Глава 15
Прошлой ночью я снова не мог уснуть и потому поднялся с кровати в четыре часа утра. Посижу за компьютером, подумал я. Раскопаю новую информацию, которая позволит мне больше понять и, возможно, принять правильное решение.
Детектив Нельсен была со мной честна, она рассказала о десяти женщинах, которых недавно похитили и убили, подтвердив то, что я уже знал из газет. Я два раза проверял некоторые факты, о которых она сообщила, все оказалось чистой правдой.
Спустя сорок пять минут, прочитав еще одну статью, на этот раз о семье, которая пережила ужасное известие о том, что убийца следовал за их дочерью от ее работы до дома, где и убил ее, я вспомнил о том, что задумал сделать еще вчера, до того, как у меня отняли целый день, продержав в полицейском участке.
Офис Дженни. Бесконечные пробки – привычное дело для этого района, и путешествие заняло у меня больше получаса. Я объехал здание, спустился на нижний уровень, где располагалась парковка, и поставил машину на одном из свободных мест, предназначенных для посетителей. И вот я готовлю себя к дальнейшим решительным действиям и пытаюсь сохранить присутствие духа.
Я знаю, что Дженни занимает должность секретаря у адвоката Дейва Брайанта. Он – юрисконсульт в юридической фирме «Браунз солиситорз».
Я в последний раз бросаю взгляд в зеркало, собираясь с духом. Результатом моих сегодняшних действий непременно должно стать что-нибудь хорошее. Я должен сдвинуться с мертвой точки. Да, детектив Нельсен тоже занимается делом Дженни, но не вижу причин, по которым не могу ей помочь. Я не могу просто сидеть дома и ничего не делать.
Я выхожу из машины, обхожу здание и оказываюсь на главной дороге, которая приводит меня к входу. Чтобы войти, я должен преодолеть десять ступенек. Я нажимаю на звонок и слышу щелчок открываемого замка.
Я вхожу, надеясь, что мой приезд станет началом появления ответов на вопросы. Я оказываюсь в просторной приемной, слева виднеется лестница. Секретарь сидит лицом к двери за длинной конторкой, растянувшейся от стены к стене. У нее за спиной виднеется несколько полок, набитых папками. Другая девушка сидит за компьютером у стены справа.
Я направляюсь к столу секретарши.
– Я могу вам помочь? – спрашивает она, когда я замираю на месте. На ней элегантный темно-синий костюм и белоснежная блузка, а темные волосы собраны в пучок.
– Да. Мне не назначено, но я непременно должен поговорить с Дейвом Брайантом по очень важному вопросу. Это возможно?
– С Дейвом Брайантом?
– Да.
– А кто он?
– Это один из ваших юрисконсультов.
Она на мгновение умолкает и удивленно вскидывает брови. На ее лбу появляются морщины.
И в этот момент я понимаю, что она скажет, даже не услышав ее слов.
– Извините, но здесь не работает такой человек.
Все повторяется снова. Этого просто не может быть.
– Должно быть, это какая-то ошибка. – И хотя за последние два дня я уже привык к неожиданностям, это оказывается уже слишком. – Может, Дэвид? Возможно, его зовут Дэвид Брайант?
– Нет, боюсь, что нет.
– В самом деле…
– Послушайте, сэр, здесь всего шесть юрисконсультов, и я их всех знаю. Я работаю здесь уже одиннадцать лет.
Все начинается сначала.
– Извините, но здесь должен быть человек, который сумеет мне помочь. Я ищу вашего коллегу. Мою девушку. Она пропала. Мне необходимо поговорить с кем-нибудь, кто с ней работает. Того, кто сумеет мне помочь. – Возможно, я неправильно запомнил имя этого Дейва Брайанта. – Может, не Дейв Брайант, а кто-нибудь еще.
– А как зовут вашу девушку?
– Дженни Майклз, – говорю я.
Она качает головой.
Нет. Нет, нет!
Я с трудом перевожу дух и говорю:
– Я ищу Дженни Майклз. Она работает здесь секретарем у юриста. Она пропала, и мне нужна ваша помощь.
– Но здесь не работает никто по имени Дженни Майклз.
Я начинаю медленно пятиться. «Сначала Воны. Теперь Брайант. Этого просто не может быть». Я понимаю, что уперся в дверь, лишь ударившись о нее ногами.
Я слышу голос секретарши: «С вами все в порядке?», но не отвечаю ей. Развернувшись, распахиваю дверь и выбегаю на улицу. Морозный воздух пронзает мои легкие. Я хватаюсь рукой за грудь, пытаясь дышать медленно, и с трудом держусь на ногах, стоя на вершине лестницы.
Я много раз забирал Дженни из ее дома. Но, оказывается, она там не живет. Отсюда я тоже ее забирал. Но она здесь не работает. Почему она лгала мне? Ведь получается, что она действительно лгала. Я ничего не перепутал и хорошо помню все, что она говорила.
Теперь в моей голове крутится лишь одна мысль: кто же такая Дженни на самом деле?
Знаю ли я ее?
Я более часа ездил по Сент-Элбанс. После посещения офиса Дженни в моей голове образовалась пустота. Я не представлял, что теперь делать, но знал лишь одно: Дженни лгала мне. По какой-то причине, с какой-то непонятной мне целью она заставляла меня забирать ее из двух мест, к которым она не имела ни малейшего отношения. Или же ее связь с этими местами мне пока еще была неведома.
Никогда в жизни я не был в подобном замешательстве. Я был готов отдать все, даже свою жизнь, ради Дженни, а она обманула меня. Но, несмотря на ложь, я не желаю признавать, что ее любовь тоже была притворной. Это невозможно. Она действительно меня любила, невозможно изобразить такую искренность. Значит, если она лгала мне, у нее были на то причины, и именно это я и должен выяснить. Сейчас пока еще рано задавать вопрос, почему она так поступила.
Через час бесцельного кружения по улицам я понимаю, что у меня осталась лишь одна возможность, благодаря которой я и оказался здесь. В своей машине. Прямо передо мной дом Дженни. Для меня это по-прежнему дом Дженни, и таким он навсегда останется, не важно, сколько еще полицейских сообщат, что она там не живет, и сколько еще Вонов появится. Этот дом останется домом Дженни до тех пор, пока она сама меня в этом не разубедит.
