Книга: Испанская хроника Григория Грандэ
Назад: НОВОГОДНЯЯ ВСТРЕЧА С ЛЕГИОНОМ "КОНДОР"
Дальше: ЕЩЕ НЕМНОГО ВОСПОМИНАНИЙ

"СЕВЕРНАЯ ОДИССЕЯ"

Всякое было в судьбе Григория Сыроежкина: жесточайшие схватки с бандитами, сложные ситуации в стане врагов, горечь потери близких друзей. Он был готов ко всему. Кроме одною, пожалуй; что жизнь потребует от него стать... исследователем-географом, экономистом и даже полярником. Все это ему пришлось освоить в Якутской экспедиций. Этот двухлетний период занимает особое место в сложной и многообразной биографии Сыроежкина.
На севере Якутии в 1918–1924 годах словно существовал некий обособленный мир. Обстановка там напоминала ту, что описал Джек Лондон в своих рассказах об Аляске. Героями их были или честные и сильные люди с высоким представлением о долге, или отчаянные авантюристы, которые вступали в борьбу с суровыми силами природы, но всегда были одиночками, действовавшими на свой страх и риск. Ими руководила жажда наживы, их влекло золото, ради которого они ставили на карту жизнь. "Поймать быстрокрылую фортуну" разбогатеть, а затем вернуться из ледяного ада в благодатный, мягкий климат южных краев и зажить там безмятежной жизнью, в богатстве и довольстве – это было и, пределом их мечтаний.
Да, природа Северной Якутии, суровая и неумолимая, и прежняя жизнь напоминали Аляску. Но новые люди, люди советского времени, были иными. Они пришли сюда, преодолевая величайшее физическое и моральное напряжение, подвергаясь смертельной опасности ради высоких революционных идеалов. Никто из них не думал о золоте, хотя оно лежало у них под ногами. Это была особая, новая порода людей, рожденных революцией.
Григория Сыроежки на послали туда бороться с контрреволюционным повстанчеством и бандитизмом, все еще существовавшими там, подобно тлеющим углям уже потушенного пожара. Предшественники Сыроежкина, действовавшие в этих районах, часто не были искушены в тонкостях чекистской работы и шли напрямик. Но метод открытых военных действии был малопригоден в этих условиях.
На обширной, еще мало исследованной и труднодоступной территории Якутской Автономной Советской
Республики, покрытой горами, дремучей тайгой и болотистой тундрой, установление нового порядка было сопряжено с огромными трудностями и преодолением яростного сопротивления местных контрреволюционных
элементов. Разгоравшаяся в то время в Якутии ожесточенная классовая борьба являлась продолжением
Великой Октябрьской революции. В ней было множество героических эпизодов, она была проникнута революционным пафосом и романтикой.
В то время обстановка благоприятствовала местным контрреволюционерам. Промышленность в Якутии была развита слабо. Все товары и продовольствие были привозными. Пролетариат – малочисленным. Тем не менее он вместе с красноармейскими отрядами и чекистами из Центра боролся за упрочение Советской власти. Мало было в Якутии собственной интеллигенции. Да и происходила она из среды купечества, служителей культа и кулаков – тойонов.
Эти люди оказывали заметное влияние на местное население, особенно в отдаленных районах и на транспортных магистралях по притокам Алдана. Там обосновалось немало богатеев, владевших большими стадами оленей и табунами лошадей, занимавшихся извозом и сплавом грузов, доставляемых в Аян и Охотск, переправляемых через Нелькан и Оймякон в Якутск и на Индигирку.
Передвижение в этих местах больших или малых отрядов без поддержки местного населения было невозможно, как было невозможно и сохранить в секрете их маршруты.
Население находилось в долговой кабале у купцов и тойонов. Кочующие тунгусы, эти честные и наивные охотники, привозили меха в уплату долгов своих дедов детям бывших купцов, не имевшим понятия об этих долгах. При этом тунгусы еще просили простить их за то, что не вовремя возвращают долги. Такая психологическая зависимость от кулаков и купцов зачастую не давала возможности даже сочувствующим Советской власти беднякам вставать на ее защиту.
