Книга: Злым ветром
Назад: Глава 6 НАДО БЫТЬ КО ВСЕМУ ГОТОВЫМ
Дальше: Глава 8 ЧЬИ-ТО ТЕНИ

Глава 7
СЕСТРЕНОК НЕ ВЫБИРАЮТ

Поздний вечер. Я все еще сижу у Кузьмича. Он по привычке утюжит ладонью свою седую макушку и, хмурясь, говорит:
— Что значит «исчез»? Что это еще за чепуха такая?
Он сердит и встревожен. Я это прекрасно вижу. И я встревожен не меньше его, даже больше. И сердит тоже.
— Все-таки что-то случилось, — говорю я.
— Панику порют. Ну не ночевал в гостинице, не дал о себе знать. Что из того? В нашей работе всякое может быть.
— Вот именно, — многозначительно подтверждаю я.
— А, брось, — машет рукой Кузьмич. — Что это за настроение у тебя, скажи на милость?
— Я вам говорил, Федор Кузьмич, не надо было посылать его одного. Не у меня настроение, а у него.
— Да что за черт! — взрывается Кузьмич. — С барышнями какими-то кисейными работаю! Настроение, видите ли, у них! Нервные стали, — он берет себя в руки и сухо говорит: — Ладно, хватит. Чтоб я больше об этом не слышал.
— Разрешите мне поехать в Пунеж, Федор Кузьмич, — как можно спокойнее говорю я.
— Не разрешаю. Ты поедешь в Одессу. Найдется Откаленко, не бойся. А если он глупости наделал… Да нет! Что мы его, первый день знаем?
Кузьмич вытаскивает из ящика стола сигарету, закуривает и машет рукой, разгоняя дым.
Я вижу, с каким трудом он успокаивается. У него тоже шалят нервы. Но и я взвинчен. Я целый день почему-то в таком состоянии, словно предчувствовал, что что-то случится.
— Давай займемся делом, — говорит Кузьмич. — Значит, Одесса. Какие факты привели нас к ней?
— Пожалуйста, — нехотя отвечаю я. — Значит, так. Если начать в хронологическом порядке. Зурих звонил туда Галине Кочерге и говорил с ней дольше, чем с другими. Потом она уехала якобы к больной матери. Денисов установил: мать больна не была, просто жила месяц у старшей дочери и сейчас вместе с Галиной вернулась в Одессу, — незаметно для самого себя я увлекаюсь и говорю уже с некоторой даже горячностью: — Дальше. Зурих пытался подарить Варе Глотовой браслет, купленный в комиссионном магазине в Одессе, возможно, в том самом, где работает Галина Кочерга. Он же дал Николову для связи ее адрес, а не чей-нибудь другой. Отсюда можно сделать вывод, что, во всяком случае, деловые отношения у них сохраняются.
— Так, так… — одобрительно кивает Кузьмич.
— Потом. В Одессу срочно летал Клячко. Цель пока неясна. Там же, в Одессе, вероятно, жил и работал Зурих. По крайней мере, там он получил командировку в Москву и, конечно же, туда угнал вагон дефицитного керамзита. Ну что еще? Кочерга замечена в спекуляции кофточками, которые обнаружены у Зуриха. Наконец, Зурих был в близких отношениях с этой девицей и в Москве подарил ей дорогое кольцо с надписью. Вот, пожалуй, и все… Да! Возможно, что в Одессу Зурих направил какого-то головореза, который звонил Пирожкову. Вот и все факты по Одессе.
— Немало… немало… — задумчиво произносит Кузьмич и мнет в пепельнице недокуренную сигарету. — Очень даже немало… Сам, надеюсь, видишь. Итак, надо ехать, — он решительно прихлопывает ладонями по столу. — Непременно надо ехать. Очень все там серьезно.
— Конечно, Федор Кузьмич.
— Вот и поедешь. С Денисовым.
— Нет, Федор Кузьмич, — твердо говорю я. — С Денисовым я бы не хотел ехать.
— Это еще почему?
Кузьмич сердито и удивленно смотрит на меня.
— Именно потому, что там все очень серьезно.
— Что-то я тебя не понимаю, милый мой. Что ж, по-твоему, Денисов плохой работник?
— Не в этом дело. Просто психологическая несовместимость. И потом… я не люблю равнодушных.
С Кузьмичом я привык быть всегда откровенен. Я ему очень верю, нашему Кузьмичу. И он это знает.
— Та-ак… — задумчиво произносит Кузьмич. — Интересно. Однако и одному тебе будет трудно.
— Там есть отличные ребята.
— Это конечно. И все же требуется рядом человек… Узел-то запутанный. Эта самая Галина и ее окружение… Гм… И человек должен быть умный, опытный и… какой-то другой, чтобы посмотреть на все по-другому, заметить, чего ты можешь не заметить…
Кузьмич размышляет вслух, навалившись грудью на стол, и, прищурившись, смотрит куда-то в пространство:
— А что, если… Гм… если послать с тобой женщину?..
— Женщину?! — изумленно переспрашиваю я. — Это еще зачем?
Кузьмич усмехается.
— Красивую молодую женщину. Нашего работника, конечно.
— Мужчина надежней!
— Гм… видно, что ты с женщинами не работал, — очень серьезно говорит Кузьмич. — А они, милый мой, могут быть неоценимыми работниками. У них свои качества, которых у нас нет. Не замечал? Например, особая интуиция и особая наблюдательность. С ними иной раз скорее будут откровенны и легче вступят в контакт.
Я невольно улыбаюсь.
— Уговорили, Федор Кузьмич. Надо только найти стоящего человека, — замечаю я.
— Конечно, — соглашается Кузьмич. — Найдем. Есть у нас такой человек.
— Кто же это?
— Да вот хотя бы Златова Лена. Очень хороший работник.
— Лена?!
У меня, очевидно, в этот момент очень глупый вид. И Кузьмич еле заметно усмехается.
Я решаю ничего не объяснять. Кузьмич опять скажет, что все это мои причуды и нервы.
— Вставай, пошли, — говорит Кузьмич, потягиваясь. — Поздно уже. Завтра утром все обговорим окончательно.
Я машинально поднимаюсь и устало тру лоб. Черт возьми, слишком уж много впечатлений для одного дня.
Утром в кабинете Кузьмича я застаю высокую молодую женщину, светлые, с рыжеватым отливом волосы аккуратно собраны в тугой пучок на затылке, на впалых щеках чуть заметный румянец, строгая вертикальная складка залегла между тонкими бровями, серые глаза смотрят сухо и внимательно. Ей бы еще очки в роговой оправе. Типичная «училка», да и только.
Впервые я вижу Лену так близко. Тогда, в троллейбусе, она показалась мне куда симпатичнее.
