло, в деталях разбирая свое приключение.

Не было никаких сомнений, что задержавшие красавчика люди имеют прямое отношение к официальным органам. Иначе они не вели бы себя так вольготно в холле дорогого отеля. Не каждому позволят устраивать здесь облавы, выкручивать кому-то руки. Так распугаешь всех клиентов. Скорее всего, это были переодетые в цивильную одежду сотрудники милиции. А может быть, кто-то еще круче.

Но тогда, естественно, возникал вопрос: кем является голубоглазый красавец? Крупным мошенником? Отпетым уголовником? Шпионом? Предателем Родины, пожелавшим продать иностранной разведке чертежи самого современного истребителя вместе с документацией стиральной машины, освоенной на том же военном заводе? Здесь можно было делать какие угодно предположения!

Подъехав к своему дому на Зоологической улице — почти в центре и в то же время тихо, спокойно, так как основные магистрали проходили в стороне, — Тамара поставила машину в подземный гараж и на лифте поднялась к себе на восьмой этаж. У нее была небольшая квартирка с одной спальней и светлой гостиной, обставленной в английском стиле: мягкие диваны и кресла с кучей подушек, шторы в мелкий цветочек, фальшькамин, украшенный поверху милыми сердцу безделушками, и множество литографий певчих птиц в искусственно состаренных рамках. В общем, уютное гнездышко.

Не раздеваясь, она упала на диван и долго сидела в каком-то оцепенении. Брошенный на журнальный столик сверток вызывал у нее противоречивые чувства. С одной стороны, Тамаре, как и любой другой женщине на ее месте, ужасно хотелось посмотреть, что там, из-за чего разгорелся весь сыр-бор, какими делишками занимается мужчина ее мечты, а с другой — было страшно влезать в эту историю еще глубже, искать на свою голову новые приключения. Пережитых страхов ей вполне хватало. Однако в конце концов любопытство пересилило.

Взяв сверток, она прежде всего покрутила его в руках, понюхала, приложила к уху. Внутри находился какой-то легкий предмет прямоугольной формы, слегка тарахтевший при встряхивании. А завернут он был в обычную писчую бумагу, скрепленную прозрачным скотчем.

После первого шага решиться на второй Тамаре было уже гораздо проще: она стала аккуратно отклеивать скотч, словно пытаясь сохранить себе возможность восстановить упаковку в первоначальном виде. Когда же бумага была развернута, перед ее глазами предстала обычная видеокассета. Такую можно приобрести в любом подземном переходе. На картонном футляре не имелось никаких наклеек или надписей, разве что обычная заводская маркировка.

Теперь останавливаться было бы уже глупо. Включив телевизор, Тамара вставила кассету в видеомагнитофон и нажала на пульте кнопку «Play».

Изображение пошло практически сразу же, без всяких фирменных заставок или титров, оно оказалось черно-белым и не очень контрастным. Точнее, в центре картинка была четкая, а по бокам немного расплывалась. Было очевидно, что съемка — любительская и велась она одной, неподвижно закрепленной, спрятанной камерой.

На экране возник просторный номер дорогой гостиницы с безбрежной кроватью, тумбочками по бокам, изящными лампами, круглым столиком с полукреслами и другой изысканной мебелью. Слева виднелось большое окно с тяжелыми портьерами и кисейной занавеской, хорошо пропускавшей свет, но не позволявшей разобрать пейзаж за ней. Так что с ходу определить, что это за отель и в каком районе города он находится, было невозможно.

Какое-то время комната оставалась пустой, но уже вскоре дверь распахнулась и вошел средних лет мужчина в сопровождении двух молодых, симпатичных, ярко накрашенных девушек. Причем этот человек фамильярно обнимал своих спутниц за талии, если не ниже.

Мужчину Тамара узнала сразу. Это был известный политик, председатель одной из партий, — кажется, она называлась «Сильная Россия», — и глава довольно крупной фракции в парламенте по фамилии Дергачев. Он часто появлялся на телевизионных экранах, был завсегдатаем различных ток-шоу, всегда резко критикуя правительство, окружение президента, ратуя за либерализацию экономики. Кое-кто из журналистов называл его даже главной надеждой страны.

Ну а сопровождавшие политика девицы были, скорее всего, дорогими проститутками. Они сразу же, без всякого стеснения и уговоров, начали раздеваться, в то время как Дергачев взялся за мобильный телефон. Однако девчонки, дурачась, стали отбирать трубку, стягивать одежду, туфли и с него. Очевидно, все члены этой милой компашки были неплохо знакомы и встречались уже не первый раз, иначе откуда такая непосредственность. В конце концов политик, смеясь, подчинился, но прежде, чем окончательно разоблачиться, он достал из мини-бара бутылку шампанского, бокалы и налил себе и своим спутницам.

О чем говорила эта троица, слышно было плохо. Скорее всего, микрофон что-то загораживало. Доносились разве что отдельные фразы, смех, перемежаемые какими-то хрипами, стуками. Чтобы расшифровать и понять все там сказанное, понадобилась бы специальная аппаратура. Однако в данном случае необходимости в ней не было никакой: теплая компания, безусловно, вела ничего не значащий треп.

Потом все переместились на кровать. Долго смотреть происходившее в гостиничном номере Тамара не смогла. На всякий случай она прокрутила запись до конца, периодически останавливая перемотку и включая изображение, но ничего принципиально нового для себя уже не увидела: Дергачев то занимался с проститутками любовью, то опять выпивал, то просто лежал совершенно обнаженный, бесстыже разбросав ноги, и разговаривал с кем-то по мобильному телефону. Голос его был властным и резким, каким он обычно вещал с парламентской трибуны. Было похоже, что он отдавал какие-то распоряжения.

Для чего сделана эта видеозапись, Тамара поняла, конечно, сразу. Речь шла об элементарном шантаже. Точнее, учитывая положение в обществе запечатленного на пленке человека, масштабы и цели шантажа должны были быть грандиозными, и за этим стоял не только материальный интерес. Глупо искать компромат на видного политика, депутата, рассчитывая получить взамен всего лишь деньги, пусть и значительную сумму. Тогда лучше было заснять какого-нибудь банкира. Видимо, кто-то пытался таким образом добраться до рычагов власти, стать участником глобальных процессов в этой стране.

Впечатляющими были и возможности людей, заказавших и организовавших такую съемку. В любом приличном отеле, который заботится о своей репутации и, соответственно, о доходах, тщательно оберегают личную жизнь клиентов. Но в данном случае это не стало непреодолимым препятствием. Кому-то из высокопоставленных служащих гостиницы, видимо, хорошо заплатили. А может, и не одному. Возможно, применялись и другие методы убеждения.

Был, безусловно, перекуплен и кто-то из ближайшего окружения Дергачева, все знающий о своем шефе, о его привычках, любимых местах отдыха. Ведь нужно было точно назвать гостиницу, номер, время встречи с проститутками. Не исключено, что политика предала даже его охрана, обычно проверяющая помещения, в которых предстоит находиться шефу. Мелкие мошенники за такую операцию, конечно, не взялись бы. Здесь чувствовался масштаб, особая наглость, изощренность планов.

Тамара ощутила парализующий страх. Ей совершенно не нужна была эта отвратительная чужая тайна. Случайно или из-за своей собственной глупости, она оказалась в ситуации, способной в буквальном смысле уничтожить ее, растереть в порошок. Если Тамара каким-то образом попадет в руки организаторов шантажа, они отнесутся к ней как к досадному недоразумению, печальную судьбу которого даже не стоит обсуждать. И никому не будут интересны истории о женском одиночестве, об обрыдлости добропорядочной жизни, о вполне объяснимом желании каждого существа в этом жестоком мире получить хотя бы капельку тепла, участия, любви.

Ей захотелось как можно быстрее избавиться от злополучной кассеты, уничтожить ее. Даже мысль о том, что загорелый незнакомец такому повороту событий, возможно, будет совсем не рад, нисколько не поколебала решимость Тамары. К черту всех красивых и голубоглазых!! Пропади они пропадом!! В конце концов, она с этим человеком больше никогда в жизни не увидится, так как поиски приключений были предприняты ею в первый и последний раз! Она бухгалтер и должна развлекаться со счетной машинкой, а не шляться по злачным местам.

