ЕЩЕ НЕМНОГО ВОСПОМИНАНИЙ

Еще до поездки в Якутию Григорий Сыроежкин, работая в Ленинграде, встретился там с Львом Озолйным, талантливым чекистом-контрразведчиком, позже ставшим разведчиком, и крепкая дружба связала их. Григорий не был женат, и семья друга стала для него родной семьей. Сколько незабываемых ночных бесед прошло в гостеприимном доме Озолиных!

Лев Озолин вышел из пограничников – одно время он был начальником погранохраны в Карелии – и в Ленинградской ЧК работал с начала 20-х годов. С Григорием они познакомились в 1926 году. В то время оба боролись с отечественной контрреволюцией и иностранным шпионажем.

Самым значительным делом Льва Озолина была работа по пресечению деятельности германской разведки в Ленинградском военном округе в промышленном районе в 1933–1936 годах. В генеральном консульстве Германии в Ленинграде было много кадровых разведчиков гитлеровской Германии. На территории округа существовало несколько самостоятельных германских разведывательных резидентур. Кроме сотрудников генконсульства, прикрывавшихся дипломатическими паспортами, шпионажем занимались работавшие на советских промышленных предприятиях немецкие специалисты. Действовать приходилось очень осторожно, избегая возможных дипломатических осложнений. Но Лев Озолин в этих условиях сумел раскрыть шпионскую деятельность нескольких германских резидентов – инженеров Шица, Демеша и других.

Ему не довелось получить законченного систематического образования, но он достиг многого путем настойчивого самообразования и к моменту выезда за граннцу был не только достаточно широко образованным человеком, но свободно владел немецким языком и несколько слабее – английским.

Озолин в Испании носил имя Крафт. Мы были там в одно время, по большую часть из двух лет я провел на Центральном фронте и в Мадриде, тогда как он – в Барселоне. У него были свои задания, а у нас не было привычки без нужды интересоваться делами другого.

Среднего роста худощавый шатен, нос с горбинкой, немного бледное лицо, внимательные, настороженные глаза – таким был Лева. Женился он на дочери потомственного ленинградского рабочего. В те годы Женя Озолина, маленькая, сероглазая блондинка, была третьим непременным членом этого небольшого дружного коллектива.

При всей своей любви к Жене Лева не все рассказывал ей. Скрытность мужа объяснялась одним: он не хотел давать ей лишних поводов для волнений, их хватало и без того.

Белыми ленинградскими ночами Григории и Лева выходили на Гороховую и шли домой к Озолиным. Иногда они прихватывали с собой одного или двух товарищей. Лева осторожно открывал дверь, и как можно тише, шикая друг на друга, все вваливались в квартиру. Чинно усаживались в столовой, и хозяин начинал поиски съестного.

Сохранить тишину не удавалось: то роняли ложку, то кто-нибудь забывался и басил. И просыпалась Женя. Она накидывала халат, проводила гребенкой по волосам и обязательно пудрила нос. Затем быстро раскрывала обе створки дверей. Лева называл это "явлением злого духа". У него в такие мгновения был удрученный вид. Он грустно смотрел на товарищей.

Гриша подымался и начинал смущенно и ласково уговаривать Женю не сердиться, уверяя, что все они скоро уйдут, только выпьют по стакану чая. Каждый Раз все кончалось тем, что Женя усаживалась со всеми за стол, предварительно выставив на стол все, что было в доме. Обрадованный Гриша говорил: "Я же знаю, ты добрая, совсем не злая, ты хорошая, и зря Лева тебя побаивается, а еще лев!"

Сидели до утренней зари. Назавтра – опять к своим трудным делам. А они не переводились в то время...

В середине 1936 года в ночных разговорах в доме Озолиных все чаще вспоминалась Испания. Впрочем, о начавшихся в этой стране событиях говорили тогда все. Женя полагала, что все это меньше всего касается Левы и Гриши, но оба уже втихомолку подготавливали свой отъезд. Они не могли остаться в стороне от начавшейся борьбы. На полях Испании советские люди впервые скрестили оружие с фашизмом, и среди первых добровольцев были два боевых друга – Сыроежкин и Озолин, сменившие оружие ЧК на солдатскую винтовку.

Когда позади остались все формальности, Лева привел Григория, чтобы при нем объявить Жене о своем отъезде в Испанию. К их удивлению, она очень спокойно приняла это известие, заявив: "Нужно было сразу оформить и меня, я все равно тоже там буду!"