Белогвардейские бандиты то там, то здесь поднимали восстания. Купцы Япыгин, Юсуп Гамбаров, Филиппов, Борисов и другие содержали даже свои вооруженные отряды. Контрреволюционное движение поддерживали и финансировали купцы- миллионеры Кушнарев, Никифоров и другие.
В 1923 году организованные банды в основном удалось ликвидировать, но некоторые офицеры сумели бежать и скрыться в тайге, в более северных широтах Якутии, по притокам рек Индигирки и Колымы. Каждую весну с наступлением распутицы, когда разливались реки, им удавалось поднимать часть населения на восстание. Они уже, конечно, не задавались целью свергнуть Советскую власть во всей Якутии и захватить Иркутск, но занимались убийством представителей власти грабежами и насилиями.
С наступлением зимы, когда становились реки и открывался санный путь, правительство присылало красноармейские отряды для ликвидации банд. Но главари опять скрывались в тайге и гористых местностях. А когда красноармейцы, прервав безуспешную погоню, возвращались в Якутск, бандиты, бывало, нападали на них из засад.
29 февраля 1928 года Григорий Сыроежкин появился в Верхоянске, возглавляя Северную оперативную группу. В его распоряжении было совсем немного людей.
Внимательно изучал он историю края, страницы гражданской войны в Сибири.
...Вскоре после разгрома Колчака, когда 5-я Красная Армия разбила и изгнала остатки армии адмирала из ДВК, якутские националисты рассчитывали на помощь со стороны Японии. Они послали туда священника Сивцева, слывшего искусным дипломатом, просить японского императора установить протекторат над Якутией, обещая "пристегнуть" к ней и все побережье Охотского моря, хотя оно и не входило в ее территорию. Но так как в Охотске уже была Советская власть, дипломатического делегата нужно было отправить нелегально. Поп Сивцев был так мал ростом, что его спрятали в угольный мешок и погрузили на японский пароход, стоявший в Охотске на рейде. Но японская военщина была уже по горло сыта безуспешной борьбой с партизанами и незадолго до приезда Сивцева эвакуировала свои войска из Сибири.
Миссия попа оказалась безрезультатной. В это время в Хабаровске с группой преданных ему офицеров отсиживался колчаковский генерал Пепеляев, выдававший себя за поборника народа, якобы несогласного с репрессивной политикой Колчака в отношении крестьян. Якутские повстанцы во главе с эсером Куликовским решили пригласить Пепеляева в качестве военного руководителя. Они уверяли его, что вся Якутия охвачена восстанием и только ждет опытных офицеров, могущих взять на себя руководство движением, чтобы окончательно сбросить Советскую власть. Так совместно с Пепеляевым был разработан план высадки па Охотском побережье где по правым притокам Алдана действовали банды Яныгина, Коробейникова, Артемьева, Гамбарова и других. Их целью было спуститься вниз по течению и захватить Якутск, потом подняться по Лене и взять Иркутск, где эсеры подготавливали восстание.
Пепеляев ухватился за это предложение. В Харбине и Владивостоке было навербовано еще некоторое количество авантюристов из армии Дидерикса, который созвал во Владивостоке земский собор из числа разгромленных в Сибири белобандитов и всякого сброда. На этом сборе было постановлено восстановить в России монархию.
Высадившись на побережье, пепеляевцы начали поход на Якутию. Борьба с пепеляевщеной и ее остатками была наполнена многими трагическими эпизодами. Так, против  Пепеляева был двинут красноармейский отряд под командой красного командира Строды. Он двигался к Нелькану, главной базе бандитов. Но Строда не мог получить достоверных сведений о противнике, и войска белобандитов во главе с самим Пепеляевым, генералами Вишневским, Ракитиным и другими окружили отряд Строды и несколько недель держали его в осаде. Расстояние между осажденными и атакующими дошло до 30 метров. Отряд Строды нес большие потери, но не сдавался, хотя оставался без пищи и воды, без медикаментов и перевязочных средств, без дров, хлеба и без транспортных средств. Пили окровавленный снег, растопленным в котелках, ели мясо павших лошадей, а из замерзших трупов своих бойцов и пепеляевцев строили баррикады. Значительная часть отряда Строды погибла, сам командир был ранен. Положение казалось безнадежным. На неоднократные предложения пепеляевцев сдаться отряд отвечал пением "Интернационала", исполняемым под гармошку, и вывешивал красное знамя с портретом Ленина. Оставшиеся в живых бойцы решили, когда враги ворвутся в их расположение, взорвать себя вместе с ними. Для этой цели в погребе последней обороняемой избы они сосредоточили весь запас патронов, гранат и пороха. И так они продержались, пока не пришла помощь...