Буквально вырвав кассету из видеомагнитофона, Тамара бросила ее на пол и стала яростно топтать ногами. Пластиковая оболочка разломалась быстро, однако сама пленка, хотя и перепуталась, скомкалась, была еще целой. Тамара попыталась рвать ее руками, но силенок у нее явно не хватало. Тогда она взяла ножницы и долго кромсала темно-коричневую ленту, страдая от своей беззащитности, от мерзкого ощущения грядущих неприятностей.

Когда от кассеты остались лишь какие-то клочья, пластиковые обломки, Тамара собрала все это в пакет, вынесла его на лестничную площадку и выбросила в мусоропровод. Потом она приготовила себе чай, забилась в угол дивана, накрылась пледом и долго сидела, не включая света, горько оплакивая свою дурацкую жизнь.

Глава 3

Кабинет генерала Шпака был большим и строгим, как само здание ФСБ на Лубянке, в котором он находился. Серые стены украшал всего лишь один портрет — президента страны, а стоявшие здесь столы, стулья и шкафы выглядели массивными, неподъемными, подчеркнуто казенными. Подобную мебель изготавливали в пятидесятых годах прошлого века для высокопоставленных советских чиновников, и она способна была убить любую вольность в поведении пользовавшихся ею людей. На таких стульях не рассядешься вальяжно, не откинешься назад, не забросишь ногу на ногу. На такие столы не поставишь какую-нибудь легкомысленную лампу, не устроишь на них живописный беспорядок.

Накануне, в субботу, Шпак уехал с работы очень поздно. Гораздо позже обычных девяти-десяти часов вечера. Тем не менее в воскресенье с утра, направляясь на персональной «Волге» на свою дачу, он заскочил в «контору», хотя это было совсем не по пути. На то имелись веские причины.

В последние полгода генерал занимался решением чрезвычайно важной проблемы, находившейся под контролем не только председателя Федеральной службы безопасности, но и лично главы государства. И хотя сам Шпак не ездил на доклады к президенту, но постоянно ощущал давление с той стороны, его постоянно поджимали со временем, так что он уже давно забыл, когда полноценно отдыхал.

Без преувеличения можно было сказать, что в данном случае речь шла о безопасности всей страны. По поступавшей в ФСБ информации, какая-то влиятельная и хорошо законспирированная преступная группировка вела целенаправленный сбор компромата на депутатов Государственной думы, в основном на руководителей фракций, их ближайшее окружение. Это означало, что создавался мощный рычаг давления на политическую систему, и если его не ликвидировать, то со временем все принципиальные решения нижней палаты парламента, в том числе связанные с программами приватизации государственной собственности, с распределением бюджетных средств, будут приниматься в угоду мафиозных структур. Если уже не принимались.

Кто-то играл по-крупному. Нагло и в то же время гениально. Причем, чтобы взять под контроль Думу или значительную ее часть, шантаж подходил больше всего. Он был гораздо эффективнее, чем, скажем, подкуп. И не потому, что чиновники категорически отказывались от денег. Как раз наоборот, взятки они охотно брали, но это означало, что в самый важный момент их могли перекупить еще большей суммой. А под угрозой обнародования скабрезных фактов личной жизни, что было равнозначно политической смерти, никто выкаблучиваться, метаться из стороны в сторону, менять свою позицию не стал бы.

Проблема усугублялась еще и тем, что случаи шантажа оставались, как правило, неизвестными. Никто из тех, на кого действительно имелись компрометирующие материалы, кого уже взяли за горло, не спешил бежать с заявлениями в милицию, обращаться с жалобами в средства массовой информации. Все оставалось шито-крыто. Так что представить реальные масштабы преступных действий было трудно. Возможно, это был как раз тот случай, когда внешне румяное яблочко внутри уже все насквозь изъедено червями.

Ситуацию надо было срочно прояснять, искать какие-то концы, факты, доказательства, каких-то свидетелей, готовых дать показания. И большие надежды генерал Шпак возлагал на субботнюю операцию, в ходе которой его сотрудники должны были взять с поличным представителя шантажистов и помощника одного известного политика, депутата по фамилии Дергачев. Их встреча состоялась вчера, в половине шестого вечера, в лобби-баре отеля «Метрополь».

По данным информаторов ФСБ из окружения Дергачева, человек мафии должен был предъявить какой-то компромат и изложить условия, при выполнении которых у политика оставался шанс продолжить карьеру в Думе. Ну а в случае несогласия он будет просто уничтожен. Разговор здесь был коротким, церемониться никто ни с кем не собирался.

Однако в самом начале та встреча внезапно прервалась. И хотя оба ее участника были задержаны и доставлены на Лубянку, ничего подозрительного у них не обнаружилось. Безрезультатным оказался и длительный допрос: эти люди все отрицали, говорили, что в баре оказались случайно, и их пришлось отпустить. Да еще извиниться перед ними.

Непосредственно руководил операцией в гостинице подполковник Зимин — толковый, грамотный молодой мужик, ходивший в любимчиках у генерала. Однако в этот раз подполковник явно оплошал: где-то он и его люди недоработали, что-то прошляпили, кого-то из подручных этой парочки просмотрели.

Более того, Зимину не только не удалось взять шантажиста с поличным, но он фактически раскрыл все карты перед мафией. Теперь криминальные структуры будут знать, что за ними ведется охота, и, возможно, на какое-то время залягут. Как их тогда искать?! Где?! И совсем уже скверным было то, что поставлены под удар люди, передававшие важную информацию в ФСБ. Наверняка бандиты будут их вычислять, ведь кто-то же сообщил спецслужбам о предполагаемой встрече.

Чувствуя свою вину, Зимин всю ночь работал, уничтожив за это время полбанки растворимого кофе и выкурив две пачки сигарет. Здоровья на такие посиделки ему еще хватало. И когда Шпак утром приехал в «контору» и позвонил подполковнику по внутреннему телефону, тот сразу поднял трубку.

— Есть новости? — после короткого приветствия спросил генерал.

— Да.

— Тогда давай ко мне.

Зимин появился через пять минут. Он был высок, где-то под метр девяносто ростом, хорошо сложен, но на лицо немного простоват — круглый, короткий нос, выцветшие брови, бледные веснушки, похожие на солому волосы. Прямо-таки деревенский пастух, все лето проживший на пастбищах, под палящими лучами солнца, дождями и знойными ветрами. После бессонной ночи глаза его были красными, но светились торжеством. В руках он держал пухлый конверт.

— Ну что у тебя, Володя? — буркнул Шпак.

Наедине он всегда называл подполковника по имени, даже когда был чем-то недоволен, как, например, сейчас, после с треском проваленной операции. И это доверительное обращение, больше, чем крик, ругань, заставляло Зимина рвать жилы на работе, просиживать здесь с утра до ночи.

Ни слова не говоря, подполковник подошел к столу, достал из конверта стопку фотографий, потом отобрал всего пять, по его мнению, лучших, и разложил перед начальником. Шпак не спеша перебрал их, и ему сразу стало понятно, чему так радуется подчиненный.

Фотографии явно были сделаны с видеозаписи, запечатлевшей вчерашнюю встречу в «Метрополе». Что-то подобное генерал уже видел, но у этих снимков имелся какой-то необычный ракурс. На первых двух были видны задержанные в баре помощник депутата и шантажист, а на третьем — место, где они сидели, четко просматривался какой-то сверток. На следующей фотографии этот сверток брала какая-то женщина. И с ним же она была заснята у выхода из гостиницы.

— Где ты это взял? — спросил генерал, удивленно глядя поверх очков. — Садись, садись, чего стоишь. Или ты так замаливаешь свои грехи?!

Зимин аккуратно подсел к столу, все еще изображая раскаяние.

— Как вы знаете, вчера велась оперативная съемка встречи подозреваемых в «Метрополе», — кротко поджав губы, начал рассказывать он. — После того как мы их задержали, но ничего криминального не обнаружили, я просмотрел нашу видеозапись несколько раз. К сожалению, безрезультатно. Но уже тогда эта особа показалась мне подозрительной.

Генерал опять взял ту фотографию, на которой женщина была запечатлена на выходе из отеля, с прижатым к груди свертком. Поизучав снимок, он спросил:

— Она тоже была в баре?

