Флориан!

Заимов прикрыл глаза, и перед ним, в который уже раз, в мельчайших подробностях возник тот вечер — 16 марта, когда он впервые увидел этого человека.

Быстро сгущались сумерки. С делами было покончено, и он уже собирался домой. В кабинет зашел Марко Пирумов — работник его конторы, изготовлявший упаковочные коробки для магазинов. Его торгово-посредническая контора «Славянин» занималась и таким коммерческим делом. Марко был типичный мастеровой, простой, честный человек, которому Заимов доверял, хотя и не посвящал его в свои тайные дела. Он вообще считал мастера человеком, далеким от всякой политики.

Вот и тогда мастер зашел сказать, что магазины перестали брать коробки («нечего в них упаковывать») и что подвал конторы завален ими.

Заимов ответил, что рано или поздно торговля в стране наладится и коробки пойдут в ход.

— Вы действительно думаете, наладится? — поднял густые брови Пирумов, внимательно смотря на него глубоко запавшими черными глазами.

— Все наладится в свое время.

Пирумов ответил угрюмо:

— А по-моему, все катится в пропасть... и мы с вами тоже.

— Нельзя так мрачно смотреть на будущее.

Некоторое время Пирумов сидел, опустив голову, и вдруг выпрямился, достал из кармана мятую бумажку и протянул ее собеседнику.

Это была листовка коммунистов. Вверху листовки крупными буквами: «Спасем Болгарию от национальной катастрофы», и внизу подпись: «ЦК Болгарской компартии». Заимов знал эту листовку — еще на прошлой неделе кто-то положил такую же в его домашний почтовый ящик. Листовка беспощадно разоблачала предательскую политику продавшегося Гитлеру правительства и звала болгарский народ к активной борьбе с фашистами, звала спасать свою страну от национальной катастрофы. Листовка пришлась ему по душе, он и сам, особенно после поражения немцев под Москвой, все чаще думал, что настала пора более смелого обращения к народу. Болгария уже не та, что была полгода назад, когда первые успехи немцев повергли в апатию даже честных людей.

— Что же вы думаете об этом? — спросил он, возвращая мастеру листовку.

— Кабы знать, что делать, — неопределенно ответил Пирумов.

— Хорошо уже то, что вы хотите знать.

Пирумов улыбнулся.

— Один лысый бобыль всю жизнь хотел жениться, да так и не узнал, как это делается.

Пирумов встал и, протянув руку, сказал серьезно:

— А коммунисты знают, что делать. Знают.

Мастер ушел, а он долго еще сидел за столом и взволнованно думал о том, что произошло.

С того вечера, когда он на приеме в советском посольстве познакомился с русским полковником Сухоруковым, миновали годы, и все, что происходило с ним за это время, подтверждало правильность услышанного им тогда совета — ищите силы в народе. Вот и сейчас пришел к нему еще один человек из народа, протянул ему свою руку, а если задуматься, так вручил и свою жизнь.

Он сам уже не думает о коммунистах как о мечтателях-идеалистах. Он уже знает многих лично, видел их в деле, и его потрясала их спокойная готовность к самопожертвованию. Он гордился, что в этой борьбе он вместе с коммунистами, но последнее время все чаще задает себе вопрос: верят ли коммунисты ему до конца, как верит им он?

Ответить на это ему нелегко. Еще несколько лет назад коммунисты предложили ему выставить свою кандидатуру на выборах в парламент, чтобы отстаивать там их политические и экономические требования. Он принял это предложение и, навлекая на себя грозную опасность, стал активным пропагандистом их программы. Но перед самыми выборами те же коммунисты предложили ему снять свою кандидатуру, мотивируя это тем, что они не хотят ставить его под удар усилившегося в стране террора. Чем была вызвана эта забота о нем? Может быть, они не верили, что он выстоит перед серьезным испытанием? Сами они продолжали борьбу, не считаясь с возросшим террором. Однако позже, когда он предпринял издание собственной газеты «Воля», коммунисты снова поддержали его, помогали ему находить наиболее точные оценки политических событий. И это снова было не очень определенно, они только помогали, но он не был с ними вместе.

Но разве коммунисты не обратились к нему за помощью, когда им понадобилось создать в Софии тайный центр для связи их чехословацких товарищей с Москвой? Он понимал, что это очень важное и очень опасное дело, но бесстрашно за него взялся, и вскоре созданная им конспиративная квартира в доме два по бульвару Тотлебена стала мостом между антифашистским подпольем Чехословакии и Москвой. По этому мосту сумел уйти от погони видный чехословацкий коммунист Ян Шверма.