Уже десять тридцать, но я пока не замечаю признаков жизни в доме. Мне удалось унять прерывистое дыхание, хотя изнутри меня бьет дрожь. Если она там, если, как я теперь начинаю подозревать, Воны всего лишь часть искусной мистификации, гнусного замысла, направленного против меня и Дженни, я непременно это выясню. Они не увидят меня, я буду держаться на расстоянии.
Вскоре после одиннадцати мистер и миссис Вон вышли из дома Дженни. Они были похожи на самозванцев, людей, которые не имели к этому месту никакого отношения и совершили что-то нехорошее. Они, постоянно оглядываясь, словно боялись, что их выследят, обогнули дом с левой стороны, где была припаркована их машина. Я снова обратил внимание, как сильно они отличались друг от друга, словно две полные противоположности: он – высокий, тощий и моложавый, она – приземистая, толстая и изрядно потрепанная жизнью. У него волосы аккуратно подстрижены, а у нее – ниспадают на плечи густыми космами. Правда, у обоих волосы были черными.
Супруги уселись в серый автомобиль «Воксхолл-Астра-2000», и я увидел облачко серого дыма, заструившееся из выхлопной трубы, когда мистер Вон завел мотор. Они выехали на дорогу. Я подождал несколько секунд, прежде чем завел свою машину и последовал за ними, предусмотрительно держась на расстоянии. На самом деле я так сильно отстал, что, когда на моем пути должен был вот-вот загореться красный сигнал светофора, почти потерял их из виду, но в последний момент надавил на педаль газа и прошмыгнул вперед прежде, чем сменились цвета.
Через считаные минуты мы оказались в центре города. Мистер Вон, сидевший за рулем, вклинивается в свободное пространство на центральной улице и с легкостью припарковывает машину. Проезжаю мимо и втискиваюсь на свободное место немного впереди них, не переставая наблюдать за их машиной в зеркало заднего вида. Из машины выходит один мистер Вон. Он заходит в Ллойдс-банк. Ее я не вижу, она скрыта от меня затемненным ветровым стеклом машины, но представляю, как она сидит на пассажирском сиденье, держа в руках помаду, и смотрится в зеркальце. Она так не похожа на Дженни. Женщины, вроде нее, всегда ревниво относятся к таким, как Дженни. Я сравниваю их и ощущаю, как оцепенение, охватывавшее меня последние два дня, наваливается с новой силой. Но я не позволю ему взять надо мной верх.
Я едва не выпускаю из виду мистера Вона, который быстро выходит из банка. Он запрыгивает обратно в свою «астру» и с прежней легкостью выезжает на дорогу. Я пропускаю пару машин, а затем решаюсь выехать и узнать, куда же теперь мы направимся.
Мы выезжаем из центра и попадаем на шоссе с двусторонним движением. Дорога идет под уклон, поэтому он предусмотрительно старается не разгоняться, и мне легко держаться от него на разумном расстоянии и не терять из виду. Проезжая мимо скоростного радара, он старается ехать со скоростью не более сорока миль в час, слегка притормаживая, а затем устремляется прямо через кольцевое пересечение дорог. Мы проезжаем еще одну милю и выезжаем на новую кольцевую развязку. А затем еще на одну.
Автострада М1, южное направление.
Я был здесь всего два дня назад.
Я понимаю, что моя связь с Вонами возникла именно благодаря этой самой дороге.
Вон увеличивает скорость до семидесяти миль в час, и мы направляемся на юг. Трава по обе стороны дороги. Слева в отдалении видны коровы, пасущиеся на полях, а справа – линии железнодорожных путей. Мост за мостом, пешеходные переходы и транспортные туннели. Линия за линией, дорожная разметка, от которой рябит в глазах, если долго смотреть на нее; эти линии разделяют движущийся транспорт, которого сегодня мало.
Солнце скрыто за облаками, довольно пасмурно, совсем не так, как в тот день, когда мы проезжали здесь с Дженни. Я поворачиваю голову налево, смотрю сквозь пустое пространство на то место, где она сидела. Сегодня крыша кабриолета поднята, и в салоне не гуляет ветер, развевающий ее волосы и придающий ей сходство с кинозвездой. Здесь лишь я и окружающая меня тишина.
Но не проходит и пятнадцати минут, как я нарушаю эту тишину громким вздохом. Мой рот расширяется. Я не произношу ни слова, с моих губ не срывается ни одного внятного слова, я просто не в состоянии это сделать. Такое ощущение, что я задыхаюсь и отчаянно ловлю ртом воздух. Я изо всех сил вцепляюсь в руль, в ужасе представляя, что если вдруг отпущу его, то непременно вылечу с дороги.
Вон включает левый поворотник, когда мы проезжаем первый из трех выставленных в обратном порядке знаков. Эти знаки предупреждают путешественников, что они подъезжают к крупному гипермаркету. Мои руки по-прежнему сжимают руль, так сильно, что вот-вот могут прорвать чехол.
Не задумываясь, я машинально включаю поворотник. Проходит десять секунд, но мне кажется, что прошло не менее десяти минут, и я устремляюсь на тот самый въезд к гипермаркету. Неожиданно все начинает происходить, как в замедленной съемке. Я поворачиваю, следуя указателям. Въезжаю на узкую дорожку с односторонним движением, потеряв из виду «астру». Я почти полностью сбавляю скорость, машина начинает дрожать. Водитель, который едет за мной, сигналит фарами, но я не реагирую. Через некоторое время он обгоняет меня и с явным неудовольствием нажимает на клаксон. Моя машина останавливается, мотор глохнет, и, очнувшись, я обнаруживаю, что нахожусь на подъездной дороге, ведущей к гипермаркету. Слева от меня отель, а справа виднеется крыша здания, в котором расположен лондонский «Гейтуэй».
Я не знаю, что делать. Мой разум не дает никаких подсказок при мысли о том, что надо снова туда вернуться, меня бьет дрожь. А также при мысли о том, кто меня сюда привел.
Воны.
Теперь я не сомневаюсь в том, что здесь что-то нечисто, происходит то, чего я не в состоянии понять, то, чему полиция ни за что не поверит. И Воны, несомненно, в этом замешаны. Это они похитили Дженни и куда-то ее увезли.
И они знают, что я здесь.