Внимательно изучив все, что происходило до него, Григорий, конечно, не исключал необходимости вооруженной борьбы с бандитами, но считал, что в первую очередь надо изменить условия, с тем чтобы они не позволяли бандитским вожакам поднимать местное население против власти. Нужно было выбить почву из-под ног бандитов, разрушить веками сложившуюся зависимость от богачей, и тогда кочевые охотники и беднейшее крестьянство полностью встанут па сторону Советской власти.
"Странно, – шутил позднее Григорий, – мне приходилось тогда быть не столько чекистом, сколько экономистом, историком, агитатором..."
...Ночи были длинные... Земля, покрытая чистым, нетронутым снегом, отражала звездный свет и разноцветные сполохи северного сияния. Тайга молчала, лишь изредка от мороза потрескивали стволы деревьев.
Северные олени тащили десятка полтора тяжело нагруженных саней по заснеженному руслу промерзшего до дна одного из притоков Алдана – золотой реки.
Держась за спинку передних саней, бежал высокий могучий человек в коротком белом полушубке, из-под которого видны были черные кожаные штаны, заправленные в собачьи унты. Длинные уши пыжиковой шапки были завязаны узлом на затылке. На руках – оленьи рукавицы с большими раструбами, доходившими до локтей. Иней от частого и глубокого дыхания оседал игольчатым кружевом по краям ушанки на бровях и коротко подстриженных усах. Трехлинейный кавалерийский карабин висел поперек груди. Еще был на нем маузер в деревянной колодке, притянутый сбоку поясом, и полевой бинокль в футляре. Так выглядел командир чекистского отряда Григорий Сыроежкин.
Санный каравай растянулся длинной цепочкой. На санях сидели, а чаще рядом с ними бежали, спасаясь от лютого мороза, товарищи Сыроежкнна. Их было тридцать человек. От оленей, медленно трусивших ровной рысцой, валил пар и, как бы застывая над ними тянулся туманным облачком. Вековая тайга угрюмо стояла по горным склонам. Местами она чернела непролазным буреломом. Под недавно выпавшим снегом под легкими провалами угадывались редкие тропки, проложенные в тайге четвероногими, а быть может, и двуногими зверями. Здесь все было возможно...
Каждый раз, заметив такую тропку, Григорий испытующе смотрел на тунгуса-проводника, взятого из стойбища за Нельканом. Но лицо у того было непроницаемым, глаза всегда прищурены. Ничего не прочтешь на этом желто-коричневом лице с задубевшей кожей и множеством тонких морщинок, разбегающихся от глаз. У проводника, под оленьим малахаем угадывалось тщедушное тело и ростом он был чуть ли не в два раза меньше Сыроежкина. Однако он шел ходко, привычным беглым шагом, не показывая признаков усталости. Изредка присаживался на сани чтобы набить свою прямую трубку, благо теперь его кисет был наполнен пахучей махоркой, подаренной этим большим русским начальником.
Свой поход на север Григорий подчинил двум основным задачам: самому изучить обстановку, чтобы найти наиболее действенные и правильные способы изменить ее, и, во-вторых, пресечь деятельность иностранных разведок.
О том, как энергично действовал Григорий Сыроежкин со своим малочисленным, плохо вооруженным отрядом, можно теперь судить лишь по сохранившимся в архивах отрывочным донесениям. Не любил он писать, да и обстановка тяжелой экспедиции не способствовала "разведению канцелярии", как он выражался. За время с 10 марта по 3 апреля со своим отрядом он побывал в Моме, Абые, Аллаихе, Казачьем и Среднеколымске. Не обошлось без боевых столкновений с белобандитами. 20 марта из Абыя он сообщил в Верхоянск об отправке туда конвоя с шестью захваченными белогвардейцами...
Активные действия Сыроежкина насторожили вожаков белогвардейцев, и они решили разделаться с ним, как разделывались до него с другими чекистскими отрядами в тайге. За передвижением небольшого отряда неусыпно следили.
