ПОЗДНИЙ УЖИН
Часть первая
У КАЖДОГО СВОЯ ТАЙНА
Главная роль
После спектакля разъяренная Алиса влетела в уборную, которую она делила с другой актрисой, Мариной, сорвала с головы парик и швырнула его в угол. Марина, не претендовавшая на большие роли, сегодня играла в эпизоде, освободилась раньше и уже снимала грим.
— Что с тобой? — участливо спросила она Алису.
Та, посмотрев на часы, начала лихорадочно переодеваться.
— Ты читала новую пьесу, которую мы будем ставить? — Алису переполнял гнев.
— Нет, мне в этом спектакле ничего не светит, — равнодушно ответила Марина. — Знаю только, что Нежинского пригласили к нам в театр на этот сезон и что Вася раздобыл для него пьесу какого-то талантливого драматурга, которого еще никто в глаза не видел.
— А я прочитала, — убитым голосом сказала Алиса, продолжая раздеваться. — Эта пьеса обо мне.
— В каком смысле? — удивилась Марина. — Ты будешь играть главную роль?
— Эта пьеса написана обо мне! — выкрикнула Алиса и, испугавшись собственного крика, оглянулась на закрытую дверь и понизила голос: — Этот автор, которого, как ты говоришь, никто в глаза не видел, изобразил меня.
— То есть это пьеса об актрисе?
Алиса стала смывать грим.
— Ты никак не поймешь. Он описывает меня. Все мои романы, понимаешь? Все! Он все знает обо мне! Где, когда, с кем… И все абсолютно точно! Ему известны детали, которые посторонний человек знать не может.
— Алиска, у тебя мания величия, — рассмеялась Марина. — Во всех театрах случаются романы между актрисами и режиссерами. Так что, сюжет самый что ни на есть тривиальный.
Алиса повернулась к Марине:
— Дура ты, прости господи! Ты помнишь, как у нас однажды спектакль начался на полчаса позже?
— Ну. Говорили, что ты съела в буфете какую-то гадость, отравилась и пришла в себя только к началу спектакля.
— Ага, — кивнула Алиса. — Это Белобородов придумал. А на самом деле мы с ним занимались любовью прямо на его столе. Он сгреб бумаги на пол и…
— Да ты что?! — всплеснула руками Марина.
— И эта сцена тоже описана в пьесе! — сказала Алиса.
— Тогда все понятно. Это Белобородов автору и рассказал.
— Я тоже так думала. — Алиса бросила взгляд на часы: — Ой, бежим, а то опоздаем!
Схватив пальто, они ринулись вниз по лестнице.
Теперь Алиса говорила шепотом:
— Но о том, что Васька обливал меня шампанским, а потом слизывал, Белобородов не знал. А в пьесе и это есть.
— Может, они сговорились? — предположила Марина.
— Белобородов и Васька? Они три года не разговаривают.
Подруги выскочили на улицу. Из черного «мерседеса» вылез высокий, элегантно одетый мужчина, муж Алисы, и распахнул перед женщинами дверцу.
— Здравствуйте, Алексей Михайлович, — улыбнулась Марина.
— Привет, — бросила мужу Алиса и подставила щеку для поцелуя. — Какой-то у тебя сегодня одеколон неудачный, слишком терпкий.
В концертный зал они вошли, когда музыканты уже сидели на своих местах.
— Смотри-ка, — Марина сжала локоть подруги, — все наши явились: и главный режиссер, и директор, и завлит.
— Интересно, кто же сочинил эту пьесу? — прошептала ей на ухо Алиса.
Слева от нее развалился директор театра, Белобородов.
Когда Алиса пришла в театр, ей показалось, что здесь он — единоличный хозяин. Она стала заглядывать к нему в кабинет по поводу и без повода, дарила ему ласковые взгляды, смеялась его шуткам. Закончилось это тем, что в один из дней он закрыл кабинет изнутри и, глядя Алисе прямо в глаза, расстегнул и стащил с нее платье, одним движением поднял бюстгальтер и впился губами ей в грудь. Она не сопротивлялась его напору, покорилась молча.
Белобородов вызывал ее к себе в кабинет днем, когда она приходила на репетиции. Он был человеком резким и грубым. Срывал с нее платье или задирал юбку и заваливал прямо на стол, предусмотрительно очищенный от важных бумаг. Однажды, когда она одевалась перед зеркалом, откровенно сказал:
— Зарплату я тебе увеличу, на гастроли за границу поедешь и, когда настанет время на заслуженную артистку представлять, помогу. Но распределение ролей, милочка, не от меня зависит. Репертуаром я не занимаюсь. У меня свои заботы.
«Нет, это не Белобородов, — думала Алиса под звуки божественной музыки. — Может быть, пьеску Орест Семенович сочинил?»
Главный режиссер театра сидел в первом ряду с одухотворенным видом и, казалось, весь погрузился в мир музыки. Впрочем, он вполне мог при этом размышлять о покупке нового автомобиля. Орест Семенович неизменно играл роль художника, которого ничего, кроме сцены, не интересует. В реальности же он превосходно устраивал свои житейские делишки и — даже при наличии бдительной жены — не пропускал ни одной юбки.
Орест Семенович вызвал Алису в театр в день, когда не было репетиций, и завел мудреный разговор о новой роли. Потом пригласил пообедать, а после кофе и коньяка предложил проведать его старого друга, завзятого театрала. Друга дома не оказалось, что, собственно, их и не удивило, а занятная беседа главного режиссера и молодой актрисы продолжилась в постели. Орест Семенович предпочитал, чтобы его любили. Он лег на спину и дал возможность Алисе оседлать его. Когда она, вся мокрая от пота, рухнула на простыню рядом с ним, Орест Семенович спросил:
— Тебе было хорошо со мной? Я тебе понравился?
Алиса едва нашла в себе силы, чтобы кивнуть.
Одеваясь и внимательно разглядывая себя в зеркало, Орест Семенович пообещал, что в новом сезоне Алиса будет играть много. Но пьесы, в которой бы она могла рассчитывать на главную роль, пока нет.
Потом Алиса поняла, что через эту уютную квартиру, где обитал старый друг главного режиссера, прошли почти все молодые актрисы, поэтому ей особенно надеяться не на что…
«Нет, это не Орест Семенович, — заключила Алиса, — он бы написал о ком-то другом, если бы ему пришла охота сочинять пьесы. Но он для этого слишком ленив. Да и зачем ему псевдоним? Нет, это не Орест». Она продолжала рассматривать зал, наслаждавшийся классической музыкой.
Разочаровавшись в главном режиссере, Алиса обратила внимание на Василия Прокофьевича, заведующего литературной частью. Пьесы в театр приносил именно завлит. И он же работал с авторами.
Василий Прокофьевич в театре вел себя скромно и тихо, часами листал какие-то рукописи и говорил по телефону. В его крохотном кабинетике и присесть-то было негде, поэтому он вызвался проводить Алису до дома, а по дороге предложил показать свою квартиру. И она согласилась.
Завлит, выпив белого грузинского вина, преобразился в заводного веселого парня. Он не стал возражать против того, чтобы она называла его Васькой. В любви он оказался необыкновенно изобретательным. Наверное, насмотрелся иностранных фильмов. Коронным был номер с шампанским — он обливал ее из пенящейся бутылки, а потом старательно слизывал капли. Так что Алиса даже получала удовольствие от свиданий с Василием.
— Рад был бы тебе помочь, — сказал он однажды, лежа в постели и мечтательно глядя в потолок, — но, увы, ни одна из трех новых пьес тебе не поможет. Там главные героини совсем другие.
— Ну так ты закажи кому-нибудь пьесу под меня, — прильнула к нему Алиса, и ее руки заскользили по его телу. В ту минуту Вася был готов на все, лишь бы она не останавливалась.
— Два хлопца пишут, но там вообще не будет приличных женских ролей. Да и чего от них ждать — они и в жизни только мужчинами интересуются.
— Ты бы хоть сам написал, — вздохнула Алиса.
— Терпеть не могу писать. Если бы я любил писать — и умел — разве бы я пошел в завлиты? — сказал Васька.
«Но если это не Белобородов, не Орест Семенович и не Васька, то кто же? — недоумевала Алиса. — Кто? Неужели все трое с кем-то поделились своим мнением относительно моих женских достоинств?»
Но в пьесе определенно были еще некоторые детали ее биографии, которые никто в театре не знал, о которых она никому не рассказывала. Кто же мог раскопать ее прошлое? Загадка…
После концерта Марина из вежливости спросила Алисиного мужа:
— Вам понравилось, Алексей Михайлович?
— Что ты его спрашиваешь? — пренебрежительно сказала Алиса. — Он разбирается только в своих ценных бумагах. Искусство ему чуждо.
Алексей Михайлович виновато развел руками:
— Милые дамы желают поужинать? Или по домам?
На следующее утро Алиса заглянула к завлиту.
— Васька, а кто этот новый драматург? — спросила она, ласково взъерошив его волосы.
— Я его не знаю, — ответил он и попытался обнять Алису, но она ловко увернулась от его объятий.
— А может, ты сам ее написал? — Алиса посмотрела ему прямо в глаза.
— Милая моя, — вздохнул он, — я что хочешь отдал бы за такой талант. Если бы я умел так писать, разве бы я здесь сидел? — И он обвел глазами свой жалкий кабинетик.
— Ну признайся, Васенька, — не отставала Алиса, — это ведь кто-то из своих написал, верно? Откуда он все знает?
— А что он такого особенного знает? — искренне удивился Вася. — Наши театральные нравы всем известны. Актриса, которая спит со всеми, чтобы стать примадонной, — что тут нового?
— Ты на кого-то намекаешь? — злобно спросила Алиса.
— Причем тут «кто-то»? Это же собирательный образ.
— Так, может, это кто-то из наших?
— У нас никто писать не умеет, — пренебрежительно оттопырил губу завлит. — А написано очень талантливо.
— А как к тебе попала эта пьеса? — Алиса продолжала кружить вокруг Васи.
— Мы же конкурс объявили в том году. Это лучшее, что мы получили. Пьесы пришли по почте и под псевдонимами.
— И ты не видел автора? Не верю.
— Клянусь тебе, ни разу.
— А как же ты с ним связываешься?
— По электронной почте. У меня есть адрес. Я ему сообщил, что он победил и что его пьесу будут ставить. Он поблагодарил, а гонорар ему в банк перевели. Вот и все.
— Как странно, — задумчиво произнесла Алиса.
— Театральный мир полон странных людей, — сказал Вася и попытался еще раз обнять Алису. Его рука скользнула ей под юбку.
— Может, пойдем пообедаем, а? Потом ко мне…
Она осталась к нему равнодушна:
— Запиши-ка мне адрес нашего таинственного гения.
Вечером, включив мужнин компьютер, она набрала адрес таинственного драматурга и честно написала:
«Мне предстоит играть главную роль в спектакле по Вашей пьесе. Мне совершенно необходимо поговорить с Вами».
Когда она на следующий день пришла в театр, на столике в ее гримерной лежал запечатанный конверт. В нем был листок с адресом и приписка: «В десять вечера». Она как раз успевала на встречу после вечернего спектакля.
— Это кто-то из наших, — уверенно произнесла Алиса.
В этот момент позвонил муж:
— Когда за тобой заехать?
— Сегодня я хочу пройтись пешком, — ответила Алиса.