Он помог коммунистам в организации партизанской войны, и ему была передана из Москвы благодарность Георгия Димитрова. Тогда же ему предложили покинуть Болгарию и перебраться в Советский Союз. И снова та же мотивировка: он подвергается здесь смертельной опасности. Но сами-то коммунисты оставались в Болгарии, не думая об опасности. Он тогда отклонил их предложение не без чувства обиды за то, что они, как ему показалось, усомнились в его готовности мужественно встретить любую опасность.

Заимов понимал, что все эти годы происходило не что иное, как постепенное сближение его с коммунистами, но сейчас, когда борьба за честь Болгарии была обострена до крайности и в ней решалась судьба народа, ему страстно хотелось быть на самом переднем крае этой борьбы. Как же перейти эту неуловимую грань, которая все-таки есть между ним и коммунистами?

Когда он думал об этом, ему начинало казаться, что он мало делает и для России.

Решив помогать Советскому Союзу в его борьбе с фашизмом, он отнесся к этому с огромной ответственностью и, как военный профессионал, обостренно понимал, что ждет от него далекая и близкая ему Москва. Ей нужны точные данные сугубо военного свойства, а то, что было в его сообщениях, носило, как ему казалось, слишком общий характер. Так он думал, не зная, что в Москве каждое его сообщение ждали с нетерпением, в них неизменно был глубокий, проницательный анализ обстановки в стране и в Европе в целом, анализ, сделанный умным, высокообразованным человеком. В конце концов, в этой гигантской войне военный потенциал Болгарии весил немного, но и о нем имелась обстоятельная информация и от Заимова, и от другой антифашистской группы, возглавляемой Пеевым, в которую входил генерал Никифоров. Но не менее важно, а в некотором отношении даже более важно было знать, как выглядит жизнь в стране, почти полностью отданной в распоряжение Гитлера. Это «почти» содержало в себе много важнейших, часто неуловимых в своей конкретности обстоятельств, дававших основания делать далеко идущие политические и стратегические выводы. Многого стоило одно его сообщение о том, как встречен в Болгарии первый разгром немцев у стен Москвы, как реагируют на него сами немцы, находящиеся в Болгарии, как реагируют те, кто им прислуживает. И очень часто, как он думал, его слишком общие данные были крайне важным дополнением к тому более конкретному, что шло от группы Пеева — Никифорова.

Но он этого не знал и, будучи человеком огромной требовательности к себе, считал, что делает мало. Вот почему в тот сумрачный мартовский вечер он принял решение дать знать болгарским коммунистам, что он отдает себя целиком в их распоряжение.

Зазвонил телефон. Он поднял трубку и приложил ее к уху, не отвечая.

— Папочка, ты? — услышал он голос дочери.

— Да, я слушаю тебя.

— Тебе срочно надо прийти домой, иди скорее, — она положила трубку.

Спустя десять минут он был уже дома. В передней его дожидался незнакомый человек лет тридцати пяти. Он был в сером демисезонном пальто, в руках держал помятую шляпу, он внимательно смотрел на Заимова, и на его смуглом лице то возникала, то гасла осторожная улыбка.

— Большой привет от Карла Михалика, — неизвестный негромко произнес пароль, означавший для Заимова, что этому человеку он обязан верить. — Я прибыл из Чехословакии, — добавил гость, и это тоже не было неожиданным или странным — этот пароль имел предыдущий связной оттуда — Стефания Шварц.

— Жду вас давно, — ответил он также условной фразой, и в это время перехватил тревожный взгляд Анны.

Заимов пригласил незнакомца в гостиную. Они сели в кресла и некоторое время молчали.

— Как мне вас называть? — спросил Заимов. Гость не успел ответить. Анна позвала мужа, сказала, чтобы он взял кофе.

Заимов извинился и вышел.

— Володя, это шпион, — тревожно, шепотом сказала Анна. — Он вошел без звонка, открыл дверь своим ключом.

— Наверное, дверь была не заперта, — ответил он.

— Ты посмотри ему в глаза, они у него бегают, как мыши, — продолжала Анна.

— Успокойся, я его проверю.

Он вернулся в гостиную с двумя чашками кофе. Потом он наблюдал, как гость чересчур сосредоточенно размешивал ложечкой сахар, как затрудненно, будто пил лекарство, сделал первый глоток. Гость явно нервничал. Но это было естественно — человек, рискуя жизнью, издалека прибыл на тайную встречу.

— Давно в Софии? — спросил Заимов.

— Первый день. На границе пережил неприятные минуты. Паспорт у меня отобрали, — ответил гость, не поднимая глаз.

— И вы теперь без документов?