И неожиданно в пустоте, охватившей меня плотным коконом, снова возникают чувства, и я ощущаю прежнюю решимость. Это мой шанс. Я должен действовать. Перевожу машину на нейтральную скорость, снова завожу ее и нажимаю на педаль газа. Машина дергается, начинает двигаться вперед, и я сворачиваю на парковку. Я вижу машину Вонов, припаркованную на стоянке для инвалидов у дорожки, которая ведет к входу в здание. Я по-прежнему держусь на расстоянии, хотя интуиция подсказывает мне ворваться внутрь, наброситься на них с кулаками и заставить рассказать, что они сделали с Дженни.
Я паркуюсь справа от входа, вылезаю из машины, запираю дверцу и крадучись направляюсь в сторону здания. Мои ноги сами собой останавливаются, когда я дохожу до того места, где припарковал машину в тот день, когда Дженни была со мной. Рядом стоит «вольво», ее хозяев нигде не видно. Я заглядываю внутрь через заднее стекло, и неожиданно на переднем сиденье возникает фигура, и на мгновение перед моим взглядом возникают сияющие, струящиеся локоны волос Дженни. Она опускает защитный козырек и смотрит на себя в зеркало. Я смотрю на нее, кажется, целую вечность. И даже улыбаюсь ей. Она и сама чувствует, судя по всему, мое присутствие и смотрит в зеркало. Замечает меня и улыбается. Я протягиваю руку, чтобы коснуться багажника, и на долю секунды ощущаю, что она снова рядом со мной.
Неожиданно рядом раздается детский смех, я выхожу из оцепенения, и Дженни исчезает так же стремительно, как появилась. Я осознаю, где нахожусь и что должен делать.
Возвращаюсь обратно тем же путем, что и два дня назад, когда еще был счастлив. Дойдя до стеклянных дверей, я оборачиваюсь. Дженни вернулась, я снова вижу ее в «вольво». Поднимаю руку и машу ей. Она смеется и машет мне в ответ. Я все еще машу, а она снова исчезает, став лишь мечтой, сладким напоминанием о моем прошлом. Моя рука замирает в воздухе, улыбка гаснет.
Дженни исчезла. Поэтому я здесь.
А ответы на мои вопросы скрываются внутри.
Захожу внутрь и сразу же замечаю миссис Вон. Она стоит около платных телефонов-автоматов в дальнем конце вестибюля и оживленно с кем-то разговаривает. Я оглядываюсь по сторонам: вот магазин, кофейный ларек, закусочная. Мистера Вона нигде не видно, и это означает, что он может быть лишь в одном месте.
Туалеты.
Что, черт подери, они здесь делают?
Я торопливо направляюсь к туалетам. Войдя внутрь и повернув за угол, оказываюсь около писсуаров, вмонтированных в стену. Справа расположена стена, выполняющая роль перегородки. За ней находятся кабинки туалетов. Мистера Вона нет около писсуаров, и я иду направо и медленно обхожу каждую кабинку. Все они закрыты, красный знак на каждой двери означает, что кабинка занята. Я останавливаюсь в дальнем конце туалета и прислоняюсь к выложенной кафелем стене. Для других посетителей я выгляжу, как человек, дожидающийся, когда освободится одна из кабинок. Однако я знаю, что все совсем не так: я жду, я готовлюсь. И намерен проявить недюжинное терпение.
Когда он выйдет, я встречусь с ним лицом к лицу. И если он откажется помогать мне и поведет себя агрессивно, затолкну его обратно в кабинку и буду бить, пока он не заговорит, нет, я просто убью его, если он не расскажет мне все, что я должен узнать. И плевать на всех этих людей, которые заходят сюда. Сейчас мне кажется, что здесь есть только он и я.
В ближайшей кабинке раздается шум воды, и я готовлюсь к нападению. Дверь распахивается. Из кабинки выходит незнакомый мужчина. Седые волосы, серый костюм. Это не Вон.
В туалете стоит зловоние, но я все-таки захожу внутрь освободившейся кабинки. Запершись изнутри, опускаюсь на колени и принимаюсь заглядывать под перегородку, чтобы выяснить, нет ли Вона в соседней кабинке. Я не могу низко опустить голову, так как пол залит мочой. Тогда я поднимаюсь и залезаю на унитаз. Держась за перегородки, наклоняюсь вправо. Я заглядываю в кабинку и вижу молодого парня, сидящего на унитазе. Поспешно отодвинувшись, я заглядываю в левую кабинку. В этот момент из кабинки, расположенной чуть дальше по левой стороне, раздается шум воды, а затем дверь распахивается. Раздается звук удаляющихся шагов. Я поспешно спускаюсь с унитаза и открываю дверь своей кабинки.
И в этот миг я вижу Вона. Он стоит около раковин, которые находятся за кабинками, с левой стороны. Он моет руки и разглядывает себя в зеркале. Он шевелит губами, ощеривается, демонстрируя зубы. Закончив мыть руки, он принимается что-то выковыривать из зубов пальцами правой руки.
На противоположной стене, в нескольких шагах от меня, висят сушилки для рук. Он подходит к одной из них и принимается сушить руки. Он стоит спиной ко мне. Я медленно двигаюсь к нему. Теперь я понимаю, что мне представляется отличный шанс. Достаточно схватить его сзади за волосы. А затем я могу ткнуть его лицом в стену. Одно резкое и молниеносное движение, и он потеряет сознание. Я так близко, что спокойно могу это сделать. Я хочу это сделать. Хочу заставить его страдать, как возможно, сейчас страдает Дженни, как страдаю я. Для этого не понадобится много сил. А затем я встречусь с миссис Вон. Я смогу расколоть ее и выведать правду. Она выглядит слабой. И все расскажет мне, в этом я не сомневаюсь.
Но так же внезапно, как мысль о нападении на Вонов пришла мне в голову, я теряю представившийся шанс: мистер Вон выходит из туалета.
Расстроенный тем, что упустил удачу, я следую за ним. Выйдя из туалета, вижу, что они стоят в очереди к кофейному ларьку. Похоже, их обслуживает тот же бариста, который обслуживал и меня два дня назад. Догадываясь, что ждать придется долго, захожу в магазин и останавливаюсь около стенда с газетами. В этот момент какой-то мужчина пытается протиснуться мимо, чтобы дотянуться до полки, где лежат упаковки с конфетами, но налетает на меня, и я теряю равновесие. Он бормочет извинение, сопровождая его замечанием, что мне следует смотреть, куда я встаю.