Проводник отряда, к которому он безуспешно присматривался, оказался предателем. Он завел отряд в протоку таежной реки, где была организована засада. Исключительная отвага и самообладание чекистов сорвали планы белогвардейских вожаков. Отбив нападение, Григорий оторвался от преследователей и ушел в таежные дебри.
Неизвестно, как вышел он с отрядом из тайги, но вышел и спас своих людей. А в апреле опять был в Алааиховском районе, теперь уже преследуя более опасного врага – американского шпиона Шмидта.
Гражданская война показала, что отечественная контрреволюция, не имея опоры в широких массах, с первых же своих шагов становилась орудием в руках иностранных империалистов. Белое движение в Якутии не было исключением из этого правила. Разведки США и Японии соревновались в своем стремлении захватить богатую Сибирь, в том числе Якутию с ее золотоносными землями.
Руководителем и организатором американской разведки в Якутии стал бывший офицер царской и колчаковской армий некий Шмидт. Кадровый военный по профессии, авантюрист по натуре, Шмидт как нельзя лучше соответствовал "должности" руководителя резидетуры американской разведки в Якутии. Еще в 1922–1924 годах, выполняя задания американцев на Дальнем Востоке, он проявил себя способным шпионом. В те годы, занимаясь спекуляцией наркотиками, он разъезжал по Якутии, собирая сведения о численности и дислокации красноармейских отрядов, а также вербуя агентов среди купцов и тойонов. Исколесив много районов, он хорошо изучил местные условия и наладил нужные связи среди людей, не успевших бежать за границу.
По намеченному плану Шмидт должен был поднять контрреволюционный мятеж на севере Якутии, укрепиться там, а затем с помощью американцев организовать дальнейшее продвижение в глубь Якутии.
В январе 1926 года Шмидт был переброшен на американском военном корабле из Маньчжурии в Японию. Там под руководством американских инструкторов на протяжении пяти месяцев прошел специальную подготовку. Затем его снабдили подложными документами на имя советского гражданина. Это позволило Шмидту устроиться матросом па советский пароход "Красный якут", совершавший заграничные рейсы, и прибыть в Охотск.
Дальнейший путь Шмидта лежал в Абыйский и Аллаиховский районы, где американская разведка рассчитывала создать центр вооруженного восстания. Выбор этих районов был не случайным: для него характерна большая политическая отсталость населения, просветительская работа там только начиналась, влияние Советской власти чувствовалось весьма слабо, к тому же отдаленность и плохо налаженная связь с центром Якутии. По расчетам американской разведки, эти обстоятельства должны были облегчить Шмидту организацию там политического бандитизма. Неграмотность населения и плохое понимание сущности происходивших событий облегчили вовлечение их в борьбу против Советской Власти. С военной точки зрения американцы учитывали полное отсутствие дорог и средств связи с этими районами, а это исключало возможность посылки туда из центра значительных вооруженных отрядов для подавления очагов восстания.
Наконец, еще одно весьма важное обстоятельство: Аллаиховский район имел выход к Ледовитому океану. Это давало возможность в летний период оказывать морским путем помощь повстанцам из Америки и Японии.
В конце 1926 года Шмидт появился в селе Русское Устье. По дороге в Аллаиху ему удалось установить связи и договориться о совместных действиях с некоторыми бывшими главарями банд на севере Якутии, скрывавшимися в Абые. В Алданховском районе Шмидт начал энергично выявлять единомышленников из числа всевозможных темных элементов, недовольных Советской властью.
Действуя обманом и подкупом, обещаниями и угрозами, он сколотил первый отряд, который, по его расчетам, должен был составить ядро будущей "повстанческой армии". На созванном им совещании главарей банд открытое выступление было намечено на апрель 1928 года.
Подготовка заговора проводилась Шмидтом в глубокой тайне. Действовал он очень осторожно, используя хитроумные конспиративные методы. Но осуществить свой замысел до конца ему помешали органы госбезопасности, сумевшие с помощью местных жителей отдаленных районов раскрыть преступную деятельность этого агента американской разведки. В марте 1928 года Шмидт во главе своей банды был арестован Северной оперативной группой ОГПУ, которую возглавлял Григорий Сыроежкин. Так бесславно закончилась еще одна вылазка иностранных разведок и их агентов в нашей стране.