— Да. Пришла даже раньше нашей парочки и сидела в течение всей встречи.

— Далеко?

— Через стол. Причем все время посматривала в их сторону. Не явно, но ошибиться здесь никак нельзя, — сдержанно усмехнулся подполковник.

— Думаешь, эта дама — подручная шантажиста? Она что, страховала его?

— Скорее всего! Возможно даже, что именно она заметила что-то подозрительное и подала какой-то знак: покрутила свой бокал, достала мобильный телефон. А как только мужчины ушли, женщина тоже вскочила и побежала к выходу. У столика подозреваемых она на секунду задержалась, но на нашей пленке не было видно почему — съемка велась со спины. Оптимальный ракурс всегда трудно предугадать, тут уж как вздумается повернуться объекту.

— Тогда откуда же эти снимки?

Зимин удовлетворенно кивнул, показывая, что переходит к главному:

— Вчера поздно вечером я еще раз съездил в гостиницу. Решил проверить одно свое предположение.

— Какое?

— Дело в том, что служба безопасности «Метрополя» тоже осуществляет видеоконтроль за многими внутренними помещениями, в том числе за лобби-баром, и все это записывается на пленку, а потом хранится некоторое время. На всякий случай. Я подумал, что их камеры могут быть установлены иначе, чем стояла наша, и мы получим дополнительную информацию.

— Так, конечно, и случилось! — догадался генерал.

— Да, на их пленке было четко видно, что шантажист, убегая в сторону холла, оставил на диване какой-то небольшой сверток. Если судить по его форме — это, скорее всего, видеокассета, завернутая в бумагу. А женщина ее забрала!

Генерал помолчал, мрачно сведя брови. Он пока считал преждевременным разделять восторги подчиненного. В его жизни было так много самых невероятных случаев, удивительных совпадений, что он никогда не хватался за самое очевидное, удобное объяснение. Наконец он, словно думая вслух, изрек:

— А как мы докажем, что она — сообщница?

— Посмотрите, какие у женщины глаза на последнем снимке, ну на том, что вы держите в руках. Здесь можно ясно прочитать испуг.

— Да она растерянна.

— Не то слово! Она видела, как мы замели главаря в холле, и старается унести ноги. Иначе откуда этот страх?! Чего она всполошилась?!

Шпак еще немного подумал и пробурчал:

— Выражение лица к делу не пришьешь.

— Не понял, товарищ генерал…

— Даже если мы найдем эту молодую даму и предъявим ей фотографии, она вполне может сказать, что не знает о содержимом свертка, не знакома ни с кем из находившихся тогда в баре. И вообще зашла в гостиницу совершенно случайно. Придумает какую-нибудь дурацкую историю… А?

— Как пить дать, придумает. Тут уж никаких сомнений быть не может, — подтвердил Зимин. — Будет выкручиваться, юлить. Но искать-то ее все равно надо. Чем больше мы будем знать людей, причастных к шантажу, тем больше шансов добраться до организаторов. Еще одна зацепка не помешает.

— Не говори банальностей, — с очевидной досадой оборвал подчиненного Шпак. Он еще немного покрутил в руках фотографии. — А как ты ее найдешь?

— Пока не знаю, — тоже закручинился подполковник: не ему, конечно, было учить шефа. — Дайте мне немного времени. Соображу что-нибудь…

— Времени у нас как раз и нет. В понедельник мне придется докладывать, каких дров мы наломали.

— Я постараюсь быстрее…

Накручивать подчиненного еще больше не было никакого смысла. Генерал кивнул:

— Хорошо… Я сейчас поеду на дачу… Обещал жене… Завтра расскажешь, что придумал… А если будет что-то срочное, звони прямо туда…

Собрав фотографии, Зимин поднялся.

— Разрешите идти?

— Ступай, — по-простецки бросил шеф.

Кабинет подполковника находился этажом ниже и был, конечно, не таким просторным, как у генерала. Здесь с трудом помещались небольшой стол, пара стульев, шкаф с бумагами и внушительный, много раз перекрашенный сейф, отчего его тускло блестевшие бока казались побитыми оспой. Ну а стены в этой комнате вообще были первозданно чистыми — ни портретика, ни календарика с видами столицы.

Зайдя к себе, Зимин сел за стол, опять разложил фотографии, закурил и погрузился в глубокую задумчивость. Честно говоря, ему нравилась запечатленная на снимках женщина. Не красавица, но очень симпатичная: пышные, слегка подвитые волосы, большие глаза, аккуратный нос, высокая, полная грудь. И явно не глупа. С ней наверняка можно поговорить на любую тему, да и чувство юмора у нее, безусловно, есть. Такая могла бы составить счастье многим мужчинам.

Вопрос для Зимина являлся чрезвычайно актуальным. Год назад от него ушла жена, забрав с собой двух сыновей-школьников, и в жизни подполковника образовалась ничем не заполняемая пустота. Причина расставания была весьма банальной — он все время проводил на службе и не заметил, что у супруги, работавшей в конструкторском бюро небольшого заводика, появился воздыхатель. Новый избранник оказался совершенно неказистым, и главным его достоинством было лишь то, что он трудился на том же самом заводе в соседнем отделе и постоянно находился рядом. Как говорится, всегда был под рукой.

При разводе Зимин не устраивал скандалов — он был гордым человеком. И сейчас, созваниваясь с бывшей женой, чтобы во время редких выходных побыть с сыновьями, подполковник делал вид, что ничего особенного не произошло, что ему вполне комфортно жить одному. Но на самом деле Зимин безумно устал и ему хотелось устроить свою личную жизнь. Поэтому любая симпатичная женщина вызывала его тщательно скрываемый, причем часто даже от себя самого, интерес.

Невольно он залюбовался и фотографиями Тамары Никитенко. Однако мысли о том, чем эта дама занимается, на кого работает, какие дела за ней могут тянуться, сразу избавили подполковника от ненужной сентиментальности. «Как же тебя найти, милочка?!» — подумал он, яростно растирая ладонями уставшие, слезившиеся глаза.

Самым логичным сейчас шагом было бы размножить эти снимки и разослать своих людей по гостиницам, ресторанам, барам, игорным заведениям и другим публичным местам. Пусть поспрошают официантов, метрдотелей, вахтеров, сотрудников охраны, покажут им фотки. Наверняка эта женщина не ведет затворнический образ жизни и где-то ее могли запомнить. Но такой путь, особенно в многомиллионном городе, был очень трудоемкий и совсем не гарантировал успеха.

Можно было также установить слежку за задержанным, а потом отпущенным вчера шантажистом. Если он работал на пару с незнакомкой, то рано или поздно должен был вывести на нее. Но скорее всего, это случится поздно, чем рано. После вчерашней шумихи в гостинице эти люди будут чрезвычайно осторожны и на какое-то время прервут контакты между собой. Так что надо было искать какой-то другой способ.

Уже к вечеру, окончательно измучившись, Зимин решил еще раз просмотреть пленку, изъятую у службы безопасности «Метрополя». Причем начал он не с того момента, когда незнакомка забирает сверток, а гораздо раньше, когда она только появилась в лобби-баре. Запустить ее за полчаса до встречи — было, конечно, очень разумно. У нее была возможность осмотреться, определить, нет ли чего-нибудь подозрительного. И, возможно, уже тогда кто-то из подчиненных Зимина допустил прокол.

Впрочем, на экране телевизора долгое время ничего интересного не происходило: в бар заходили какие-то люди, чтобы пропустить рюмочку, выпить чашку чаю, здесь встречались перед тем, как пойти в ресторан, то и дело сновали официанты, деловито пробегали служащие отеля. Да и подозреваемая вела себя вполне нормально. Но примерно на середине просмотра подполковник увидел то, что заставило его вскочить на ноги и обругать себя: как же он не заметил такой очевидной вещи?! Проблема решалась элементарно просто!

Когда официант принес даме счет, она протянула не наличные, а кредитную карточку. Значит, в баре обязательно остался чек с номером кредитки и по нему найти незнакомку — пара пустяков! Тем более что бежавшее на видеозаписи время позволяло точно определить, когда совершена кассовая операция. Проверять придется максимум два-три чека!

Правда, конкретно фамилию владелицы кредитной карточки смогут назвать только в банке, а в воскресенье все они закрыты. Однако уже завтра утром вся необходимая информация будет получена и этой рискованной дамочке придется-таки ответить на неудобные вопросы.