Я бросаю взгляд на газеты. В каждой из них на первой полосе сообщения о произошедших трагедиях или о трагедиях, которые вот-вот произойдут. Исчезновения, убийства, войны, разбойные нападения, коррупция. Я не могу понять, почему об исчезновении Дженни не пишут на первых полосах всех английских газет, и никогда не возьму в толк, почему истории о сексуальной жизни знаменитостей занимают в этих газетах гораздо больше места, чем все остальное.
Я беру со стенда две ближайшие ко мне газеты. Судя по всему, в них есть статьи, которые могут привлечь мое внимание. Если полиция не найдет Дженни, если все взвалит на плечи детектива Нельсен, которая, конечно, будет стараться изо всех сил, но этого окажется явно недостаточно, в таком случае я сам разыщу Дженни, и, возможно, информация из этих газет поможет мне. Я не пропущу ни одной детали, ни одной мысли, я все досконально изучу и смогу найти способ добраться до Дженни.
Заплатив за покупки и сложив их в пакет, я вышел из магазина и с удивлением обнаружил, что Воны собрались уезжать. Сегодня бариста оказался намного проворнее. Я по-прежнему следую за ними на расстоянии, выхожу из здания и наблюдаю от входа. Они садятся в свою «астру» и отъезжают. Как только они выруливают с парковки, я сломя голову несусь к своей машине, по дороге замечая то место, где поставил стаканчики с кофе, обнаружив исчезновение Дженни, пробегаю место, где она сидела, и запрыгиваю в машину. Газеты, которые я купил, рассыпаются на полу рядом с пассажирским сиденьем. Повернув ключ зажигания, я завожу мотор, до упора нажимаю на педаль газа, твердо намереваясь не выпускать Вонов из виду.
Через пару минут я снова оказываюсь на автостраде М1, направляясь на юг, и в пятидесяти ярдах от себя снова вижу знакомую «астру». И снова еду следом на некотором расстоянии.
* * *
– Мне нужен Дейв Брайант, – обратилась Нельсен к секретарю. – И служащая по имени Дженни Майклз.
В глазах секретарши тут же появляется оживленный блеск, о скучной работе забыто.
– За сегодняшний день вы второй человек, который называет мне эти имена.
– В самом деле? – Нельсен прислоняется к конторке.
– Эти люди здесь не работают. И никогда не работали. По крайней мере, те последние одиннадцать лет, что я здесь. То же самое я сказала и мужчине, который приходил сегодня утром.
– Мужчине? – Она на мгновение задумалась. – Случайно, не темноволосому мужчине среднего телосложения, ростом около ста восьмидесяти пяти сантиметров?
– Именно.
– Черт подери, Джон, – пробормотала Нельсен себе под нос, недовольная тем, что не прошло и нескольких часов, как Джон Симмонс нарушил ее просьбу оставаться дома.
– А что происходит?
– Я расследую исчезновение молодой женщины. И как этот мужчина вел себя сегодня утром?
– Если честно, мы почти не разговаривали. Он спросил Дейва Брайанта, а затем девушку, как ее имя?..
– Дженни Майклз.
– Точно, Дженни Майклз. Сначала Дейв Брайант, потом Дженни Майклз, затем он будто бы впал в какое-то оцепенение, умолк, а потом быстро ушел. Это все.
– А до сегодняшнего дня вы никогда не видели этого мужчину? Он раньше сюда не приходил?
– Нет, никогда.
Нельсен вытащила из кармана визитку и вручила секретарше.
– Вот моя карточка. Если он вернется, немедленно позвоните мне. Как вас зовут?
– Аманда Фишер.
– У вас есть номер телефона? Лучше всего мобильный.
Аманда Фишер продиктовала Нельсен свой номер. Та записала его и убрала блокнот в задний карман джинсов.
– Знаете, – сказала Аманда, когда Нельсен уже собралась уходить, – прежде чем выйти отсюда, он пробормотал еще кое-что. Он назвал имя Дейва Брайанта и еще какое-то имя, похожее на китайское. Но я не могу его вспомнить.
– Вон?
– Да, точно.
Нельсен кивнула, поблагодарив Аманду Фишер, и вышла.
Опять Вон. Существует Дженни Майклз на самом деле или нет, исчезла она или нет, Джон Симмонс явно верит в то, что говорит, подумала Нельсен.
Возможно, настало время съездить на Сандерс-Роуд.
Я раздражен и вконец вымотан. Сегодняшний день похож на одно сплошное длительное путешествие за покупками. Три часа подряд я просидел в торговом центре Брент-Кросс. Целых три часа, пока Воны выбирали пару книг в WH Smith, а затем, развалившись на кожаном диване в кафе, пили кофе. Три часа подряд пили чашку за чашкой, поглощали пирожные, пока я дожидался, когда они оторвут свои задницы от дивана и выйдут из кафе.
Единственной неожиданностью стало, когда посреди разговора Вон вдруг повернулся к жене и набросился на нее, ругая по какой-то неизвестной мне причине; я находился слишком далеко от них и не мог расслышать, о чем они говорили. Но он быстро умолк.
После мы отправились дальше, и это путешествие закончилось продолжавшейся около часа прогулкой по Оксфорд-стрит, затем по Риджент-стрит. Разглядыванием множества витрин, но в общем-то обошлось почти без покупок.
Последние полтора часа я провел, сидя на скамейке на Лестер-сквер и наблюдая за входом в итальянский ресторан, в ожидании, когда они появятся. Сегодня холодно, а мое пальто совсем не предназначено для того, чтобы в такую погоду долго сидеть на одном месте.
Мимо проходили толпы людей. Это напомнило мне тот вечер, когда я один оказался около театра «Фортуна»: парочки прогуливаются под руку, некоторые просто идут рядом, кто-то – на большом расстоянии друг от друга; одиночки, люди, выгуливающие собак, люди, торопливо бегущие куда-то или неторопливо потягивающие кофе на ходу; люди, судя по всему туристы, которые выглядят потерянными и смущенными. Жизнь бьет ключом рядом со мной, но единственный человек, которого я хочу видеть, которого хочу обнимать, чья жизнь так дорога мне, ускользает от меня.
Дженни.
Думая о ней, я то и дело впадаю в оцепенение. Прошло три дня, и ни слова, ни знака. Три самых ужасных дня в моей жизни. Три дня, наполненные самыми мучительными переживаниями, которые мне когда-либо доводилось терпеть.