К сожалению, об этом важном и исключительно интересном деле в архивах сохранилось совсем немного документов. Мы не знаем многих подробностей, которые дали бы возможность в полной мере представить, как действовал Григорий Сыроежкин в период Северной экспедиции.
Предельно краткие сведения, дошедшие до нас, говорят лишь о том, что Шмидт со своими ближайшими сподвижниками был наконец арестован в глухом Аллаиховском районе. Сыроежкин повез его в Нижнеколымск. Путь был далекий и трудный. На одной из ночевок в тайге Шмидт напал на часового и бежал. Но был настигнут, оказал бешеное сопротивление и в перестрелке убит.
История со Шмидтом – лишь эпизод в длительной и трудной борьбе чекистов с происками иностранных разведок в Сибири. Японская разведка не меньше, чем американская, прилагала усилия к свержению Советской власти в Якутии. Григорий Сыроежкин хорошо знал об этом.
В отличие от американской японская разведка действовала другими методами. Она не очень доверяла своим агентам из числа местных контрреволюционеров и предпочитала руководить ими не из Японии, а на месте, в самой Якутии. Для этой цели на советский Дальний Восток, в частности в Якутию, посылались кадровые разведчики-японцы.
Органам ОГПУ было известно, что за несколько лет до этого, в период последней авантюры Пепеляева, вместе с его бандой на побережье Охотского моря высадились два японских офицера-развёдчика. Выявить этих людей было значительно сложнее. Близкие по типу лиц якутам, тунгусам и людям других племен, живущих в Якутии, японские разведчики как бы растворялись в массе местных жителей.
Два японских офицера долго орудовали в Северных районах Якутии. Значительно позднее Шмидта один из них, по следу которого шли чекисты, не выдержал преследования, бежал обратно в Японию. Другой же еще долго появлялся в разных районах Дальнего Востока, но в конце концов все же был разоблачен, выслежен и арестован органами ОГПУ.
Для утверждения Советской власти в Якутии нужно было не только обезвредить иностранных агентов и связанных с ними главарей контрреволюционных формирований.
Важно было помочь местным работникам преодолеть неблагоприятные условия, сложившиеся на протяжении многих десятилетий. Всю получаемую информацию Григорий но установившемуся правилу всегда старался перепроверить, опираясь на людей, заслуживающих доверие. Одним из таких людей, встретившихся на пути Григория Сыроежкииа на просторах Северной Якутии, был Борис Александрович Леванов, начальник экспедиции и торговли в системе Госторга РСФСР и Дальвнешторга на северо-востоке страны. В задачу этого человека входило обеспечение населения продуктами средствами охоты, орудиями лова, а также закупка у населения пушнины шкур морского зверя, моржовых бивней.
Борис Леванов не только торговый представитель. По натуре он был исследователем, не боявшимся трудностей. К тому же он был еще и тонким дипломатом, умел устанавливать взаимоотношения с местным населением.
Сыроежкин увидел в Леванове энтузиаста, ценнейшего и энергичнейшего помощника. Человек, исходивший и изъездивший вдоль и поперек этот дикий край, знал все пути, множество людей и мог безошибочно оценить их.
Ежегодно к побережью Северного Ледовитого океана прибывали  правительственные суда, доставлявшие продукты и товары. Правительство широко практиковало дотацию беднейшему населению и кочевникам. Но доставленные продукты и товары попадали через Якутторг и кооператив "Холбос" в руки тех же кулаков. Дело в том, что на Крайнем Севере долго существовала только меновая торговля. Якутторг и "Халбос" не стремились внедрять денежные расчеты с населением. Так происходило, например, с хлебом: кочевое население не имело печей и по этой причине не выпекало хлеба. Если удавалось достать немного муки, то на сковородах пекли лепешки, которые служили не столько продуктом питания, сколько лакомством. (Кочевник за пуд ржаной муки стоимостью 2 или 2 рубля 50 копеек платил 7–8 песцами,). Транспортные средства (олени и собаки) находились в руках кулаков и купцов – хозяев тайги и тундры. Якутторг, чтобы перебросить грузы в низовья Лены и Яны, через своих руководителей заключал соглашения с богатеями – владельцами транспортных средств, оплачивая их услуги продуктами: мукой, табаком, чаем. Получив эти продукты от Якутторга в уплату за перевозку, кулачье везло их сперва к себе в амбары, а затем уже как свои собственные сбывало в низовья и стойбища кочевников, устанавливая свои грабительские меновые цены.