Кузьмич нас друг другу представляет, деловито и вполне официально.
— Старший лейтенант Лосев Виталий Павлович. Лейтенант Златова Елена Павловна…
Тут он на секунду останавливается, удивленный неожиданным совпадением, оглядывает нас и усмехается.
Мы тоже невольно, хотя и весьма сдержанно, улыбаемся.
— И в самом деле похожи, — говорит Кузьмич. — Оба длинные, худые, светловолосые. И даже лицом, пожалуй, похожи.
— Обрел себе сестрицу на старости лет, — шучу я без особого, впрочем, энтузиазма.
Лену эта мысль тоже, кажется, в восторг не приводит.
— А что? Такая легенда тоже может пригодиться, — серьезно подтверждает Кузьмич. — Пока что извольте друг друга по имени величать. С первого раза привыкайте.
— Доброе утро, Леночка, — говорю я чуть насмешливо.
— Доброе утро, Виталий, — сдержанно отвечает она мне.
Нет, я решительно недоволен такой сестрицей. «Синий чулок» какой-то. Что только нашел в ней Игорь? Впрочем, я ей, кажется, тоже не слишком пришелся по душе. Такие ощущения почти всегда взаимны, кстати.
Кузьмич, по-моему, все замечает, но вида не подает.
— Так вот, милые мои, — говорит он. — Летите вы завтра. День даю на подготовку. Ты, Виталий, сейчас полностью введи Лену в курс дела. Все обсудите. Наметьте легенду, кто вы, откуда и так далее. Это на случай контактов. И помните, задача ваша не только обнаружить и задержать Зуриха. Его там вообще может не оказаться. Надо еще выявить все его связи, найти ниточки, ведущие к убийству, а они там есть, не зря Клячко летал в Одессу. Вечером встретимся и все окончательно уточним. Вот так. Вопросы есть?
— Есть один, — говорю я. — Вы не звонили больше в Пунеж, Федор Кузьмич.
— Нет, — сдержанно отвечает Кузьмич. — Ну ступайте.
Мы выходим из кабинета. Я галантно пропускаю Лену вперед.
По дороге я заглядываю в комнату, где сидит Валя Денисов. Он, к счастью, на месте.
— Пойдем, — говорю я ему. — И захвати свою папку. Надо ввести товарища в курс дела.
Мы уже втроем идем по коридору и заходим в мою комнату.
Пустой стол Игоря вызывает у меня какое-то сосущее, тоскливое чувство. Я бросаю быстрый взгляд на Лену. Серые глаза ее смотрят по-прежнему отчужденно и сосредоточенно. Она вся ушла в себя и не делает никаких попыток наладить хоть какой-то контакт со мной. Ну и особа.
Мы усаживаемся возле моего стола, и Валя раскрывает папку.
— Давай, — говорю я. — Мне тоже не грех вспомнить все детали.
Валя, кстати говоря, идеальный накопитель всяких сведений. У него не только феноменальная память, он еще умеет сгруппировать, сцепить факты и педантичнейшим образом разложить их по нужным полочкам. В этом смысле одна его таблица чего стоит.
Ровным голосом Валя начинает докладывать все дело с самого начала, от последней кражи в гостинице и исчезновения Зуриха.
Некоторое время мы втроем обсуждаем всякие подробности, и, судя по коротким репликам Лены и ее вопросам, я убеждаюсь, что она прекрасно во всем разобралась и вообще не новичок в нашей работе. Это меня несколько примиряет с ней. Потом Валя выходит, и мы остаемся вдвоем.
— Ну так как, — говорю я, — вариант «брат — сестра» для внешних контактов принимается? Все другое, я думаю, будет сложнее.
— Пожалуй, — соглашается Лена.
— Тогда сразу переходим на «ты», — бодро говорю я и, не удержавшись, прибавляю: — На будущее тоже может пригодиться.
Лена бросает на меня внимательный взгляд и неожиданно спрашивает:
— Откаленко в Пунеже?
— Да.
— Есть что-нибудь от него?
— Пока ничего.
Она смотрит на меня все так же внимательно.
— Почему вас…
— Тебя, — поправляю я.
— Да. Почему тебя это беспокоит?
— Что именно?
— Что он молчит.
— С чего ты взяла, что это меня беспокоит?
— Так мне показалось. Это правда?
— Не совсем.
Лена пристально смотрит мне в глаза и сухо произносит:
— Если не хочешь говорить, не говори. Только обманывать меня не надо. На будущее это тоже имей в виду… Виталий.
Мне становится неловко, и в то же время возникает глухое раздражение. Что это, в самом деле, за менторский тон. Учить меня будет эта «училка», как вести себя.
— Хорошо, — сдержанно отвечаю я. — Буду иметь в виду, — и добавляю: — Давай закончим легенду. Кто наши родители? Твои, например, кто?
— У меня нет родителей, — тихо говорит Лена. — И я их не знаю. Можем оставить твоих.
— Как так не знаешь? — вырывается у меня.
Лена отводит глаза и отрывисто говорит:
— Они погибли. Оба. Мама была радисткой. А папа… он был разведчик. Они погибли вместе. Уже после окончания войны. Я не знаю как. Мне было два года…
Она умолкает. Мне вдруг становится неловко. Сам не знаю почему. За свою неприязнь к ней, что ли? Или за то, что у меня есть родители, есть Светка, и вообще я какой-то уж очень благополучный и все у меня хорошо. А у нее…
— Кто твои родители, я знаю, — говорит Лена. — И как их зовут, тоже. Пусть будут они. Так легче. Давай дальше.
Я собираюсь с мыслями и предлагаю:
— Мы приехали в Одессу на праздники посмотреть город и остановились в гостинице.
— Да. Так лучше.
Словом, мы составляем неплохую легенду. Вечером еще уточним ее с Кузьмичом.
Лена смотрит на часы и прощается. Я провожаю ее и напоследок говорю:
— Знаешь, когда поедем, оденься как-нибудь… полегкомысленней.
Она впервые улыбается. Улыбка у нее хорошая.
— Обязательно…
Не успеваю я вернуться к себе в комнату, как звонит телефон. Взволнованный и какой-то очень знакомый девичий голос просит:
— Товарища Лосева можно?
— Слушаю вас.
— Ой, здравствуйте! Это Надя Пирожкова. Вы знаете, я его сейчас встретила, этого парня.
— Какого парня?
— Ну который звонил нам.
— И говорили с ним?
— Да, да! Просто кошмар какой-то!
— Можете заехать ко мне?
— А я… Вы знаете, я напротив стою, в будке…
— Так что же вы? Идите сейчас же!
— Иду…
В трубке слышатся короткие гудки.