— Ты уверена? — обеспокоенно спросил Алексей Михайлович. — Вечером бродить по улицам опасно.
— Нет-нет, не жди меня, поезжай домой.
Она легко нашла старый дом без лифта. На лестничной клетке было темно. Ей стало не по себе. Она поднималась по лестнице на четвертый этаж, поминутно оглядываясь. Сердце отчаянно стучало. Дойдя до нужной квартиры, она сразу позвонила.
Дверь распахнулась. Алиса шагнула вперед и оказалась лицом к лицу… со своим мужем.
— Что ты тут делаешь? — раздраженно спросила она и тут же поняла неуместность своего вопроса. — Так ты следишь за мной?! Ты узнал, куда я иду, и…
— Ни слова больше, — улыбнулся Алексей Михайлович. — Я вижу, ты еще ничего не поняла. Эту пьесу написал я. — Он сделал приглашающий жест: — Может, снимешь пальто? Посидим, поговорим.
Алиса небрежно сбросила пальто:
— Что за чушь ты несешь? И от кого ты узнал о пьесе?
Алексей Михайлович прошел в комнату. Алиса последовала за ним как зачарованная. Ее взору предстала уютная комната, заполненная книгами. На письменном столе стоял компьютер. На журнальном столике был накрыт ужин для двоих.
— Милая Алиса, — сказал Алексей Михайлович, — ты ровным счетом ничего не знаешь о своем муже. Ты никогда меня ни о чем не расспрашивала. Тебе это было неинтересно. Ты вышла за меня замуж, считая, что у актрисы должен быть богатый муж, исполняющий ее капризы.
Она попыталась возразить, но он остановил ее повелительным жестом:
— В определенном смысле ты права. Красивая женщина, служительница муз, достойна любых знаков мужского внимания. Но и муж тоже на что-то имеет право, согласись! А ты даже не знаешь, что я когда-то окончил Литературный институт и писал неплохие стихи. Я зарабатываю деньги, у меня это получается. Но у меня есть и другая жизнь. — Он показал на свой письменный стол: — Я кое-что пишу и публикую под псевдонимом. Ты думаешь, что я только сопровождаю тебя на концерты, выставки, спектакли? Нет. Я тебя на них вожу, потому что ни в классической музыке, ни в живописи ты ничего не понимаешь. А я, представь себе, разбираюсь.
Алиса слушала его с возрастающим изумлением.
— И, наконец, я понимаю, что красивая женщина пользуется успехом. Но мне не нравится, что ты пользуешься этим так широко. А мне уже вроде как ничего недостается.
Алексей Михайлович взял со стола большой желтый конверт и высыпал ей на колени фотографии, на которых были запечатлены ее интимные встречи с директором, главным режиссером и завлитом.
Возмущенная Алиса сбросила фотографии на пол:
— Ты все-таки следил за мной? Ты подлец!
Алексей Михайлович от души расхохотался:
— Да неужели? И что же ты сейчас сделаешь? Подашь на развод? Попробуешь жить самостоятельно, на свою зарплату?
И Алиса вдруг поняла, что деваться ей некуда. Она не может уйти от мужа, потому что привыкла к хорошей жизни. На свою зарплату она себе и колготок не купит.
— Ну и что же ты намерен предпринять? — Алиса была в отчаянии.
Алексей Михайлович налил себе вина.
— Я, в общем-то, неревнивый и не буду устраивать сцен. Но мне надоело, что, когда мы ложимся в постель, у тебя либо болит голова, либо нет настроения. В лучшем случае ты соглашаешься потерпеть, пока я получу то, что причитается мне по праву. — Он подошел к ней с бокалом и, глядя на нее оценивающе, произнес: — Я все-таки дал тебе главную роль в новой пьесе. Цена мне теперь известна. Так что сейчас мы с тобой поужинаем, а потом я получу то, что ты так щедро предлагаешь другим. Сегодня ты будешь ублажать меня так, как ты ублажала их всех, и постараешься на славу. Ты же не откажешься от главной роли в спектакле, который обещает стать событием сезона?
В провинциальном музее
Была уже почти ночь, когда два тучных и не очень молодых человека, поддерживая друг друга, спустились по крутой лестнице в подвал.
Один из них, который вел себя по-хозяйски, нащупал выключатель, и под потолком вспыхнула запыленная лампочка. Гость стал с интересом озираться. Вдоль стен стояли картины. Это был запасник провинциального художественного музея.
Осматривая картины, гость восхищенно покачивал головой.
— Павлуша, ты хоть когда-нибудь интересовался, какие у тебя здесь богатства хранятся? — спросил он.
Им обоим было уже под шестьдесят, но называли они друг друга по имени и ласково, поскольку знакомы были чуть ли не с детства.
— Ты забыл, Костик, что я все-таки директор этого музея, — обиженно ответил хозяин.
— Да, когда тебя назначили, я очень удивился. Ведь в живописи, не в обиду тебе будь сказано, ты совсем не разбираешься.
— Я все-таки столько лет в областной номенклатуре. И наверху учли, что я когда-то окончил Институт культуры.
— Но почему эти шедевры никогда не выставлялись? — спросил гость.
— Мы регулярно меняем экспозицию, — ответил директор музея. — И выбираем то, что соответствует культурным потребностям жителей области. А здесь собрано то, что едва ли кого-то заинтересует.
— А вот на сей счет ты сильно ошибаешься. — Закончив осмотр, гость увел директора в угол. — Павлуша, я хотел вернуться к нашему недавнему разговору. — Он оглянулся, словно желая удостовериться, что их никто не слышит.
— Тут никого нет, — успокоил его директор.
— Значит, я повторяю свое предложение. Я привожу сюда одного из своих мальчиков. Он делает копию — отличную копию, при таком свете не отличишь. Мы оставляем ее здесь, а оригинал я забираю и нахожу покупателя. Деньги пополам.
— Костик, — директор в волнении облизнул губы, — а вдруг кто-нибудь заметит подмену?
— Павлуша, при этом освещении лучший в мире эксперт не отличит копию от оригинала, — уверенно ответил гость.
— А вдруг придется их выставить, поднять наверх?
— Ты сколько лет директорствуешь?
— Пять.
— И сколько картин ты отсюда поднял наверх?
— Ни одной.
— Павлуша, я, в отличие от тебя, искусствовед. Я побывал в этом музее впервые двадцать лет назад. Эти картины не выставлялись ни разу!
Директор присел на ветхий стул и платком вытер пот со лба.
— А сколько это может стоить? Ну, одна картина?.. — понизив голос, спросил он.
Гость что-то прошептал ему на ухо.
— Согласен, — выдохнул директор.
Через два дня в музее появился молодой художник с ходатайством областного комитета по культуре о разрешении поработать в запасниках. Директор отвел художника вниз и усадил напротив картины, которую выбрал Костик.
Работа у художника спорилась, и через неделю копия была готова. Художник оставил ее директору и исчез. Той же ночью, оставшись в музее один, директор спустился в подвал и заменил оригинал на копию. Холст он положил в портфель, тщательно запер дверь директорского кабинета, попрощался с охраной и ушел. Дурацкая мысль проверить содержимое директорского портфеля никому не могла прийти в голову.
Директор подъехал на своей машине на вокзал. Скорый поезд стоял здесь всего три минуты. Из третьего вагона вышел Костик, закутанный в шарф, обнял директора, взял его портфель и вернулся в поезд, который сразу тронулся.
Через две недели директор вновь прогуливался по платформе. Когда поезд остановился, из спального вагона выскочил веселый и бодрый Костик, обнял старого приятеля и отдал портфель.
В машине директор нетерпеливо заглянул в портфель. Там оказался конверт с долларами. Таких денег он отродясь не видел.
А через неделю в музее появился другой художник. На сей раз это была молодая женщина. Директор сам усадил ее возле картины, которая приглянулась Костику. Дальше все происходило по той же схеме. Директор ночью вставлял в раму копию, а оригинал передавал Костику, который находил покупателя и вскоре привозил деньги.
— Главное, — повторял Костик, — составляй список картин, которые мы с тобой… «обновили», скажем так. И следи за тем, чтобы они не оказались наверху, в какой-нибудь экспозиции.
— Конечно, с деньгами чувствуешь себя увереннее и спокойнее, — осторожно заметил директор. — Но теперь появилась новая забота: как их пустить в дело? Хочу машину купить, но боюсь.
— И правильно, Павлуша, пусть деньги лежат. Скоро уйдешь на пенсию, переедешь в другой город, где тебя никто не знает, и заживешь счастливой жизнью. А пока потерпи. Понял?
— Понял, — мрачно кивнул директор.
Он предпочел бы другой ответ, но понимал, что Костик прав. Город маленький, все на виду.
В конце месяца директора пригласили на большое совещание в столицу. Поколебавшись, он положил во внутренний карман толстый конверт с деньгами. Уж в Москве-то может он себе хоть что-нибудь позволить?
После одного из заседаний он вышел из зала вместе с пожилым соседом, который любезно представился:
— Игнатьев из Третьяковской галереи. Вы, я вижу, из провинции, коллега? Именно в провинции живут настоящие подвижники.
Директор смутился, приняв похвалу на свой счет.
— А не пообедать ли нам? — предложил Игнатьев и повел директора в близлежащее кафе, настояв на том, что заплатит сам. После обильного обеда, во время которого провинциальный директор угостился тремя рюмками водки, Игнатьев пригласил его к себе домой на чашку кофе.
— Я, знаете ли, с некоторых пор живу один, — лицо его приняло скорбное выражение, — и дорожу приятным обществом. Тем более что со свежим человеком всегда интересно поговорить.
Когда он распахнул дверь своей квартиры, директор музея подумал, что попал в картинную галерею.
— Вижу, вам нравится, коллега, — улыбнулся Игнатьев.
— У вас прекрасная коллекция. — Директор был искренне восхищен.
— Это собирается годами. Есть действительно неплохие работы. — Игнатьев указал гостю на большое кожаное кресло: — Прошу вас, присаживайтесь. Понимаете, коллега, в нашем мире все бренно, в том числе и деньги. А искусство вечно и бесценно. Я когда-то много зарабатывал и покупал живопись. Тем более что подделку от оригинала я легко отличу.
Директор криво улыбнулся.
— И оказался прав, — продолжал Игнатьев. — Деньги уже несколько раз обесценивались, а картины — твердая валюта. Теперь я кое-что время от времени продаю, и мне на жизнь хватает.
Он прошел на кухню готовить кофе. А директор музея стал осматривать полотна. И вдруг у него созрела одна важная мысль.
— А не могли бы вы одну из картин продать мне? — спросил директор.
Игнатьев рассмеялся:
— Вам-то зачем? Вы и так целый день находитесь среди прекрасных картин. Мои покупатели — люди, которые в обычной жизни ничего этого не видят.
Директор музея проявил настойчивость:
— Я думаю о том времени, когда выйду на пенсию и жизнь моя изменится. Мне бы хотелось, чтобы в моем доме тоже было что-нибудь прекрасное.
Игнатьев пожал плечами:
— Я не уверен, что могу предложить что-нибудь, соответствующее вашему взыскательному вкусу. Вы же профессионал. Ну, что бы вы хотели?
— Предложите вы, — попросил директор, стараясь избежать необходимости оценивать то или иное полотно.
Пока директор пил кофе, Игнатьев долго ходил по квартире и что-то бормотал себе под нос. Наконец он сказал:
— Мне кажется, я нашел. Вот полотно для вас. Посмотрите, какой теплый колорит, каким миром и покоем веет от этой картины.
