Часть вторая
ВСТРЕЧНЫЙ БОЙ

— Взгляните, — начальник облуправления МГБ протянул Марии фотокарточку.

Мария всмотрелась в плотный квадратик картона. Фото было сделано наспех, экспозиция при печати не выдержана, потому и поплыл по фотобумаге серый фон. На фотографии была изображена девушка: большие темные глаза, высокий лоб, прямые брови, надменный взгляд, короткая, почти мальчишечья прическа. Красивая дивчина. Мария могла поспорить, что с этой девушкой она уже встречалась. Полковник пристроил фотографию к подставке с карандашами, полюбовался, добродушно поторопил:

— Вспоминайте…

Мария смешно хмурила брови, подстегивала память, наконец, сдалась:

— Не знаю, кто такая. А кажется, виделись.

— Тогда гляньте в зеркало.

Полковник снова взял фото в руки.

— Это вы, — сказал очень серьезно.

— Не похожа, — будто и не удивилась Мария, — во-первых, взгляд… Потом — у меня косы…

— Да, различия имеются. Знаете, откуда фото? Найдено при обыске у одного эсбековца. А это приложение к нему, — полковник вручил Марии листик папиросной бумаги.

Это был смертный приговор Марии Шевчук, учительнице Зеленогайской начальной школы, вынесенный краевым проводом националистов «за зраду великої справи, яка привела до загибелі славних синів нашої героїчної боротьби».

Мария привычно отметила, что приговор оформлен по всем бандитским «правилам»: две подписи справа и слева, вверху — националистические призывы, снизу в правом уголке — «місце постою». Она спокойно положила листок на стол — рука не дрогнула. А в глазах мелькнули и погасли злые, быстрые, как вспышка выстрела, огоньки. Полковник заметил этот моментальный, почти неуловимый, всплеск ярости.

— Спокойно, товарищ Шевчук. На кого злитесь?

— На себя. Где-то ошиблась, раз эсбековцам стало известно о моей роли в операции «Гром и пепел». — Добавила деловито: — Значит, при встрече мне надо стрелять первой.

— Ого! — улыбнулся полковник. — Правильно о вас докладывали — не из пугливых. Лично вы нигде не ошиблись. СБ пришла к выводу о вашей подлинной роли в уничтожении банд на основании анализа причин провала операции. Одному из главарей удалось тогда скрыться. Видимо, он и сообщил подробности. Нам известно, что служба безопасности бандеровцев пыталась отыскать вашу фотографию. Не смогла. Даже ваше личное дело в районном отделе народного образования оказалось без фото. Мы позаботились об этом. Тогда СБ составила ваш довольно примитивный словесный портрет. Дальше, предполагаю, кто-то был загримирован «под вас» и наштампованы эти фотографии. Сходство националистки с учительницей из Зеленого Гая весьма отдаленное. Это очень хорошо. Опознать вас практически невозможно. И все-таки надо быть готовыми к любым случайностям. Эти фотографии розданы наиболее проверенным «боевикам» с приказом искать вас и привести приговор в исполнение.

— Значит, «охота» продолжается?

— Да. И советую отнестись к этому достаточно серьезно. Речь идет не только о вашей безопасности, но и об успехе новой операции. Выражаясь языком летчиков, вы в ней будете ведущим. Ваши партнеры будут вас прикрывать. Очень много зависит от вашей собранности, выдержки, решительности.

— Понимаю. Как вы думаете, что предпримут бандеровцы дальше?

— Насколько я знаю их повадки, могу предположить, что будет подобран конкретный исполнитель приговора. Фото — это скорее пропагандистский трюк — для устрашения своих же: вот, мол, мы какие, ничего не прощаем, под землей найдем…

Была середина лета 1947 года. Разговор этот происходил в одном из старинных западноукраинских городов. Особняк находился на тихой улице, вдали от центра города. Мария долго петляла проулками, прежде чем вышла к этому зданию. Ей необходимо было убедиться, что никто, ни один человек не зафиксирует ее визит.

Одета она была элегантно, но не броско. Погода стояла пасмурная, и Мария надела спортивный костюм из тонкой английской шерсти. Серый цвет был ей к лицу. Белая строгая блузка, модные по тем временам лаковые туфли-лодочки, тончайшие чулки, которые можно было приобрести только у спекулянтов — так одевались те, кто мог тратить на свои наряды немалые деньги, у кого были «пути» для покупки дефицитных товаров на «черном рынке».

Операция началась, и Мария даже в деталях придерживалась заранее намеченного плана.