Через две минуты Надя появляется у меня в комнате. Короткое кожаное пальто расстегнуто, глаза возбужденно блестят, волосы спутаны, в руках у нее красивая сумка с длинным ремешком, чтобы носить на плече. Надя тяжело дышит. Видно, бежала. Усевшись к столу, Надя немного успокаивается и начинает торопливо рассказывать:
— Представляете? Я к вам прямо с вокзала. Подругу провожала. Она в Киев уехала, к родным, на праздники. Так вот, стоим мы около вагона. Кругом люди. И вдруг подходит парень. В дугу пьяный. И говорит: «Вот ты где, сучка. Давай, давай, гуляй пока». Я говорю: «Что вам надо?» А у самой руки-ноги трясутся. А он смеется: «Скажи, — говорит, — спасибо, что не завалил. Папаше своему скажи». — «Отстаньте, — говорю. — Я вас не знаю». А он говорит: «Зато я тебя знаю. Вот вернусь, тогда со мной погуляешь». И еще что-то в таком роде. Ну надо же? Я чуть не умерла со страху.
— Какой он из себя, этот парень? Одет как?
— Какой? Громадный, вот какой. Бык просто. И глаза красные. А одет… Ну я не помню, как одет. Как все.
Больше мне ничего у нее не удается узнать. На глазах у Нади слезы, губы трясутся, и она никак не может открыть сумку, чтобы достать платок. Я помогаю ей. Потом даю стакан с водой. И наконец мы оба закуриваем.
— Ну а теперь, — говорю я, когда вижу, что она немного успокоилась, — скажите, зачем вы приходили в гостиницу к тому человеку?
— Какое это…
— Прямое, — перебиваю я ее. — Прямое отношение имеет к тому, что случилось. Ну говорите…
— Я… сама не знаю… — мнется Надя. — Он пришел к нам домой… Папы еще не было… Мы разговорились… Потом он сказал, что у него есть одна вещь… и… и он мне ее подарит…
— Какая же вы, извините, дура! — в сердцах говорю я.
— Конечно, дура, — покорно соглашается Надя.
А я невольно вспоминаю Варвару, ее гневный взгляд, презрение, какое было в ее голосе, когда она говорила о Зурихе.
— Уж не браслет ли он вам обещал подарить? — с усмешкой спрашиваю я.
— Да. Откуда вы знаете?
Надя сидит пунцовая и не поднимает на меня глаз.
— Он… он и не думал ко мне приставать, честное слово… Просто хотел, чтобы я повлияла на папу…
— Ну и вы повлияли?
Я не могу скрыть злости и презрения. Надя еще ниже опускает голову.
— Я пробовала… — еле слышно шепчет она. — Папа на меня страшно накричал… и тоже сказал… что я… дура…
— Идите и немедленно привезите этот браслет, — говорю я. — Немедленно. Мы оформим это как положено.
Надя поднимается и выходит. Вид у нее побитой собачонки, мерзкой собачонки причем.
Часа через два она возвращается. Я веду ее к Кузьмичу. Там она и передает нам браслет. Конечно же, в присутствии понятых и ювелира, который его осматривает и оценивает. Потом я еду за Варварой. И она опознает браслет. Это мы тоже тщательно документируем.
В конце дня приезжает Лена.
Мы долго сидим у Кузьмича. Испытываем «на прочность» нашу «легенду». Ведь нам наверняка придется контактировать с весьма подозрительным окружением Галины Кочерги, а может быть, и самого Зуриха. И тут надо не ошибиться, надо точно сыграть свою роль. Мы имеем дело с умным и опасным врагом.
Потом Кузьмич звонит в Одессу.
Когда разговор кончается, я осторожно спрашиваю:
— Больше никуда не позвоните, Федор Кузьмич? В Пунеж, например?
— Звонил, — хмурясь, говорит Кузьмич. — Ничего там нового нет.
Я чуть скашиваю глаза.
Лена внешне сейчас абсолютно спокойна и невозмутимо курит. Но я замечаю, как при последних словах Кузьмича тонкие ноздри ее вздрагивают, Лена на миг прикусывает нижнюю губу. Кажется, она о чем-то все-таки догадывается. Но выдержке ее можно позавидовать.
Поздно вечером я приезжаю к Светке.
— Опять надо лететь, — виновато говорю я, снимая пальто в передней. — Опять, Светка.
— Ой, какая у тебя работа, — досадует она. — Бедная твоя жена.
— Нет, моя жена очень счастливая, — горячо возражаю я и крепко прижимаю Светку к себе.
Светка вырывается.
— У тебя пока еще нет жены, — смеется она. — И кажется, ей надо еще очень подумать.
Мы проходим в комнату.
Я ловлю себя на том, что любуюсь Светкой. И она это чувствует и от этого, по-моему, становится еще красивее. Я убежден: женщину украшает только ответная любовь, от безответной она дурнеет. Ведь как, например, подурнела Алла, когда я ее видел последний раз.
Светка, как обычно, забирается с ногами на тахту, уютно устраивается там среди подушек и, кутаясь в свой голубой шарф, спрашивает:
— Куда ты летишь, Витик?
Я улыбаюсь и неторопливо закуриваю, устроившись на краешке тахты.
— А! — Светка досадливо машет рукой. — Ну конечно, в один большой город Эн. Пустяковая прогулка, да? Я все никак не могу привыкнуть. А с кем ты летишь?
— С той самой Леной, — отвечаю я.
— С какой Леной?.. Ах, с той…
Светка долго смотрит на меня и неожиданно говорит:
— Как тебе трудно будет, Витик…
Рано утром за мной приезжает Володя. На улице еще совсем темно. Я наскоро проглатываю завтрак.
Целую маму. Она еще в халате и совсем сонная. Но все же успевает дать целый ряд указаний, как беречь себя в поездке. Отца я будить не решаюсь. В институте у них какой-то международный коллоквиум, и отец эти дни страшно устает. В передней я хватаю большой чемодан, который сложил еще вчера и отнюдь не за пять минут, как обычно свой неизменный портфель. На этот раз мой «джентльменский набор» претерпел существенные изменения и сильно разросся.
Поверх свитера я надеваю легкую и теплую поролоновую куртку на «молнии», на голову светлую пушистую кепку, обвязываю шею весьма красивым и броским шелковым платком, который вчера дала мне Светка. Мельком смотрю на себя в зеркало и остаюсь доволен своим пижонским видом.
Когда я выхожу, Володя встречает меня вполне спокойно. Он привык и не к таким перевоплощениям. Еще из дому я успел позвонить Лене, и теперь мы едем за ней.
На Песчаной мы сбавляем скорость, чтобы не проскочить нужный дом. Затем, рассмотрев номер, и вовсе останавливаемся.