— А сколько она будет стоить? — поинтересовался директор.
— Я не могу брать большие деньги с коллеги, — смутился Игнатьев. — Ну, больше тридцати тысяч я не возьму. Мы же должны помогать друг другу, верно?
— Тридцать тысяч долларов? — уточнил директор.
— Разумеется.
Не желая более производить впечатление провинциала, директор вытащил из кармана пухлый конверт и, шевеля губами, отсчитал триста сотенных бумажек. Игнатьев тем временем тщательно упаковал картину…
Директор музея приехал домой невероятно довольный собой. Когда в очередной раз появился Костик, директор сразу подвел его к картине.
— Понимаешь, я решил разумно вложить деньги. Они не должны лежать в чулке.
Костик долго осматривал картину, потом спросил:
— Кто тебе ее продал?
— Есть такой столичный искусствовед Игнатьев из Третьяковской галереи…
— И сколько ты ему заплатил, Павлуша?
— Тридцать тысяч. Что, дорого? — заволновался директор.
Костик снял очки и засунул их во внутренний карман пиджака.
— Понимаешь, Павлуша, это не подлинник. Это копия. Мы ведь торгуем не только оригиналами, но и копиями.
Директор музея побледнел и схватился за сердце.
— Ты меня никогда не спрашивал, Павлуша, — продолжал Костик. — И я тебе не говорил. Вроде для тебя это не важно. Продажей наших копий…
Директор уже знал ответ.
— …занимается как раз Игнатьев.
Походка лесника
Машина свернула к даче с ярко освещенными окнами. Дом достроили только глубокой осенью, и Валера все никак не мог на него налюбоваться. Он вытащил из багажника объемистые сумки с продуктами и большую деревянную коробку. Рита встречала его в дверях.
— Не выходи на улицу, замерзнешь! — крикнул Валера и попытался уклониться от ее объятий. Ему было не до жениных ласк.
Она все же поцеловала его и участливо спросила:
— Устал, миленький?
— Ничего, — бодро ответил Валера. — Зато какой день был! Еще несколько таких удачных сделок, — подмигнул он жене, — и буду менять машину. Я уже присмотрел в салоне маленький такой джипчик. Зверь, а не машина.
— Ура! — обрадовалась Рита. — Джипчик — это моя мечта. Ты разрешишь мне самой водить?
Он поставил сумку на пол, а коробку положил на стул. Рита стала перекладывать продукты в холодильник.
— А это что? — кивнула она на сумку.
— Не знаю, — беспечно ответил Валера. — Почтальонша принесла, я ведь на городскую квартиру заезжал.
— Подожди, может, там что-то опасное? — забеспокоилась Рита. — Теперь знаешь, какие бывают истории…
— Больше телевизор смотри, — усмехнулся Валера. — Это, если я правильно понимаю, сюрприз от одного моего клиента. И я догадываюсь от кого…
Он вскрыл коробку и остолбенел. Рядом в ужасе завизжала жена. В коробке лежали несколько ворон, разрезанных на части. Они были залиты кровью.
Валера побледнел и опустился на стул. Рита бросилась к телефону.
Грибанов старался казаться бодрым и веселым. У дверей городской больницы его встречал майор Иващенко, с которым они подружились, хотя обычно прокурорские работники и милиционеры недолюбливают друг друга. Иващенко распахнул дверцу служебного жигуленка:
— Садись, болящий.
Грибанов осторожно, чтобы не тревожить раненую ногу, сел рядом с ним, а пластиковый пакет с вещами бросил на заднее сиденье.
— В больницу еще надо наведываться? — спросил Иващенко.
— Нет. Процедуры кончились. Больше мне врачи уже ничем не помогут. Вырезали, что могли, заштопали и признали ограниченно здоровым. То есть работать могу, но уже не в прокуратуре, — мрачно ответил Грибанов.
— И что делать будешь?
— Водку пить! — Настроение у Грибанова было хуже некуда. — Сорок пять лет — и уже инвалид. Не повезло, два месяца назад приехал и сразу получил пулю.
— Считай, что тебе повезло. Ходишь без чужой помощи, — попытался подбодрить его Иващенко. — Что касается работы — устроишься, как все наши, в охранное агентство. А пока — если хочешь — можно немного подработать, кое-кому личную услугу оказать… Мне тут хлебное дело предложили, но я не могу, пока на плечах погоны.
— Какое дело? — хмуро спросил Грибанов, глядя в окно.
Рита встретила Грибанова с охапкой дров.
— Для печки? — поинтересовался он.
— Нет, у нас центральное отопление. Я хочу камин растопить, скоро муж приедет. Он любит посидеть у камина.
Грибанов взял у нее поленья из рук:
— Помогу.
Рита грациозно опустилась на пол рядом с новеньким камином. Грибанов умело готовил растопку.
— Почему вас так испугала эта посылка? — спросил он. — Может быть, это просто чья-то дурацкая шутка?
— У вас есть знакомые, которые так шутят? — вопросом на вопрос ответила Рита. — У нас нет. И потом, разве Иващенко вам не сказал? Коробку прислали не по почте. Печати на коробке липовые. Ее кто-то доставил нам прямо домой.
Она встала и принесла Грибанову лист бумаги.
— А это сегодняшнее послание.
— Что это?
— Приглашение моему мужу на его же похороны, назначенные на субботу. Сегодня утром по факсу пришло.
— Но можно же установить, откуда факс отправлен.
— Уже установили. — Рита опять села на пол у камина. — С центрального телеграфа. Ваш друг Иващенко какого-то милиционера посылал. Тот выяснил: пришла девушка и отправила факс.
Грибанов полез за сигаретами, но Рита его остановила:
— У нас не курят.
— Да мне, собственно, и нельзя, — буркнул Грибанов и бросил нераспечатанную пачку в огонь. — И вы с мужем даже не догадываетесь, кто мог все это делать?
Рита пожала плечами:
— У моего мужа множество достоинств, но он в определенном смысле легкомысленный человек. Он все еще думает, что это какой-то курьез.
— А вы что думаете? — спросил Грибанов.
— Вы помните дело «хромого лесника»?
— Я ведь в городе недавно, меня всего два месяца назад перевели… Но я, кажется, читал ориентировку. Это был серийный убийца, так? Какой-то маньяк, он издевался над своими жертвами.
— Хуже, — сказала Рита. — Он был ветеринаром. Потом его из лечебницы выгнали, вот он и пошел в лесники. Жил один, как бирюк, никто его не видел. В лесу для него все условия — свидетелей нет, убил, закопал и нет человека. — Она зябко поежилась. — Как ветеринар он разбирался, стало быть, в анатомии и кромсал свои жертвы со знанием дела. Он их просто расчленял на кусочки — еще живых, заметьте… Так вот, я думаю, что эти птицы и все остальное — дело рук «хромого лесника».
Грибанов не мог сдержать улыбки.
— Но это же было много лет назад.
— Верно, — кивнула Рита. — Но ведь «лесника» так и не поймали.
— Ну, хорошо, а причем здесь ваш муж?
— Дело в том, что Валера однажды катался на лыжах и видел «хромого лесника» с женщиной. Через три месяца нашли ее растерзанный труп. Ее опознали, фотографию напечатали в городской газете. Валера сам пришел в милицию и рассказал, что видел эту женщину в компании человека, у которого была очень странная, даже забавная походка. Это и был лесник, он слегка прихрамывал. Милиция хотела арестовать «хромого лесника», но тот, видимо, почувствовал опасность и исчез. О том, что Валера дал показания, писали в газетах. «Хромой лесник» знал, кто его видел, и мог опознать. Вот он и решил отомстить…
— Вы думаете, что он вернулся? — с сомнением спросил Грибанов. — Через столько лет? Зачем? Ведь его могут узнать.
— Но он же маньяк! Серийные убийцы — особые люди, у них что-то с головой не в порядке.
— Может быть, вашему мужу следует нанять охрану? Так, на всякий случай, чтобы вам спокойнее было.
— Я ему все уши прожужжала. Он отмахивается. Говорит, что деловому человеку охрана только мешает.
— Дело вашего «лесника» в областном архиве я закажу, пока меня еще не отправили на пенсию, — пообещал Грибанов. — А ваш муж хорошо рассмотрел этого убийцу? Может назвать какие-то особые приметы? Мы могли бы вновь объявить его в розыск.
Рита покачала головой:
— Валера видел его издалека. Одежда, общие очертания фигуры — это он хорошо запомнил, а лицо не разглядел. Но главное — «лесник» очень характерно прихрамывал.
Валера встал раньше обычного. Стараясь не разбудить жену, на цыпочках прошел в ванную. Подставил лицо под обжигающе холодную воду и тогда уже окончательно проснулся. Взяв зубную щетку, он улыбнулся своему отражению в зеркале и вдруг побелел: у него за спиной на стене ванной охотничьим ножом была пришпилена записка, отпечатанная на компьютере: «Не забыл, что в субботу твои похороны?»
Валера дико закричал. На его крик прибежала перепуганная Рита.
— Он поддел ножом оконную раму и залез к нам. Он был здесь ночью, — всхлипывала она. — Он же мог нас убить. Я боюсь…
Они выскочили из дома и обошли его кругом, надеясь определить, откуда пришел гость. Но поселковый сторож, которому Валера приплачивал, уже смел с дорожек снег. Следов ночного гостя не осталось.
— Мы должны немедленно переехать в город, — решительно сказала Рита.
— Об этом и речи быть не может, — ответил Валера. — Мы оба любим свежий воздух. Я пашу с утра до ночи, мне нужно поправлять свое здоровье. Позвони этому… Грибанову. Пусть он что-нибудь сделает. Не зря же я ему плачу деньги.
Рита набрала номер Грибанова:
— Представляете, он ночью был в нашем доме и мог нас убить! Это сумасшедший!..
Повесив трубку, Грибанов стал одеваться.
— Почему бы не сделать это сразу? — бурчал он себе под нос. — Зачем откладывать до субботы? Чтобы продлить себе удовольствие?
Когда вечером Валера вышел из своего офиса, Грибанов двинулся вслед за ним. К удивлению Грибанова, Валера вместо того, чтобы немедленно ехать на дачу, отправился в модное кафе, откуда вышел через сорок минут с молоденькой блондинкой. Достав из кармана мобильный, Валера на ходу набрал номер:
— Ритуля, напоминаю тебе, что у меня важная встреча и я приеду попозже. Все, целую, пока.
Блондинка обняла его за шею и чмокнула в щеку.
— Как всегда, к тебе? — спросила она, садясь в машину.
Вскоре машина остановилась у высокой башни. Парочка ввалилась в подъезд, и через минуту на пятом этаже зажглись два окна, а еще через минуту они погасли. Когда на пятом этаже вновь зажгли свет, было уже почти одиннадцать. Валера выскочил на улицу, натягивая на себя куртку и разговаривая по телефону:
— Ритуля, эти поганые немцы меня совсем замучили. У меня ноги просто не двигаются. Ужинать не буду, приеду, сразу завалюсь спать…
Блондинка семенила за ним.
— Пора мне перебираться к тебе насовсем, — лепетала она. — Надоело туда-сюда мотаться.
Валера отвез ее домой, а потом поехал на дачу. Грибанов последовал за ним.
— Доставил вашего мужа, — сказал он Рите. — Хвоста за ним не было.