— Где остановились? — спросил полковник.

— Как и планировали: приехала поездом, в пути меня многие видели. В гостинице свободных номеров не было, пришлось уламывать администратора редкий пройдоха. Но гостиница — это временно. С жильем буду решать так, как намечено.

— Мы, со своей стороны, провели всю подготовительную работу. Препятствия вряд ли возникнут.

— Если потребуется помощь, я сразу же сообщу.

— А теперь еще раз проверим готовность к операции. Я имею в виду не техническую сторону — этим наши товарищи еще займутся. Мне хотелось бы обратить ваше внимание только на некоторые детали. Вам придется стать другим человеком. Крайне важно, чтобы каждый ваш поступок психологически соответствовал той легенде, с которой придете к врагу. Ваша Горлинка была суровым, выдержанным человеком. Она такой и запомнилась бандитским главарям. Чекист в определенных ситуациях должен становиться актером — вам предстоит роль, прямо противоположная той, которая уже была сыграна.

— У меня были хорошие возможности для «репетиций», — Мария, немного поколебавшись, употребила именно это неожиданное в чекистской работе слово. — Во время подготовки к операции я имела возможность хорошо изучить обстановку, характеры людей, с которыми, возможно, придется иметь дело, оттенки их отношений друг с другом. Многое дали встречи с реальными прототипами, особенно с курьером из Мюнхена — молодой женщиной, задержанной нашими сотрудниками. По-моему, она и до сих пор убеждена, что я тоже вылетела из ее же гнезда.

— Мне докладывали: она с самого начала приняла вас за свою. Потому и откровенничала.

— Не совсем точно. Вначале не доверяла, присматривалась. Не помогло даже то, что я назвала пароль, который был ей известен. И только когда окольными вопросами выяснила, что у нас есть «общие знакомые», немного оттаяла. Злая особа. Я иногда думаю: откуда у таких, как она, столько ненависти, предвзятости, слепоты?

— Ваша собеседница росла в особой среде. Ее родители покинули Украину, когда ей было всего двенадцать лет. Причем в то время, когда эти украинские земли входили в состав буржуазной Польши. Сколько она себя помнит, в ее семье, в их кругу превыше всего ценились фанатизм, националистическая исступленность.

Мария вспоминала длинные разговоры с этой националисткой, задержанной чекистами.

— Она решила, что я не особенно тверда в своих убеждениях. И уж постаралась как следует убедить, ссылаясь на традиции, путь «лучших борцов», реальные ситуации. В ее глазах я была, очевидно, преданной, но простоватой дивчиной, которую надо еще «доводить до кондиции», чтобы стала такой же, как и она, исступленной фанатичкой. А меня, естественно, интересовали детали, облик людей, которые играют какую-либо роль в окружении главарей, манера поведения, стиль общения бандеровцев между собой, те интимные стороны их опереточного балагана, которые она в порывах откровенности выбалтывала. Я теперь знаю, какие рубашки любил Бандера и по каким случаям Роман Шухевич надевал парадную форму… — Мария улыбнулась одними глазами. — Вообще, если бы кто нас послушал со стороны, подумал бы, что две любительницы посплетничать перемывают косточки своим знакомым. И в то же время: сколько у нее самомнения, презрения к рядовым бандеровцам, «скотинке», как она говорила…

— Чем же окончились ваши беседы? — поинтересовался полковник.

— Условились: кто первым вырвется от вас, проинформирует центральный провод о нашей судьбе.

— Чувствую, нелегко вам далось это знакомство.

— Да нет, было даже интересно. Под конец курьерша изрекла: «Ты все больше становишься похожей на меня!» Она гордилась этим — всерьез ведь считает себя принадлежащей к касте избранных, сильной личностью, подчиняющей своему влиянию всех остальных. А я училась так же, как и она, истерично восхищаться «гениальностью» бандеровских главарей, презрительно щуриться, если речь заходила о рядовых. Полковник слушал Марию с большим вниманием. Его интересовали мельчайшие подробности разговоров Марии с бандеровским курьером. В целом он был доволен: Марии эти контакты оказались полезными.

— Хотелось бы особенно отметить усилия тех товарищей, которые помогали мне готовиться к операции, — сказала Мария. — Очень опытные чекисты. И если я провалюсь, то только по своей вине.

— Не надо так, — глаза у полковника потемнели. — Если есть хоть малейшие сомнения…

— Это я к слову… Времени, жаль, было маловато.

