Сентябрьское утро. Каждый день, подъезжая к детскому дому, я с тревогой и ожиданием смотрю сквозь стекло автобуса за высокий штакетный забор: как там — все ли в порядке?

От остановки автобуса возвращаюсь немного назад и, переходя Ярославское шоссе, различаю у ворот мальчишескую фигуру. Это воспитанник Сережа С. С ним две собаки. Сквозь прерывистый грохот автомагистрали доносится приветливый нетерпеливый лай.

На поводке Сережа держит высокого, поджарого пса, с узкой мордой и роскошным веерообразным хвостом. Это Огонек, неоднократный золотой медалист, общий любимец и предмет восхищения наших частых гостей. Рядом маленькая, неуклюжая приблудная дворняжка с модным именем Бимка.

На зависть Огоньку она стремительно кидается к моим ногам. Огонек рывком натягивает ремень, заставляя Сережу резко откинуться назад и поправить очки.

Радость встречи безмерна. Бимка виляет хвостом и счастливо повизгивает. Огонек молча трется мордой о карман моего плаща. Сережа вглядывается во всю эту кутерьму, поднимает в приветствии руку и смеется. Мы обмениваемся рукопожатием.

В анамнезе у Сережи целый список болезней. Но роковым оказалось воспаление легких, перенесенное им в шестимесячном возрасте. Ребенок был причислен к безнадежным. Помог стрептомицин. А спустя несколько месяцев родители подметили отсутствие у мальчика интереса к окружающему и — к ужасу своему — убедились, что сын не видит и не слышит. Было от чего потерять голову. Но любовь победила отчаяние. Начались мытарства по больницам.

До семи лет пытались восстановить слух но лечение не принесло успеха. Зато три глазные операции дали определенный результат. В шесть лет ребенок увидел свет одним глазом, а в семь стал немного видеть обоими, но через сильные линзы. В семь лет и три месяца он стал воспитанником Загорского детдома для слепоглухонемых детей.

В акте обследования Сережи при его поступлении записано: «При общении пользуется небольшим количеством жестов или берет за руку взрослого и подводит к предмету, который нужен». Для ребенка семи лет это свидетельствует о глубокой задержке умственного развития.

Сейчас Сереже пятнадцать. Рослый, крепкий, необыкновенно подвижный и сообразительный подросток. Был период, когда питал он страсть к отмычкам. Из чужих тумбочек, шкафов и чемоданов извлекал и припрятывал приглянувшиеся ему предметы. Однажды со склада завхоза исчезли дорогие электронные часы, а спустя полгода у Сережи обнаружили от них матрицу. Пришлось сознаваться и просить прощения. Мальчишку не наказали, а вопреки распространенной логике вручили связку ключей от сараев и теплицы: Доверие породило в нем ответственность и ревностное отношение к общественному добру. Однажды все замки с чужих сараев, оставшихся неснесенными на новой детской площадке, перекочевали на наши. Сережа рассуждал так: в старых сараях, которые все равно скоро сломают, хранится лишь жалкий скарб, а наши любимые животные могут быть похищены. Пришлось очень долго втолковывать мальчику недопустимость подобной «акции». В результате замки были возвращены владельцам сараев, а для наших купили новые, поручив Сереже охрану содержащихся в сараях животных.

Как-то Сережин отец, приехав навестить сына, подарил ему набор столярных и слесарных инструментов и взялся с его помощью отремонтировать домик на детской площадке. Они настелили полы, навесили дверь, вставили в нее замок. «Сережин домик» стал центром притяжения для многих ребят. Мальчик оказался радушным хозяином, охотно разрешая желающим поработать своими инструментами. Мечта Сережи — научиться все делать «как папа». С друзьями он и окна домика остеклил, стол сколотил и даже трубу дощатую на крыше возвел. Из домика часто слышны стук молотков, звук ножовки и детская возня.