— Надеюсь, что завтра вернут. — Гость поднял голову, и Заимов увидел в его глазах любопытство, будто сейчас для него самым важным было знать, как к его сообщению отнесся хозяин дома.

— Отобрали документы буквально у всех, кто ехал в Болгарию, и приказали явиться за документами здесь, в Софии, в дирекцию полиции.

— Какой у вас был паспорт? — спросил Заимов.

— Болгарский, вполне надежный.

— Почему же отобрали документы? Как это объяснили?

— Массовая проверка.

— И у немцев тоже отобрали?

— Пожалуй, только у болгар, — не сразу ответил связной.

— Было ощущение, что они кого-то искали?

— Тогда искали явно не меня, — улыбнулся гость.

«Все-таки это странно, — думал Заимов. — Сначала сказал, что документы отобрали у всех, а теперь только у болгар. И откуда он мог это знать? Не мог же он опросить весь поезд? И почему он вначале нервничал, а теперь успокоился?»

— Вы пойдете за паспортом?

— Да. Завтра утром.

— Где вы остановились?

— Отель «Индустриал».

— Разве там у вас не требовали документы?

— Требовали, но я сказал все, как было, что завтра получу в полиции свой паспорт и принесу. Их это устроило.

Самоуверенность гостя тревожила его все больше.

— Какая цель вашего приезда? — спросил он.

— Все та же — нам нужна связь с людьми из советского посольства. К ним у нас очень важное дело.

Последнее сообщение гостя лишает Заимова осторожности. Он знает, какое значение советские товарищи придают каналу связи с чехословацким антифашистским подпольем. Знает, как они волновались, на какие рискованные действия шли, когда в Софии был предыдущий курьер из Словакии Стефания Шварц. Заимов втайне гордился тем, что тогда, по сути дела, отвел грозную опасность от советских товарищей и взял на себя всю работу с курьером. И помог словацким товарищам восстановить радиосвязь с Москвой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Прибыв в Софию, Стефания Шварц, не имея адреса Заимова, пришла прямо в советское посольство, которое осаждала полиция. Во всех соседних с посольством домах круглые сутки дежурили агенты охранки, наготове стояли их автомашины. Гестаповцы тоже вели наблюдение за посольством. Немцы уже давно и все настойчивее требовали от болгарских властей закрытия посольства большевиков и только ждали для этого предлога. И вдруг без всяких мер конспирации, даже элементарной осторожности, в посольство приходит тайный курьер из-за границы. Но, может быть, столь открытые действия этой женщины, к тому же явно беременной, и ввели в заблуждение охранников? Однако было совершенно ясно, что, когда Шварц выйдет из посольства, она будет или задержана, или ее возьмут под наблюдение.

В посольстве быстро убедились, что имеют дело с настоящим курьером, но это была молодая женщина, совершенно неопытная в конспиративных делах, и надо было немедленно решить, как с ней поступить.

Решили помочь Стефании Шварц незаметно покинуть посольство, снабдив ее явкой к Заимову — именно он тогда осуществлял всю связь с чехословацкими товарищами. Шварц научили, как воспользоваться явкой, соблюдая необходимую конспирацию.

Люди, принявшие это решение, впоследствии объяснили, что оставить Стефанию Шварц в посольстве было нельзя, так как охранка засекла ее приход, и это могло стать поводом для налета полиции на посольство и даже для его закрытия. Спрятать ее где-то в городе, чтобы иметь возможность убедиться, что охранка потеряла ее след, было признано неразумным, так как это потребовало бы времени, а курьер прибыл с таким важным для чехословацких товарищей делом, что затяжка с его осуществлением могла стоить слишком дорого. (Этот мотив все же можно подвергнуть сомнению — чехословацкие товарищи не имели связи с Москвой уже давно, и разумней было бы подождать, скажем, еще неделю, но зато быть уверенным, что важнейшая операция проведена с соблюдением необходимой осторожности. Впрочем, сейчас, через 30 лет, не ощущая огненной обстановки сорок второго года в Софии, легко судить о том, правильным или неправильным было принятое, в конце концов, решение.)

Стефания Шварц незаметно для шпиков была вывезена из здания посольства и вскоре появилась у Заимова. Потом она две недели жила на одной из конспиративных квартир Заимова, ожидая, когда все, зачем она пришла, будет сделано. Судя по всему, охранка потеряла ее след. За это время люди Заимова добыли для чехословацких товарищей выбывшую из строя лампу радиопередатчика, а Стефании Шварц изготовили более надежные документы, взамен тех, с которыми она прибыла. Когда все было готово, Стефания уехала назад, в Словакию.

И вот теперь из Чехословакии, уже прямо к Заимову, прибыл новый курьер.