12
Чуть посветлело на улице. Луна уже появилась над лесом. Луна была красная, огромная. Я вспомнил почему-то залитую кровью кожанку на Конопатом Саньке. Мы так и похоронили его в этой курточке. Она была продырявлена насквозь. Попеленко горевал, что пропадают рукава, и хотел срезать их на верха для сапожек кому-то из своей "гвардии" или на варежки, но я не дал.
Гаврилов холм под луной выделялся черным пятном. Мне казалось, с того часа, когда я взобрался на этот холм с пулеметом за плечом, прошла целая вечность. Вот так же растягивается время в разведке. Возвращаешься - и чувство такое, будто года два не видал ребят, а они за это время не успели двух раз отобедать..
Теперь я мог не сомневаться насчет Климаря: гореловский он подручный или нет. Очевидно, в тот день, придя к Кроту и случайно встретив забойщика, Штебленок признал в нем бандита. Может, они еще раньше сталкивались, там, на белорусской стороне, в те времена, когда "ястребок" партизанил? Штебленок, конечно, понимал, что не может задержать Климаря: тут же явится на выручку вся шайка. И "ястребок" отправился за помощью в район. Но и Климарь почуял неладное! Он явился к Малясам для проверки и... Но как они успели догнать Штебленка? Ведь ни у Климаря, ни у других бандитов, по слухам, не было лошади.
Пустынной улицей, постепенно высветляющейся под луной, я прошел к Попеленко. По дороге осторожно заглянул во двор к гончару. В хате светилась маленькая плошка, слепунчик. Сквозь занавеску видны были две головы. Семеренков говорил о чем-то, Антонина слушала, положив подбородок на скрещенные пальцы. Она была в одной рубашке, и я не стал задерживаться у окна. Получалось, что просто подглядываю. Климарь уже ушел.
Попеленко сидел с автоматом за плетнем своей хаты.
– Кто идет?
Он за полверсты мог разглядеть меня в лунном свете. Но все-таки спросил по всей форме.
– Я иду.
– Добрый вечер, товарищ Капелюх! Докладываю; ничего такого не замечено. К старой Кривендихе пришел с Ожина на побывку сын. Валерик, с Черноморского флота. Гулять, наверно, будут!
– А еще что?
– Да ничего. До вашей хаты пошел забойщик, от Семеренковых.
– Больше никуда не заходил?
– К Варваре. С самого начала заглянул, как пришел в село.
– Чего ж не докладываешь сразу?
– Да ну, Климарь! - сказал Попеленко. - В первый раз тут бродит? Пьянчуга, от забоя до забоя тверезый. Он - как бочка, Климарь, в него лей ведрами. Пустая личность.
Круглое, благодушное лицо Попеленко соперничало с луной. Он сидел ео своим автоматом среди золотых шаров, как в оранжерее.
– Попеленко! - сказал я. - Ты помнишь, когда Штебленка убили? Ты свою Лебедку давал в этот день кому-нибудь?
Он наморщил лоб и стал разглаживать его пятерней, изображая сильное внутреннее напряжение.
– Ты отвечай без галушки во рту. Четко. Ты насчет Лебедки все помнишь? Давал или нет?
Он вздохнул, не решаясь ответить. Кажется, все Глухары состояли из каких-то тайн. Простейших, но тщательно оберегаемых тайн.
– Попеленко, не вздумай сбрехнуть начальнику! Напоминаю, что за такие вещи в военное время идут под трибунал!
– Давал я Лебедку, товарищ старший! - выпалил "ястребок".
– Кому? - Я подался к нему.
Не хватало, чтобы мой подчиненный явился пособником бандита!
– Варваре, товарищ Капелюх. Уговорила чертова баба. Она знаете как умеет улестить. Да вы же знаете, товарищ Капелюх!
– Короче!
– Говорит, ничего не пожалею, приходи вечером, всякие такие слова. А я говорю: "Мне этого не надо, ты мне дай ситчику в горошек для жинки, я знаю, у тебя есть". Ей срочно надо было сено из лесу перевезти, хмарилось в тот день. Да... Ну и позычил я ей Лебедку.
– Эх, Попеленко! - сказал я. - Многодетный отец. И лошадь-то казенная.
– Так я ж за ситчик, не за что другое. Для семьи. Приходится маракувать. Он хмыкнул и почесал затылок. - Что ж тут такого? Если политически подойти?
– Ты не видел, она сама ездила за сеном или кто другой? - спросил я.
– Видел. Климаря послала. Чего ж, мужик здоровый. Если поднести чарку, копну за час перекидает. Товарищ Капелюх! - сказал он почти жалобно. - Я понимаю - лошадь для военных нужд. Ну так если у меня жинка в добром платье, так я и воевать буду с полным желанием. А к Варваре в тот вечер я не пошел, не подумайте чего плохого.
– Не решился?
– Да нет, она не пустила. Она просто так наобещалась, ясно. У нее тоже своя гордость есть, товарищ старший, ей подавай кого красивого, вот как вы!
– Ладно! - сказал я. - Хватит!
Попеленко усиленно захлопал ресницами, стараясь понять: в чем же его вина? Ну что с него было взять? Я не стал объяснять, куда и за кем гонял Климарь казенную Лебедку. Не пришло еще время для такого разговора.