Хороший парень Сережка. Доброжелательный, веселый, всегда готовый выполнить поручения старших. Да и малыши к нему льнут: одному велосипед починит, другого в домик пустит посмотреть, а то и молотком даст постучать...

Пропуская друг друга, наконец протискиваемся в калитку. Шум автострады остается позади. Навстречу нам в русло зеленой аллеи выплескивается солнце. После дымного шоссе особенно приятен запах утренней озонной свежести.

Редкие удары колокола доносятся со стороны Троице-Сергиевской лавры: четверть восьмого.

Перед нами несколько слева фасад красивого белого здания детдома. К нему ведет среди цветов и деревьев асфальтированная дорожка.

Оглушительно грохнув дверью, с крыльца сбегает высокий широкоплечий подросток в сильных очках. Хлопая спадающими ботинками, он приближается к нам. В его руке карандаш и бумага. Это Олег П. Крепкое рукопожатие, и начинается наш ежедневный утренний обход двора.

Олег заболел двусторонней пневмонией в возрасте одного года семи месяцев. И тут помог стрептомицин. Пролежав в больнице три месяца, малыш не только перестал ходить, но и сидел лишь с помощью многочисленных подушек. Вскоре обнаружилось отсутствие зрения и слуха, стала распадаться речь. В возрасте трех лет ребенок перенес первую операцию глаз, в четыре — вторую. В детском доме с шести лет.

Возможности общения Олега ограничивались скудным запасом нескольких жестов. Сколько ни бились педагоги, к словесному общению относился безразлично, и, к великому их отчаянию, шевеление пальцев перед своим лицом принимал за какую-то новую игру, улыбался радостно, но внимания не фиксировал.

Однако было замечено, что Олег заинтересованно следит за разговорами взрослых, вернее, за их жестикуляцией, позами, шевелением губ. Вот и решено было использовать это любопытство, чтобы проникнуть в сознание Олега с первым словом. Таким словом стал вопрос «Что?». Олега научили складывать его на пальцах, и, как только мальчик воспроизводил это магическое слово, беседующие должны были удовлетворить его любопытство. Смысл разговора передавался с помощью жестов, драматизации и слов, значения которых тут же объяснялись. С тех пор от Олега не стало покоя. Не только чужие беседы, но и поступки людей, их отдельные действия — все вызывало у него вопросы. Легкий рывок Олегова подбородка вверх, вопросительный взгляд широко распахнутых голубых глаз и шевеление пальцев, в которое можно было и не вглядываться, заранее зная — оно означает: что? Постепенно мальчик запоминал все больше слов, запас их стал достаточно богатым для общения.

Олег — необычайно жизнерадостный парнишка. Его трудно представить без улыбки на широком, толстогубом лице. Безотказный, физически сильный, Олег — незаменимый помощник завхоза. Одна беда — безалаберный, несобранный, неопрятный. Вечно у него смяты задники тапочек и даже ботинок, из-под брючного ремня торчит подол рубахи, пуговицы брюк расстегнуты, кончик ремня небрежно свешивается из-под пряжки. Все меры внушения действуют кратковременно. Олег улыбается, с готовностью приводит себя в порядок, а через минуту снова предстает в растрепанном виде. Что поделаешь? Все силы родителей были брошены на лечение и обслуживание ребенка, где уж тут воспитывать у него аккуратность. Вот и сейчас шнурки ботинок тащатся по асфальту, но делать замечание я не спешу. В голове рождается лукавый замысел, но его осуществление я откладываю до подходящего момента.

Мы подходим к кролиководческой ферме. Мальчик лет тринадцати кладет в кормушки траву из большой плетеной корзины. Девочка с ярко-голубым бантом в волосах передвигается вдоль клеток и тычет носиком маленькой лейки в поилки, свободной рукой проверяя уровень налитой в них воды. В открытую дверь сарая видно, как черноволосый подросток «взнуздывает» блеющую овечку, чтобы отвести ее на выгон.