Месяц в Москве перед отъездом в Испанию они были неразлучны. Каждый день газеты приносили с Пиренейского полуострова все более тревожные вести. Но Гриша и Лева не говорили об опасности, о риске, об всем том, что могло ждать их в далекой стране.

И вот настал вечер расставания.

Белорусский вокзал. Почти пустынный перрон. Женя крепилась, не плакала, старалась улыбаться. Обнял обоих. Она еще не знала, удастся ли ей самой поехать в Испанию.

А через месяц Женя последовала за ними, и трое были вновь вместе. Маленькая ленинградка мужественно помогала мужу в его нелегкой работе, никогда не жаловалась и стойко переносила тяготы войны.

Она получила боевой орден Красной Звезды и медаль за участие в национально-революционной войне испанского народа.

Порой мучительно острые приступы ностальгии возвращали нас к пережитому на далекой Родине. Наше прошлое казалось нам еще прекраснее, еще дороже, мы мыслями погружались в него, на время забывая Испанию. Свои воспоминания мы перемежали комсомольскими песнями, связанными с нашей молодостью, с нашим комсомольским прошлым, с огневыми годами гражданской войны.

И вот сейчас, погрузившись в воспоминания, которым посвящены страницы этой книги, я видимо, слишком далеко ушел от начала рассказа о встрече с "Кондором" и с запозданием возвращаюсь к нему.

Шел третий день прибывания в Заорехасе, на границе мрачного Альбаррасина. Белесый зимний рассвет наступал медленно. За подслеповатым окошком старого деревенского дома все было бело. В трубе камина завывал ветер. Временами его порывы вгоняли в комнату дым, и тогда остро пахло угаром.

Григорий закончил свой немногословный рассказ о Якутии. Он вытянул затекшие ноги, сделал руками несколько широких движений и поднялся, чтобы подбросить в затухающий очаг поленьев. Старое сухое дерево вспыхнуло сразу и горело, потрескивая, давая совсем мало дыма. Было восемь часов утра. Пора вернуться группе, но ее не было. И опять медленно потянулись дневные часы в закопченной хижине. А снаружи продолжал неистовствовать ветер, он косо нес снег, и это было похоже на пургу.

Наконец вернулась группа Табы.

В ночь с 1 на 2 января 1938 года Таба благополучно привел ее в Заорехас. Они принесли важные сведения о движении частей противника к Теруэлю, который республиканские войска с трудом продолжали удерживать.

С "Кондором" у нас были особые счеты. Гитлер, как и Муссолини, прислал в помощь мятежникам тысячи танкистов, артиллеристов, военных советников и летчиков. Наши советские летчики-добровольцы сражались с асами Гитлера. Это была неравная борьба - немцев было несоизмеримо больше, но наши превосходили их отвагой и героизмом. Одной из задач, поставленных Григорием перед группой Табы, была диверсия против немецкого аэродрома в Каламоче. Задача не из легких: путь был далеким, трудным, и к тому же стояли необычные для Испании морозы.

Под Новый Год группа Табы минировала мост на дороге у аэродрома Каламоча. Большой грузовик-бензовоз подорвался на нашей мине и ярко пылал на узкой горной дороге. Почти следом за ним шли несколько легковых машин с немецкими летчиками. Водитель первого автомобиля, выскочившего из-за поворота у пылавшего  бензовоза, мог лишь отвернуть в сторону и свалить машину под откос, за ней последовали другие. Было самое подходящее время захватить нескольких оставшихся в живых немцев, но на месте аварии тотчас же появился большой автобус с испанскими жандармами.

Мог ли я, слушая рассказ Табы, думать в то время, что спустя тридцать лет мне доведется прочесть об этом в книге известного гитлеровского аса Адольфа Галлапа, командовавшего в Испании одной из эскадрилий легиона "Кондор", пострадавшего в ту новогоднюю ночь.

В своей книге "Первые и последние", изданной в ФРГ в 1953 году, Галлан писал:

"...-Коньяк лился рекой, особенно за ужином при встрече Нового года, который мы закончили "галлюционирующим" пробегом на автомобилях по самым страшным горным дорогам. Естественно, при этом были происшествия... Мой уже латанный череп получил серьезную рану. Хирург с грехом пополам заштопал его".

Пьяный тогда до беспамятства Галлан, возможно, так и не узнает, кому он обязан еще одной раной на черепе, полученной в ту морозную новогоднюю ночь.

Ну что ж, несколько летчиков из легиона "Кондора" усилиями нашей группы были выведены из строя. Это все равно что победа в воздухе. Но мы все же сожалели, что не удалось кого либо из них привести на нашу сторону.