Я ревную к жизни, бурлящей вокруг. Я завидую всем этим людям. На самом деле я даже ненавижу их за то, что они имеют то, чего я так страстно желаю.
Это то, что у меня когда-то было.
Двери ресторана распахиваются, и я вижу, как наконец появляется мистер Вон в сопровождении жены. Они на мгновение останавливаются, и он натягивает пальто. Затем они направляются прочь от здания, мистер Вон идет впереди, и проходят справа от меня, огибая сквер. Я вскакиваю и наблюдаю, как они поворачивают и проходят мимо ночного клуба и кинотеатра, а затем снова мимо кинотеатра и ночного клуба.
Я ухожу из сквера и следую за ними на Чаринг-Кросс-Роуд. Они перебегают дорогу, когда загорается красный сигнал светофора. Теперь я оказываюсь совсем рядом с ними и рискую попасть в поле их зрения. Мне остается надеяться лишь на то, что плотная толпа, запрудившая улицу, поможет мне остаться незамеченным.
Через несколько минут мы подходим к Лонг-Акр, и я вдруг замираю на месте, с тоской глядя туда, где мы когда-то познакомились с Дженни. Это именно здесь я едва не сбил ее с ног.
Но я должен идти дальше. Должен. И я с неохотой направляюсь вперед. Мы выходим на Ковент-Гарден. Воны останавливаются, таращась на витрину обувного магазина. Я держусь далеко позади, притаившись у входа на станцию метро. Они идут дальше, направляясь к рынку. Я ускоряю шаг, стараясь не отстать и не потерять их в толпе, которая с каждым часом становится все более многолюдной. Я протискиваюсь мимо парочки, которая держит карту, и слышу слова на иностранном языке, которые, судя по всему, означают ругательства.
Я потерял Вонов из виду. Мои движения становятся резкими. Я торопливо вбегаю в крытый рынок и смотрю на дорожку слева от меня. Здесь их не видно, и я перевожу взгляд направо. И здесь их тоже нет. Ускоряю шаг, повсюду натыкаясь на людей. На рынке так шумно. У меня начинает звенеть в ушах от обилия звуков, и я не могу сосредоточиться. Где-то дети плачут, где-то смеются; уличные актеры зазывают народ на представление, стремясь создать свою толпу, а те, кому уже удалось найти зрителей, заставляют их смеяться, вздыхать, вздрагивать, в то время как уличные музыканты играют на гитарах и скрипках. Все это уже чересчур. У меня кружится голова, я протягиваю руку и хватаюсь за стену. Моя рука касается плеча женщины средних лет. Она подпрыгивает и испуганно взвизгивает. Я тут же отдергиваю руку. У меня так сильно кружится голова, что я не замечаю ребенка, который идет прямо передо мой. Я наступаю ему на пятки, сбиваю с ног, и мы оба падаем на землю. Меня со всех сторон толкают чужие ноги. Люди пытаются обходить меня, но их слишком много. Я не обращаю внимания на мальчика, который лежит на земле рядом со мной. Я даже не знаю, больно ли ему. Через несколько секунд кто-то толкает молодую женщину, и она, споткнувшись о меня, тоже приземляется рядом. Следом за ней падает совсем маленький ребенок.
Я кричу себе, что должен взять себя в руки. Я не могу позволить Вонам скрыться. Я должен найти их.
Мысль о Вонах придает мне сил, и я трудом поднимаюсь на ноги, помогаю встать маленькому ребенку и начинаю протискиваться сквозь толпу, образовавшуюся вокруг меня. Кое-кто из этих людей всего лишь прохожие, а кто-то – зеваки. Должно быть, я ужасно выгляжу. Мое тело стало липким от пота, и я чувствую, как капли пота капают с бровей и стекают по щекам. У меня щиплет глаза от пота. Я тру глаза и бреду к выходу, расположенному в дальнем конце, рядом со вторым и еще более крупным рынком. Здесь я останавливаюсь и смотрю по сторонам, а затем бегу к музею транспорта, вопреки всему, надеясь отыскать местонахождение Вонов.
И вот, наконец, я их вижу. Они пожирают глазами шоколад в витрине дорогущего магазина, так близко наклонившись к стеклу, что их носы почти его касаются. Я быстро иду в их сторону, вытирая пот со лба. Все в порядке. Теперь у меня все будет в порядке.
Когда я подхожу достаточно близко, они решают продолжить свой путь. Я смотрю вдаль. У меня замирает сердце. Я вздрагиваю, понимая, куда они направляются. Пот с новой силой начинает струиться по моему телу.
«Друри-Лейн». Нет, только не туда. Только не сейчас. Нет, они не могут, не могут так поступить. Откуда они знают?
Театр «Фортуна». Чертов театр «Фортуна». Я не могу пошевелиться и замираю на месте. Я слышу, как раздраженно ворчат люди, вынужденные обходить меня. Чувствую, как они наступают мне на пятки, но не двигаюсь с места.
Воны снова скрылись из вида, но я знаю, где они, куда отправились и зачем. Они пошли туда, чтобы окончательно вывести меня из равновесия. И им это удается, кажется, я начинаю терять рассудок. Дрожа с головы до ног, я чувствую, что опускаюсь на дно, в самое пекло ада.
Я опускаюсь на колени. По моей щеке быстро скатывается слеза, за ней другая. Беззвучные слезы. Мужчине не пристало так себя вести.
– С вами все в порядке? – раздается чей-то голос. Я поднимаю голову. Надо мной стоит работник парковки. – С вами все в порядке? – повторяет он.
– Нет. – Это все, что я могу ответить. – Нет.
Он хлопает меня по плечу.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спрашивает он.
Снова я говорю:
– Нет.
– Вы уверены.
Я встаю, глядя ему в глаза.
– Да, – отвечаю я, не задумываясь.
И в этот момент в моем мозгу молнией вспыхивают слова.
– Женщина в черном, – говорю я. – Женщина в черном!
Я бросаюсь прочь от него, перебегаю дорогу, не глядя по сторонам, слышу визг тормозов, когда машина едва не сбивает меня. И продолжаю еще стремительнее мчаться дальше. Еще несколько шагов, последний рывок.