— А, так это вы и есть Грибанов? Ну, какие новости? — вяло спросил его Валера, стягивая с шеи галстук.
— Пока никаких.
— Это плохо, вы должны сделать все необходимое для обеспечения моей безопасности, хотя я не верю, что этот маньяк и в самом деле вернулся.
Когда Валера снял пиджак, Грибанов увидел, что рубашка хозяина испачкана губной помадой. Он украдкой бросил взгляд на Риту, но та, как ни в чем не бывало, сказала:
— Валерочка, давай рубашку, я постираю.
Грибанов распрощался.
Валера посмотрел ему вслед и скептически усмехнулся:
— Что-то твой сыщик не производит впечатления. Надо бы кого-то другого поискать.
Утром Грибанов приехал в городское управление внутренних дел к Иващенко. Тот спешил, говорили на ходу:
— Валера, тогда еще начинающий бизнесмен, действительно был главным свидетелем по делу «хромого лесника». Он, собственно, единственный, кто его видел. Рита тебе не соврала. «Лесник» — мерзкий был человечишко. В свободное время развлекался тем, что чучела птиц набивал.
— На продажу?
— Нет, для собственного удовольствия. Сначала птиц кромсал, потом на людей перешел.
— А куда делся этот «лесник»? — Грибанов с трудом поспевал за быстро шагающим Иващенко. — Его искали?
— Его объявили в федеральный розыск. Но не нашли. Исчез. Понимаешь, примет было маловато. Единственная фотография была в личном деле — он ее украл. Ни одного снимка не осталось. Носил бороду и длинные волосы. Если он хотя бы побрился и постригся — уже его не узнаешь. А если еще и пластическую операцию сделал и документами новыми обзавелся?..
Грибанов остановился:
— Так, может, он и в самом деле здесь где-то бродит?
— Может, и так, — пожал плечами Иващенко. — А скорее всего он давно копыта откинул. Пластическая операция, новые документы, возвращение ради мести — это в кино… А в жизни, что ты, не знаешь, как это бывает? Убежать-то он убежал. А куда деваться? Бомжевал, пил. Поссорился с собутыльником, получил бутылкой по голове и все. Бумажник собутыльники забрали, а тело в овраг сбросили. Зиму под снегом пролежал, весной труп нашли без документов и в таком состоянии, что мама родная не узнает. Похоронили как неопознанное лицо…
Иващенко глянул на часы:
— Все, меня ждут. С тебя, кстати, бутылка. Валера — мужик денежный, не поскупится. С гонорара поставишь.
— Мне пить запретили, — мрачно сказал Грибанов.
— А ты здесь, извини, при чем? — удивился Иващенко. — Ты, главное, бутылку поставь. А выпить я и без тебя могу.
Когда Грибанов вышел на улицу, просигналил мобильный телефон: это было сообщение от Риты: «Срочно позвоните! Не знаю, что делать». Он набрал номер. Рита облегченно вздохнула:
— Валера собрался вечером на рыбалку. А сегодня как раз суббота! Вы понимаете, тот самый день… Что делать? Я не могу его отговорить.
— Рита, — Грибанов старался быть деликатным, — простите за такое предположение, но, может, рыбалка — это предлог, а на самом деле ваш муж просто хочет с кем-то встретиться? Так, чтобы вы об этом не знали…
— Это исключено. Он действительно обожает подледный лов.
— А куда он обычно ездит? — прижав трубку плечом, Грибанов вытащил из кармана записную книжку.
Он находился недалеко от Центрального телеграфа, когда его окликнул сержант милиции:
— Товарищ Грибанов, помните, мне майор Иващенко поручил узнать, кто в среду приносил странный факс отправить? Майор сказал, вы этим делом занимаетесь.
Грибанов кивнул.
— Так я нашел эту девушку, — сообщил довольный сержант. — Она тут, напротив, работает, в ателье — приемщицей. Я вас провожу.
Они перешли через дорогу, и Грибанов толкнул стеклянную дверь ателье. Сержант вошел следом за ним и сделал вид, что заинтересовался тканями. Грибанов посмотрел на часы: Валера, наверное, уже выехал. Субботний день таял на глазах.
— Девушка, — обратился Грибанов к приемщице, — понимаете, какая история. Я в больнице два месяца лежал и сильно похудел.
Приемщица отложила в сторону журнал. На ее лице изобразилось сочувствие.
— Теперь буквально одеть нечего. Ну, гардероб обновить — это мне не по карману. А вот если ушить костюмы — это дорого получится?
— Да нет, не пугайтесь, в нашем ателье расценки нормальные. Приносите костюмы, за день сделаем. У нас мастера хорошие. Ушить — не проблема, — улыбнулась приемщица. — Другие приходят: разъелись — в костюм не влезают. Вот это сложнее.
Грибанов вдруг увидел на шкафу чучело совы. Кажется, он напал на след.
— Хорошая работа, — сказал он с видом знатока. — Сами делали?
— Нет, — рассмеялась приемщица. — Это подарок. Есть у нас в семье человек, который этим увлекался.
— Да? А кто же, если не секрет? Я бы себе такое же заказал.
Он повернулся и подмигнул сержанту.
Грибанов вышел на улицу, когда совсем стемнело. Он сел в машину, и в этот момент опять просигналил телефон. Это было еще одно послание от Риты: «Я боюсь за Валеру и еду к нему. Где вы?»
Грибанов отправился туда, где Валера ставил на ночь удочки. Вести машину в кромешной темноте было очень трудно. Несколько раз его едва не увело в кювет. Было уже за полночь, когда он увидел впереди очертания автомобиля и притормозил. Это была Валерина машина. Он подергал ручки — двери оказались незапертыми.
Грибанов проехал дальше, пока не уткнулся в забор. Луч фонарика выхватил из темноты какой-то сарайчик. Наверное, там Валера и его друзья — любители подледного лова — хранили снасти.
Он посветил себе под ноги и увидел отчетливые следы, ведущие к сараю. Стараясь двигаться бесшумно, Грибанов вошел в сарай. Луч фонарика сделал круг и уперся в лежавшее на полу тело. Грибанов нагнулся над ним. Это был Валера, и он уже не дышал. Его лицо было изрезано охотничьим ножом. Именно так действовал «хромой лесник».
Грибанов вышел из сарая и едва не столкнулся с темной фигурой. Он инстинктивно отпрянул.
— Это я, Рита. — Женщина включила фонарик и осветила свое лицо. — Вы здесь? Слава богу, значит, все в порядке. Я так волновалась за Валеру, что не выдержала и поехала вслед за ним.
— Ваш муж мертв, — сказал Грибанов.
Она в ужасе поднесла руку к лицу:
— Убит?! Где он? Может быть, он еще жив? Надо вызвать «скорую»!
Грибанов покачал головой:
— Он убит несколько часов назад. Тело уже остыло.
— Боже мой. Значит, все это оказалось не шуткой, не розыгрышем…
Грибанов внимательно смотрел на нее:
— Вы-то об этом знаете лучше всех.
— Что? О чем это вы?
Грибанов говорил медленно:
— Никакого «лесника» в городе нет. Это вы о нем рассказывали каждому встречному, чтобы отвлечь внимание от себя. Ваш муж не отказывал себе в удовольствиях, встречался с другими женщинами, но вы на это закрывали глаза, пока у него не появилась постоянная привязанность. И вы испугались, что он уйдет. И оставит вас ни с чем.
— Что за чушь вы несете? — ошеломленно спросила Рита.
— Я нашел сегодня вашу племянницу, которую вы попросили отправить факс и отнести коробку с растерзанными воронами. Она похвасталась, что ее тетя — прекрасный таксидермист. Правильно я называю вашу профессию? Вы набивали чучела, этим и зарабатывали на жизнь, пока не встретили Валеру… Верно? Да вы все сами прекрасно знаете. Вы ведь не только мужа, но и свою племянницу сегодня убили, узнав, что я у нее побывал. В ее квартире нашли нож с отпечатками ваших пальцев.
Рита смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Я не видела свою племянницу несколько месяцев, — начала она и вдруг остановилась. — Я все поняла. Это вы и есть «хромой лесник». Вы где-то скрывались столько лет, сменили внешность, документы, выдали себя за работника прокуратуры, а теперь все-таки вернулись. Это вы убили моего мужа, потому что он вас видел когда-то. Конечно, это вы!
Рита бросилась на него, как разъяренная кошка. В руке ее блеснул охотничий нож.
— Нет, я еще не готов стать чучелом.
Грибанов так ловко перехватил ее руку, что она напоролась на свой собственный нож. Он опустил ее тело рядом с телом Валеры.
— Да, — бесстрастно сказал Грибанов, — похоже, майор Иващенко остался без обещанной бутылки. За это дело некому будет заплатить мне гонорар.
И он пошел к своей машине. Его никто не видел, и ему не надо было следить за собой. Он опять стал забавно прихрамывать — совсем, как описывал «хромого лесника» покойный Валера, который был единственным, кто его видел.
Американский сюрприз
Она позвонила ему поздно вечером — как ни в чем не бывало. Они не виделись десять лет, но он сразу же узнал ее голос. Да мог ли он его забыть?
Ее звали Вероника, но все называли ее просто Ника. Она шутила: у нас с тобой общее даже в имени — я Ника, ты Никита. Судьба…
Она заговорила с ним так, словно они расстались вчера. А он был уверен, что никогда больше ее не увидит. Но она вернулась. И сказала, что хочет его видеть. Прямо сейчас, немедленно, сию секунду! Ему даже ехать никуда не надо. Она стоит на углу, возле его дома. Одевайся и выходи!..
Она бросила трубку, а он накинул куртку и, не дожидаясь лифта, скатился вниз по лестнице. Она действительно стояла на том самом месте, где десять лет назад они разговаривали в последний раз. Перед ее отъездом… Она плакала и говорила тогда, что обязательно к нему вернется. Он держал ее за руки и, не отрываясь, смотрел ей в глаза. Он был уверен, что они расстаются навсегда.
Америка казалась ему чем-то бесконечно далеким, вроде как обратная сторона луны, откуда не возвращаются.
Теперь она насмешливо улыбалась:
— Я же сказала, что вернусь и заберу тебя с собой. А ты, глупыш, сомневался.
Он не верил своим глазам. Неужели это она? Она почти совсем не изменилась — такая же красивая. Только прическа другая и манера одеваться, и выражение глаз какое-то незнакомое.
Она что-то говорила, а на него словно столбняк нашел. Он все не мог прийти в себя. Он считал, что распрощался с ней навсегда, и думал, что вырвал ее из своего сердца. И ошибся. Стоило ему вновь ее увидеть, как все вернулось. Словно и не было этих десяти лет! Словно не расставались они с диким скандалом и битьем посуды, словно не выходила она замуж за его приятеля Руслана.
Когда она ласково взяла его за руку, его пронзила дрожь. Он уже ничего не видел и не замечал — кроме ее лица с глазами, как омут. Дома у него никого не было. После развода он жил один. Они поднялись к нему. Он ногой захлопнул за собой дверь и стал ее раздевать…
Она уехала от него на такси поздно ночью, а утром пришла опять. Он позвонил начальнику и отпросился с работы. Сказал, что трубу в туалете прорвало, не может отойти, ждет мастера… Сели пить чай, она рассказала о себе.