И тут же из подъезда выскакивает высокая гибкая фигура и бежит к нам. Это Лена. Нет, это она и в то же время не она. Я не могу скрыть своего удивления, и улыбка у меня, наверное, довольно глупая. Потому что Лена весело смеется, пока я открываю ей заднюю дверцу машины. А может быть, ее развеселил мой собственный вид?
На Лене блестящие расклешенные брюки, по-моему, чуть ли не кожаные, яркая красная куртка с откинутым назад капюшоном расстегнута, под ней виден красивый узорчатый свитер, рыжеватые волосы рассыпаны по плечам, на шее повязан легкий нейлоновый шарфик, а в руке у Лены большая красивая, в каких-то пестрых наклейках кожаная сумка на «молнии». И главное, все это ей необычайно идет. Вид у Лены лихой, кокетливый и совершенно юный.
— Эй, мальчики, подкиньте быстрее в аэропорт! — задорно кричит Лена, пока я вожусь с дверцей.
— Вот какие у нас офицеры, — бормочу я, все еще не в силах прийти в себя от удивления.
Лена проворно опускается на сиденье позади нас и хлопает дверцей. Володя рвет с места как бешеный и развивает сумасшедшую скорость.
Лена звонко хохочет.
Нет, я ее решительно не узнаю и, кажется, начинаю понимать Игоря. Между прочим, сестренка сестренкой, но такой помощник мне, пожалуй, может здорово пригодиться.
Во Внуково мы прибываем в рекордно короткий срок. Тут мы прощаемся с Володей, и он, окинув нас оценивающим взглядом, изрекает:
— А вы, между прочим, здорово смотритесь, — и, подмигнув мне, добавляет: — Учти, все Светлане скажу, если что.
И вот снова знакомая суета аэропорта. Посадка. Взлет. Полет начался.
— А кто это Светлана? — спрашивает Лена. — Твоя жена?
— Будущая.
— А фотографии ее у тебя нет?
— Как так нет!
Я достаю из бумажника фотографию Светки.
Светка улыбается, и Лена невольно улыбается тоже.
— Очень милая, — говорит Лена.
— Не то слово, — убежденно возражаю я и отбираю фотографию.
Некоторое время мы молчим. Потом Лена спокойно, почти безразлично спрашивает:
— Ты перед отъездом с дежурным не говорил?
— Говорил.
— Что Пунеж?
Я чувствую, как она напрягается, чтобы скрыть волнение. И мне становится не по себе.
— Молчит… — хрипло отвечаю я и откашливаюсь.
Мы закуриваем.
— Лен, — спрашиваю я, — а как ты пришла к нам, в розыск?
— Как все, — она пожимает плечами. — Кончила юрфак. И тебя, кстати, помню. Такая великолепная каланча. Да еще секретарь курсового бюро. Между прочим, здорово ты тогда в баскет стукал. Мы ходили смотреть.
— Скажешь… — я усмехаюсь. — А вот чего тебя к нам потянуло? Не женское это дело, вообще-то говоря.
— Вообще может быть. Но не в частности…
Лена хмурится.
— А что в частности?
— Ну был такой случай. Шли мы из кино. Три девчонки. Пристали какие-то хулиганы. Пытались затащить во двор. А когда не удалось, один вытащил нож и ударил Веру… Я, не помня, что делаю, кинулась на него. От неожиданности он нож выронил. И я подхватила… В этот момент я почему-то подумала о папе, которого не знала… И тоже ударила… Ножом, представляешь? Он закричал. От страха. Нож его еле поцарапал… А Вера умерла…
Лена умолкает и низко склоняется к иллюминатору. Я молчу и курю. Я не знаю, что сказать. Я только думаю о мере ненависти и мере добра в душе этой девушки, в душе каждого из нас.
Стюардессы разносят завтрак. Лена почти не притрагивается к нему, но я уничтожаю все, даже хлеб. Потом разворачиваю газеты. Этого занятия мне хватает ровно до того момента, когда из динамика раздается голос одной из стюардесс:
— Внимание! Наш самолет идет на посадку. Просим…
Мы не успеваем сойти по трапу, как прямо на летное поле выскакивает новенькая черная «Волга», из нее появляются два парня в легких плащах и без колебаний направляются к нам.
— Привет братику и сестричке, — весело говорит один из них. — Или вы думаете, мы вас не узнаем в этих шмутках?
Они крепко жмут нам руки. Я замечаю, как их взгляды останавливаются на Лене.
Сначала мы едем в гостиницу.
— Согласно указанию, — оживленно говорит Стась, — вам достанется «прима-люкс».
Стась невысокий, плотный, с хитрыми глазками на круглом улыбчивом лице, светлые волосы расчесаны на аккуратный пробор, на затылке они уже заметно редеют. Стась сидит впереди, рядом с водителем.
А с нами, по другую сторону от Лены, сидит Лева. Он худощавый и жилистый, лицо резкое, угловатое, острые скулы, тонкий с горбинкой нос, сросшиеся на переносице густые черные брови и синие от бритья щеки. Лева молчалив и застенчив.
— У нас роскошная погода, — продолжает трепаться Стась. — Одесса решила нас побаловать. Девушки цветут как магнолии. Просто невозможно заниматься. На Дерибасовской сплошной стон. А в Аркадии можно подойти к морю только по телам очень толстых одесских дам. Юные плещутся в воде. Представляете такую жизнь? Просто плакать и смеяться.
Действительно, в Одессе очень тепло. На улицах женщины в пестрых открытых платьях, у многих в руке зонты от солнца, мужчины в легких светлых костюмах. Придется и нам расстаться со своими теплыми свитерами.
Вот и гостиница.
Все три комнаты «люкса» потрясают нас своей роскошью. Никакого модерна, все старинно и солидно, включая рояль и громадную лепную вазу на мраморной тумбе в гостиной, а в кабинете диван красного дерева на высоких гнутых ножках и необъятный письменный стол с квадратом зеленого сукна и здоровенной бронзовой чернильницей. На высоченных окнах красивый прозрачный тюль и тяжелые набивные шторы по сторонам. Мне даже становится как-то не по себе от такой умопомрачительной роскоши.
Ребята прощаются. Уславливаемся встретиться через час в управлении. От машины мы отказываемся.
Затем мы не спеша идем по залитым солнцем шумным улицам. Глазеем по сторонам, задерживаемся у витрин магазинов, у концертных афиш и киосков. Я даже угощаю Лену мороженым.
Наконец подходим к небольшому комиссионному магазину и принимаемся вместе с толпой зевак разглядывать выставленные в витрине вещи, при этом довольно оживленно обмениваемся впечатлениями, даже спорим. Получается у нас совсем неплохо. Заодно мне видно и всех, кто находится в магазине, и я пытаюсь узнать среди продавщиц Галину Кочергу. Однако ни одна из девушек не подходит под известные мне приметы.
