Глава V

— Ты не мог бы забрать сегодня Сашу из бассейна? — спросила Ольга, и в ее голосе уже заранее прозвучало раздражение, готовность к конфликту — она явно не сомневалась, что Дмитрий придумает какую-нибудь отговорку.

Было утро. Вся небольшая семья Есехиных собралась за завтраком в их просторной столовой, выходившей окнами на сквер с памятником Шота Руставели в центре. Эту четырехкомнатную квартиру в новом доме на Большой Грузинской улице Дмитрий купил год назад, заплатив сумасшедшие деньги. И вид из окна риэлтеры не краснея приводили в качестве одного из аргументов, оправдывавшего высокую цену, словно им самим пришлось потратиться на обустройство сквера и на установку памятника великому грузинскому поэту.

Но квартира и в самом деле имела массу достоинств. Еще совсем недавно всем членам семьи было здесь просторно, уютно и спокойно. Однако после их поездки на Средиземное море в этих комнатах поселилось что-то неуловимое, тревожное, как первые признаки раковой опухоли — еще не мешающей жить, но уже способной перечеркнуть будущее.

Вопрос Ольги остался без ответа.

— Так ты привезешь Сашу? — взяла она еще на полтона выше. — Мама, как ты понимаешь, сегодня не может это сделать.

Сын Есехиных занимался плаванием в бассейне «Олимпийский», и обычно его забирала оттуда мать Ольги — добрейшая Вера Николаевна, уже давно находившаяся на пенсии, но упрямо искавшая себе занятия. Однако буквально вчера она на несколько дней уехала к своей сестре в Воронеж.

Начинать день с размолвки Дмитрию не хотелось, тем не менее другого выхода у него не было.

— Я сегодня занят, — сказал он, сосредоточенно делая бутерброд.

— Как и всегда! — с каким-то болезненным удовольствием отреагировала Ольга, словно другой ответ ее бы разочаровал. — Ешь! Сядь нормально! — бросила она уже сыну.

Есехину стало досадно, что из-за него достается и Сашке, однако замечание матери тот пропустил мимо ушей. Лишь когда Ольга легонько хлопнула сына по спине, он лениво выпрямился, и над столом показалась не только голова, но и худые мальчишеские плечи.

— Сегодня я не просто занят, а буду крутиться как белка в колесе, — сказал Дмитрий. — С Ильей и Максом мы договорились с утра посмотреть помещение для нового отделения компании. Туда приедет и дизайнер. Так что это невозможно отложить. Потом, уже в офисе, надо подписать кучу документов, иначе люди не получат зарплату. А после обеда у меня встреча с важным клиентом. Я поеду к нему, и неизвестно сколько времени это займет.

В перечне своих дел Есехин допустил всего одну неточность. После обеда он намеревался встретиться не с клиентом, а с Варей. Именно сегодня у нее был день рождения, и Дмитрий не мог, да и не хотел переносить празднование этого события. Он уже забронировал по телефону номер в «Балчуге», а также столик в одном из ресторанов гостиницы и купил в подарок изящное золотое колечко с небольшим бриллиантом, которое лежало у него на работе в сейфе.

С того сумасшедшего августовского вечера, когда они занимались любовью прямо на полу его кабинета, прошло уже более трех недель и, за исключением выходных, не было ни одного дня, чтобы Дмитрий и Варя не виделись. Иногда он снимал номер в гостинице или увозил ее к себе на дачу, где в будни никто не бывал, и они буквально не вылезали из постели. А если дела не позволяли встретиться надолго, они все равно выкраивали полчаса-час и пересекались где-нибудь в городе, на скорую руку обедали в каком-нибудь ресторанчике. Или Варя, проезжая мимо, просто заскакивала к нему в офис. Впрочем, даже такие короткие свидания, как правило, заканчивались у них сексом — на столе, в машине, а однажды они сделали это в каком-то парке.

Убаюканный пятнадцатью годами размеренной семейной жизни, Есехин свалился в эту любовь, как в яму, вырытую на широком, ровном, не имевшем никаких предупреждающих знаков и не обещавшем неприятностей шоссе. Он никогда не испытывал столь сильных страстей, а, возможно, просто забыл о них. Но случалось с ним прежде что-то подобное или нет — сейчас это уже не имело значения. Главным было то, что он фактически забросил все свои дела и использовал любую возможность, чтобы встретиться с Варей, хотя это создавало ему массу проблем — и дома, и на работе.