Когда они поссорились тогда, десять лет назад, она сразу вышла замуж — за их общего приятеля, талантливого программиста. А через год они с мужем перебрались в Америку.
Она не хотела ехать и даже мужа отговаривала — боялась, что не приживется там. И действительно, вначале было безумно трудно — пришлось учить язык, осваивать новую специальность, привыкать к тому, что вокруг ни родственников, ни друзей. Но ей там сразу понравилось, и она сказала себе, что вытерпит все — только бы остаться. Через год Руслан нашел высокооплачиваемую работу, и сразу же все переменилось — они переехали в солнечную Калифорнию, купили себе две машины, коттедж с участком земли, наняли женщину убирать дом.
Ника рассказывала ему о том, как весело они проводят время — на уикенд уезжают купаться в океане, или путешествуют на каноэ, или поднимаются в горы, чтобы покататься на лыжах. Отдыхают они минимум три раза в год. Предпочитают Мексику, Канаду, Южную Европу.
В этом году они получили американские паспорта, стали гражданами Соединенных Штатов. И тогда она вдруг сказала мужу, что хочет съездить в Москву, посмотреть, что там происходит, повидать подруг. Руслан ностальгии не испытывал и не горел желанием возвращаться в Москву, предлагал ей провести отпуск в Париже и Ницце. Но исполнил ее прихоть.
— Он хорошо к тебе относится? — ревниво спросил Никита.
Ника кивнула. Она рассказывала и рассказывала о себе, и Никита понял, что его бывший друг Руслан и в самом деле устроил ей райскую жизнь.
А ведь из них двоих Никита считался более перспективным и удачливым. Сразу после института его взяли в министерство, он успешно делал карьеру, ему прочили большое будущее. Руслан же работал младшим научным сотрудником в заштатном НИИ. И как же все переменилось за эти годы!
Никита все так же служил в министерстве, которое за эти годы раз десять меняло название, и получал теперь копейки. А его приятель — чудно! — устроился в Америке, вел жизнь, по нашим понятиям, роскошную, завидную, немыслимую для российского человека. Если бы Никита не знал Руслана, ему не было бы так обидно.
Десять лет назад Никита и Вероника жили вместе и собирались пожениться. Однажды они должны были идти к ее родителям, которые пригласили всех родственников. Но в тот вечер начальник Никиты, который вот-вот мог стать заместителем министра, пригласил его в ресторан на свой день рождения. Никита предпочел провести вечер с начальником. Ника была уязвлена. Она и не подозревала, что ее суженый такой откровенный карьерист.
Никита обещал быть дома не позже одиннадцати, но не появился и в час ночи. Начальник, повез всю пьяную компанию к себе домой, где они продолжили вечеринку. Никита даже не позвонил Нике, чтобы предупредить, что задерживается.
Он вернулся под утро и не мог попасть ключом в замочную скважину. Ника не спала. Она очень переживала: не случилось ли с ним чего? Открыла дверь. Никита, не глядя, отстранил ее, прямо в коридоре снял пиджак и брюки, прошел в комнату и плюхнулся на диван.
Ника ждала объяснений и извинений. Проснувшись, Никита бросился на кухню, к холодильнику. Достал из него две бутылки пива, жадно их выпил и вернулся в комнату в весьма игривом настроении. Когда он стал к ней приставать, Ника его оттолкнула. Она не выносила запаха перегара.
В тот день они сильно поссорились. Он, не успев окончательно протрезветь, орал, что она не имеет права его отталкивать, потому что они уже фактически муж и жена. Она, возмущенная его бесцеремонностью, кричала, что он не смеет так с ней обращаться.
Кончилось тем, что Ника собрала вещи и ушла к родителям. Никита, злой как черт, кричал ей вслед:
— Скатертью дорожка! Можешь больше не приходить!
Многие супружеские пары проходят через такие размолвки, и ничего. Остыв, Никита тем не менее решил показать характер. Его с детства учили, что надо уметь себя правильно поставить. Лучше это сделать сразу. Он очень любит Нику, но она должна понимать, что он в доме хозяин.
Два дня они не перезванивались. На третий день вечером Ника не выдержала. Поскольку она начала ссору, она же и должна ее погасить. К шести вечера Ника приехала к министерству, где работал Никита. Она рассудила правильно: они увидят друг друга, и давешняя ссора мигом забудется… Все бы так и произошло, если бы не дурацкая случайность.
Улыбающийся Никита вышел из здания министерства в обнимку с секретаршей отдела Танечкой. Между ними ровным счетом ничего не было. Танечка любила только своего мужа, но охотно кокетничала с отдельскими мужчинами. А Никита не мог не пофлиртовать с красивой женщиной. Это удовольствие ему дорого обошлось.
Стоя на ступеньках министерства, он поцеловал Танечку, его правая рука скользнула по ее спине куда-то вниз. И в этот момент рядом с ним появилась Ника. Она дала ему пощечину и, развернувшись, побежала вниз по ступенькам. Перепуганная Танечка ойкнула.
Никита бросился вслед за Никой, чтобы объясниться, но она перебежала на другую сторону улицы, остановила машину и уехала. Он звонил ей каждый день. Она не брала трубку. Он несколько раз приезжал к ней домой. Она не открывала дверь.
Через две недели он узнал, что Ника выходит замуж за его однокурсника и приятеля Руслана, не слишком удачливого, но спокойного и надежного парня.
В тот вечер Никита напился. А утром, сжав зубы, сказал себе, что никакой Ники в его жизни не было и нет.
А еще через месяц он встретил Нику. Хотел пройти мимо. Она его остановила. Сообщила, что они с мужем уезжают в Америку. Навсегда. Что Руслана она не любит и вышла замуж только потому, что хочет отомстить ему, Никите.
— Ну и дура ты, Ника, — выпалил тогда Никита.
Она не стала спорить. Только сказала, что еще вернется за ним. И убежала.
Ника сдержала свое обещание.
Они шли по улице.
— А ты знаешь, я по-прежнему люблю только тебя, — призналась Ника.
Никите приятно было это слышать, но он понимал, что все это ненадолго. Через три дня Ника улетит к себе в Калифорнию и будет наслаждаться жизнью, а он так и останется в своей неотремонтированной холостяцкой квартире.
— И я хочу быть с тобой, — твердо сказала Ника. — Хочешь, останусь у тебя? Одно твое слово — и я сдам билет.
— Не глупи, — устало ответил Никита. — Руслан создал тебе прекрасную жизнь. Живи и наслаждайся. Я искренне рад за тебя. Я тебе такой жизни обеспечить не могу.
— Но я хочу быть с тобой! — повторила Ника. — Я просыпаюсь утром и думаю: почему я не могу быть в постели с тем, кого я люблю? Я смотрю на мою дочь и думаю: почему это не наш с тобой ребенок?
— Я думал, ты давно забыла меня.
Они перебегали через дорогу, и Ника испуганно взвизгнула:
— Мне нельзя попадать под машину, я не застрахована!
— А у вас что, все застрахованные? — удивился Никита.
— Конечно, вот Руслан застраховался на миллион долларов.
Они зашли в кафе и сели за столик. Ника взяла его за руку, спросила:
— Ты приедешь ко мне?
— Ну что ты говоришь глупости, — резко ответил Никита. — Как это, интересно, я могу к тебе приехать? Это же не в Питер смотаться.
Она, словно не слыша его, повторила:
— Так ты приедешь ко мне?
— Приеду, — зло усмехнулся он. — Вот если твой муж сломает шею, катаясь на горных лыжах, или утонет в океане и ты получишь страховку в миллион долларов, я приеду к тебе. Брошу работу и буду сидеть у тебя на веранде с видом на океан.
Они встречались каждый день. И каждый день Ника говорила о том, как хорошо им будет вместе. Никита с ней не спорил. Она водила его в дорогие московские рестораны и сама платила. Никиту это несколько смущало, но потом он подумал, что в конце концов надо и ему урвать капельку счастья, доставшегося другому человеку.
В день ее отъезда он не выдержал и поехал вслед за Никой в Шереметьево-2. Видел, как она вошла в здание аэропорта. Стеклянные двери автоматически закрылись за ней.
«Ну вот и все, — подумал Никита, — сказка кончилась».
Ровно через три недели Никита получил телеграмму из Америки: «Руслан погиб в результате несчастного случая. Приезжай».
Что-то случилось с тормозами
Намазывая руки специальным маслом, Лида внимательно осматривала себя в зеркало. Ей понравилось то, что она увидела. Она считала себя не только умной, но и красивой.
Клиентка тем временем разделась и легла на кушетку. Лида заботливо прикрыла ей ноги накрахмаленной простыней и склонилась над ее спиной. Увидев на белой и гладкой коже темно-фиолетовые полосы, Лида чуть не взвизгнула от удивления:
— Господи, что это у вас, Элеонора Сергеевна?! Неужели он опять?..
— А очень заметно? — спросила клиентка.
— Очень даже. — Лида осторожно массировала ей спину, избегая тех мест, где остались следы от ударов. — Чем же это он вас?
— Тростью, — нехотя ответила клиентка.
— Какой кошмар, — вздохнула Лида. — Какие же мужчины глупые. Вместо того, чтобы ценить такую красоту…
— Красоту он ценит, — ехидно заметила клиентка, — только чужую. Когда-то, конечно, ценил и мою. Но теперь на свеженькое потянуло. А я, выходит, мешаю.
— Ужас. Вам нельзя терпеть такое обращение, Элеонора Сергеевна.
— А что я могу сделать? Не драться же мне с ним? И в милицию не обратишься. Когда муж бьет жену, никто не желает вмешиваться. Вроде как мужчина право на это имеет.
— Ну, это уж домострой какой-то, — покачала головой Лида.
Вдруг ей в голову пришла одна интересная мысль. Когда массаж был окончен и клиентка стала одеваться, Лида сказала:
— А я знаю человека, который вам поможет.
— Это кто же такой? — без особого интереса спросила Элеонора Сергеевна, подкрашивая губы.
Она жалела, что была так откровенна с массажисткой, но Лида уже второй раз видела синяки на ее теле и надо же было все как-то объяснить.
— Это мой приятель, — ответила Лида. — Он автомеханик.
— С машиной у меня все в порядке, — высокомерно заметила Элеонора Сергеевна.
— Он очень надежный, сильный и умелый парень, — отчеканила Лида. — Он просто избавит вас от мужа.
Элеонора Сергеевна даже поперхнулась:
— Ты что, милочка, городишь? Предлагаешь убить моего мужа?
Лида подошла к ней вплотную:
— Элеонора Сергеевна, вы, красивая и интересная женщина, прекрасно устроите свою судьбу и без этого урода, который вас бьет.
— Ты сошла с ума. — Элеонора Сергеевна расплатилась с Лидой и помахала ей рукой: — До пятницы!
А через час она перезвонила Лиде домой и сказала:
— Слушай, ты говорила об одном человеке, который может мне помочь… Знаешь, я подумала… Предложение кажется интересным. Давай, я приду в пятницу и все обсудим, ладно? Он, кстати, дорого берет за… свои услуги?
Никита, весь перепачкавшийся, стоял в яме и возился с черным «мерседесом». В этот поздний час он остался в мастерской один. Владелец «мерседеса» обещал заплатить двойную цену, если машина будет готова к утру, и Никита старался.
Лида спустилась к нему в яму, держа в одной руке запотевшую бутылку пива, в другой — пакет с едой. Увидев пиво, Никита присвистнул:
— По какому случаю?