Мы идем дальше.
— На тебя довольно выразительно поглядывал один тип возле того магазина, — говорю я. — Ты заметила?
— Еще бы, — кивает Лена и спокойно сообщает: — Он назначил мне свидание. В семь, на Приморском, возле Ришелье.
— Когда он успел? — удивляюсь я.
Лена смеется.
— Когда ты уткнулся в витрину.
— Такой интересный парень…
— Да? — оживляется Лена. — Представляешь, этот парень мне шепнул: «Оставьте братца и вечер при мне. Будет интер». Что такое «интер»?
— Интернациональный клуб моряков. У Гали, между прочим, там много знакомых.
Мы переглядываемся. У нас мелькает одна и та же мысль.
Но вот и управление. Входим туда с самым беззаботным видом, словно никакого отношения к этому учреждению мы не имеем. В вестибюле постовой недоверчиво разглядывает наши удостоверения.
В кабинете у Стася начинается совещание.
Стась, кстати, оказывается майором и замначем уголовного розыска города. Как обманчива бывает внешность! И ведь, хитрец, сразу не назвался. Я подробно докладываю все обстоятельства, которые привели нас в Одессу. И кстати, первые наши впечатления здесь.
— Мы, между прочим, проверили, — говорит Стась. — Галина сегодня на работе. Так что не теряйся. Знакомься сегодня же.
— Интер тоже пойдет, — замечает Лева. — Как говорят киношники, эту площадку необходимо освоить. А вот насчет командированного к нам бандита кое-что прикинем. У нас есть одно место, куда таких тянет как магнитом со всего города. Мы там понаблюдаем эти дни.
— Точно, — кивает Стась. — Левушка все правильно ухватил.
— Что за место? — спрашиваю я.
— Сам увидишь, — загадочно отвечает Стась. — На сегодня пусть будет интер. Для вас обоих, если удастся, — и обращается к Лене: — Ты, сестричка, не тревожься. Мы приглядим. Между прочим, этот мальчик, что с тобой познакомился, пижон и мелочь. Мы его знаем. Но связи кое-какие есть.
— Я и не тревожусь, — улыбается Лена и, как бы между прочим, спрашивает: — Как у вас связь с Москвой?
— Нормально, — удивляется Стась. — А что?
— Так… На всякий случай.
Но я-то понимаю, почему она об этом спрашивает, и говорю:
— Попозже надо будет позвонить. Возможно, получим кое-какие новые данные.
Лена бросает на меня благодарный взгляд. Нет, она мне положительно начинает нравиться.
Когда совещание заканчивается, мы с Леной расстаемся. Она отправляется бродить по городу, а я иду в комиссионный магазин.
Галина Кочерга пока что единственная ниточка у нас здесь, ведущая к Зуриху. И надо быть очень осторожным, чтобы эту ниточку не оборвать или, что еще хуже, не передать по ней ненароком сигнала тревоги всей этой шайке. Кстати, самого Зуриха, по-видимому, пока здесь нет. Иначе Галина встретилась бы с ним хоть раз за эти дни. Последнее время ребята Стася внимательно приглядывают за ней. Вообще Галина, вернувшись в Одессу, ведет себя странно. Она никуда почти не ходит, ни с кем не встречается, просто избегает встреч и вечерами сидит дома, с матерью. Правда, по словам Левы, который ее неплохо, оказывается, знает, Галина человек настроений, может удариться в загул, и тогда ей «море по колено», а может и захандрить, и тогда никого к себе не подпускает. Видимо, сейчас у нее именно такое настроение. И это, конечно, осложняет мою задачу.
Размышляя, я не спеша бреду по улицам и вскоре оказываюсь возле комиссионного магазина.
Около него по-прежнему топчутся зеваки, разглядывая выставленные в витрине вещи.
Неожиданно около меня оказывается какой-то юркий паренек в берете и немыслимо пестрой рубашке, под которой видна полосатая тельняшка. На треугольном личике круглые темные очки и узенькая ниточка усов, щеки заросли могучими бакенбардами.
— Желаете резинку? — негромко спрашивает он, глядя в сторону. — Парагвай. Могу толкнуть.
— Чего? — переспрашиваю я.
— Ха! Салага. Ты хочешь жевать или нет? — усмехается он. — Имею заграничный товар «люкс».
— А-а, жевательная резинка? — догадываюсь я.
— До кенгуру доходит быстрее. Так да или нет? А то я…
Он не успевает кончить. Возле него вырастают два паренька с красными повязками на рукавах.
— Интересуемся заграничным товаром, — насмешливо говорит один из них. — Пойдем поторгуемся. Ну топай, топай ножками, тюлька сухопутная.
— Дружина… — цедит сквозь зубы тот. — Кошмар, а не жизнь.
И покорно следует за ребятами. Эта жанровая сценка наводит меня на интересную мысль.
Я захожу в магазин. После залитой солнцем улицы здесь кажется темно. Однако постепенно глаза привыкают, и я начинаю ориентироваться в окружающей обстановке. Народу много. Слева тянется прилавок, где торгуют посудой и всякими антикварными безделушками, дальше, кажется, ювелирный отдел и часы. Справа вдоль стен развешаны костюмы, платья, пальто.
Я разглядываю продавщиц. Нет, ни одна не похожа на Галину. Спрашивать о ней я не решаюсь. Откуда я могу ее знать? Наше знакомство должно произойти только сейчас.
Некоторое время я топчусь возле прилавка среди покупателей, даже прицениваюсь к чему-то. Я чуть не на голову выше всех тут, и мне все отлично видно вокруг. Но вот появляется и Галя. Она выходит из подсобного помещения. Я сразу ее узнаю.
Да, вот это бабочка! Секс прямо-таки прет из нее. Вызывающе дерзкие черные глаза, яркие пухлые губы, под облегающим шелковым халатиком высокая, пышная грудь и стройные, совершенно пленительные бедра, а походка такая, словно она несет себя вам. Я вспоминаю старика Бурлакова и сладостное восхищение, с которым он описывал Галину.
Что же, тем лучше. Попытка познакомиться с такой девицей не вызовет ни у кого подозрений, в том числе и у самой Галины. Хотя задача моя, конечно, не из легких. Я себе представляю, сколько таких попыток делается каждый день. Тут действительно нужен какой-то неожиданный ход. И то, что мне пришло в голову еще на улице, будет, кажется, самым подходящим.
Я незаметно приближаюсь к прилавку, где стоит Галя. Впрочем, незаметно, это не то слово. Меня, конечно, замечают. Такую каланчу, как я, да еще столь небрежно и «загранично» одетую, нельзя не заметить. А глаз у Гали наметанный.