Каждый день я вижу эти утренние хлопоты. В их привычной простоте и обыденности скрыт заряд огромной воспитательной силы. Эти повседневные дела — действенное средство развития наших детей, накопления опыта разнообразных впечатлений, обогащения эмоционального мира, становления нравственности. Утренние встречи с природой, общение с животными задают бодрый, мажорный настрой на весь день. Сколько радости от одной только овцы Катьки, от ее теплых доверчивых губ, подбирающих с детской ладошки овес, задорных, смешных прыжков, дружеской возни с собаками! А собаки!? Как приятно чувствовать через натянутый поводок нетерпеливую дрожь собачьего тела! Какой искренней привязанностью и любовью отвечают они на заботу и внимание!

В конце дня — новые ощущения, успокаивающие, снимающие нервное напряжение. Неторопливо устраивающиеся на насесте представители пернатого общества, мирно купающиеся в опилках под присмотром петуха декоративные курочки, безмятежно растянувшиеся под брюхом, крольчихи месячные крольчата. Иное состояние, иной ритм…

Сережа протягивает руку к забытому кем-то с вечера мешку. Мешок отсырел от вечернего дождя, и концы его тяжело свисают с крыши клетки. Непорядок! На листочке у Олега появляется запись: «Убрать с клетки мешок».

Я доволен. Утренние обходы — оправдавший себя способ мобилизации, деловой активности и самодеятельности ребят, формирования у них чувства сопричастности ко всему окружающему, ответственности и предприимчивости. Без умения видеть недостатки в окружающей жизни, без способности каждодневно вычленять участки ближайшего приложения собственных сил не может быть хозяина, человека активной жизненной позиции. Через свободно избранный и самостоятельно спланированный труд проходит путь к самоуправлению детского коллектива, воспитанию ответственного отношения к делу, заинтересованности в его результатах.

Словно балерины, на прямых ножках пробежали цесарки. Петух провел стайку кур к лужице на асфальте. На клумбе под флоксами тревожно закудахтала клуша, цыплята высунули головки из-под ее крыльев. Огонек приподнялся и замер. Лучи солнца зажигают ярким пламенем рыжую шерсть на спине собаки. Сережа, нагибаясь, показывает мне на Огонька: красиво! Бимка, проскользнув под брюхом Огонька, разразилась звонким лаем. Пес вздрогнул и напрягся, как натянутая струна, готов рвануться. Бимка всегда его провоцирует. Я осаживаю собак строгим «Фу!».

Сережа передает мне поводок и бежит в сарай. Возвращается с горстью овса и отсыпает немного в мою ладонь. Мы приседаем с протянутыми в сторону цыплят руками, и я тихонечко посвистываю. Цыплята настораживаются, крутят головками и, попискивая, бегут к нам. Приятно ощущать на ладони легкие толчки упругих клювиков, касание их пушистых головок, обонять теплый цыплячий запах.

Выходим на детскую площадку. (Ее мы называем новой. Она появилась после сноса старых сараев.) На площадке — качели, горка, спортивные снаряды, беседка и маленькое овсяное поле. А в овсе гуляют две лошади — красная и синяя. Но это только кажется издалека, что они гуляют по полю. На самом же деле овес настоящий, а лошади нарисованы на заборе. Рисунок символизирует нашу коллективную мечту о маленькой лошади — пони.

Наш путь лежит мимо сарая. В простенках между кирпичными столбами, подпирающими железную крышу, аккуратными стопками сложены кирпичи. Двери сарая открыты. В одной его половине — тара из-под краски, пустые ведра, в другой, словно винтовки в пирамидах, стоят штыковые и совковые лопаты, грабли, вилы. В глубине сарая ящики со стеклом, старая мебель, какие-то сантехнические детали. Справа от сарая за густым малинником — мастерская, сторожка, гараж. Сережа, ответственный за экономию электроэнергии, выключает лампы над дверью мастерской и воротами гаража. Заглядываем на огород, в сад. Олег записывает: «В теплице вставить два стекла, в огороде собрать помидорную ботву».