— По такому случаю, что я придумала, как нам заработать шесть тысяч долларов.
— Банк, что ли, грабить будем? — удивленно посмотрел на нее Никита.
— Ну, на это ты не способен, — не без сожаления сказала Лида. — Нет, все проще. — Она присела рядом с Никитой. — Помнишь, я тебе говорила, что у меня есть клиентка, которая жалуется, что ее муж бьет?
Никита пожал плечами:
— Вроде говорила. Я особо не запоминал.
— Муж ее Игорь Каширин, денежный мужик. Его весь город знает.
Никита опять пожал плечами. Он методично жевал бутерброд и запивал его пивом.
— Так вот я ей обещала, что мы избавим ее от мужа.
— Это как? — Никита наморщил лоб.
— Я сказала ей, чтобы она пригнала сюда его машину, а ты сломаешь тормоза. Ну, я не знаю, как это у вас называется. Словом, чтобы он не мог тормозить. А он лихач, гоняет на бешеной скорости. Сядет за руль, разгонится, а затормозить не сумеет. Ну, как тебе мой план?
Когда до Никиты дошел смысл ее слов, он перестал жевать и отставил в сторону бутылку.
— Я на мокрое дело не пойду.
Он даже отстранился от Лиды. Она рассмеялась и поцеловала его.
— Какой же ты все-таки дурачок! Ты и не должен ничего делать. Мы только скажем ей, что тормоза повреждены, получим деньги и сразу уедем.
— Куда?
— Да в любой город. Мы же с тобой давно собирались уехать. У меня ни кола ни двора — комнату снимаю. А тебе что в этой дыре терять — койку в общежитии? Автосервис везде есть, и хорошие механики всем нужны. А с такими деньгами мы на новом месте хорошо устроимся.
— А она нас искать не будет?
— Как она нас найдет? Не пойдет же она в милицию жаловаться: мол, обещали мужа убить, а слова своего не сдержали…
— А ты ловко все придумала, — рассмеялся Никита.
Лида прижалась к нему:
— Держись за меня, Никитка, не пропадешь.
Договорились так: как только Каширину понадобится отогнать машину в сервис, Элеонора Сергеевна присоветует ему мастерскую, где работает Никита. Каширин сам возиться с машиной не любил и в технике ничего не понимал.
Через две недели, в четверг, он услышал подозрительные шумы в моторе и стал искать телефон автомеханика. В этот момент жена и предложила ему воспользоваться услугами опытного мастера, о существовании которого она узнала совершенно случайно.
В пятницу утром Каширин привел машину в мастерскую. Никита сказал, что постарается к вечеру все сделать. Каширина, который собирался ночью уехать на рыбалку, это вполне устроило.
Около девяти вечера за машиной, как и условились, приехала Элеонора Сергеевна. Она должна была забрать машину, расплатиться с Никитой и Лидой и пригнать «отремонтированный» автомобиль Каширину на работу, откуда он собирался сразу махнуть на рыбалку.
— Вам надо ехать до мужниной работы очень медленно, — сказал ей Никита, — максимум на второй передаче, потому что тормоза фактически не работают. Два-три раза педаль нажмете, и она провалится.
— А ручник?
— Ручник тоже не работает. Вы тормозите, переключая скорость. А ему тормозов хватит только, чтобы выехать из города, а дальше…
Элеонора Сергеевна отдала пластиковый пакет Лиде, которая тут же пересчитала деньги. Там было ровно шесть тысяч долларов.
— Спасибо, — улыбнулась Лида.
— Тебе, милочка, спасибо, — ответила Элеонора Сергеевна и медленно тронулась с места.
Когда красные огоньки машины растаяли в темноте, Лида сказала Никите:
— Все, собираемся и уходим. Переночуем у меня, а утром сразу на вокзал. Больше нам тут делать нечего.
Дома Лида быстренько перекидала в чемодан свои вещи — брала только самое необходимое. Зачем в дорогу лишнее? На новом месте они купят все, что им понадобится. И она любовно посмотрела на пакет, полный денег. Такие деньги она раньше видела только в кино. Лида похвалила себя за сообразительность и изобретательность и посочувствовала Элеоноре Сергеевне: красивая и образованная, а выход из ситуации найти не смогла.
Они завалились спать в третьем часу ночи, а в семь их разбудил стук в дверь.
— Кто там? — спросила Лида, но спросонок не разобрала, что ей ответили, и открыла.
Вошли трое милиционеров и двое соседей — понятые.
— Что случилось? — удивилась Лида.
— Вы оба обвиняетесь в убийстве гражданина Каширина, — сказал старший. — Вот ордер на арест и ордер на обыск. Так, чемоданы готовы. Выходит, убежать не успели. Не ожидали, что так быстро вас найдем?
Милиционеры действовали по-хозяйски. На Никиту сразу надели наручники. Нашли пакет с долларами и сели писать протокол обыска.
Лида, сидевшая рядом с Никитой, тихо спросила:
— Что же ты наделал, козел! Зачем же ты ему тормоза повредил?
— Я ничего не сделал, — недоуменно посмотрел на нее Никита. — Тормоза были в полном порядке, когда машину забрала эта… вдова. Она ведь говорила, что в машинах ничего не соображает.
И тут Лида все поняла…
На суде вдова погибшего, Элеонора Сергеевна, рыдая, заявила, что преступники ударили ее мужа по голове чем-то тяжелым и пустили машину без тормозов под откос. А заодно украли у него крупную сумму денег.
Обвиняемые утверждали, что Элеонора Сергеевна сама их наняла убить мужа. Но говорили они так неубедительно, что им не поверил даже их собственный адвокат.
Любезная соседка
Дорога была хуже некуда — разбитая многими поколениями дачников, упрямо пробивавшихся к себе на участки. Да еще и темень была непроглядная — ни одного фонаря. Конечно, надо было выехать засветло, но он задержался, а откладывать важное дело никак не хотелось.
Соседка по телефону объяснила, как проехать, и он поминутно сверялся с бумажкой, но уже два раза сворачивал не туда, и приходилось возвращаться. Увидев на обочине голосующего пешехода, он остановился: местный житель — поможет.
— Спасибо, — сказал пассажир и вытащил из кармана брезентовой куртки сигареты, — закуривай.
— Не курю, — ответил водитель. — Вам куда?
— Куда и тебе. На папину дачу. На дачу нашего с тобой незабвенного папы.
Водитель посмотрел на него с удивлением.
— Что смотришь?! — рявкнул на него пассажир. — Не узнаешь?
— Нет.
— И напрасно. Я такой же сын покойного Василия Петровича, как и ты.
— Это становится интересным, — пробормотал водитель.
— Ах, тебе интересно, — с угрозой в голосе произнес пассажир. — Ну так я тебе все объясню, братишка. Папа у нас с тобой один. Только матери разные. Ты в законном браке рожден со всеми вытекающими преимуществами и удовольствиями. А я — незаконнорожденный, как раньше говорили. Твоя жизнь наперед расписана была — школа, институт, аспирантура, денег полный карман, машина в подарок к свадьбе, так? А моя жизнь другая — из школы меня выперли после восьмого класса, и дальше я все своим горбом… — Он выплюнул сигарету за окно и закурил новую. — И я ведь не знал, кто у меня папаша! А он же свою ошибку, оказывается, давно понял. Написал моей матери, что готов признать сына, и денег послал. Так мать, дура старая, ему даже не ответила! Гордость не позволила. Ты видел таких гордых, а?
— Ну, история просто для дамского романа, — сказал водитель.
— А ты, братишка, не скалься. За тобой должок. Все то, что мне по праву принадлежит, тебе одному досталось. Ты тут на всем готовеньком жил, на мягких перинах спал, сладко ел и пил, а я на северах надрывался… И мне мать ничего не говорила! Ничего! Только из мамкиных бумаг все открылось.
— Так ты приехал получить должок? — спросил водитель.
— Точно так, братишка! — ухмыльнулся пассажир. — Я не я буду, если не получу положенное мне сполна. Это же надо как сошлось: только мамка моя окочурилась и я в ее бумаги нос сунул и про своего родного отца узнал, как он сам копыта откинул. Вот интересно: хоть вместе они и не жили, а умерли, считай, одновременно.
— Как же ты собираешься действовать?
— А вот как. — Пассажир вытащил из сумки пистолет и направил ствол на водителя. — Адвокат мне объяснил, что при наличии отцовского письма любой суд признает меня наследником первой очереди и половина наследства моя. А я все выяснил: после отца нашего незабвенного осталась дача с немалым участком, и по вашим бешеным ценам стоит она двести пятьдесят тысяч. Долларов, разумеется. Вот это и есть моя доля.
— Тебе же адвокат сказал, что твоя только половина, — напомнил водитель.
— Так ты свою половину давно получил, — ответил пассажир. — Тебе больше ничего не причитается. Дача моя. И выбор у тебя такой: или ты прямо сейчас пишешь отказную бумагу — дескать, отказываюсь от наследства в пользу брата. Или я тебя здесь кончу.
— А не боишься? — спокойно спросил водитель.
Как ни странно, он не выглядел ни удивленным, ни испуганным. Он даже с интересом наблюдал за своим новоприобретенным братом.
— Я сюда прилетел по чужому паспорту, — осклабился пассажир. — На самом деле я сейчас нахожусь на Колыме, и есть кореши, которые в случае чего это подтвердят. Да никто и не спросит. Я тебя, братишка, здесь, на пустынной дороге, кончу, а через пару месяцев приеду будто в первый раз: так и так, узнал обо всем и желаю получить наследство.
— Неплохо придумано, только ты упустил одну мелочь.
— Это какую же? — ухмыльнулся пассажир.
— Открой бардачок, — сказал водитель.
Там лежала пачка фотографий. Пассажир увидел на них себя.
— Это ты покупаешь билет, — пояснял водитель, — это ты в аэропорту, это ты в город прилетел, это ты такси ловишь…
Пассажир ошеломленно смотрел то на фотографии, то на водителя.
— А откуда у тебя все это? — осипшим голосом спросил он.
— Понимаешь, дорогой братишка, незабвенный папа действительно писал твоей матери. Как человек аккуратный, он оставил копии и кое-какие записки. Я их, естественно, уничтожил… Но сразу стал тебя искать. Выяснил, что ты успел два раза отсидеть…
— Ни за что посадили, — буркнул пассажир. — Менты поганые.
— И предположил, что ты весьма скоро явишься за наследством. Поэтому нанял частных детективов, которые следили за каждым твоим шагом и обо всем мне сообщали.
— Ну, ты даешь, — не без восхищения сказал пассажир. — Не зря тебя на папины деньги столько учили. — Он протянул водителю руку: — Будем знакомы. Юрий.
— Виктор.
Пассажир опять закурил:
— Так как же, Витюша, будем строить отношения? Или, может, ты меня собрался укокошить?
Виктор взглянул на часы:
— До папиной дачи, как я понимаю, минут пять езды. Может, там и поговорим?
— А ты что, никогда на даче не был?
Виктор покачал головой:
— После смерти моей матери отец вновь женился. На отвратительной, между нами говоря, бабе. Она меня не признавала. И я ни разу к ним не приезжал. По телефону с отцом разговаривали, в городе встречались, и все.
Доехали они быстро, но долго ждали, пока им откроют. Перед ними появилась молодая женщина, назвавшаяся соседкой.
— Это я вам звонил, — сказал Виктор.