И вот я останавливаюсь и поднимаю голову. Я смотрю вперед. Указатели говорят, что это правда, что я действительно оказался в нужном месте. Все начинается снова. Я вернулся в начало своего путешествия, путешествия в бездну, в чертову черную дыру. Театр «Фортуна». Женщина в черном.
Они внутри.
* * *
Инспектор Морган закинул ноги на стол. В одной руке он держал чашку с кофе, другой тер висок.
– Чертова головная боль, – пробормотал он.
Кейт Нельсен стояла за стулом, предназначенным для посетителей, переминаясь с ноги на ногу.
– Нет, – воскликнул он, – этого недостаточно. Надо мной насмехалось бы все управление, если бы я дал вам разрешение на это расследование, а я вовсе не готов снова выставить себя на посмешище. Черт! – Он уставился на свои брюки, куда выплеснулись капли горячего кофе.
– Я всего лишь хочу задать им несколько вопросов. Если Симмонс так убежден в своей правоте, возможно, стоит прислушаться к нему.
– Вы не хуже меня знаете, что часто люди вроде него оказываются чертовыми психами.
– В самом деле, сэр, мне кажется, нам надо повнимательнее к ним присмотреться.
– Тогда присмотритесь, – ответил он, промокая брюки салфеткой, которую вытащил из коробки, стоявшей на столе. – Но только сделайте это незаметно и постарайтесь никому не досаждать. Мне не нужны новые жалобы. Кроме того, как насчет номера этого мобильного? Вы получили расшифровки звонков?
– Пока еще жду. Сегодня днем они должны быть у меня.
– Это первое, что вам необходимо сейчас. Вы должны получить доказательства, что эта Майклз – чертова женщина, а не шимпанзе из Лондонского зоопарка. Постарайтесь раскопать как можно больше информации. Выясните, чем занимается этот Симмонс, и узнайте все, что возможно, о ней. У вас нет ни домашнего адреса, ни служебного ее адреса. Так вот и задайте себе вопрос: а существует ли она на самом деле, черт ее подери? – Он швырнул скомканную салфетку в мусорную корзину рядом со столом. – И принесите мне чертово обезболивающее, ясно вам?
В магазинчике на углу около театра я купил бутылку минеральной воды «Эвиан» и упаковку салфеток. Часть воды я вылил себе на лицо, вытер его насухо салфетками, высморкался, а остатки воды жадно выпил, чтобы утолить мучившую меня непереносимую жажду.
Теперь я возвращаюсь к театру и захожу внутрь. Я решил отыскать их и вызвать на разговор. Я буду стоять перед ними, как скала, до тех пор, пока они не объяснят, откуда узнали, что я слежу за ними, зачем поехали в лондонский «Гейтуэй» и откуда им известно про Женщину в черном. Возможно, они знают гораздо больше? Возможно, им известно, о чем я думал, когда ехал вместе с Дженни по автостраде М1? Неужели они знали о том, что я собирался сделать ей предложение? И хотя я сам понимаю, что все это звучит нелепо, меня теперь уже ничто не удивит.
Я вхожу в фойе. Интерьер, оформленный в ярко-красных тонах, резко контрастирует со скучным оформлением театра снаружи. Слева я вижу ступеньки, ведущие в партер. Я направляюсь прямо туда, еще не зная точно, что скажу Вонам, когда увижу их, но не сомневаюсь, что нападение – единственное правильное решение в этой ситуации.
Я уже собираюсь спуститься в партер, как вдруг слышу голос:
– Позволите взглянуть на ваш билет, сэр?
Я оборачиваюсь. Ко мне приближается билетер. Я пытаюсь заговорить, но слова застревают в горле, он застал меня врасплох.
– Ваш билет? – повторяет он.
– Мне, гм, надо купить билет.
– Касса вот здесь, – говорит он, указывая направо, и его тон явно свидетельствует о том, что мне не удастся воспользоваться старым как мир трюком и пройти без билета.
Я торопливо подхожу к билетной кассе. Купив билет в партер, я должен буду спуститься вниз, но внезапно меня осеняет, что у Вонов могут быть билеты в бельэтаж или на балкон. Я решаюсь рискнуть и покупаю лучшие билеты в партер, надеясь, что они будут сидеть именно там. Я расплачиваюсь кредитной картой, хватаю билет и сломя голову несусь вниз по лестнице. Третий звонок, прозвучавший в театре, предупреждает, что спектакль вот-вот начнется.
Надеясь, что они окажутся в баре, я резко поворачиваю направо, оказавшись у подножия лестницы. И в этот момент мои ноги словно прирастают к полу, и я замираю на месте, увидев столик, за которым я сидел три дня назад. И вот теперь я снова здесь оказался. Почему? Я ничего не могу понять.
– Прошу прощения, сэр. – У меня за спиной раздается голос, прерывая мои размышления.
Я поворачиваю голову. Бармен, тот самый бармен, который налил мне воды в тот раз, когда я оказался здесь последний раз. Протирает стакан полотенцем.
– Да, – говорю я, и мне кажется, что он припоминает меня. Возможно, он помнит о том, что произошло тогда со мной. Его губы шевелятся, но я не могу разобрать слов. Я просто киваю, его голос звучит, словно радиопомехи. Он вскидывает брови.
– Вы в порядке? – читаю я по его губам.
– Простите?
– Спектакль вот-вот начнется. Уже дали последний звонок. Вам лучше пойти в зал, если не хотите пропустить начало. Что-нибудь желаете?
Я не могу рассказать ему о Вонах, как бы мне ни хотелось.
– Нет, – говорю я. – У меня есть бутылка воды. – Мои слова напоминают невнятное бормотание, когда я пячусь и останавливаюсь перед входом в партер. Билетерша, симпатичная девушка лет восемнадцати, замечает, что я нерешительно топчусь у входа, и направляется ко мне.
– Можно взглянуть на ваш билет? – спрашивает она.
Я хлопаю себя по карманам в поисках билета и обнаруживаю его в заднем кармане брюк.
– Благодарю вас. Сюда, пожалуйста, – говорит она, и в этот момент свет начинает гаснуть. Она указывает мне дорогу. – Вот сюда. Третье место с краю.
Я киваю и благодарно улыбаюсь. Усаживаясь, я оглядываюсь по сторонам, пытаясь отыскать их. Здесь так много людей. На первый взгляд около двух сотен, не меньше. Пустых мест тоже немало, но они разбросаны по всему залу. Мне сразу понятно, что Воны определенно сидят не рядом со мной. Мое место находится в пятнадцатом ряду, и я вижу перед собой лишь затылки людей, сидящих впереди, лица разглядеть никак не удается. Людей, сидящих на балконе, я тоже не вижу, поэтому остается надеяться, что Воны все-таки устроились где-то в партере.