Глава 4

Беспокойным выдалось воскресенье не только у многих сотрудников Федеральной службы безопасности, но и у Валерия Маркова — того самого загорелого, голубоглазого красавца, который оставил сверток с кассетой в лобби-баре гостиницы «Метрополь». Ему было велено прибыть в полдень «на ковер» к шефу и отчитаться за все, что произошло накануне. И избежать этой неприятной процедуры он никак не мог.

Честно говоря, как такового начальства у него не было, потому что формально он сам являлся главой фирмы. Правда, она состояла всего лишь из него самого и секретарши и занималась оказанием различных посреднических услуг иностранцам, в основном с Ближнего Востока, присматривавшимся к российскому рынку. Тем не менее Марков имел небольшой офис в одном из бизнес-центров, а на его визитной карточке золотыми буквами по-русски и по-арабски было написано: «Генеральный директор».

Когда-то он окончил Институт стран Африки и Азии, а потом семь лет проработал в экономическом отделе советского посольства в Каире. Все предсказывали тогда еще молодому Валерию блестящую карьеру, но за мелкую спекуляцию импортными тряпками и незаконные операции с иностранной валютой его со скандалом вернули на родину, и казалось, ему уже никогда не подняться, а все пути за границу вообще заказаны. Однако вскоре Советский Союз развалился, вовсю развернулись экономические реформы, валюту стали продавать на каждом углу, и прежние прегрешения Маркова теперь уже никого не интересовали.

Он долго думал, чем ему заняться в новой, до неузнаваемости изменившейся России, пробовал торговать мебелью, участвовал в предвыборной кампании одной из партий и в конце концов организовал что-то вроде консалтинговой фирмы, позволявшей активно использовать связи, наработанные в свое время в арабских странах.

Доходы это приносило неплохие, тем не менее неугомонная натура Маркова и склонность к различного рода авантюрам не давали ему покоя. В поисках больших и легких заработков он постоянно ввязывался в различные сомнительные проекты и однажды едва не потерял несколько миллионов долларов чужих денег, что грозило громадными неприятностями. Пришлось теребить всех друзей и знакомых, искать поддержку на стороне, и именно тогда его свели с неким Болеславом Болеславовичем Балаковым, возглавлявшим непонятную Ассоциацию содействия российским политическим реформам.

Балаков, с помощью каких-то стоявших над ним мафиозных структур, довольно быстро проблему решил — деньги были возвращены, но, естественно, не безвозмездно. Маркову пришлось выполнять множество специфических поручений своего благодетеля, в том числе заниматься обработкой депутатов Государственной думы, на которых имелся компромат.

Для встреч с парламентариями он очень подходил: был благообразен, образован, начитан, циничен, обладал большим опытом работы с людьми, не испытывал пиетета ко всяким «шишкам», а главное, не имел никаких прямых связей с организаторами шантажа, что значительно усложняло работу спецслужб, занимавшихся расследованием подобных дел. И хотя Марков понимал, что буквально ходит по лезвию бритвы, однако, ему казалось, что все обойдется. К тому же такие услуги неплохо оплачивались. Но, как известно, сколько веревочке не виться, а конец у нее всегда будет. Что вчера и случилось.

Сразу после того как Маркова отпустили с Лубянки, а это было уже практически в ночь с субботы на воскресенье, он позвонил Балакову на мобильный. По телефону, естественно, ни о чем серьезном говорить не стоило. Они обменялись только короткими условными фразами, означавшими возникновение серьезных проблем, и договорились встретиться завтра в полдень в известном месте.

Ассоциация содействия российским политическим реформам располагалась в старинной помещичьей усадьбе девятнадцатого века, сохранившейся почти в центре города. Казалось бы, такая организация должна быть максимально открытой, со свободным доступом для многочисленных посетителей. Однако двухэтажный дом с массивными колонами и кусочек ухоженного сада были обнесены высокой кирпичной оградой с колючей проволокой поверху, защищавшей и от людей, и от наступавших со всех сторон многоэтажных домов.

В связи с воскресным днем ажурная калитка из кованого металла вообще была закрыта, но когда Марков позвонил по переговорному устройству и назвал себя, ему тут же открыли. Тем более что над калиткой стояла телекамера и его наверняка узнали — он появлялся здесь довольно часто.

Кроме охранника на входе внутри здания Марков не встретил ни одного человека, пока не поднялся на второй этаж, где находился кабинет Болеслава Балакова. В приемной сидела смазливая, молодая секретарша, а из открытой двери по соседству доносились звуки работающего телевизора — там коротали время несколько телохранителей шефа. Один из них — громила с абсолютно лысым черепом — на секунду выглянул в коридор и, убедившись, что все нормально, скрылся опять.

Увидев Маркова, секретарша Балакова немедленно взялась за телефон и доложила о посетителе. Обычно она была очень улыбчивой, смешливой, кокетливой, но сейчас лишь укоризненно бросила:

— Входите, он вас ждет.

Казалось, даже ей известно о случившемся вчера проколе, чего, конечно, быть не могло. Она просто продублировала плохое настроение своего начальника.

Несмотря на ярко светившее на улице солнце, в кабинете Балакова было полутемно, и неудивительно: окна здесь всегда — зимой и летом, днем и ночью — были плотно зашторены. Просторное, обставленное дорогой мебелью помещение освещалось лишь стоявшим в углу торшером и лампой на столе. Балаков не хотел, чтобы его можно было увидеть снаружи, да и вообще определить, находится он в кабинете или нет. Среди его друзей и недругов было немало шутников, которые могли не только подослать снайпера, но и организовать стрельбу по окнам из гранатомета. Так что стоило перестраховаться.

Сам хозяин кабинета сидел за столом, опираясь на широко расставленные локти, и с мрачным выражением лица прихлебывал чай. У него были густые черные, без всякого намека на седину волосы, такие же смоляные сросшиеся брови и дряблые щеки, похожие на два отвислых мешочка, говоривших не столько о его возрасте, — он был не на много старше Маркова, — сколько о патологической нелюбви к любым физическим упражнениям.

— Ну, привет, — буркнул Балаков, отставляя чашку, и с тяжелым вздохом добавил: — Садись. Рассказывай.

— Да вы, наверное, уже все знаете… Официант-то в баре — ваш человек… Он все видел…

— Не все! — прозвучал в ответ не громкий, но грозный рык, очень похожий на львиный.

В горле у Маркова пересохло. Он знал возможности своего собеседника. Ему тоже нестерпимо захотелось чаю, однако попросить он не решился и, виновато посопев немного, приступил к изложению своей версии событий:

— В общем, все началось вроде бы нормально. Когда я зашел в бар, помощник Дергачева… как его… Александр Бабкин уже находился за одним из столиков. Я подсел к нему, мы начали разговор, но потом к нам подлетел официант — якобы принес бумажные салфетки. Он как раз и шепнул мне, мол, что-то идет не так, надо сворачиваться. Переговоры я тут же прервал и постарался немедленно слинять. Однако в холле мне заломили руки и отвезли на Лубянку. Так как ничего подозрительного у меня не нашли, то где-то в первом часу ночи отпустили, и я сразу же позвонил вам. Вот, собственно говоря, и все.

Балакова такой сокращенный вариант вчерашней истории, конечно, не устроил. Речь шла не о задержании в связи с пьяным дебошем, а о вещах более серьезных.

— О чем же тебя расспрашивали чекисты? — задал он очередной вопрос.

— Кто я и что делал в баре.

— Ну и?

— Нес всякую лабуду: зашел случайно… хотел выпить чаю… Увидел знакомого и присоединился к нему… Потом грозился подать на ФСБ в суд.

— Эти ребята интересовались, откуда тебе известен помощник Дергачева?

— Безусловно.

— И что?

— Сказал, что познакомился с ним лет сто назад и уже не могу вспомнить, где это было — то ли в спортивном клубе, то ли на отдыхе, то ли на каком-то приеме. Мало ли у меня знакомых в этом городе…

— Поверили?

— Естественно, нет, — криво усмехнулся Марков. — Но и опровергнуть это никак нельзя.

— Как ты думаешь, у них серьезные наводки? — после небольшого раздумья поинтересовался Балаков.