— Заходите, — приветливо кивнула она. — Вы с товарищем?
— Это мой брат.
— Да? — удивилась соседка. — А мы все считали, что вы единственный сын у Василия Петровича.
— И я так думал. А тут вот братец обнаружился.
— Так у вас сегодня праздник!
Они вошли на ярко освещенную веранду.
— Располагайтесь, — предложила соседка, — а я вам чаю приготовлю, перекусить с дороги.
Виктор снял куртку и уселся поудобнее.
Юрий по-хозяйски прошелся по веранде.
— Неплохой домик, богатый. — Он уже ощущал себя наследником родового имения. — Так это и есть наш незабвенный отец? — спросил он, разглядывая фотографии на стене. — Ничего, видный мужчина. Но мы с тобой вроде на него совсем не похожи.
Виктор равнодушно пожал плечами:
— Какое это теперь имеет значение?
Но Юрию все было интересно. Одна из карточек привлекла его внимание:
— А тут он с кем?
— Со второй женой, — пояснил Виктор. — Та еще стерва была, она его в гроб и загнала.
— Это как?
— Ее интересовали только деньги. Требовала от отца, чтобы он больше зарабатывал. Вот он и надорвался. А мог еще лет десять жить.
— А она сама-то где? — забеспокоился Юрий. — Ей же тоже половина причитается.
— Если бы она была жива, мы бы с тобой и гроша ломаного не получили, — сказал Виктор. — Но на наше общее счастье месяц назад она погибла — ехала на отцовском «мерседесе» и столкнулась с грузовиком…
Вошла соседка с чайником и чашками.
— Сейчас бутербродиков вам сделаю. Проголодались, поди, с дороги?
Виктор окликнул Юрия:
— Хватит дачу осматривать, все равно продавать придется. Садись, договариваться будем.
Юрий налил себе чаю и уставился на Виктора.
— Предлагаю наследство поделить, — сказал тот.
— Пополам? — спросил Юрий.
— Нет, не пополам. Тебе треть, мне остальное.
— Почему же мне только треть? — возмутился Юрий.
— Ты, конечно, можешь и через суд действовать. Но признает ли суд отцовство? Все уже умерли, свидетелей нет. Могут быть большие трудности. Предположим, ты своего добился. Но денег ты не получишь. Сначала надо дачу продать. Без меня не продашь, нужно мое согласие, а я буду тянуть, искать покупателя… Но я-то здесь, и мне не к спеху, а ты там — и деньги тебе позарез нужны.
— И как же быть?
— Я же говорю: ты получаешь треть, причем быстро.
Юрий задумался.
— Сорок процентов, — наконец сказал он.
— Столько у меня нет, — ответил Виктор. — Ты пойми: треть — это восемьдесят тысяч долларов. Тебе до конца жизни хватит.
— Ладно! — Юрий хлопнул ладонью по столу. — Согласен. И давай это событие отметим.
Он полез в мешок и достал бутылку без этикетки.
— Что это? — с сомнением спросил Виктор.
— Самогонка, наша, местная, чистая, как слеза.
Вошла соседка с бутербродами.
— Будь добра, принеси нам стаканы, — попросил Юрий. — И себе захвати.
Соседка взяла у него бутылку и улыбнулась:
— Сейчас подам вам по-человечески.
Виктор протянул Юрию лист бумаги и ручку:
— Пиши: я, такой-то, паспорт номер, отказываюсь от права на…
Соседка принесла уже открытую бутылку и стаканы на подносе. Юрий налил себе и брату по полному стакану:
— Ну, за знакомство!
Юрий осушил свой стакан до дна, Виктор выпил треть и с отвращением поставил стакан:
— Ну и гадость эта твоя самогонка.
Юрий тоже недоуменно посмотрел на бутылку:
— Что-то она не очень… Привкус какой-то…
У него вдруг перехватило горло. Он повернулся к двери. Там стояла соседка и наблюдала за ними.
— Она нас отравила, — с трудом выговорил Юрий и перевел взгляд на стену, где висела фотография их покойного отца со второй женой. Он указал на нее рукой и замычал. Виктор обернулся. Ему тоже стало плохо.
— Боже мой!
Мнимая соседка была копией его мачехи. Ее дочь! Он ведь раньше ее не видел. Она их отравила, чтобы получить все наследство. Виктор рухнул на пол вслед за братом.
«Соседка» набрала номер «Скорой помощи».
Через полчаса «соседка» со слезами на глазах рассказывала врачу и участковому:
— Приехали сын Василия Петровича и с ним какой-то человек. Я им чай подала и вышла, а когда вернулась, они оба мертвые лежат.
Врач понюхал бутылку:
— Метиловый спирт. Или по ошибке взяли, или кто-то продал им эту отраву.
Участковый покачал головой:
— Не везет тебе, Аня, столько горя на твою долю выпало. Теперь еще сына Василия Петровича хоронить надо.
— Я все сделаю, — вздохнула Аня. — Он же мне не чужой. Вы знаете, как мы с мамой любили Василия Петровича.
Завтра на кладбище
Двое мужчин, лица которых невозможно было разглядеть в темноте, отчаянно спорили. Им было не по себе среди кладбищенских памятников. Однако они решили, что это самое безопасное место для проведения окончательного расчета. Они собирались поделить деньги, вырученные после удачного дела. Большой прозрачный пакет с пачками денег лежал между ними. Но они никак не могли сговориться, сколько кому причитается.
Выяснение отношений, как водится, перешло в драку. И вдруг на кладбище появилась милиция. Спорщики бросились в разные стороны. Один из них успел прихватить пакет с деньгами.
Света вылезла из машины и, прощаясь, сказала:
— Чуть не забыла. Приглашаю тебя завтра на кладбище.
Провожавший ее молодой человек поперхнулся:
— Не рановато ли?
Света сделала вид, что не поняла шутки:
— Нет, не рано. Нам надо быть там в одиннадцать.
— Да я в том смысле, что нам вроде рано на кладбище идти. Мы еще и в загсе не побывали.
— Игорек, тут такое дело. Часть старого кладбища пришла в негодность, пострадала и могила моего дедушки. Несколько могил переносят в другое место. Эта процедура должна состояться завтра в присутствии наследников. А наследник — я. Но я боюсь одна идти на кладбище.
Игорь нежно ее поцеловал и прошептал:
— Я готов быть с тобой до гробовой доски. Просто не предполагал, что это произойдет так быстро.
— А ну тебя! — рассмеялась Света и убежала.
Через день она позвонила Игорю:
— Ты представляешь, какие-то негодяи раскопали дедушкину могилу и открыли гроб! — Света чуть не плакала.
— Новую могилу или старую?
— Новую, в которую вчера положили его гроб.
— Господи, кому же это могло понадобиться? Я знаю, что воры залезают в свежие могилы военных — воруют генеральские мундиры.
— Мой дедушка умер двадцать лет назад и не был генералом. Придется завтра опять ехать на кладбище.
— Я с тобой.
Когда они приехали, в конторе царило уныние.
— Черт знает что происходит! Сегодня ночью опять залезли в могилу и вскрыли еще один старый гроб! — возмущенно сказал пожилой администратор. — Ума не приложу, кому это нужно? Я с таким еще не сталкивался.
— Может быть, какой-то сумасшедший? — предположила Света.
— Возможно, — пожал плечами администратор. — Ведь из гроба, который пролежал в земле лет двадцать, брать нечего.
— Скажите, а вскрыли, случайно, не тот гроб, который только что перезахоронили? — спросил Игорь.
— Именно так, — кивнул администратор.
— А вы продолжаете перезахоронение?
— Да, осталось еще три гроба, которые надо перенести в новое место. Наследники долго не приезжали. А без них не полагается. Наконец их всех нашли, так что сейчас захороним и закончим с этим.
Три гроба стояли в отдельном зале.
— У вас, я вижу, и охрана есть, — сказал Игорь, кивнув на крепких парней в униформе, стоявших у дверей.
— Пришлось нанять. На кладбище стали бандиты наведываться. Они тут выясняют отношения, одного чуть в драке не убили.
— Гроб с прахом твоего дедушки тоже находился в этом помещении? — спросил Игорь у Светы.
— Да, — ответила девушка.
Они вошли в зал.
— Вот здесь. — Света показала на пустой угол.
— А почему бы вашей охране не устроить ночью засаду у новых могил? — сказал Игорь администратору.
— Я передам ваше предложение начальству, — скептически заметил администратор.
В этот момент Света тронула его за локоть и спросила, где здесь туалетная комната. Администратор повел ее в коридор.
Когда они вернулись, Игорь записывал номера могил, в которые положат гробы.
— Уверяю вас, если ваши охранники ночью засядут рядом, они схватят кладбищенского вора, — сказал Игорь.
— Надеюсь, что этот кошмар скоро закончится, — вздохнул администратор.
Гроб с прахом Светиного дедушки был еще раз перезахоронен. Но Свету попросили приехать в кладбищенскую контору на следующий день — раз могила сменилась, нужно выписать новый документ.
Игорь оказался прав. После полуночи возле свежей могилы появился крепкий парень с лопатой и стал копать. Однако на сей раз у него ничего не вышло. Охранники схватили его и вызвали милицию.
За осквернение могилы ему ничего, кроме штрафа, не грозило. Но оказалось, что парень объявлен в розыск в связи с более серьезным делом. Он не смог внятно объяснить милиционерам, зачем выкапывал гробы.
Утром Света и Игорь опять пришли в кладбищенскую контору. Администратор протянул Свете документ на могилу, а Игорю уважительно пожал руку:
— Вы единственный, кому пришла в голову мысль о засаде.
Света и Игорь покинули кладбище и решили немного прогуляться. Когда они дошли до реки, Игорь предложил посидеть на берегу. Он взял Свету за руку и торжественно сказал:
— Я хочу быть с тобой до гробовой доски.
— Это предложение? — кокетливо спросила Света.
— Да.
Он достал из кармана маленькую коробочку и протянул Свете. Она открыла ее и ахнула: там лежало золотое кольцо с большим бриллиантом.
— Какая красота! Я ничего подобного не видела… Но оно ведь очень дорогое.
Игорь нахмурился:
— Я жду ответа на мое предложение.
Света поцеловала его и прошептала:
— Конечно, да! — Но ее томило любопытство: — Правда же, это очень дорогое кольцо? Откуда у тебя такие деньги?
Игорь посмотрел на нее внимательно:
— Раз ты согласилась стать моей женой, у меня не может быть от тебя тайн. — Он помолчал и продолжил: — Человек, который раскапывал могилы, явно что-то искал. Хулиган или маньяк действовал бы иначе, а в его поступках была логика. И старых могил здесь сколько угодно, и новых полно — каждый день кого-то кладут в землю. А он вскрывал только те могилы, куда переносили старые гробы. Отсюда я сделал вывод, что именно в этих гробах или в одном из них должно быть что-то очень ценное. Причем это ценное попало в гроб в те дни, когда гробы, как ты помнишь, стояли в зале. Администратор сказал, что тут была драка бандитов. Одного поймали, другой убежал. Я представил себе, что, убегая, он решил что-то ценное спрятать. Он забежал в зал и засунул это в один из гробов. Но когда пришел на следующий день, у дверей зала стояла охрана, а часть гробов уже захоронили. И ему не оставалось ничего другого, как выкапывать их один за другим.
— А найти он ничего не смог, потому что этой ночью его схватили, — рассмеялась Света.