Дописав, Олег пытается тронуться с места. Не тут-то было! Это я придавил шнурок носком своего башмака. Олег, раскрыв рот, смотрит на меня своими глазищами сквозь мощные линзы очков. В ответ на его недоумение я складываю на пальцах: «Олег, пиши: завязать шнурки на ботинках». Парнишка крутит головой, смущенно смеется, пытается завязать шнурки, но я не даю, настаивая на записи. Олег в растерянности. Он представляет, как дежурный на линейке, распределяя поручения, записанные его собственной рукой, при всех прочтет этот пункт, и он, Олег, у всех на виду, торопясь и волнуясь, будет завязывать шнурки. Он не может понять, шучу я или на самом деле обрекаю его на позор. Мне жалко Олега, у него такой унылый вид. Я убираю ногу.

Тем временем черноволосый мальчик уже отвел на выгон овечку и движется мимо нашей группы с леечкой в руке, слегка касаясь ногой бордюра. Я протягиваю руку и дактилирую ему под ладонь: «Здравствуй, Радж!» Радж отвечает голосом, напряженно выговаривая нечеткие звуки. Но я по ситуации догадываюсь: «Здравствуйте, Альвин Валентинович!» Жму ему руку.

— Как дела?

— Хорошо.

На лице Раджа озорная улыбка: он нацеливается носиком лейки в карман моего плаща.

— Что ты делаешь? Я же утону!

Радж радостно смеется: шутка удалась. Шутке у нас цена особая. Она рождает непринужденность, дружеский тон общения, расцвечивает наши будни.

Между тем Радж спешит развить успех:

— Когда привезут пони?

— Я не знаю.

— Я цыган. У цыгана должна быть лошадь.

— Радж, лошадь ест много сена, надо на следующий год больше накосить и насушить травы.

Радж готов запасать траву, ворошить ее целыми днями во дворе, лишь бы приблизить мечту к осуществлению. Я понимаю его нетерпение и тоже очень хочу, чтобы у нас была лошадь. Хотя с нею связаны дополнительные заботы, разного рода опасения, сомнения. Как привезти, где пасти пони, чем кормить долгую зиму, на кого из взрослых возложить контроль за правильным содержанием животного? Да и о безопасности надо подумать: лошади кусаются, брыкаются.

Мы по опыту знаем, как много хлопот со зверьем. Появление каждого вида животных предваряется у нас просвещением прежде всего педагогического персонала. Приобретаются необходимые руководства, выписывается журнал «Кролиководство и звероводство», читаются лекции о разведении и содержании домашних животных. А уж затем проводится обучение воспитанников. Постепенно, день за днем они привыкают к животным, приобретают навыки ухода за ними. Иначе нельзя.

Как-то на заре нашей кролиководческой деятельности услышал я доносившийся со двора панический вопль:

— Альвин Валентинович! Альвин Валентинович! Скорей!

Сорвавшись с места, выскакиваю во двор, торопливо соображая, с кем и что могло случиться. У сарая в окружении четырех воспитанников — воспитательница, схватившаяся за голову.

— Скорее! Крольчиха подавилась! — показывает она на клетку. — Мы хотели вытащить, а она упирается, рычит.

В пасти у крольчихи, готовящейся к прибавлению семейства, — большущий клок сена. Она смотрит укоризненно, словно приглашая меня в свидетели творящейся несправедливости. Гляжу иронически на немолодую уже воспитательницу. Она недоумевает: почему я не предпринимаю экстренных мер?

— Безнадежно? — в ее голосе трагические нотки, меня распирает смех.

— Галина Ивановна! Вы когда-нибудь наблюдали как крольчиха мастерит гнездо?

— А что?

