Ну и погода — так и сечет косым мелким дождем. То ли есть луна, то ли полное безлунье — поди разберись в этой сырой похлебке.

Да и сама ночь какая-то необычная. Страшно...

Человек, закутанный в длинный плащ, был почти неразличим на пустынной дороге. Впрочем, он сам старался быть как можно менее заметным. Шел не по колее, а, несмотря на сырость и моросящий дождь, жался ближе к деревьям и кустам.

Иногда ему казалось, что чавкающий звук шагов разносится далеко окрест. Тогда он останавливался, прислушивался. Но вокруг только скрипящие крики какой-то ночной птицы, глухие лесные шумы. Да временами тяжелая одышка болот накрывала все остальные звуки. Человек еще больше кутался в плащ с поднятым кургузым воротником, пытаясь укрыться от всех ночных страхов. Только разве поможет воротник, ежели страх этот внутрь, в душу забрался?

Сырая вязкая темнота. И даже гнилушки, к которым он за эти ночные переходы привык, сегодня не светились.

Страшно...

Но самое жуткое — это мысли. Мысли, которые приходят в такие часы. Гнать их, гнать! Ведь он хозяин положения. Как эти людишки сегодня утром дрожали. И правильно — один высунулся — другим неповадно будет. Он смотрел на них и чуть не смеялся. А пришлось притворяться. Тоже вселенский страх изображать. Ох, как бы хотел он, чтоб они узнали, кто привел «болотных духов» в деревню. И тогда ужас вселился бы в них. И при одном только его виде все бы вздрагивали и уважительно кланялись ему. Но нельзя, нельзя себя раскрыть, таиться надо. «Дух болот» тоже к любому не пришлет, не доверится.

Как он презирает это быдло! А они еще прогнозы строят, мечтают в люди выбиться. Мечтают — и у него совета не спрашивают. Спросят! Еще как спросят. Узнают, кто хозяин! И что он может. Скорей бы этих красных убрать...

А если не уберут? Ведь и им кто-то помогает. Пока они охотники, а он дичь. Не поймали, не знают. Да чего там знать. Стоит кому увидеть да в живых остаться — вот тебе и вся тайна. «Духу болот» хорошо — он ушел за кордон — и поминай как звали. А ему что делать? Русские тоже не дураки. Газеты хоть и редко, да почтальон на своем стареньком велосипеде привозит. Брешут, конечно, как хорошо там у них, читаешь — так просто рай! Но про разгромленные «контрреволюционные белопольские группы» похоже на правду — вон какие слухи. Так что ж будет с ним? А ну как прознают прикордонники, что он помогает «духам»?! А могут ведь и людей не убить, а живыми взять. Помилуют ли они его, будут ли молчать? Как же, с потрохами продадут! И вот приедут за ним на машине двое с винтовками. Нет, с револьверами, и скажут, чтоб собирался. Потом в сырой подвал повезут. И начнется. Чего ни расскажи, все одно — не поверят. А потом выведут его во двор, винтовки выставят и...

Вдали снова гулко глухо забулькал болотный газ. Человек ускорил шаги.

Не хочется вот так, в безвестности, на грязном глухом дворе. Да и вообще не хочется. Может, повиниться? Все равно скоро в город надо ехать по делам. Там-то и повиниться?

Как же, нужна им твоя повинность. Зато, если Сам прознает, он отблагодарит. Если и есть тот свет, то и на том свете самому от себя жутко будет. Да и сделают ли тебя русские человеком? Был отбросом в глуши, так им и останешься. А здесь...

Но вдруг как прознают?..

Не надо про обещания забывать...

А как...

Человек подошел к неясно темневшему замшелому придорожному кресту. Нагнулся, пошарил под ним и, вынув небольшую плотно закрытую металлическую коробочку, вложил в нее записку. Сунул коробочку под крест, выпрямился, перекрестился, вздохнул, попытался поднять воротник повыше и пошел назад, в сырую темноту ночи...