На сцене стоит мужчина. Он пытается читать вслух строки из книги.
Я снимаю пальто и, наклонившись, чтобы положить его на пол, пользуюсь моментом, чтобы окинуть взглядом ряд кресел, расположенных справа от меня. Вонов не видно. Слева от меня сидят только два человека. Но это не они.
Мужчина на сцене явно играет плохо, он изо всех сил пытается читать. В этот момент я смутно улавливаю чей-то голос, раздающийся из зала, который говорит мужчине на сцене, что он все делает неправильно. Я понимаю, что это за часть пьесы, и оборачиваюсь, чтобы воспользоваться моментом и оглядеть несколько задних рядов. Я еще долго вглядываюсь в темноту, как вдруг актер выбегает из зала на сцену и присоединяется к своему партнеру. Но Вонов мне так и не удается обнаружить. Остается лишь надеяться, что они сидят впереди или же мне удастся обнаружить их в конце спектакля, когда они станут спускаться из бельэтажа. А пока мне ничего другого не остается, как смотреть спектакль, которым мы собирались насладиться еще в субботу вместе с Дженни. Я должен сидеть здесь, борясь со страхом, эмоциями, которые мы должны были разделить вместе. И снова меня захлестывают горечь и чувство вины, когда я осознаю, что если бы Дженни была сейчас рядом со мной, то очень скоро я стал бы успокаивать ее и защищать от злых сил, которые вот-вот захватят сцену и театр. Это невероятное возбуждение, ощущение ужаса и восторга.
Если бы сегодня была суббота, оставалось бы два часа до того, как я сделал бы ей предложение. И жизнь выглядела бы безупречной.
Нельсен решила не особенно прислушиваться к словам Моргана. Она аккуратно надавит на Вонов, постарается воздействовать на них без неприятных последствий для себя и риска нарваться на жалобу начальству. Она будет вести себя почтительно и осторожно.
Сержант припарковала машину около дома Вонов. На улице, как и вчера, было немноголюдно. Она прошла по дорожке и остановилась около входа в дом, а затем позвонила в дверь.
Никто не ответил, и Нельсен снова нажала на звонок. По-прежнему никакого результата, и тогда она принялась стучать в дверь.
Нельсен подождала еще немного и, когда никто так и не откликнулся, вытащила из кармана свой мобильный. Она набрала номер полицейского участка. Разговаривая по телефону, подошла к боковым воротам. Прижалась лицом к деревянному забору, пытаясь разглядеть в крохотную щель, что находится с другой стороны. Она увидела аккуратный садик, навес около забора и ничего больше.
– Мне нужен номер, – сказала она в трубку и назвала адрес Вонов. – Соедините меня.
На линии послышались гудки. Она слышала их в своем мобильном, а из молчаливого дома до нее доносился телефонный звонок. Но никто не брал трубку. Связь оборвалась, когда никто так и не ответил.
Вонов не оказалось дома. Ей придется приехать сюда еще раз.
Прежде чем вернуться к машине, Нельсен коснулась ладонью верхней части ворот. Поверхность была жесткой и заостренной.
Спектакль оказывается намного страшнее, чем мне казалось. Я уже три раза подпрыгнул на месте, а это означает, что Дженни непременно захотела бы, чтобы я крепко ее обнял. Все происходило бы в точности как я планировал.
Начинается антракт, и я внимательно просматриваю каждый ряд в партере. И вот тогда замечаю их. Они сидят почти около самой сцены. Я дожидаюсь подходящего момента, чтобы приблизиться к ним, схватить их, делать хоть что-то, а не сидеть сложа руки. Но они не двигаются с места, а сидят на своих чертовых местах все пятнадцать минут, что идет антракт, и прежде чем я успеваю решить, что теперь делать, время стремительно пролетает, словно скорый поезд, свет в зале гаснет, и спектакль продолжается.
Нельсен сидела за столом, сжимая в руке телефонную трубку. Она заполучила список всех женщин по имени Дженни Майклз, живущих в радиусе пятидесяти миль, и весь последний час звонила каждой из этих женщин в списке. Она только что поговорила с двенадцатой по счету Дженни Майклз, но это не дало ей никаких результатов.
Сэм Кук и сержант Оуэн Хивитт сидели за своими столами. Сэм предложил Нельсен помочь обзванивать женщин по списку, но она отказалась.
Первая Дженни Майклз оказалась учительницей, вторая – медсестрой, третья занималась бизнесом, у четвертой было трое детей, и она жила за счет льгот, пятая работала в магазине. Шестая Дженни Майклз вообще оказалась школьницей, ей было всего шестнадцать лет, и ее мать сказала, что девочка весь день будет в школе. В остальных шести женщинах тоже не было ничего необычного – просто нормальные женщины, которые жили нормальной жизнью. Ничего странного, из ряда вон выходящего, ничего и близко не напоминающего о той Дженни Майклз, которую она искала.
Ничего, кроме пустоты.
* * *
Я уже знаю, когда должен закончиться спектакль, и готовлюсь действовать быстро. Я думаю о том, что стану делать, когда начнет опускаться занавес. Я встану, это знаю точно. Люди вокруг меня решат, что я хочу стоя аплодировать артистам, но на самом деле я буду наблюдать, когда Воны станут выходить из зала. И когда это произойдет, я встану у них на пути и не дам ускользнуть. Я должен схватить их здесь, в театре, где народу меньше, чем на улице, и у них окажется меньше возможностей сбежать от меня. Подойду к ним, наброшусь на них, тогда-то уж они не смогут отпираться и признаются, что делают здесь и что вообще делают с моей жизнью.
Через десять минут свет погас, и спектакль завершился. Зал взорвался аплодисментами. Я вскакиваю на ноги. К счастью, всего лишь несколько человек присоединяются ко мне, и все они стоят по бокам. Я не свожу глаз с того места, где сидят Воны.
Актеры во второй раз выходят на поклон, и по традиции должны выйти и в третий раз. Воны продолжают сидеть на своих местах.
Актеры кланяются в третий раз, уходят со сцены, и в зале зажигается свет.