— Да.

— А конкретнее?

— Чувствовалось, они были уверены, что найдут у меня кассету. Ну или вообще что-нибудь. И так как ничего не обнаружили, пребывали в некоторой растерянности. Там верховодил один молодой мужик, конопатый такой, с соломенными волосами, — не знаю, кто он по званию, был в гражданке, — так казалось, что его вообще кондрашка хватит. Заставил меня раздеться чуть ли не догола. Все не верил, что я чистый.

— По твоему мнению, откуда к ним поступила информация о намеченной встрече? Стучит кто-то из наших или из людей этого политика?

— Не знаю.

Балаков нервно побарабанил пальцами по ручке кресла. Ничего хорошего это не обещало.

— Ну, ладно, а теперь расскажи, куда ты дел кассету. — пробурчал он.

— Оставил в баре, на диване.

— Обделался и бросил ее?

Вопрос прозвучал крайне язвительно.

— А вы что сделали бы на моем месте?! Отстреливались?! Или схватились бы врукопашную с этими ребятами из спецслужб?! — В словах Маркова одновременно прозвучали обида и ответный сарказм. — К тому же я шепнул вашему человеку… официанту, что, как только уйду, он должен забрать сверток.

— На диване он ничего не нашел.

— Все правильно. Его сразу же забрала какая-то молодая женщина.

— А тебе это откуда известно?

— Она появилась с этим самым свертком в холле, как раз в тот момент, когда меня там вязали.

Удивлению, появившемуся на лице хозяина кабинета, не было предела. Вверх взлетели не только его густые брови, но и втянулись внутрь дряблые щечки. Он никак не ожидал такого поворота событий.

— Шутишь?!

— Нисколько.

— Кто она и зачем это сделала?

— Не знаю… Может, просто увидела, что я что-то забыл, и решила вернуть?

— Ты что, дурак?! — впервые с начала разговора сорвался на крик Балаков.

Прежде они всегда общались как старые, добрые друзья, пусть и значительно отличающиеся по своему положению, но никогда не демонстрировавшие этого внешне. И такой грубый выпад оказался для Маркова довольно неожиданным. Он налился кровью, напыжился, но оплеуху проглотил.

— Ну, мне показалось… — промямлил он, ерзая в кресле. — Еще в баре я заметил, что эта женщина стреляет глазками в мою сторону. Она явно не прочь была познакомиться. Может, сверток она хотела использовать как предлог?

— Почему же тогда не отдала его тебе?

— Хм! Когда она вышла в холл, у меня на руках висело по здоровенному мужику. Наверное, испугалась…

— И это все объяснение?!

— Все…

— Какой-то бред! — в сердцах высказал хозяин кабинета. — Ты понимаешь, сколько эта кассета стоит?! А ты предлагаешь свалить все на какую-то полоумную дуру! Мне голову за это оторвут! И тебе, кстати, тоже!

— Неужели нет копии этой видеозаписи?

— Ты точно дурак! — окончательно пошел вразнос Балаков. — Если потерянная тобой кассета всплывет где-то, да еще и попадет в руки говняных журналистов, то наш политик просто погибнет. Он нам нужен в парламенте, а не в пивной, где будет пропивать свою загубленную жизнь. Тогда все копии этой пленки можно будет выбросить на помойку. Псу под хвост пойдет и громадная работа! Знаешь, сколько искали подход к этому Дергачеву?! — Ответом на вопрос было виноватое молчание. — В общем, так, ты должен любыми путями разыскать эту чертову бабу! И как можно быстрее! Понял?!

Возразить что-либо Марков опять не решился, но по его виду было понятно, что он не знает, как подступиться к поставленной перед ним задаче, с чего начать поиски. Отыскать человека в десятимиллионном городе без точных наводок практически невозможно.

— Что, никаких зацепок?

— Ни малейших.

— Вспомни, может быть, к ней кто-нибудь подходил? Или ты видел ее машину, когда сам парковался у гостиницы? — стал подсказывать ему Балаков.

Крутые плечи голубоглазого красавца поднялись и опять опустились.

— Возможно, в ее одежде было что-то необычное?

Теперь последовало ироничное хмыканье.

— Может, ты слышал, о чем она говорила?

— Да! — вдруг оживился Марков. — Когда она сидела в баре, буквально через столик от меня, ей кто-то позвонил по мобильному. Не знаю, мужчина или женщина. И, видимо, этот человек пригласил ее в театр. Она еще переспросила: «В Вахтангова?» — злобно передразнил он так нежданно вмешавшуюся в его судьбу незнакомку. — Я это запомнил потому, что живу поблизости от театра и часто хожу мимо.

— Прекрасно! — удовлетворенно заблестел глазами Балаков. — Там ты ее и найдешь!

— Но я же не знаю, на какой спектакль и на какой день у нее билеты! — взвизгнул красавчик.

— Не проблема! Будешь ходить туда каждый день! Тем более живешь ты рядом. На все постановки! Даже детские — тебе это вполне подходит! Ты понял?!

Последовало виноватое:

— Да.

— Прекрасно! Ты должен любыми путями вернуть кассету. Достань ее хоть из-под земли! А что делать с этой дурой, мы еще решим! Оставлять свидетелей не хотелось бы! Она наверняка просмотрела пленку.

Глава 5

— Это всего лишь дешевая, примитивная ловушка!!

В голосе председателя парламентской фракции «Сильная Россия» Михаила Павловича Дергачева ясно прозвучали нотки истерии. Чувствовалось, что его нервы на пределе, что вот-вот они с пронзительным звоном лопнут, не выдержав всех неприятностей, которые подбрасывают ему враги, да и друзья тоже. От возбуждения он даже встал из-за стола и энергично зашагал по своему просторному кабинету в здании Госдумы на Охотном Ряду, словно меряя расстояние от установленного в одном углу знамени страны до украшавшей противоположную стену рельефной карты горячо любимой родины.

— Ловушка? Что ты имеешь в виду? — недоуменно переспросил Дергачева его заместитель по парламентской фракции и ближайший соратник по политической борьбе Аркадий Петрович Татошкин.

Он сидел по другую сторону начальственного стола, вычерчивая на листе бумаги какие-то кабалистические знаки. Впрочем, пока они нисколько не помогали найти выход из критической ситуации, отогнать беду, нежданно-негаданно нависшую над партийным лидером.

— Я говорю обо всей этой сцене в гостиничном баре! Она рассчитана на дураков!

— Не понял…

— Думаю, никакой кассеты с пикантной записью не было и нет! Вот почему, как раз перед тем, как эти люди должны были передать ее нам, они инсценировали облаву! И в суматохе кассета вроде бы куда-то исчезла! Дешевый приемчик! — раздраженно, как капризная барышня, пояснил Михаил Павлович. — Но согласившись на встречу с шантажистами, мы фактически признали возможность существования видеозаписи! Они нас элементарно купили!

— И как это можно использовать против нас?

— Очень просто: если информация о наших переговорах дойдет до журналистов, то тогда и никакой пленки не понадобится. Шум поднимут такой… — взмахнул он рукой. — Мол, нет дыма без огня. Меня пытаются опорочить, бросить тень на мою репутацию! Мерзавцы! Вот мерзавцы!

Дергачев и Татошкин с надеждой посмотрели на третьего участника этой дискуссии, Сашу Бабкина, который как раз и ходил в «Метрополь» на встречу с загорелым красавцем Марковым. Бабкин был вызван в кабинет последним и, прибыв сюда, примостился в конце длинного стола для совещаний, да так и остался там сидеть. Эта позиция, с одной стороны, говорила о его самом низком положении среди присутствующих, а с другой — о приобщенности к главным секретам партии. Занимая должность помощника Дергачева, причем уже много-много лет, он знал все тайны своего эксцентричного шефа и довольно часто выполнял различные щекотливые поручения.

В ответ на обращенные на него взгляды Бабкин лишь неловко потупился, поглаживая свои неопрятные усы. Никому не нравится говорить начальству неприятные вещи. Однако его реакцию Михаил Павлович понял по-своему. Он вздернул подбородок, еще больше расправил плечи и стал гневно бросать в пространство:

— Работаешь дни и ночи, стараешься что-то еще сделать для страны, для народа, а эти подонки… Только и думают, как тебя оболгать, как… как… — от перехватившей горло обиды он не смог закончить мысль.