Собранную пушнину кулаки не спешили сдавать государству, а хранили у себя. Так снижались богатейшие экспортные возможности Якутии. Несмотря на огромные затраты правительства, закабаленному долгами беднейшему населению и кочевникам легче не становилось. Кулаки продолжали богатеть. В конечном итоге такая ситуация расширяла поле деятельности белобандитов. Им удавалось поднимать на восстания не только кулаков, но и бедняков.
"Как изменить положение?" – лихорадочно думал Сыроежкин. Он понимал необходимость вырвать из рук богатеев транспортные средства и таким путем в корне изменить сложившийся порядок снабжения продуктами питания и товарами бедняцкого и кочевого населения. Но как это осуществить?
С помощью все того же Бориса Леванова Сыроежкин продолжал изучать историю края, стремясь найти ответ на мучивший его вопрос. Основной неразрешенной задачей оставалась доставка товаров и продовольствия в глубинные районы Северной Якутии по Колыме и Индигирке.
Архивные документы говорили, что еще по инициативе Ломоносова, в царствование Анны Иоанновны и при других царях делались попытки проникнуть в Индигирку со стороны моря, но все они заканчивались трагически: люди и суда погибали, будучи не в состоянии сойти с мели. А между тем недалеко от устья, у селения русское Устье, река Индигирка имеет глубину до десяти метров, а дальше она распадается на мелкие протоки, образует рукава и дельту.
Перед отъездом в Якутию Григорий долго рылся в библиотеках и архивах. Исписал несколько толстых общих тетрадей. Говорил с бывалыми людьми...
Леванов, оказывается, тоже перерыл якутские архивы. Тщательно изучив местную обстановку и исторические факты, оп пришел к выводу: попытки выйти в море или войти из него в Индигирку оканчивались неудачей лишь потому, что суда строились килевыми. Русские люди с незапамятных времен пробирались на Аляску, спускались до Сан-Франциско, возможно, еще до открытия Америки Колумбом! На каких же судах они могли добраться до Анадыря и до Аляски? Не на килевых. А как сооружают свои байдары эскимосы, живущие на побережье Чукотки? В форме яйца, опрокинутого тупым концом вниз.
И вот Борис Леванов предлагает Сыроежкину направить на север мелкосидящие плоскодонные суда с подвесными моторами и, используя их, войти в реки Колыму и Индигирку со стороны океана, по пути открывать фактории вблизи мест кочевья. Он предлагает не продавать товары оптом, чтобы они не попали в руки кулаков. Независимо от расстояния на все товары нужно сделать единую транспортную наценку; запретить натуральный обмен и ввести денежные расчеты; установить единые цены на скупаемое у населения сырье и, наконец, предоставлять охотникам кредит на приобретение средств охоты и продуктов питания.
Для осуществления этого плана было сделано все возможное: шхуна, катер и лодка с подвесным мотором были доставлены с Аляски в Нижнеколымск. На шхуне вместо американского флага был поднят советский. Один буксирный катер был направлен вверх по Колыме для промеров глубины выше Среднеколымска, выясняя возможности достижения судами самой крайней южной точки. Таким путем предполагалась доставка грузов до нынешних Магаданских приисков. Доставка эта должна была обойтись в десять раз дешевле гужевого транспорта. Промеры па перекатах были сделаны, фарватер обставлен флажками.
Но осуществить намеченную Сыроежкиным и Левановым экспедицию не удалось: когда грузы были уже погружены на специально построенную плоскодонную баржу, за два часа до отплытия на буксирном катере загадочным образам возник пожар. Катер был выведен из строя. Пришлось Леванову со своими работниками впрягаться в лямки и тянуть баржу на протяжении 500 километров до Нижнеколымска.
Настойчивые попытки выбить экономическую почву из-под ног кулачества, естественно, вызывали бешеное противодействие и злобу со стороны богатеев и контрреволюционеров. Неугомонным Сыроежкину и Леванову грозила смерть, но ничто не могло их заставить отказаться от намеченных планов.