— За последнее время ты очень изменился! — с надрывом высказала ему Ольга, наливая Саше, равнодушно внимавшему, как спорят родители, чай. — Тебя вообще перестала интересовать семья! Ты стал постоянно куда-то пропадать: я звоню в офис — нет, пытаюсь связаться по мобильному — отключен! А любую мою просьбу ты превращаешь в громадную проблему!

Чтобы не развивать эту скользкую тему, Дмитрий промолчал. Тогда жена зашла с другой стороны:

— Кстати, твои дела ничуть не важнее, чем мои! — заявила она. — Я тоже работаю, поэтому не надо ставить себя в исключительное положение.

Возможно, Ольга и подозревала, что перемены в муже связаны с другой женщиной, однако гордость не позволяла ей напрямую говорить об этом. И стремление защитить собственную честь трансформировалось у нее в защиту своего права на профессиональную деятельность.

— Ни в какое исключительное положение я себя не ставлю, — мягко возразил Дмитрий. — Но если говорю, что занят, то это значит, и в самом деле занят. Поверь, ничего сегодня я отложить не могу. В конце концов наш сын уже достаточно взрослый, чтобы приехать домой самостоятельно, на метро.

— На метро он не поедет! — отрезала Ольга. — Если ты не можешь встретить его, то тогда я уйду после обеда с работы! И меня уволят!

Самым логичным в такой ситуации было бы пропустить тренировку, тем более что никто не собирался готовить из Саши профессионального спортсмена. Вполне можно подождать, пока приедет теща. Однако Дмитрий понимал, что для Ольги вся эта история с бассейном — только повод, чтобы выплеснуть накопившиеся эмоции.

— Хорошо, я пришлю к «Олимпийскому» машину, и наш шофер его заберет. Такой вариант тебя устроит? — спросил он.

Проблема вроде бы была решена, но Ольга вдруг расплакалась и ушла в спальню. Дмитрий не решился пойти вслед за ней, так как опасался спровоцировать новый взрыв эмоций.

Выяснение отношений с женой оставило у Есехина неприятный осадок. По дороге на работу он все еще мысленно прокручивал их разговор, досадливо морщился. Ему было жалко Ольгу, и в то же время в нем нарастало предвкушение предстоящей встречи с Варей.

Если бы Дмитрий попытался сформулировать, чем его привлекает эта женщина, то вряд ли сказал что-то определенное. Более того, по сравнению с ней Ольга во многом даже выигрывала. Но было в Варе что-то неуловимое, завораживающее, постоянно ускользающее, что как раз и заводило больше всего.

Однажды, еще в детстве, Есехину довелось держать в руках живого осьминога, и он навсегда запомнил те странные ощущения. Казалось бы, Дмитрий сжимал это удивительное существо изо всех сил, а оно упрямо перетекало из его ладоней на свободу. Не вырывалось, а именно перетекало, не делая никаких резких движений. При всей натянутости, схематичности возможных здесь сравнений что-то подобное он чувствовал, общаясь с Варей. Она вроде бы сама инициировала большинство их встреч, но каждый раз это было похоже на одолжение уверенной в своих силах женщины.

Едва Есехин появлялся на работе, как первый телефонный звонок был от Вари. И последним человеком, с которым он говорил перед уходом домой, также была она. Буквально за несколько дней Варя досконально изучила его рабочий график и находила тысячи возможностей, чтобы вклиниться в это расписание, напомнить о себе. Но стоило Дмитрию немного расслабиться, «поплыть» от любви и сделать шажок навстречу, как она тут же возводила какие-то преграды.

Впрочем, пока они оказывались достаточно легко преодолимыми и только распаляли его чувства. Каждый день он не мог дождаться встречи с Варей. И в это утро радость от скорого свидания с ней постепенно вытеснила из его головы все неприятные мысли, связанные с женой.

В офисе Дмитрия уже ждали Бершадский и Прядко. Обсудив текущие дела, они, как и планировали, сели в машину и отправились смотреть помещение для нового отделения «Ист-Вест-инвеста», которое находилось в районе Белорусского вокзала.