За полтора десятка лет пребывания в политике Дергачев, даже в отсутствие избирателей, стал легко впадать в патетику и порой сам верил тому, что говорил. Как хороший актер, он способен был жить вымышленными образами, легко переходя от металла в голосе к слезам на глазах. И сейчас ему было безумно обидно за себя.

— Михаил Павлович… — все же не выдержал помощник, — вы не на трибуне… Есть у них компромат на вас, есть! И вы сами это прекрасно знаете. Чем успокаивать себя сейчас, лучше бы слушали меня, когда я пытаюсь уберечь вас от всяких приключений. Ведь вы очень изменились за последнее время и стали совсем неуправляемым!

Трансформация Дергачева в течение его политической карьеры действительно произошла весьма существенная. Когда перестройка в стране только начиналась, он был немного наивным молодым человеком, искренне верившим в светлое будущее России и по мере своих сил делавшим для этого все возможное. Он участвовал во всех демонстрациях, митингах, собраниях демократов, горячо поддерживал высказываемые на таких мероприятиях либеральные лозунги, часто и эмоционально выступал сам. В конце концов его лицо примелькалось на телевизионных экранах, что тогда, в период полной, радикальной смены политической системы, было достаточно, чтобы попасть в парламент. Людям так надоела прежняя власть, прежние лидеры, что они готовы были довериться любому симпатичному болтуну.

В Государственной думе Михаил Павлович тоже вел себя очень активно, не упуская ни одного случая засветиться перед телекамерами, дать интервью, поучаствовать в обсуждении различных проблем. Со временем это помогло ему организовать свою фракцию, а потом и партию. Правда, ее программа ничем фактически не отличалась от программ других радикальных движений. Но деньги спонсоры давали, причем деньги немалые. Однако если говорить честно, финансирование шло не под партию, а под самого Дергачева.

Его имя, лицо стали своеобразными брэндами — типа «Кока-колы» или «Макдоналдса». И чем более он был знаменит и узнаваем, тем больше приходила в упадок сама партия. В интересах дела ее, конечно, стоило бы реорганизовать, очистить от всяких прихлебателей, льстецов, падких до спонсорских денег, может, даже объединиться с союзниками. Но тогда сам Михаил Павлович уже не был бы на первых ролях или стал бы всего лишь «одним из…». Поэтому, вместо партийного строительства, он продолжал заниматься саморекламой и вел активные торги с теми, кто мог дать больше денег взамен на нужный вариант голосования, на необходимые решения парламента.

Изменились не только цели, интересы Дергачева, но и его поведение. Он стал похож на этакого барина, любившего покричать на своих подчиненных, не особо выбирая выражения, а то и высечь их розгами. Да и как могло быть иначе, если он понимал, что все эти многочисленные партийные функционеры существуют лишь благодаря ему, что они находятся у него на содержании. И в партийную кассу Михаил Павлович стал залезать, как в свой карман. Без всякого зазрения совести. Ну а деньги тратились им теперь на дорогих проституток, на кутежи с купеческим размахом в закрытых клубах. Но самое плохое, что он начал сильно пить — до потери контроля над собой.

Буквально несколько дней назад Бабкину даже пришлось, в буквальном смысле этого слова, тащить Дергачева на себе из одного ресторана. А потом в машине любимый шеф облевал ему штаны. Облевал, как какой-нибудь забулдыга. Саша этого еще не забыл, чем и вызвано было замечание о существенных переменах, произошедших в партийном лидере.

Однако и Михаил Петрович не собирался терпеть змеиные выпады помощника. Он налился краской до корней волос и истошно заорал:

— Я тебя сейчас выгоню отсюда! Да, убирайся! Пшел вон! Я не желаю видеть твои паскудные усы! Взял моду меня критиковать! Ты кто мне — жена или теща?! Я тебе говорю: убирайся с моих глаз долой! Вон!

Впрочем, эта гневная тирада не произвела на Сашу Бабкина никакого впечатления. Подобные сцены случались уже не в первой. Он продолжал сидеть в конце стола для заседаний, угрюмо изучая узоры на ковровом покрытии пола. Попыхтев немного, отошел и Михаил Павлович.

— Вот ты говоришь, что у шантажистов есть пленка, — продолжил он язвительно, — но ведь тебе показали всего лишь какой-то сверток! Который потом якобы забрала неизвестная женщина. Все это напоминает классическое мошенничество! Кстати, ты ничего не перепутал с этой бабой?

— Нет! — обиженно огрызнулся помощник. — Когда Марков сказал, что за нами, скорее всего, следят, и с побледневшим лицом бросился в холл, я направился в другую сторону, к ресторану — там есть еще одна дверь. Уже у выхода я оглянулся и увидел, что сверток схватила сидевшая поблизости дама лет… этак тридцати трех — тридцати пяти.

— Так-таки ни с того ни с сего схватила и убежала! Что это ей взбрело в голову?!

— Откуда я знаю?!

— А разве нельзя было все это инсценировать?!

— По-вашему, женщина тоже работала на них?

— Почему нет?!

— Она совсем непохожа на уголовницу…

Дергачев поднял глаза и руки к небу. Он все-таки был великим артистом.

— Господи, кто работает на меня?! Кому я плачу деньги?! — Михаил Павлович перевел взгляд на помощника. — Мошенники всегда выглядят приличными людьми! Заруби себе это на носу! Иначе опять когда-нибудь меня подставишь!

— Ну да, валите теперь все на меня, — загнусавил Бабкин. — Я во всем виноват.

— Ты не хочешь признавать очевидных вещей. Ответь, почему облава была устроена как раз тогда, когда тебе только собирались передать кассету, но никак не позже, а? Они словно боялись, что даже ты обнаружишь фальшивку! — Политик не смог отказать себе в удовольствии унизить подчиненного еще раз.

— Но ведь меня и Маркова действительно задержали сотрудники ФСБ, а не кто-то еще! — воззвал к справедливости помощник. — И отвезли нас не куда-нибудь, а на Лубянку! Где устроили нам очную ставку. Получается, фээсбэшники в сговоре с бандитами, так что ли?! Или просто сдали им у себя комнату, где меня и допрашивали?!

Аргумент был весомый. Он исключал всякое предположение об инсценировке облавы в гостинице. Спецслужбы действительно копали под шантажистов, пытались взять их с поличным на месте преступления. А значит, все компрометирующие материалы на Дергачева со временем могли оказаться в ФСБ.

— Кстати, ты не наболтал там лишнего? — включился в разговор Татошкин, которому вся эта история тоже обещала мало хорошего.

Он уже привык к теплому, хлебному месту в Государственной думе и отлично понимал: если рухнет Дергачев, то за ним покатится в тартарары и вся партия «Сильная Россия», а также распадется соответствующая парламентская фракция. В душе Татошкин очень трезво оценивал свои возможности и возможности коллег. Им самим такую глыбу не потянуть, а на раскрутку нового лидера понадобится слишком много денег.

— Нет! — покачал головой Бабкин. — Фээсбэшники ничего не вытащили из меня, а надавить им было нечем.

— Ты говорил, что сегодня тебе уже позвонил этот сучий сын Марков, — вновь перехватил инициативу Дергачев, не любивший, когда его перебивают.

— Да. Он тоже видел ту женщину со свертком, но уже в холле. По его словам, они обязательно ее найдут.

— Как?

— У них, мол, есть какая-то зацепка. Он клянется, что кассета будет возвращена.

— Возвращена! — передразнил Михаил Павлович. — Дебилы! К тому времени эта сучка и сама ее посмотрит, а может, и кому-то еще покажет! Если они меня угробят… Если поднимется шум… Я их сам тогда уничтожу!

Угрозу Дергачева, порожденную чувством бессилия, трудно было воспринимать серьезно. Чтобы спрятать свои ухмылки, способные спровоцировать новый поток ругательств, затянуть выяснение отношений до бесконечности, его подчиненные потупились.

— Может, та ненормальная и не станет вскрывать сверток, смотреть пленку. Все-таки чужая вещь… — не очень убедительно протянул Татошкин.

Михаил Павлович с лютым сарказмом посмотрел на своего зама:

— Ну да, женщина — и не полюбопытствует: что там? Хоть ты не говори ерунды!