Не раз чекистская группа попадала в трудное положение, нуждалась в самых необходимых продуктах и одежде, но Сыроежкин никогда не использовал своего положения и отказывался от помощи Леванова, считая, что его люди не имеют права на продукты и вещи, присланные для местного населения.
В таких условиях чекисты выполняли свою трудную миссию и успешно ликвидировали банду за бандой, стремясь, прежде всего обезглавить их. На Крайнем Севере в труднодоступных местах еще бродила опасная банда атамана, скрывавшегося под именем Индигирского. Ее путь был отмечен кровавыми зверствами, изощренными пытками и убийствами всех, кто выражал симпатии к Советской власти. Кольцо вокруг банды сжималось все уже, и она все дальше уходила к побережью Ледовитого океана. Это были остатки "организации" шпиона Шмидта.
Сыроежкин получил сведения, что купленную Левановым на Аляске парусно-моторную шхуну, пригнанную к советским берегам и груженную мехами, банда Индигирского намеревается захватить и угнать в Америку или Японию. Были приняты все возможные меры: предупредили надежных людей в тунгусских кочевьях, что бы они следили за передвижением банды к побережью и всеми средствами препятствовали ее проникновению к месту стоянки шхуны.
Леванов приказал мотористу снять с двигателя магнето и доставить ему. Но этих мер было мало, так как шхуна могла уйти и под парусами. Где взять людей, чтобы надежно перекрыть все пути, по которым банда могла пройти к побережью? Пришлось вызвать подкрепление.
Из Якутска чекисты двинулись в Оймякон, Моме и Абый. С одной из групп на самый Крайний Север отправился и сам Сыроежкин. По пути в стойбищах они захватывали пепеляевцев, бандитов-кулаков, укрывавшихся после разгрома банд. Эти операции Григорий провел без потерь с помощью очень энергичного и смелого чекиста Курашева, носившего кличку Дед (было ему не больше тридцати лет).
Сыроежкин опасался, что бандиты все же доберутся до шхуны. Эта мысль не давала ему покоя и заставила его еще раз попытаться проникнуть в банду. Оп полагал, что только таким способом можно добиться успеха. Он отдавал себе полный отчет в том, что в этих отдаленных и диких местах не раз испытанный им прием внедрения сопряжен со значительно большим риском.
Григорий нащупал пути. В Охотске, куда он прибыл как служащий "Холбоса", в этом отдаленном краю советской земли в то время осело много темного люда, по разным причинам не сумевшего или не успевшего бежать за границу. Там-то Сыроежкин и решил сделаться "своим".
Он появился в полутемном, приземистом трактире на окраине Охотска: были там пришлые русские, среди них старатели, промывавшие золото в тайге на одних им известных ручьях и речках, были забежавшие в эти отдаленные края белогвардейцы и просто бандиты, были и местные, таежные охотники – якуты и эвенки.
В трактире можно было многое услышать о том, что происходило в огромном, засыпанном снегом краю. Сыроежкин знал: здесь были лазутчики Индигирского. Они скупали золото. Для тех, кто намеревался бежать в Америку или Японию, золото самый нужный товар. У Григория припасен мешочек из оленьей замши с золотым песком. У него хотели купить здесь золото, но он дал понять, что сам намеревается бежать из страны и за эту возможность заплатил бы золотым песком и самородками.
Человек  общительный, умевший поддержать компанию, он  внушил обитателям трактира доверие, его приняли за своего. И согласились свести с Индигирским.
...В отдаленном таежном зимовье банда расположилась на отдых, Григорий был принят в нее как бывший колчаковский офицер.
За столом из толстых, грубо оструганных досок сидело человек десять бандитов во главе с атаманом. Остальные – у стен этой приземистой избы, тускло освещаемой жировыми плойками. Напротив Григория сидел амурский казак из кулаков, тоже подвизавшийся к колчаковской армии. Неожиданно он сыграл важную роль при внедрении Григория в банду. Судя по всему, казак спутал его с кем-то и сказал атаману, что знал или видел Сыроежкина в рядах колчаковцев. С тех пор он держался поближе к Григорию.