Все точки в истории со Штебленком были расставлены, все прояснилось... Арестовать забойщика? Ну это мы с Попеленко можем, как ни здоров Климарь. Под дулом пулемета он даст себя связать как миленький. Всеми веревками, что есть в Глухарах. Запеленаем. И что же? Отправить затем на скрипучей телеге в район? Бандиты по дороге отобьют. Они наверняка, послав в село Климаря, следят на всякий случай за дорогами.
Допросить самим, разузнать все, что нужно, о шайке Горелого? Но Климарь ничего не скажет. Будет ждать, когда дружки освободят. В райцентре, где у него исчезли бы надежды на спасение, он выложил бы все, а в Глухарах ему ничего не грозит. Горелый рядом, выручка близка. Будет молчать и ждать. Ему хорошо известно, что мы не можем уподобиться полицаям и выбить из него нужные сведения с помощью приклада и шомпола. У нас был Закон, и Климарь об этом знал. Обидно. Закон как будто делал нас слабее.
– Попеленко, тебе никогда не хотелось, чтоб тебе было все дозволено? Как полицаям, фашистам каким-нибудь?
Он вздрогнул, хитро взглянул на меня, как будто ища подвоха.
– Что вы, товарищ Капелюх! - Он замахал рукой, словно бы я превратился в привидение, в "красную свитку". - Что ж я, не понимаю политически? Никогда! Но,-поразмыслив и осознав, что подвоха нет, добавил тихо: - Один раз хотелось - когда полицаи у Ермаченковых телку забрали. У них племянник ушел в партизаны, вот они и попользовались, взяли телку. Ох, хорошая телка была! А у меня детишки с голода пухли. Сильно я позавидовал ихней профессии.
Вот ведь был славный молодец Попеленко - необъяснимая, чисто глухарская смесь хитрости и простоты.
– Вот то-то и оно, - сказал я, возвращаясь к прерванному строю мыслей. Хочется иногда, чтоб все было дозволено. Для пользы дела.
– Так ведь оно как? - философски заметил Попеленко. - Сначала вроде польза. Взял телку - хорошо! А потом-то люди припомнят!
– Вот именно.
Он правильно рассуждал, Попеленко. Наверно, нарушение Закона может дать временную выгоду. Но потом люди перестанут тебе верить. Рано или поздно такой момент наступит. Ты врежешь Климарю и добьешься от него того, что тебе нужно, а завтра люди скажут: "Полицай". И не жди от них поддержки... Кажется, разобрались мы кое в чем с Попеленко...
Был еще один выход: отправиться в Ожин, выпросить у Гупана конвойную группу. Случай-то особый, важный. Конечно, и Штебленок так же рассуждал, и вот... Да, но он пошел в Ожин пешком, и у него почти не было шансов проскочить.
– Попеленко! - сказал я. - Завтра я забиваю кабанчика. Климарь будет резать.
– Дело хорошее, - оживился Попеленко. - Я помогу!
– Тебе придется сейчас же оседлать Лебедку и ехать в Ожин.
Он скривился, как от укуса шершня.
– А вы, товарищ старший?
– Поехал бы я, да не могу оставить Климаря.
– Конечно, - забормотал Попеленко. - Разделать на" до кабанчика. Я ж понимаю...
Он всерьез думал, что я намерен остаться в Глухарах ради колбас. Попеленко достаточно серьезно относился к свежим свиным колбасам, и довод казался ему очень даже веским.
Я не выдержал:
– Климарь связной у Горелого, понял? Его я должен задержать, пока ты не приедешь с подмогой.
– Ото-то! - простонал "ястребок". - Пьянчуга этот?
–Да. Пьянчуга. Этот.
Он сокрушенно замотал головой:
– Вот аспид! Что ж оно такое делается, а?
– А ты что думал, Саньку Конопатого убили - и победа? - спросил я. Поезжай.
– И не жалко вам меня, товарищ старший?
– Жалко, - сказал я. - Но мы на войне. Я знаю, ты проскочишь.
– Ото-то...
– Поезжай, Попеленко, - добавил я уже мягче.- Будь осторожен. Село, возможно, блокировано.
"Блокировано" - хорошее словечко. Оно придумано кабинетными полководцами над большой, крупномасштабной картой. Но Попеленко это слово не успокоило. Он мыслил не стратегически, а по-крестьянски конкретно. Я был уверен, что он, в отличие от Штебленка, найдет возможность ускользнуть от бандюг.
– Проскочишь, - повторил я. - Вон морячок прошел!
– А зачем им морячок? Засаду выдавать? Шум поднимать?
– Тоже верно.
– Товарищ старший! - взмолился Попеленко. - Вы прикажите, как положено, строго! А то вы вроде по-хорошему разговариваете, я так не могу! Дуже темно сейчас в лесу!
Он оглянулся. Позади уютно светились запотевшие окна мазанки. Я поправил ремень, подтянулся:
– Выполнять приказ, Попеленко! За невыполнение - трибунал.
Он вздохнул с облегчением:
– От так добре! А я вам своего старшего, Ваську, определю за хатой Варвары присмотреть. Он дуже сообразительный у меня! Чистый математик!
И, зашелестев жухлыми листьями золотых шаров, "ястребок" отправился седлать Лебедку. Эх ты, Попеленко! Был бы добрый из тебя казак, да все твои мысли о хате, где орут и просят хлеба девять ртов. И все жалеют тебя. И ты к этой жалости привык, словно к старым кирзачам, которые носишь не снимая. "Три метра ситчика" за казенную Лебедку... Из-за этих трех метров погиб Штебленок.