Когда я оказываюсь возле нее и нас разделяет лишь прилавок, я наклоняюсь и негромко говорю, безбожно коверкая русскую речь:
— Мадемуазель показывайт мне кой-что интересно и абсолютно азиатско?
— Что же вам показать? — обольстительно улыбается она.
— О-о! Где угодно, мадемуазель.
Галя прыскает от смеха.
— Где или что? — спрашивает она.
— Я не совсем понимайт вопроса. Вы восхитительна, мадемуазель. Такая девушка… я забываю слов. Можно я сделай подарок лично вы? Или это… как сказать?.. вас мог обидеть?
— Нельзя, — строго говорит Галя, но глаза ее продолжают смеяться.
— Закон такой, да?
— Да, да, — не выдержав, улыбается она.
— Какая жаль. Я бы так хотел. Я привез одна прелесть…
— А что взамен? — игриво спрашивает Галя.
— О-о! Одна прогулка по красавице Одесса. И один обед. Все!
— Ой ли?..
Галя смотрит на меня так лукаво, что я на секунду ощущаю неподдельное волнение. Просто черт, а не девка!
— Слово! — говорю я и приподымаю руку, как будто клянусь.
— Я подумаю.
— И долго? Вечность?
— Но я же на работе.
— О ля, ля! Понимаю. Вечность, значит, до вечера, да?
Галя на миг с улыбкой зажмуривается, давая понять, что я угадал.
— В который час?
Я вижу, что она колеблется. И еще я вижу, что сумел ее заинтересовать. Но колебания, видимо, серьезные. Глаза ее становятся неожиданно задумчивыми, между красивыми бровями возникает строгая складочка. Она даже прикусывает нижнюю губку. Какая-то борьба явно происходит в ней. Наконец Галя вздыхает, улыбается, бросает на меня лучезарный взгляд и говорит:
— Ладно. Была не была, — она понижает голос и быстро оглядывается: — Приходите в семь к оперному. Знаете?
— О да. Знаю, знаю. Гран мерси, мадемуазель.
Она с улыбкой кивает мне.
Лавируя среди покупателей, я направляюсь к выходу. Краем глаза замечаю, что Галя следит за мной, и движения мои невольно становятся ловкими и гибкими. Мне тоже хочется произвести впечатление.
Я возвращаюсь в гостиницу.
Лены еще нет. Я не спеша прогуливаюсь по огромным комнатам нашего «люкса» и курю одну сигарету за другой. Есть о чем подумать, как вы понимаете.
Наконец появляется Лена, раскрасневшаяся и возбужденная. Стягивает с себя куртку и жалуется:
— Невозможная жара в этой Одессе. Говорят, просто небывалая в такое время.
— Погоди, — многозначительно предупреждаю я. — Скоро будет еще жарче. Увидишь.
Лена настораживается:
— Да? Что же ты узнал?
Я рассказываю о своем знакомстве с Галей. И даже произношу несколько фраз на изобретенном мной языке.
— Ой! — хохочет Лена. — Какой же ты, оказывается, артист! И она поверила?
— А ты бы не поверила?
— Ну нет, — Лена трясет головой. — А впрочем, когда все это говорит такой красивый и громадный парень…
Я галантно раскланиваюсь и спрашиваю:
— Не согласен ли мадемуазель последоват обед в ресторан? Завтракать мы еще самолет.
Лена хлопает в ладоши.
— Браво! Только учти, что я очень голодная. И еще учти, что меня уже приглашали, но я отказалась.
— Тебя нельзя выпускать одну на улицу, — ворчу я. — Особенно в таких потрясных брюках.
— А что? — Лена откидывается назад и упирается руками в бока.
Вечером мы оба отправляемся на свидания.
У Лены все предельно ясно: парень ее мелочь, но есть интересные связи. Он часто бывает в интерклубе и всех там знает. Возможно, знает и Галю, и ее окружение.
Передо мной куда более сложная задача. Как вести себя с Галей, до конца не ясно, и как завоевать ее доверие — тоже. И никто тут посоветовать ничего не может. Придется ориентироваться на месте, исходя из обстановки. Все тут тревожно и даже загадочно.
Уславливаемся только об одном: Лена никуда из интерклуба не уходит, как бы этот парень ее ни тянул. А я, если удастся, приду туда же с Галей. И тогда знакомлю ее с Леной. Я помню слова Кузьмича. То, что могу не понять или не суметь узнать я, может, удастся Лене.
Я прихожу к театру минут за десять до условленного срока. Надо успеть сориентироваться.
На небольшой уютной площади перед театром, окруженной платанами, толпятся нарядно одетые люди. Все оживленно и громко переговариваются, смеются, окликают друг друга.
Я оглядываю все вокруг очень внимательно, но ничего подозрительного не замечаю. Правда, в толпе шныряют компании каких-то чересчур развязных парней, у некоторых за спиной гитары, другие, кажется, по-мелкому спекулируют. Но все это особого внимания не заслуживает.
Вот только те двое. Они неподвижно стоят в тени деревьев. Внешне ничем не отличаются от парней, шныряющих в толпе. Одеты тоже весьма пестро. Узкие, в обтяжку брюки с широкими инкрустированными ремнями и необъятным клешем, расстегнутые рубахи, пестрые платки вокруг шеи, на голове маленькие кепочки с обрезанными козырьками. Курят, изредка тихо переговариваются между собой. И кажется, поглядывают в мою сторону. Почему они тоже не снуют в толпе, не кричат, не задираются, не хохочут вместе с другими? И почему к ним никто не подходит? Впрочем, мало ли почему. Может быть, они ждут своих девушек?
Но вот и Галя. Она появляется возле меня как-то неожиданно. На ней легкая накидка, красивое темное платье с блестками, нитка гранатов вокруг шеи, в ушах крупные, тоже гранатовые серьги. Глаза подведены и загадочно блестят. Галя очень красива, но как-то слишком уж броско, вызывающе, для всех.
— Здравствуйте, дорогой гость Одессы, — чуть насмешливо говорит она и протягивает мне руку.
На ее пальце сверкает кольцо. Три бриллиантика, как три ягодки, висят на золотом стебельке. То самое кольцо!
— О мадемуазель! Вы восхитительны, — говорю я и вполне искренне любуюсь ею. — Можно выйти на эту площадь? Я стану на колени и буду просить у вас прощение.
— Вот как? Вы, значит, провинились? — Она улыбается так лукаво, что мне на секунду становится не по себе.
— О да. Провинился. Перед вами.
— Ну говорите уж, — машет рукой Галя и окидывает меня каким-то странным, оценивающим взглядом.
— А вы меня после этого не прогоните? — спрашиваю я уже без всякого акцента, так сказать, на чистейшем русском языке.