Маленькие, узкие глаза носили отпечаток какой-то животной свирепости. Эго выражение особенно отчетливо проявлялось, когда он ел. А ел он всегда жадно и много. Его потное лицо имело оттенок кирпичной смуглости. Он никогда не расставался с оружием; кавалерийский карабин и казачья шашка с медным оголовьем лежали рядом с ним на лавке, а рукоятка нагана торчала на уровне груди из-за борта казачьего бешмета. У пояса на ремешках болтались две ручные гранаты.
Сидя за столом в избе, срубленной из могучих лиственниц, Григорий внимательно наблюдал из-за полуопущенных век за разношерстным народом – высокими и крепкими казаками, маленькими худощавыми якутами и таежными охотниками.
По мере того как опорожнялись бутылки, голоса становились громче и воинственней. Банда намеревалась напасть на факторию Леванова, взять там продукты и товары, а затем захватить нагруженную мехами шхуну и уйти на ней за границу. Пьяные бандиты заранее похвалялись успехом. Главарь вынул из деревянной колодки маузер и, размахивая им, выкрикивал страшные угрозы в адрес "советчиков" и коммунистов. В пьяном азарте он выстрелил в потолок. Пример оказался заразительным – за ним стали стрелять и другие.
Между Григорием и главарем сидел ближайший помощник атамана. Он тоже стрелял, размахивая над головой наганом. В низком, плохо освещенном помещении от курева и выстрелов стоял туман. С видом уже совсем осоловевшего человека Григорий сидел, откинувшись к стенке, прикрыв лицо левой рукой. Правую руку, в которой он держал короткий морской наган (он с ним никогда не расставался), протянул за спину человека, сидевшего между ним и атаманом. Когда сосед выстрелил в очередной раз, Григорий нажал на спуск. С простреленной головой вожак повалился на стол.
На несколько мгновений установилась жуткая тишина, все сразу отрезвели и налитыми кровью глазами смотрели друг на друга. Затем заорали, поднялся невообразимый шум. Быстро спрятав наган в карман, Григорий обхватил голову руками и издал какой-то нечленораздельный звук. Казак, "приятель" Сыроежкина, вопросительно посмотрел на него. Не столько увидел, сколько почувствовав его взгляд, Григорий как бы непроизвольно качнулся в сторону сидевшего рядом с ним помощника атамана.
Казак понял его по-своему.
– А, гад! Атаманом захотел быть! – заревел казак и в тот же миг в упор застрелил помощника атамана, не успевшего даже ничего сказать.
С гибелью атамана банда была обезглавлена. В пей не оказалось человека, способного подчинить эту преступную ораву. Теперь каждый думал только о себе, не хотел признавать авторитета другого и подчиняться ему. Разрушилось главное звено, объединявшее этих людей. Но все сошлись на одном – надо идти к побережью, захватить шхуну и на ней добираться до Японии или Америки. На этом пути банду ждала чекистская засада, и Григорий привел ее туда.
Теперь уже глубокий старик, Борис Леванов писал мне в 1971 году:
"Появление товарища Сыроежкина, с его ясным умом и трезвой оценкой событий и людей, делавших тогда в Якутской Автономной Республике экономическую и политическую погоду, помогло очистить атмосферу авантюр и беззакония, царивших тогда на крайнем северо-востоке далекого, большого и богатого края нашей страны, которому жадно тянулись руки всяких отечественных и иностранных авантюристов".
С ликвидацией банды Индигирского заканчивалась северная эпопея Григория Сыроежкина, и он смог покинуть Якутию после двух лет напряженной борьбы, лишений и смертельного риска. С бандитизмом в Якутии было покончено. Оставшихся бандитов - одиночек переловили местные чекисты.
Какие еще дела ждали Григория? Об этом он думал уже в поезде, уносившем его из Сибири. Путь по магистрали казался бесконечным. Все перепуталось, днем спал, ночью бодрствовал и часами стоял в коридоре вагона у окна, за которым проносились ночные пейзажи.
Скорей, скорей...

 

Назад: НОВОГОДНЯЯ ВСТРЕЧА С ЛЕГИОНОМ "КОНДОР"
Дальше: ЕЩЕ НЕМНОГО ВОСПОМИНАНИЙ