— Да, приходится торопиться. Мы не можем ни на день оттягивать ликвидацию главарей антинародного подполья. Сами понимаете, чем скорее обезвредим ту горстку бандитов, тем меньше зла принесут они людям.

Мария отвечала на вопросы полковника четко, сдержанно. Эта беседа была последней накануне ответственной операции. Полковник лично контролировал подготовку к ней. В некотором роде Мария была его «крестницей» — он отправлял ее еще в банду Стафийчука.

Прошло более двух лет. Полковник вспомнил, как Мария впервые пришла к нему: худенькая, большеглазая девушка, смелая, но неопытная, прошедшая много боев в лесах и еще ничего не знающая о тех боях, которые ей предстояло выдержать.

Был тогда у них обстоятельный разговор. Собственно, больше спрашивал полковник — Мария отвечала.

— Что вы знаете об идеологии и практике буржуазного национализма?

— Видела своими глазами: сожженные дома, замученные активисты!

— А вам приходилось знакомиться с истоками, идейными корнями национализма? Давайте все-таки выясним, в какой степени вы владеете этим материалом.

Вопросы были точными, четкими — как на экзамене. На какие-то из них Мария смогла ответить. На другие — нет. Она приуныла.

— Не огорчайтесь, — подбодрил полковник. — Я и не ожидал, что вы знаете такие детали, нюансы, которые и в антинародном подполье известны только немногим наиболее «подкованным», так называемым «идеологам». Вот почему вам необходимо учиться. Мне докладывали, что вы рветесь в схватку…

— Да, я не хочу отсиживаться, когда другие рискуют жизнью.

— Вижу, не убедил, — полковник присматривался к Марии. — Еще несколько вопросов. Вы хорошо стреляете? Из каких видов оружия?

— Из автомата, винтовки, пистолета «ТТ». На сто метров из винтовки выбиваю девяносто из ста возможных.

— Видите, очень средне. А вам надо владеть оружием так, чтобы в любой ситуации в случае необходимости выстрелить первой, и наверняка.

Мария молчала. Она вдруг подумала, что сейчас ей скажут: «Вы нам не подходите», и она уедет обратно в свой район, к комсомольцам. Там реальное дело, а здесь учеба, как в институте. Нет, лучше все-таки уехать…

Полковник понял, о чем она думает.

— Вы совсем не умеете скрывать свои мысли, — сказал он.

— Это потому, что я не хочу их скрывать перед вами… Ничего у меня не получится, — откровенно сказала Мария. — Стоит ли со мной возиться?

— Стоит, — уверенно сказал полковник.

Полковник не ошибся. Мария оказалась не просто старательной — талантливой ученицей.

С первых самостоятельных шагов она проявила себя трудолюбивым разведчиком, придающим большое значение так называемым «мелочам», но, если требовали обстоятельства, умеющим принимать мгновенные решения, действовать с размахом, импровизировать. «Нам не нужны ни сентиментально-наивные романтики, ни мрачные педанты», — любил повторять полковник.

Всего два года. Они многое дали Марии. И сейчас перед начальником облуправления МГБ сидел уже опытный разведчик, за плечами у которого трудная операция по ликвидации банд в районе Зеленого Гая.

Сразу после этих памятных событий Мария Шевчук, лейтенант госбезопасности, приступила к выполнению нового задания.

Полковник спросил, как себя чувствует Мария.

— Нормально. Последние дни отдыхала. Готова к выполнению задания.

— Ну что ж, прекрасно. Мы надеемся на вас. А теперь давайте еще раз хотя бы в общих чертах поговорим о том, что вам предстоит…

Шаг за шагом начальник областного управления анализировал предстоящую операцию.

Мария слушала внимательно, лишь изредка кивая: мол, понятно. Ничего не записывала, только иногда просила повторить имя, кличку или адрес.

— Вам будет помогать один из наших офицеров, майор Лисовский. Не исключено, что вам придется действовать в различных районах. Нужен человек, который координировал бы операцию, тщательнейшим образом фиксировал весь ее ход. В случае необходимости — в самом крайнем случае, — подчеркнул полковник, — Лисовский придет вам на помощь. Для этого ему придется обнаружить себя, так что желательно, чтобы такая необходимость не возникла.

Начальник облуправления неожиданно сказал:

— Если сомневаетесь в своих силах — откажитесь от задания. Еще не поздно, никто вас не осудит.

Мария подошла к окну, раздвинула шторы.

