ОБНАЖЕННАЯ С РУЖЬЕМ

Ружье было вскинуто слишком рано, руки скоро устали, и мушка, яркая золотая капелька между двух вороненых стволов, начала прыгать.

Снизу, как из глубокого колодца, многократно отдаваясь о стены, перила и запутываясь в решетке лифта, долетали шаги Димды. Туфли у него с высокими каблуками, сейчас это в моде, вот и стучат эти каблуки особенно звучно.

Ружье опустилось, и руки расслабились. Человек зачем-то стал считать шаги Димды. Сколько же еще ждать, сколько еще шагов Димде осталось? Двадцать? Тридцать?

Полуэтажом ниже раскрыто окно с красно-сине-желтым витражом; с весны правую створку открывают обычно на целый день, чтобы проветрить затхлую сырость, накопившуюся за зиму. И тут уж сквозняк свищет от чердачных до подвальных дверей — глядишь, через неделю вся духота и затхлость улетучились.

Сколько шагов Димде еще осталось?

Когда-то давно, сразу после войны, витраж основательно пострадал, так как старик, который и посейчас еще живет на втором этаже, увлекался рыбной ловлей, ему нужен был свинец для грузил, и сам господь бог догадался обеспечить его этим металлом, только из двери выйди: цветные стеклышки витража — на свинцовом каркасе. Он брал отвертку и среди бела дня шел за своим свинцом. И никто ему был не указ, потому что тогда он пребывал в самом расцвете сил. Потом витраж малость починили — чтобы оставшиеся стеклышки не выпадали, вместо цветных вставили простые, потому что цветных нигде нельзя было достать. И теперь на оконный косяк падали красные, синие, желтые и самые обычные солнечные зайчики.

В окно видна та часть двора у ворот, через которую нужно пройти, чтобы выйти на улицу. Иного пути во внешний мир у людей, живущих во дворе, нет.

Вот внизу скрипнула, потом со стуком распахнулась дверь.

Ружье вновь поднялось, вновь приклад вжался в плечо, прорезь прицела поймала золотую капельку, боек стукнул по капсюлю, за ним — второй боек — грохнули выстрелы.

Димда вздрогнул, остановился, потом повернулся лицом к окну, из которого стреляли, и на лице этом было самое настоящее изумление. Потом проковылял еще несколько шагов, точно желал выбежать на середину двора, и повалился навзничь, глядя стекленеющими глазами в детское голубое небо, которое висело сегодня над этим домом и над этим городом.

Убийца не видел, как он упал, не видел, как потекла кровь по асфальту двора, не видел слипшихся от этой крови волос. Выстрелив, убийца сразу же бросился бежать. Бегство это было рассчитано по минутам, времени оставалось мало, но он был убежден, что подвести его может только случайность.

Распахнулись окна, стали перекликаться люди, каждый старался кого-то к чему-то призвать, в воздухе витал страх, и только старик со второго этажа не растерялся: один он знал, что надо делать, — он позвонил в милицию.

— Убит? — усомнился дежурный милиционер.

— Готов! — сказал старик. — Я их столько видел, этих мертвецов, что мне и щупать не надо, сразу вижу, что кончился.