— Хорошо, пусть даже она посмотрит запись, но если кассету отберут, кто поверит бабским сплетням?! Думаю, ее и проинструктируют соответствующим образом.

— Это так… Но в любом случае мы тоже не должны пускать процесс на самотек. Нам надо самим состыковаться с этой женщиной, — решительно заявил Дергачев. — Саша, ты сможешь узнать, кто она, где живет, работает? Через того же Маркова. Ну, естественно, когда они сами все выяснят.

— Зачем? — не понял Бабкин.

— Не надеясь на других, мы обязаны нейтрализовать ее! Навеки заткнуть ей рот!

— Миша, ты что?! — опешил Татошкин.

— А ты что подумал? Что я хочу ее убрать? Физически? Спасибо!

Он низко поклонился, мол, с такими подручными ему остается только юродствовать.

— А что тогда?

— Моя идея заключается в том, что мы должны или подкупить эту дамочку, или, что гораздо лучше, найти на нее какой-то компромат. Если же его нет, подставить ее, причем так, чтобы это тянуло на приличный срок. Тогда она никогда в жизни не станет ничего рассказывать.

— Гениально, — расплылся зам.

— Все, что я ни делаю, — гениально, — подытожил не страдавший комплексами Михаил Павлович. — Но, перво-наперво, Саша, ты должен достать ее координаты…

Когда помощник ушел, Дергачев и Татошкин еще долго обсуждали, как можно скомпрометировать так некстати вмешавшуюся в историю незнакомку. И в громадном, темном здании Государственной думы, выходившем на Охотный Ряд, одиноко светились два окна, заставляя прохожих умиляться работоспособностью народных избранников.

Глава 6

В понедельник Тамара Никитенко проснулась совершенно разбитая, словно ее переехал грузовик, да еще с прицепом. Голова раскалывалась от тупой боли. Не помогли даже две таблетки аспирина и большая чашка крепкого кофе. Состояние ее было таким плохим, что она решила не садиться в машину, а отправилась на работу на метро.

Всю ночь Тамару мучили кошмары, а уже под утро приснилось, что какой-то красавец-мужчина, очень напоминавший того, из лобби-бара гостиницы «Метрополь», заманил ее в свой дом, почему-то находившийся в джунглях. Как она могла оказаться в таком месте, было совершенно непонятно. В реальной жизни дальше Вероникиной дачи Тамара обычно не выбиралась, а подмосковный лес совсем не походил на тропические заросли: он был редким, вдоль и поперек истоптанным дачниками. Причем во сне, направляясь за незнакомцем сквозь труднопроходимую чащобу, она понимала, что он замышляет что-то нехорошее, но все равно покорно шла за ним.

Дом у этого человека оказался большим, двухэтажным, в характерном для джунглей колониальном стиле. В таких обычно много солнца, воздуха, но стоило Тамаре в него войти, как она очутилась в каком-то каземате. Снаружи не пробивалось ни единого лучика, а темные, покрытые чем-то липким стены освещались множеством самых разных по размеру и форме свечей, нещадно коптивших от нехватки кислорода. Они стояли на полу, на шкафах, на столах, стульях, в изголовье застеленной мохнатыми шкурами кровати.

Тут незнакомец набросился на нее, связал и сначала надругался, а потом огромным топором отрубил ей ступни. Однако на этом кошмар не закончился. Как оказалось, злодей снимал экзекуцию спрятанной в шкафу видеокамерой и, чтобы еще больше поиздеваться над своей жертвой, он развернул громадный белый экран, посадил Тамару напротив и стал вновь и вновь прокручивать страшные кадры.

Тамара хотела убежать, но ног-то у нее не было и передвигаться ей было не на чем. Не могла она и уползти — руки ее по-прежнему были туго связаны за спиной. Так что пришлось бесконечное число раз переживать все подробности издевательств над собой.

Видеокассета с записью любовных похождений известного политика, даже уничтоженная, изрезанная на мелкие кусочки, сидела в подсознании Тамары огромной гниющей занозой, отравлявшей ее существование, провоцировавшей различные фобии. Это была вещь из какого-то другого, жестокого, почти ирреального мира, где не действуют ни законы, ни нормы морали. Столкнувшись с ним, нормальный человек переживает сильнейший стресс, а потом еще долго не может избавиться от ощущения дискомфорта, страха перед будущим.

И предчувствия грядущих неприятностей стали сбываться в этот день сразу же, едва Тамара приехала на работу. Еще в коридоре на нее набросился Арутюнян, инкриминируя ей, другого слова не подберешь, что она забыла подготовить для него в пятницу справку о расходах компании за прошедший месяц. Дело было на десять минут, не больше, и поднимать шум, конечно, не стоило, но у шефа, видимо, начался очередной приступ административного рвения, бороться с которым было так же бесполезно, как с насморком или сменой времен года.

Тамара постаралась укрыться в своем кабинете, но в одиннадцать у Арутюняна начались переговоры с важным клиентом, подыскивавшим для своей юридической фирмы новый офис, и любимый начальник потребовал, чтобы она тоже при этом присутствовала. Мол, могут возникнуть финансовые вопросы, словно он сам был не в состоянии на них ответить. Она уже приготовилась в течение полутора-двух часов отражать флюиды неприязни, излучаемые шефом, однако оказалось, что судьба приготовила для нее кое-что похуже.

Едва все расселись и обменялись визитными карточками, как в двери возникло растерянное личико секретарши Ирочки. Она стала бормотать, что какие-то двое мужчин настаивают на срочной встрече с директором компании, что они не хотят ничего слышать о только что начавшихся переговорах.

Впрочем, эти люди не собирались дожидаться разрешения, а ввалились в кабинет вслед за секретаршей, и Тамара сразу же поняла, зачем они пришли. Во всяком случае, мужчины бросали в ее сторону выразительные взгляды. Было такое впечатление, что они давно знакомы с ней, хотя Тамара припомнить их не могла.

Незнакомцы представились сотрудниками Федеральной службы безопасности, помахав перед носом Арутюняна удостоверениями. Да и кто другой мог действовать так бесцеремонно. Они заявили, что «должны немедленно поговорить с госпожой Никитенко», что «у них дело государственной важности и не терпит отлагательства». После этого у шефа отвисла челюсть, он побледнел, пошел серыми пятнами, покрылся испариной. Впал в состояние прострации и важный клиент.

— Я к вашим услугам! — с вызовом сказала Тамара, прерывая явно затянувшуюся немую сцену. — Если хотите, мы можем пообщаться у меня.

На всякий случай она взглянула на шефа, правда, не очень-то надеясь на спасение, на то, что незваные гости будут выставлены за дверь. И Вазген действительно не стал перечить незнакомцам и вообще что-либо возражать, хотя ранее утверждал, что никак не может обойтись на переговорах без главного бухгалтера. Административное занудство он предпочитал проявлять лишь перед своими подчиненными.

Кабинет у Тамары был совсем крохотный — Арутюнян считал, что больше ей и не надо. Фээсбэшники едва поместились по другую сторону ее стола, гремя стульями и пытаясь куда-нибудь втиснуть свои колени. Один из них — высокий веснушчатый блондин — назвался подполковником Зиминым, а другой — коренастый брюнет — пробурчал что-то невнятное.

Зимин, очевидно, был в этой паре главным. Он и повел разговор, не сводя с Тамары пытливых глаз, не упуская ни одного ее движения:

— Вы, безусловно, догадываетесь, зачем мы пришли?

— Безусловно нет! — с места в карьер ощетинилась она. — Понятия не имею!

Прежде чем Зимин продолжил, фээсбэшники иронично переглянулись.

— А человек по фамилии Марков вам знаком? Валерий Марков?

— Нет!

— Вы уверены?

— Абсолютно! У меня прекрасная память, и провалов в ней еще не случалось.

Последовали очередные скептические ухмылки. Видимо, они договорились психологически подавить ее с самого начала. Но так как Тамара действительно не знала такого человека, она лишь возмущенно фыркнула.

— Тогда, может быть, вам известен некто Дергачев Михаил Павлович, депутат Госдумы? Или его помощник и верный оруженосец Александр Бабкин?