Вскоре туда же подъехал и дизайнер — молодой человек, собиравшийся, как он без стеснения заметил, создать «новый, более дружелюбный имидж компании». Впрочем, нахальство этого парня и блуждавшая по его губам ироническая улыбка были, скорее, средством самозащиты, чем свидетельством не в меру раздутого самомнения и дурного воспитания.

Арендованное компаньонами помещение оказалось небольшим и крайне запущенным. Везде были видны следы деятельности прежних владельцев, державших здесь магазин спортивной одежды: вдоль одной из стен шла разбитая витрина, а в углу горой свалены поломанные вешалки.

— Может быть, и нам открыть здесь магазин? Или лучше кафе! А? Отличная идея! — весело сказал Бершадский, когда, осмотрев все закоулки, они собрались в самой просторной комнате, ожидая, пока дизайнер развесит на стене привезенные с собой наброски. — Вы же знаете, что когда-то я держал кооперативную шашлычную, так что это дело мне знакомо.

— Биржевой воротила мечтает вернуться в свою юность и жарить шашлыки — это романтично, — обронил Есехин.

Илья совершенно не обиделся.

— А что, замечательное было время, — мечтательно произнес он. — Кооператив я сколотил одним из первых в городе, сразу после того, как в России разрешили частное предпринимательство. С первых же доходов купил себе подержанную «Вольво» и катал девчонок. Клянусь, никогда деньги не приносили мне столько удовольствия, как тогда.

— Кажется, ты рассказывал, что шашлычную у тебя отобрали бандиты. За долги, — сухо заметил рациональный Макс.

— Но это было потом. Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Женщины тоже всегда наставляют нам рога, но это не значит, что нам с ними было плохо.

— Вы не могли бы сразу определиться: что здесь будет? — вмешался дизайнер. — Если шашлычная, то я в этом участвовать не собираюсь.

— Давайте, начинайте, — раздраженно посмотрел на часы Есехин. — Вы сами тянете время.

Молодой человек скептически ухмыльнулся, но промолчал и повернулся к трем листам ватмана, приколотым прямо к стене. На них были изображены варианты оформления будущего отделения «Ист-Вест-инвеста». И, надо сказать, что поработал этот парень совсем неплохо — компаньонам оказалось не так-то просто остановиться на чем-то одном.

Жаркая дискуссия возникла уже вокруг возможного цвета стен. В конце концов дизайнер прочитал небольшую лекцию о влиянии красок на желание людей отдать свои деньги.

Весь красный спектр он назвал отпугивающим. Как жалкий плагиат были заклеймены эксперименты с зеленым цветом, навечно забронированным за американской валютой, а так как пошляки и бездари составляют в этом мире большинство, добавил дизайнер, то многие банки выбирают все оттенки зеленого в качестве своего фирменного. Желтый цвет этому чрезвычайно энергичному молодому человеку казался символом увядания и несбывшихся надежд. И, чтобы не выглядеть в его глазах полными невеждами, компаньонам пришлось согласиться на предложенное сочетание синего, серого и белого цветов.

Обратно в офис Есехин, Бершадский и Прядко также возвращались в одной машине. Дмитрий и Илья продолжали обсуждать сроки и стоимость ремонта арендованных помещений, а Макс смотрел в окно. Но внезапно он спросил:

— С чего это ты вспомнил о шашлычной?

Вопрос был к Бершадскому. Тот наморщил лоб, врубаясь в тему.

— Наверно, нам надо заняться еще чем-то, — довольно туманно сформулировал он свои мысли. — Как говорят, нельзя все яйца класть в одну корзину.

— Подкинь хорошую идею, и мы ее рассмотрим. Кто же против… — повернулся с переднего сидения Дмитрий.

— Идеи пока нет, но меня по-прежнему беспокоит, что мы не подготовились к возможным сюрпризам на фондовом рынке. Отсюда и желание иметь запасной вариант. А то нам и в самом деле придется жарить шашлыки.

Камешек был в огород Есехина. Он обещал вернуться к этой теме через месяц, и назначенный срок уже подходил к концу.