Люди встают со своих мест, надевают пальто и начинают пробираться по рядам к выходу. Толпы людей моментально загораживают мне обзор, и я не вижу, что происходит в нескольких рядах впереди меня. Решаю дойти до середины своего ряда. Протискиваюсь между двумя женщинами и тремя мужчинами, которые одеваются и одновременно болтают друг с другом. На лицах большинства людей, мимо которых я прохожу, написано явное облегчение, что все наконец закончилось. Многие бледны. Поверьте, думаю, уж я-то хорошо знаю, что вы все сейчас чувствуете, но разница в том, что с вами это сделал спектакль, я же испытываю эти чувства по вине реальных событий, происходящих в моей жизни.
Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы над морем людских голов разглядеть, что происходит в первых рядах. Головокружение возвращается, и мне снова необходимо за что-нибудь ухватиться, чтобы сохранить равновесие, но я должен пробираться вперед. И вот, наконец, я вижу их. Они выходят из третьего или четвертого ряда, мистер Вон двигается медленно, а за ним ковыляет его жена. Со стороны кажется, что они не имеют никакого отношения друг к другу: чем больше я на них смотрю, тем больше странностей и несоответствий подмечаю в этой паре.
Я бросаюсь к концу своего ряда, чтобы преградить им путь в проходе. Я наступаю на ноги какому-то мужчине, пытаясь обойти его. Он явно недоволен, и я начинаю без остановки извиняться. Еще трое стоят у меня на пути, и я протискиваюсь мимо них. «Прошу прощения», – говорю без тени вежливости в голосе. Я слишком тороплюсь, чтобы беспокоиться о том, что они обо мне подумают.
Оказавшись в конце ряда, я вижу, что они теперь совсем недалеко от меня, в проходе. Осталось протиснуться мимо еще одного человека. Я зацепляюсь ногой за его ногу и вылетаю в проход. Мне удается ухватиться за кресло на противоположной стороне прохода. Я выпрямляюсь, и в этот момент мы с супругами Вон встречаемся взглядами.
Они сразу узнают меня, я вижу это по их лицам. Но они явно удивлены. И выглядят потрясенными. Интересно, всему виной мое появление или же дело в спектакле?
Они начинают пятиться. Последние несколько зрителей обходят нас. Слова, неожиданно я забываю все слова, которые собирался сказать. Я понимаю, что должен заговорить с ними, но продолжаю молчать и просто смотреть на них.
Мистер Вон первый нарушает молчание.
– Что… – спрашивает он, – что вы здесь делаете?
Я молчу. Я просто не могу сосредоточиться.
– Что вам нужно? – снова спрашивает он. Теперь в его голосе слышится раздражение.
Я изо всех сил обхватываю руками живот, отчаянно пытаясь выдавить из себя хоть слово. Но, борясь с мучительной головной болью, я произношу лишь: «Зачем?»
– Зачем? – снова спрашиваю я. – Зачем вы делаете это со мной?
Вон обнимает жену за плечи. Он выглядит озабоченным, но пытается скрыть это.
– Что вы имеете в виду? – спрашивает он.
– Что имею в виду? – кричу я. – А что, черт подери, я могу иметь в виду? Что из моего вопроса тебе непонятно, ты, китайский болванчик? – Откуда-то из задней части театра до нас доносятся шаги. Я не оборачиваюсь. – Зачем? – снова повторяю я. Теперь даже громче. – Зачем?
– У вас все в порядке? – спрашивает запыхавшийся голос. Я поворачиваю голову и вижу театрального менеджера, того самого, с которым мы разговаривали в день исчезновения Дженни.
– Это вы, – говорю я.
Он узнает меня. Его глаза округляются.
– Что здесь происходит?
– Этот человек, – говорит Вон, – нам докучает. Мы хотим уйти.
Он пытается проскользнуть мимо меня, но я преграждаю ему дорогу.
– Нет уж, – говорю я. – Ты не сбежишь от меня. Я не отпущу тебя, пока не расскажешь, зачем вы меня сюда заманили!
Миссис Вон почти не видно из-за спины мужа. Она низко опустила голову. Театральный менеджер изо всех сил старается вклиниться между нами, оттеснить меня в сторону и дать возможность Вону и его жене уйти. Но я ни за что этого не допущу.
– Что вы сделали с Дженни?
– О нет, опять все сначала, – со стоном произносит театральный менеджер.
– Они похитили ее! Они с ней что-то сделали! Я знаю!
Теперь я кричу во весь голос. И мой крик становится все громче и громче. Я напираю на Вона, и менеджер упирается ладонями в мою грудь, пытаясь успокоить. Но я не собираюсь отступать. Я просто не могу отступить. Мне нужны ответы.
– Хватит! – Теперь даже Вон начинает кричать. – Довольно! – Не могу поверить, что он осмелился на это. Но это не совпадение, он действительно привел меня сюда. Сначала в лондонский «Гейтуэй», а потом сюда. И я все это так не оставлю.
– Скажи мне, где она! Скажи, или клянусь Богом…
Я умолкаю, и в этот момент Вон пытается проскользнуть мимо, надежно обнимая за плечи жену.
Я не пропущу его.
– Нет! – ору я, хватая его за горло, когда он проходит мимо. – Я хочу знать!
Сзади менеджер хватает меня за руку. Двое билетеров присоединяются к нему и вцепляются в меня мертвой хваткой. Один из них держит меня за руки, другой – за шею. Изо всех сил рванувшись вперед, я ухитряюсь лягнуть Вона в бедро. Он падает на колени, а его жена тут же отскакивает от нас. Я продолжаю пинать его и вопить что есть мочи. Последний удар оказывается слишком сильным, и, потеряв равновесие, я падаю на спину, увлекая за собой одного из билетеров. Мы с размаху больно ударяемся об пол. Он ударяет меня коленом по спине, и у меня перехватывает дыхание. Пот и слюна покрывают мое лицо, и я бесконечно продолжаю выкрикивать имя Дженни, хотя уже не могу набрать полную грудь воздуха.
Я так сосредоточенно продолжаю произносить ее имя, что не замечаю, как в зал входят полицейские и останавливаются надо мной, в то время как билетеры и менеджер крепко держат меня, не давая подняться. Я понимаю, что они здесь, лишь когда меня переворачивают на живот, и, отчаянно ловя ртом воздух, чувствую, как на меня надевают наручники.