Теперь уже не оставалось никакой надежды, что произошла какая-то ошибка, что визит этих служивых — всего лишь недоразумение. Они заявились из-за той проклятой кассеты.

— Последнего из названных вами людей я не знаю. Как вы сказали, Бабкин? Нет, точно не знаю. А Дергачева, конечно, много раз видела по телевизору, — все еще пыталась держать круговую оборону Тамара.

— А лично не сталкивались?

— Не имела чести!

Глаза допрашивавшего, оставаясь ироничными, налились свинцом.

— Хорошо, я открою карты, — сказал он. — Мы абсолютно точно знаем, что в прошедшую субботу вы были в лобби-баре гостиницы «Метрополь», примерно с пяти вечера до пяти сорока пяти. И взяли там лежавший на диване сверток, который нас очень интересует. Кстати, оставлен он был уже упомянутым мною господином Марковым…

«Так вот какая фамилия у красавчика», — подумала Тамара, продолжая тупо молчать.

Тогда подполковник вытащил из папки несколько фотографий и веером разложил их на столе, сопроводив это действие коротким замечанием:

— Госпожа Никитенко, не отнимайте время ни у нас, ни у себя!

Это были те самые снимки, которые Зимин показывал генералу Шпаку. На них хорошо был виден небольшой белый сверток на пестрой обивке диванчика, и то, как Тамара берет его, и даже как она выходит из гостиницы, прижимая к груди не принадлежащую ей вещь. В такой ситуации отказываться было бы глупо.

— Ах, вот вы о чем! — фальшиво рассмеялась она. — Да, я взяла этот сверток.

— Зачем?

— Просто заметила, что сидевший в баре мужчина забыл его, и решила вернуть.

— Почему же вы этого не сделали?

— Почему? — улыбнулась Тамара и, не найдясь, устало сникла. — Я увидела, что мужчину задержали и…

— И?

— Испугалась. Элементарно струсила. И постаралась побыстрее уйти.

— Куда же вы дели сверток? — методично продолжал допрос Зимин.

— Выбросила…

— Выбросили?

— Да, в урну… Рядом с гостиницей…

— А вы знаете, что было в свертке? — поинтересовался другой, невнятно представившийся.

— Конечно нет!

— Вам трудно поверить.

— Почему?

— Потому что вы стараетесь любыми путями дистанцироваться от этой вещи.

— Мне на нее наплевать!

— Не-е-ет! Вы боитесь ее, значит, все-таки заглядывали внутрь, иначе ваша реакция была бы совсем другой. Однако это очень близорукая тактика, которая может иметь для вас самые серьезные последствия.

— Только не надо запугивать меня! — отмахнулась Тамара. — Я не сделала ничего противозаконного!

— Мы и не запугиваем. Но вам будет полезно узнать, что сейчас наши сотрудники ведут расследование дела, связанного с шантажом представителей власти. И в том свертке находилось что-то, что использовали преступники в своих грязных целях. Получается, унеся из бара сверток и якобы выбросив его, вы скрыли важнейшую улику и фактически стали пособницей шантажистов. А значит, мы вполне можем привлечь вас к ответственности.

— Ну да, вам же надо сделать кого-то крайним!

Гости в очередной раз переглянулись, но теперь в их глазах была не ирония, а разочарование. Они словно не понимали, как можно быть такой глупой? Зачем ей надо самой совать голову в петлю?

— Скажите, а как вообще вы оказались в гостиничном баре? Что вас туда привело? — с пугающей деликатностью продолжил допрос Зимин.

Тамара пожала плечами:

— Как там оказалась? Да очень просто. Шла мимо, захотела чаю, вот и зашла.

Она тут же вспомнила, что пила в баре не чай, а красное вино, но поправляться не захотела. Этот рослый, веснушчатый фээсбэшник цеплялся за каждую мелочь. Еще скажет, что она путается в показаниях.

— Интересная версия, — покивал головой подполковник. — Очень интересная.

— А что вам в ней не нравится?!

— Все участники этой истории съехались в «Метрополь» с разных концов города, чтобы попить чайку.

— Вы умеете сопоставлять факты. Думаю, этим чаем вы припрете всех к стенке.

— Допустим, вы сразу выбросили сверток, — никак не отреагировал на ее сарказм Зимин. — Тогда укажите, где конкретно стояла у гостиницы урна?

— Где?

— Да, все они находятся в определенных местах.

Тамара поняла, что начала сыпаться. Даже на таком пустяке. А что же будет дальше?! Не хватало только укрепить подозрения этих людей! Тогда уж точно на нее наденут наручники и отвезут в кутузку. Во всяком случае, они не отступят, пока не вытащат из нее все — двух мнений здесь быть не может!

— Ну хорошо, признаю, что я выбросила сверток не сразу, не у гостиницы, — через силу признала она.

— Так, может, вы его все же вскрывали?

И опять Тамара замялась.

— Не берите на себя такой груз ответственности, — предостерег ее Зимин.

— Да, я его вскрыла.

— И что там было?

— Кассета… Видео.

— Вы ее просматривали?

— …

— Просматривали?!

— Да.

— И что там было записано?

Теперь уже ей пришлось рассказывать все. Это было не так-то просто, так как гости интересовались деталями, причем не только обстановки гостиничного номера, но и происходившего в нем действия. Им важно было набрать как можно больше информации, чтобы установить гостиницу, личности приглашенных туда проституток. Эти девчонки могли стать важными свидетелями. Естественно, назвала Тамара и фамилию главного исполнителя «тяжелого порно».

— Но потом я пленку немедленно уничтожила! Растоптала, искромсала ножницами и выбросила в мусоропровод! — заявила она в заключение. — Я действительно была в шоке и хотела как можно быстрее от нее избавиться.

Фээсбэшники в очередной раз поизучали взглядами друг друга. Было такое впечатление, что они умели обмениваться мыслями на расстоянии. Этот сеанс телепатии продолжался довольно долго. Наконец, они, видимо, пришли к согласованному мнению.

— Тамара Ивановна, — вкрадчиво начал Зимин, почему-то ласково поглаживая свою папку, — мы готовы поверить вам. Но и вы должны пойти нам навстречу…

— Что вы от меня хотите?

— Наверняка хозяева кассеты будут вас искать и уж точно найдут.

— Вы думаете?!

Прозвучало это жалко. Ей совсем не улыбалась перспектива встретиться с организаторами шантажа. Она хотела завести новых знакомых, но не таких же, в самом деле!

— Уверен! Так вот, вы должны сказать им, что пленку не уничтожили, а спрятали.

— Зачем?

— Они начнут вас обхаживать и эти… так сказать, контакты, переговоры мы будем фиксировать. Когда у нас наберется достаточно фактов, мы привлечем этих людей к ответственности. Детали операции мы еще разработаем, но сейчас нам необходимо ваше принципиальное согласие.

— Хотите сделать из меня что-то вроде подсадной утки?!

На ее резкий тон последовал лаконичный ответ:

— Мы хотим избавить страну от бандитов.

— Только, ради бога, избавьте меня от патетики!

— Хорошо, патетику исключим. Ну так что же?

Тамара подумала и с надрывом ответила:

— Я не могу сделать это!

— У вас нет другого выхода, — усмехнулся Зимин. — Не хотелось бы вас пугать, но если вы скажете, что кассету выбросили, вас просто уничтожат.

— Вы это серьезно?!

— Вполне. Уничтожат, как говорится, на всякий случай. Чтобы не оставлять свидетеля. Забетонируют в какой-нибудь фундамент или сбросят в реку с гирей на ногах.

Только этого еще не хватало Тамаре для полного счастья. Слишком большая плата предполагалась за мелкое согрешение. Да какое там согрешение — женский каприз.

— Я подумаю, — подавленно прошептала она. — До завтра… Можно?

— Мы свяжемся с вами завтра…

Как оказалось, в этот день она исчерпала еще не все запланированные на ее долю неприятности. Когда фээсбэшники ушли, на Тамару накинулся Арутюнян. Он был взбешен потерей важного клиента, который, услышав, что в их риелторскую фирму наведываются спецслужбы, решил обратиться в другую компанию.

Любимый шеф желал также узнать, что связывает его сотрудницу с ФСБ. И так как внятного ответа не получил, бесновался до конца рабочего дня.

Назад: Иван Жагель

Дальше: Глава 7