— Не нашел он потому, что там, где он оставил ценности, их уже не было, — пояснил Игорь.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Света и тут же поняла, что он имеет в виду. — Ты хочешь сказать, что ты…
— Пока администратор провожал тебя до туалета, я поднял крышки всех трех гробов и в одном из них нашел пакет с деньгами.
— И что же ты с ними сделал?
— Как что? Использовал по назначению. Половину отправил в детский дом, как и должен поступить всякий порядочный человек. А на остальные купил тебе кольцо.
Света сняла перстень с пальца и протянула его Игорю:
— Не обижайся, но я не могу носить кольцо, купленное на ворованные деньги.
Игорь вновь надел ей кольцо:
— Посмотри на это иначе. Тебе полагается компенсация за моральный ущерб. Этот вор осквернил могилу твоего дедушки, потревожил его прах.
— Нет, — решительно сказала Света, — я не хочу пользоваться ворованным. — И, размахнувшись, бросила кольцо в реку. — Надеюсь, ты не обиделся?
— Да черт с ним! — рассмеялся Игорь. — Главное, что мы с тобой будем вместе.
— В этом можешь не сомневаться. — Света обняла его и поцеловала.
Они не заметили, что за ними наблюдал парень малосимпатичного вида. Когда они ушли, парень разделся до трусов и вошел в реку, чтобы достать выброшенное Светой кольцо…
Чисто семейное дело
Его ждали в подъезде, знали, когда он приедет.
Сергей Мокроусов вернулся домой, когда была уже непроглядная ночь. «Мрачный у нас двор», — в который раз подумал Мокроусов. Уговорить соседей скинуться на два дополнительных фонаря ему не удалось. Все твердили, что им такие траты не по карману — они бизнесом не занимаются, на зарплату живут, не то что некоторые… И всякий раз, когда приходилось ночью идти через двор, Мокроусову становилось не по себе. Такое место, что только и жди неприятностей.
Едва он вошел в подъезд, ему завернули руки назад и надели наручники.
— Милиция! На помощь! — от неожиданности закричал он.
— Чего кричишь? — Свет зажегся, и Мокроусов увидел перед собой капитана милиции. — Ты арестован. А поможет тебе прокурор, если не будешь запираться, конечно.
В следственном изоляторе у Мокроусова сняли отпечатки пальцев. Утром его привели на допрос.
— Я могу узнать наконец, за что меня посадили? — возмущенно спросил Мокроусов.
— Вас не посадили, а задержали. По подозрению в убийстве гражданки Золотовой Анны Сергеевны, — сказал следователь.
— Да не знаю я никакой Золотовой! Честное слово, не знаю.
— Ну уж, — ухмыльнулся следователь и достал из папки фотографию молодой женщины. — Неужели не узнаете?
— Нет, не узнаю, — упрямо твердил Мокроусов.
Следователь посмотрел на него укоризненно:
— Не ухудшайте своего положения, Мокроусов, не лгите. — Он вытащил из папки маленькую фотокарточку самого Мокроусова. Снимок был запечатан в пластиковый пакет. — Этот снимок нашли в квартире, которую снимала Золотова. Что вы на это скажете? У нас, кстати, есть свидетели, которые видели вас вместе.
Мокроусов опустил голову:
— Да, я знаком с этой женщиной. Но ее зовут Маша. А признавать наше знакомство я не хотел, потому что дело это, уверяю вас, сугубо личное, интимное, никого не касающееся. Вы как мужчина могли бы меня понять.
Следователь положил фотографию назад в папку.
— Эта женщина — Анна Сергеевна Золотова. В прошлую пятницу она исчезла при загадочных обстоятельствах. В квартире найдены следы ее крови, нож с отпечатками ваших пальцев. Нам точно известно, что вы приходили к ней в пятницу вечером, и у нас есть серьезные основания полагать, что именно вы ее убили.
— Чушь какая! — взорвался Мокроусов. — Когда я уходил, она была жива. Да и зачем мне было ее убивать?
— Вот это мы и должны установить.
Следователь положил перед собой бланк протокола допроса и стал его заполнять:
— Итак, вас зовут Мокроусов Сергей Иванович…
Это произошло в пятницу два или три месяца назад, точнее вспомнить он не мог. Они с коллегой вышли из ресторана, где отметили подписание важного контракта и вообще удачно завершившуюся неделю.
Мокроусов подвез коллегу до дома. Вдоль дороги шпалерами стояли предлагавшие себя девочки. Мокроусов пребывал в игривом настроении, поэтому беспрестанно вертел головой и вслух оценивал достоинства наиболее приметных «ночных бабочек». Коллега, посмеиваясь, спросил:
— Жена у тебя все еще в отъезде?
— Точно, — ответил Мокроусов. — Лондон — хороший город.
— Диссертацию пишет?
— Уже заканчивает. Докторскую.
— Уважаю, — без тени юмора сказал коллега.
— Я тоже, — кивнул Мокроусов. — Но она там, а я здесь.
Он высадил коллегу, пожал руку на прощание и медленно поехал дальше. Он испытывал приятное волнение. Жена уехала на несколько месяцев, и ему надоело ложиться в постель одному. Конечно, можно было бы найти подругу в одном из клубов — так было бы надежнее и безопаснее. Но Мокроусов не был завсегдатаем клубов и телефонов их не знал. Можно было бы и выяснить, раз есть нужда. Но это долгое дело.
Он ехал очень медленно, рассматривал девушек. Но ни одна из них ему не понравилась: все они были вульгарными. Когда цепочка «ночных бабочек» закончилась, Мокроусов разочарованно вздохнул: значит, и сегодня ему придется спать одному. И вдруг он увидел одинокую женскую фигурку под уличным фонарем. Он даже засомневался: может быть, она не та, за кого он ее принял? Но он уже сбросил скорость, остановился у тротуара и опустил стекло. Девушка подошла:
— Что угодно господину?
У нее были мягкие и нежные черты лица. Таких лиц у проституток не бывает.
— Сколько берешь за ночь? Где твой хозяин? — Он хотел сказать «сутенер», но предпочел более привычное слово.
— Я работаю одна, — сказала она и села к нему в машину. — У тебя или у меня? У меня дороже.
— У тебя, — ответил Мокроусов.
Аня была восхитительна. Далеко за полночь, когда Мокроусов уже начал засыпать, он вдруг услышал, как открылась входная дверь. Аня выскользнула из-под одеяла и вышла в коридор. Мокроусов услышал приглушенный спор. Мужской голос ему не понравился. Сутенер пришел либо требовать свою долю, либо ограбить ночного гостя.
Мокроусов мог постоять за себя. Он натянул брюки и покрутился по комнате в поисках оружия. Взял кухонный нож и встал у двери так, чтобы первым ударить входящего.
Но спор в коридоре закончился, дверь захлопнулась, и вместо сутенера появилась Аня. Она увидела нож в руке Мокроусова и сказала:
— Я его выгнала.
— Почему ты предпочла меня, а не его? — спросил Мокроусов.
— Ты мне понравился, — ответила она.
Они встречались каждую пятницу. Это превратилось в ритуал. Мокроусов выпивал рюмку-другую с коллегой, тот хитро подмигивал ему и хлопал по плечу:
— Жена все еще в Лондоне?
— В Лондоне, — отвечал Мокроусов.
— Тогда желаю хорошо повеселиться, — не без зависти говорил коллега.
Аня ждала Мокроусова всегда на одном и том же месте. Мокроусов щедро ей платил, но дело было не в деньгах. Между ними возникло нечто вроде романа. Аня была скрытной. Он несколько раз спрашивал, что заставляет ее таким образом зарабатывать деньги. Она обыкновенно отмалчивалась, но однажды у нее вырвалось:
— Девочка из провинции. Без отца. Мать копейки получает. Как еще я могу скопить деньги на учебу?
Наконец позвонила жена и ликующим тоном сообщила, что материалы для диссертации собраны и она возвращается. У Мокроусова оставалась одна, последняя, пятница для встречи с Аней. Когда-то он гулял напропалую, чуть не каждый день заводил себе новую подружку, поэтому и женился поздно — в тридцать пять. Но, остепенившись, завязал с холостыми развлечениями. И ни разу не изменял жене, пока она не уехала надолго.
В ту пятницу Аня была грустной. На вопросы, как обычно, не отвечала. Только сказала, что приезжает мать и на некоторое время ей придется оставить свою работу. Мать, разумеется, ничего не знает и не должна знать.
Вечер получился какой-то печальный. О том, что они больше не увидятся, Мокроусов говорить не стал. Когда он расплачивался, то рассыпал фотографии, лежавшие в бумажнике. Он как раз снялся на новое служебное удостоверение. Фотографии он подобрал — кроме одной, которая упала под кровать.
Все это Мокроусов честно рассказал следователю. Компания наняла ему известного адвоката. И через две недели Мокроусова вызвали с вещами.
— Вам повезло, — сказал следователь. — Тело Золотовой до сих пор не обнаружено. Да и адвокат у вас хороший. Поэтому я решил изменить вам меру пресечения на подписку о невыезде.
— То есть меня выпускают? — Мокроусов не мог сдержать радости.
— Да, — недовольно буркнул следователь. — Но запомните, что я по-прежнему уверен, что убили ее вы. Поэтому, если вы хотя бы раз не придете на допрос, посажу опять. Ясно?
Мокроусов вышел из кабинета следователя счастливый, как будто заново родился. В коридоре его окликнула какая-то женщина, одетая в темное:
— Вы — Сергей Иванович?
— Да.
— А я мать Ани.
Мокроусов смутился:
— Поверьте, я ничего плохого вашей дочери не сделал. Я не убивал ее. У нас были совсем другие отношения…
— Я знаю. Меня уже просветили. — Она посмотрела Мокроусову в глаза. — А я вижу, Сережа, вы меня не узнаете. Конечно, столько времени прошло…
— Мы разве встречались? — удивился он.
— Забыл… Значит, забыл. Ну что же, я напомню. Это было двадцать лет назад. Вы к нам в город приехали вербовать девушек на текстильный комбинат. Припоминаете теперь? Были вы тогда молодой, красивый, видный, с большим будущим. И девушек легко вербовали. А меня вот завербовали и по другой части… Ну, я тогда иначе выглядела, молодой была, говорили — симпатичная. Потом вы исчезли и адреса не оставили. А я через восемь месяцев родила. Девочку назвала Аня, фамилию свою дала, а по отчеству записала Сергеевной — раз отца Сергеем звали. Хотя всей правды ей не сказала.
Мокроусова словно обухом по голове хватили.
— Так Аня — моя дочь?..
— Ваша, ваша. Я не обманываю — мне от вас ничего не нужно. Я приехала к ней, стала убирать комнату, смотрю, под кроватью ваша фотография… Я еще не поняла, в чем дело. Не знала, какой грех совершился. Подумала: Анька отца нашла, встретились вы. И спрашиваю: откуда ты узнала, что он твой отец? Она побелела, как вы сейчас, и выскочила из дома. Больше я ее не видела. Думаю, и не увижу…
Она зарыдала, прикрыла лицо платком и пошла по коридору. Мокроусов молча смотрел ей вслед.
Тело Ани найти так и не удалось, расследование по ее делу было приостановлено. Мать ее уверена, что Аня покончила с собой, узнав, кто ее отец. Сам Мокроусов верит, что она жива и вернется. Или, точнее, хочет в это верить.