— Посмотрите, товарищ полковник, какое синее небо! Как васильки в поле. Такое синее только на Украине…

Был поздний вечер. В синеву врезались вершины кленов, окруживших особняк.

— Это моя Украина. А с моей Украине нет места палачам. Не считайте меня ни фанатичкей, ни сентиментальной девицей. Просто я хорошо усвоила: счастье народа добывается в борьбе. За него надо еражаться против всякой нечисти. И если ради этого надо погибнуть…

Полковник нахмурился.

— Знаете, в чем особенность нашей работы? — спросил он.

Мария помедлила с ответом. Не скажешь ведь, что диапазон этих «особенностей» очень широк: встреча с врагом лицом к лицу, ожидание выстрела в любую минуту, сотни неожиданностей, подстерегающих чекиста.

— Да, да, — будто угадал ее мысли полковник. — Все это может быть: и выстрел, и бандитский нож, и западня. Но я считаю главным даже не это, а другое — то, что мы не имеем право на ошибку и поражение. Возьмите инженера: ошибся — сломался станок, дорого стоит ремонт, но дело поправимое. А если ошибетесь вы? Погибнете сами, зверь уйдет из капкана, причинит много вреда…

— Я знаю, — тихо сказала Мария.

Полковник кивнул. Конечно же, эта дивчина знает то, о чем он говорит. Выполнила ведь трудное задание, действовала смело, решительно. У нее есть особая хватка, присущая только тем людям, которые очень преданы своему делу. Бывший секретарь райкома комсомола Мария Шевчук стала отличной чекисткой. Дивчина горячая, не сидится ей без дела, сама напросилась на задание. Впрочем, время такое, не до отдыха. Все еще бродят по лесам остатки националистических банд, ушли в подполье бандитские главари. Бандеровцы любыми путями пытаются оттянуть свою гибель.

— Вы были в банде, скажите, какое впечатление сложилось у вас от тех, кто в нее входил?

— Разные там люди. О главарях я не говорю, этих еще гитлеровцы школили, на Советскую власть натравливали. Руки у них в крови по локоть, на совести много преступлений против нашего народа. Вот почему они видят для себя только два пути: или продолжение террористической борьбы, или бегство на Запад. О том, чтобы скрыться у американцев, мечтают. У некоторых идеалов столько же, сколько у приблудной кошки, — кто мясо протянет, к тому и ластятся. Сложнее с рядовыми. Здесь есть и уголовники, и бывшие полицейские, и гестаповские провокаторы из концлагерей. Но есть и такие, которых завлекли в банды обманом, шантажом, угрозами, кто когда-то поддался националистическому угару. Вы знаете, что такое «атентат»? — спросила вдруг Мария.

— Представляю…

— Приводят в банду сельского хлопца. Объявляют «мобилизованным», ставят перед бандитским строем, дают автомат. А против него выводят схваченного активиста, бедняка, а то и просто случайно попавшего в бандитские лапы человека. «Стреляй! — приказывают новичку. — Убей его! Не хочешь? Становись на его место!» Я знаю случаи, когда хлопцы предпочитали умереть сами. Но другие не выдерживали, стреляли — и падал пленник, прошитый пулями, а парни бандитами становились: совершил преступление, нет больше пути назад. «Атентат» — это кровавые крестины в бандитскую веру. Я больше всего боялась, что мне тоже придется пройти через это. Что бы делала? Стрелять в своего? Пришлось бы выпускать диск по бандитскому строю, гибнуть самой и проваливать задание.

— Вы были на особом положении — сами приказывали.

— Да, и потому должна была быть злее, кровожаднее других.

— Согласитесь, что безвыходных ситуаций не бывает. Утверждаю это на основе собственного опыта.

Полковник был в штатском костюме, сидевшем на нем привычно и свободно. Костюм сшит по моде года — темная, разлинеенная серой полоской ткань, широкие, расклешенные брюки, прямые, высокие плечи. Начальник управления начинал работу разведчика-чекиста в войну — прошел по тылам фашистов не одну сотню километров. Возглавлял отряд «Соколы». Отряд «специализировался» на разгроме фашистских штабов. Рассказывают, что однажды полковник — тогда еще капитан, — отбиваясь от фашистов в захваченном дерзким налетом городке, вызвал себе на подмогу… роту карателей. «Соколы» не успели вовремя уйти — их окружили фашисты. Готовясь к отражению очередной атаки, капитан случайно сдвинул трубку телефонного аппарата. Телефон, на удивление, работал. Тогда он заставил пленного немецкого офицера сообщить своему командованию, что якобы в городке немцы, а партизаны наступают со всех сторон. Каратели с ходу ударили в тыл своим. Отряд прорвался в леса. Таких случаев в богатой практике полковника было немало, и он с полным правом мог ссылаться на собственный опыт. Он остался доволен ответом Марии.