Галя так звонко хохочет, что на нас оглядываются.
— А я все ждала… когда вам… надоест… — захлебываясь от смеха, говорит она. — Нашли где притворяться… в Одессе…
Я доволен. Галя не думает сердиться и, кажется, тоже довольна.
— Пойдемте отсюда, — говорит она и берет меня под руку.
Мы выходим на Дерибасовскую. По широким тротуарам льется поток гуляющих. Шум, возгласы, смех. Кажется, вся Одесса пришла сюда отдохнуть и повеселиться.
Галя увлекает меня в какую-то боковую улицу. Вокруг уже тихо, пусто и темно. Гулко звучат наши шаги по каменным плитам.
— Вы долго здесь пробудете, у нас? — спрашивает Галя.
— Мне вообще не хочется отсюда уезжать, — отвечаю я.
— Неужели влюбились?
В голосе Гали слышится усмешка.
— А вы к этому не привыкли?
— Даже надоело, — притворно вздыхает Галя.
В это время я слышу позади нас чьи-то быстрые шаги. Идут несколько человек. Торопятся.
Раздается свист.
— Эй, мальчик! — кричит кто-то.
Я оглядываюсь. Нас догоняет компания парней, человек пять. Ко мне подходит высокий кряжистый парень, поверх пестрой рубашки на плечи накинут пиджак. Да ведь это он стоял около театра, под деревом, только без пиджака почему-то.
— Куда хиляешь с нашей Халей? — развязно спрашивает он. — Ты, шлендра… Или я что-то не понимаю?
Остальные пытаются меня окружить. Я отступаю к стене дома.
— Ребята, не надо, — как-то неуверенно говорит Галя.
— Исчезни, — приказывает ей высокий парень. — Тут мужской разговор.
— Кое-что ты не понимаешь, — говорю я ему как можно спокойнее, — придется объяснить.
— Он еще тявкает, — говорит кто-то.
— Будем драться? — спрашиваю я.
— Ха! Он будет драться! — издевательски произносит высокий. — Вы слышали? Жаба, — обращается он ко мне. — Мы тебя будем сейчас делать, понятно?
И тут я вдруг улавливаю чей-то взмах руки. В ней зажат нож. Ого! Я перехватываю руку, заученно выворачиваю ее и сильно бью ребром ладони. Парень с воплем катится на мостовую. Удар гарантирует его невмешательство в дальнейший ход событий. Остальные кидаются на меня.
Я падаю и тут же сдвоенным ударом ног бью высокого парня в живот. Это страшный удар. Тот складывается пополам и медленно оседает на землю, хватая ртом воздух. И сразу же я получаю в скулу резкий, но не очень умелый удар слева.
Я вскакиваю. Теперь передо мной трое. Длинный катается по земле, изрыгая проклятия. Встать он не может. Второй парень лежит около стены и тихо стонет.
А я бросаюсь вперед. Ярость захлестывает меня. Двое отскакивают. Но третий попадает в мертвый клинч. Сзади кто-то бьет меня в спину. Я разворачиваюсь, и второй удар приходится по зажатому мною парню. Тело его обвисает. Глубокий обморок. Я отпускаю руку. И тут же парирую новый удар. В этот момент в конце улицы появляется машина. Ослепительный свет фар, рев мотора и резкий, пугающий перезвон сирены…
Я оглядываюсь. Галя в испуге прижалась к стене. Я хватаю ее за руку и увлекаю в темную подворотню дома. Недостает только нам с ней попасть в милицию. Мы оказываемся в каком-то дворе, перебегаем его, и я с треском распахиваю дверь, над которой укреплен тусклый фонарь. Сзади, на улице, слышны свистки. Ну конечно, это патрульная милицейская машина. Мы с Галей осматриваемся. Высоко под потолком горит лампочка. Это подъезд дома. Напротив выход на улицу.
— Ну вы мужчина, — одобрительно говорит Галя. — С вами не страшно.
Голос у нее спокойный и даже чуть веселый. Кажется, я преувеличил ее испуг там, на улице.
— А с вами не страшно? — спрашиваю я.
Галя усмехается.
— Вам нет. И три бюллетеня вы сегодня обеспечили, это уж точно.
— А еще что-нибудь я обеспечил?
— Или я не женщина? — улыбается Галя. — Или я могу остаться равнодушной, по-вашему?
Она привстает на цыпочки и нежно обнимает меня за шею.
И тут я вспоминаю странный ее взгляд при встрече, две молчаливые фигуры в тени, возле театра. Да, тут есть о чем поразмыслить.
Я молча отряхиваю брюки, поправляю куртку, волосы и поворачиваюсь к Гале.
— Вид у меня как? Вам не стыдно со мной идти?
— С вами мне теперь никуда не стыдно идти.
Она достает из сумочки платок и, снова встав на цыпочки, осторожно вытирает мне щеку. Скула болезненно ноет.
— Знаете, мне хочется пойти в одно место, — говорю я. — Но не знаю, как туда попасть. Интерклуб моряков. Знаете?
— Или! — откликается Галя. — Пойдемте. Все будет сделано.
Мы выходим на улицу. У меня побаливает спина, но я не подаю вида.
Вот и набережная. В обе стороны тянется Приморский бульвар. А прямо перед нами, на площади, одинокий памятник Ришелье, основателю Одессы. Он угрюмо смотрит на море и на знаменитую лестницу, волнами спускающуюся к порту, широченную красавицу лестницу в сто девяносто две ступени, которую знает, по-моему, весь мир.
Справа от нас светятся огни интерклуба, окна его выходят на Приморский бульвар. Из окон интерклуба доносится музыка.
— Сейчас тебе все будет, — говорит Галя, прижимаясь ко мне. — Или я не «мадемуазель Галя».
Мы подходим. Галя шепчет что-то людям у входа, и нас мгновенно пропускают.
Красиво в клубе, весело, шумно. В зале гремит оркестр. У стойки бара и в буфете толпятся моряки, с ними нарядные раскрасневшиеся девушки, тут же какие-то парни с длинными по моде волосами, в пестрых рубашках и умопомрачительных брюках клеш. Среди моряков много иностранцев, их можно узнать по лицам, по фасонам курточек, по замысловатым нашивкам на рукавах.
Мы проходим в зал. По пути я оглядываю себя в зеркало. Вид, прямо скажем, неважный. На скуле растекся рыже-фиолетовый синяк, перечеркнутый запекшейся царапиной, куртка испачкана и помята, брюки тоже. Ну да ладно.
— Потопчемся? — предлагает Галя. — Или что?
— Обязательно потопчемся, — весело отвечаю я. Она вскидывает мне руку на плечо.