— Хорошо, давайте поговорим о стратегии компании через… неделю, в следующий вторник, — сказал Дмитрий. Он заметил, что по лицу Бершадского мелькнула тень улыбки, и добавил: — Мне надо еще немного подумать…

— Знаешь, в Одессе, в нашем дворе жил один старый, добрый грек по фамилии Попадатос. Прекрасный человек. Но когда я с ним здоровался, он так долго переваривал мои слова и так медленно отвечал: «З-д-р-а-в-с-т-в-у-й, И-ль-я!», что я уже успевал повернуть за угол, а он все еще что-то говорил. Люди, которые плохо знали его, могли и обидеться.

— Я же тебе сказал, что мы обсудим все через неделю! — уже разозлился Есехин.

В офисе, проходя через приемную в свой кабинет, Дмитрий сухо бросил Лучанской:

— Лариса Михайловна, давайте все, что я должен сегодня подписать. И, пожалуйста, побыстрей! Через сорок… нет, через тридцать минут я уезжаю.

С Варей он должен был встретиться через час. Но ему еще надо было купить букет цветов, и он не хотел это дело никому передоверять, тем более Лучанской, и так знавшей уже очень много.

Не успел он сесть в свое кресло, как секретарша появилась на пороге. Протягивая ему папку с бумагами, она с подчеркнутой деловитостью сказала:

— Дмитрий Юрьевич, в три часа к вам должен приехать финансовый директор кондитерской фабрики.

Есехин тут же вспомнил, что неделю назад он сам назначил эту встречу. Дела на фабрике шли очень успешно, ее хозяева скупили несколько таких же предприятий в других городах России, объединили их в холдинг и теперь вынашивали планы провести перевооружение производства за деньги, полученные за счет дополнительной эмиссии и продажи своих акции. Помочь им в этом как раз и должна была компания «Ист-Вест-инвест».

Перспективы сотрудничества с кондитерами выглядели очень соблазнительно, но у Есехина сейчас просто не было выхода.

— Как же я забыл! — с досадой поморщился он. — Лариса Михайловна, вы должны срочно дозвониться до этого человека и отменить нашу встречу. Но нам ни в коем случае нельзя потерять клиента. Придумайте все, что угодно! Можете даже сказать, что я сломал ногу и лежу в больнице! Перенесите встречу на любой удобный для него день.

— Вам придется пойти на нее на костылях.

— Почему? — сразу не понял он.

— Чтобы он поверил, будто вы сломали ногу.

Язвительная Лучанская явно не одобряла поведения своего шефа и не собиралась отмалчиваться. В этот момент ее материнский инстинкт и желание направить Дмитрия на путь истинный возобладали над страхом потерять работу.

— Только, пожалуйста, не надо читать мне нотаций. В своих делах я разберусь сам, — сухо произнес Есехин, не отрываясь от бумаг, которые подписывал. — Я же не вмешиваюсь в ваши.

Секретарь едва слышно хмыкнула:

— А так иногда хочется, чтобы в мои дела кто-нибудь вмешался. Этого так давно уже не было. Я, конечно, не имею в виду вас, — тут же оговорилась она, но черт тянул ее за язык: — Вы сейчас и так с головой увязли. Не до меня…

На кого намекала Лучанская, было очевидно: Варя появлялась в этом кабинете через день. И Лариса Михайловна общалась с ней подчеркнуто сухо, как вышколенный сторожевой пес, который, будь его воля, разорвал бы в клочья сумасбродных-гостей своего хозяина, но вынужден их терпеть.

Есехин хотел сказать секретарше что-нибудь резкое, поставить ее на место, однако тут же подумал, что по крайней мере сегодня есть достаточно оснований для устроенной ему легкой трепки. Из-за свидания с Варей он вначале отказался забрать Сашу после тренировки, а теперь откладывает встречу с важным клиентом.

— Кстати, — вспомнил он, — Лариса Михайловна, пошлите кого-нибудь в бассейн за моим сыном. Теща в отъезде, а мы с женой заняты и никак не можем его забрать.

— Саша будет в «Олимпийском» и тренировка у него, как всегда, заканчивается в четыре? — скорее констатировала, чем спросила секретарь, разбиравшаяся в семейных делах Есехина лучше него самого. — Не беспокойтесь, Дмитрий Юрьевич, я все сделаю…

Конечно, общаться с Лучанской иногда было очень тяжело, но за ней он был, как за каменной стеной.