— Радует, что вы в связи со своей последней операцией не озлобились против всех и вся, можете отличать убежденных врагов от парней, случайно запутавшихся в националистических сетях. Я не отношусь к числу людей, которые недооценивают силы антинародного подполья, его коварство, жестокость. Это злобный и изворотливый враг. Но его не стоит и переоценивать. Особенно сейчас, когда все население безоговорочно поддерживает Советскую власть, помогает нам в борьбе с бандеровским охвостьем. Крестьяне даже под страхом смерти отказываются давать бандитам продовольствие, сообщают нам о схронах, выявляют бандитских пособников. Помните Остапа Блакытного?

— Конечно!

— Суд счел возможным ограничиться условным наказанием. Остапу советовали временно уехать из Зеленого Гая — его бывшие «дружки» могли запросто всадить ему нож в спину. Но он не согласился? Вскоре на него было действительно совершено покушение. Однако мы своевременно узнали об этом и смогли предотвратить убийство. Работает сейчас человек и, наверное, как кошмарный сон вспоминает о своем пребывании в банде. Таким, как Остап, — а их немало — надо помогать выбраться из трясины бандеровщины. И в то же время было бы непростительной ошибкой лично для вас забыть об опасности, морально расслабиться. Вы пойдете в самое логово, к тем, кто направляет террор и убийства. Это все люди опытные…

Полковник усмехнулся.

— Читал я недавно одну книжку о нашем разведчике, работавшем в абвере. Автор изобразил фашистских контрразведчиков кругленькими такими идиотами и дураками, которых ничего не стоит обвести вокруг пальца. На это не надейтесь — вам дураки не попадутся.

Начальник управления нажал пуговку звонка.

— Принесите дело Дубровника, — приказал офицеру.

Через несколько минут тот внес распухшую от бумаг серую папку.

— Вот один из тех, с кем вам, возможно, придется иметь дело. Смотрите: Орест, он же Ластивка, он же Байда, он же Дубровник, и прочая, и прочая, бандитских титулов хоть отбавляй. Подлинное имя — Владимир Шмыгельский. Думаете, он за идеи воюет? Как бы не так — за хутор своего отца. Школили его националисты по всем правилам: вступил в юношеское националистическое военно-спортивное общество, в военную организацию националистов «Січ», перебрался оттуда в фашистско-националистический «Украинский легион», при гитлеровцах служил во «вспомогательной полиции», обучался в специальной школе в Австрии, снова служил в полиции, совершенствовал «мастерство» еще в одной школе под Берлином…

— Что и говорить — золотой фонд националистов, — пошутила Мария.

— Это еще не все. Добавьте чин сотника, разбой на территории Польской Народной Республики, злодеяния в наших западных областях. Сейчас это один из особо доверенных курьеров центрального провода. С таким обер-бандитом меряться силами — дело нелегкое.

Полковник захлопнул папку.

— Поступили сведения, что Шмыгельский готовится побывать на «землях». Думаю, что это как-то связано с уничтожением банд в зоне Зеленого Гая. Может, его посылают штопать дыры? Ведь практическй антинародное подполье разгромлено. Вот и заметались закордонные «вожди»… А сейчас о другом. Есть у вас какие-либо личные просьбы?

— Нет.

— Медики утверждают, что у вас со здоровьем в порядке. Говорят, железное самообладание. Но железо — металл, его можно разрубить, разорвать, расплавить. Значит, вам надо быть крепче металла. Не обижаетесь, что не разрешили повидаться с родными?

— Раз нельзя, значит нельзя, товарищ полковник. Не маленькая, понимаю.

Полковник промерял кабинет широким шагом.

— Мы будем знать вас как Веселку. Еще раз уточните способы связи. Условное наименование операции — «Удар мечом». Откуда такое название? На нашей эмблеме — щит и меч. Чекистам не впервые отражать удары врага, щитом прикрывать завоевания народа. И в жестоких схватках иногда требуется нанести удар мечом. Задание ясно?

— Так точно!

— Приступайте к выполнению.

Когда Мария вышла из особняка, город уже давно спал. На пустынных улицах врезалась в темноту редкая цепочка фонарей. Было очень тихо. Но тишина не всегда бывает мирной.