Оркестр прямо-таки надрывается, словно в экстазе. По маленькой эстраде мечется с микрофоном в руке потный парень в черном приталенном фраке, оглушительные вопли его понять невозможно, да и не обязательно. Зал веселится и хохочет. Боже мой, чего тут только не пляшут под эту бешеную музыку! Я ищу глазами Лену.
Вон она! Танцует с каким-то иностранным моряком. Где же ее кавалер? Ага, вот подходит и он, отрывает от моряка и угощает мороженым. С высоты моего роста мне все отлично видно. Ну теперь, кажется, самое время.
— Ого! Кого я вижу! — говорю я. — Моя сестренка!
— Ты здесь с сестрой? — удивляется Галя.
Она как-то очень легко и естественно перешла со мной на «ты». Все-таки столько вместе пережили.
— Ну да, — отвечаю я. — Отличная сестренка. Сейчас я тебя с ней познакомлю.
Но это, оказывается, не так-то просто. Когда мы, танцуя, пробираемся наконец к Лене и ее кавалеру, они уже покончили с мороженым и сейчас с упоением что-то отплясывают. Парень не сводит с Лены восхищенных глаз. Она разрумянилась, рыжие волосы рассыпались по плечам, а гибкая ее фигурка в узких кожаных брюках выделывает немыслимые телодвижения, что-то уж сверхсовременное. Откуда только она всему этому научилась, интересно знать? Мне становится смешно.
— Алло! Ленка! — кричу я.
Лена замечает меня, прекращает танцевать и тащит своего кавалера к нам. Мы знакомимся.
— Гога, — представляется парень.
С Галей он, оказывается, знаком.
— Чао, Гога, — улыбается она, но я замечаю, что ее не очень радует эта встреча.
Гога отвечает ей тоже довольно сдержанно.

 

 

— Виталий, что с тобой? — всплескивает руками Лена, разглядывая мой великолепный синяк.
Я безмятежно машу рукой.
— Упал, — говорю я. — Поскользнулся на ровном месте. Со мной это бывает, как ты знаешь.
— Влез в какую-нибудь драку? — не унимается Лена. — Ведь так? — обращается она к Гале.
— Я страшно спешил на свидание, — быстро говорю я. — Галя меня таким уже получила.
— Именно, — весело соглашается Галя. — И такой он мне очень понравился. Или я ничего не понимаю в мужчинах.
Некоторое время мы еще танцуем. С Галей то и дело кто-то здоровается, порой довольно развязно. Какой-то парень пытается даже ее увести от меня, но Галя неуверенно отказывается. Парень бросает на меня недобрый взгляд. Хлопотно же быть кавалером у этой «мадемуазель Гали». Не хватает только еще одной драки из-за нее. Впрочем, та, первая, произошла, мне кажется, совсем не стихийно. «Халочка», наверное, решила проверить меня на свой манер. Зачем только ей это потребовалось, интересно знать?
Через некоторое время мы все идем в буфет.
Мы пьем вино, заедаем яблоками и конфетами.
Потом Лена поднимается из-за столика.
— Ой, как я устала, — говорит она.
— Проводи даму, Гогочка, — ласково приказывает Галя.
— А ты не боишься тут оставаться? — с ехидцей осведомляется тот.
— Нет, Гогочка, — тем же тоном отвечает Галя.
— Я пошла. Виталька, не приходи поздно.
Девушки мило прощаются. Ленкин кавалер плетется вслед за ней.
— У тебя мировая сестричка, — замечает Галя. — И вы здорово похожи.
— Да, говорят, — киваю я.
Мы снова идем в зал, где гремит оркестр. Несколько раз в толпе мелькает парень, который недавно хотел увести Галю. Он словно следит за нами. Надо его запомнить на всякий случай. Про себя я отмечаю еще одно странное обстоятельство Галя, кажется, испугалась этого парня вполне искренне. А вот в ее испуге там, во время драки, я не уверен. Значит, кого-то она боится все-таки по-настоящему?
Мы танцуем еще долго. И долго кипит вокруг нас веселье и смех. Моряки умеют отдыхать. Галя возбуждена и бросает на меня красноречивые взгляды. Но я почему-то не очень верю в свой успех. Она оказалась куда хитрее и скрытнее, чем я полагал. И у меня такое ощущение, что я ей зачем-то нужен.
— Тебе здесь нравится? — спрашивает Галя.
— Очень, — говорю я. — Хотя… не все.
— А что не нравится?
— Например, тот парень, который хотел с тобой посекретничать.
Галя улыбается.
— Уже ревнуешь?
— Немного.
— Не надо. Это, милый, не тот случай. Это… Ай, не говори мне о Сенечке. Не хочу его даже видеть.
— Зато Сенечке, кажется, хочется.
— Расхочется…
Галино лицо становится неожиданно злым и озабоченным. Такой я ее еще не видел. Впрочем, она тут же спохватывается и снова улыбается.
— Не болит? — ласково опрашивает она и проводит рукой по моей щеке.
Да, ей легко вскружить голову любому парню, и, если она его потом бросит, он будет так же смотреть на соперника, как этот Сенечка на меня. А может быть, тут дело серьезнее?
Поздно вечером мы уходим из интерклуба. Галя выводит меня через какую-то незаметную дверь во двор.
— Это еще зачем? — удивляюсь я.
— Тебе что, нужны лишние встречи? — насмешливо спрашивает она. — Или ты думаешь, тебе будут платить за каждый синяк?
Мы долго идем по пустынным полутемным улицам. Галя живет далеко, по пути к Большому Фонтану, в маленьком деревянном домишке. Около калитки мы прощаемся.
Я пытаюсь Галю обнять, но она неожиданно вывертывается и строго говорит:
— Не трогай. Потом. Сейчас у меня большое горе. Я потеряла любимого человека.
— Он тебя бросил? — с негодованием спрашиваю я.
— Нет. Его… убили. Или такого не может быть, думаешь? Так вот, может.
— И тихо, даже как-то задумчиво добавляет: — И меня… могут.
Она вдруг хватает меня за руку, прижимается ко мне и лихорадочно шепчет:
— Ты меня не оставишь?.. Ну неделю хотя бы не оставишь?.. Ну поклянись!..
В гостиницу я возвращаюсь совсем поздно.
По дороге я еще захожу в управление и связываюсь с Москвой.
Наш дежурный мне сообщает:
— Получена шифровка из Пунежа. Откаленко нашелся. Жив. А его объект уехал к вам в Одессу. Так что учтите.
— Что случилось с Откаленко?!
— Наделал глупости. Поспешил. Погорячился. Завтра получите подробное сообщение. Пока все.

 

Назад: Глава 6 НАДО БЫТЬ КО ВСЕМУ ГОТОВЫМ
Дальше: Глава 8 ЧЬИ-ТО ТЕНИ