— Да то, что она сейчас именно этим и занята, а вы хотели ей помешать, да и меня в союзники призвали. Видите, она у вас просит сена в клетку добавить.

— Неужели?! А я-то думала…

— Разъясните ребятам, что произошло, да так, что бы смешно было. А потом прочитайте с ними руководство по разведению кроликов. Для этого сейчас сама подходящая ситуация.

Да, это только на взгляд несведущего все так просто:

— Ой, какие хорошенькие крольчатки!

А эти милые крольчата то и дело болеют, и их болезни нужно вовремя распознать, уметь вылечить кроликов. Вот и не хотят в школах лишнего беспокойства. На самом же деле просто переносят его из одной сферы в другую. Нет кроликов — есть бездельничающие подростки, доставляющие неизмеримо большие неприятности, чем забота о кроликах.

С лошадью нам будет посложнее, чем с другими животными. Но это не прихоть и не пустая забава. У Раджа появится постоянное дело, ответственность за любимое существо. А с ними придут навыки и сноровка. И вырастет из Раджа человек, способный не только себя обслужить, но и другим помочь.

Дети и животные! Их разумное общение — путь к достижению многих педагогических целей. Воспитание детей становится естественным. Они живут не в плюшевом и кукольном, а в реальном мире человеческих отношений с природой.

Животные у нас для разного возраста. Каждый ребенок познает трудности и радости заботы о них. Самые маленькие кормят цыплят, цесарят, щенят, котят, морских свинок; дети постарше — кур, цесарок, кроликов; еще более старшие ухаживают за собаками, овцами. А вот самым старшим так не хватает лошади! Настоящей! Чтобы ездить, катать Малышей, опекать, жалеть и любить. Именно об этом мечтает Радж.

Радж родился абсолютно глухим и слепым на правый глаз. Лишь левым, словно сквозь мутное, слюдяное окошечко, мог вглядываться в окружающий мир. В таборе он пользовался неограниченной свободой. Это сформировало у него самостоятельность, бесстрашие и любознательность. Он даже пытался играть в футбол со сверстниками, за что и поплатился потерей зрячего глаза, выбитого чьим-то ботинком. С тех пор в коллективных играх он воспринимался детьми как помеха и основными его друзьями стали собаки.

В детский дом Радж был привезен в одиннадцать лет. К этому времени он владел изрядным количеством жестов, сформировавшихся в непосредственном общении с близкими. Маму он обозначал прикосновением к мочке уха, ибо она носила сережки. Папу — проводя пальцами под носом, где у него имелись усы. Радж отличался необузданным нравом, многочисленные шрамы на его худеньком теле свидетельствовали о бойцовском характере парнишки. Долго не удавалось нормализовать его поведение. Учитель находился в постоянном напряжении. Новый ученик убегал из класса, дрался, катался на дверях, прятался под столы, искусно там маскируясь. Во время тихого часа он изводил всех своими воплями. Любимым занятием Раджа была проверка чужих тумбочек, шкафов, сумок.

Когда впервые Радж встретил меня с Огоньком во дворе детского дома, он словно обезумел. Мальчишка обнимал и целовал пса, который на редкость терпеливо сносил явно обременительные для него нежности. Эта любовь к собакам помогла внедрить в его сознание первое слово. Каждый день при встречах мальчика с Огоньком ему напоминали, что это любимое им существо — собака. Недели две спустя Радж при небольшой помощи педагога дактилировал это слово.

Воспитанию Радж поддавался с трудом. И все-таки в характеристике, составленной после третьего года обучения, написано следующее: «Радж спокоен и уравновешен. У мальчика много друзей. Радж очень любит малышей, охотно с ними играет, жалеет обиженных. Очень любит, когда его хвалят. Словарный запас у него очень большой. С Раджем можно беседовать на любую бытовую тему. Он хорошо чувствует и понимает собеседника, сам напрашивается на беседу, задает много вопросов. Стал тянуться к книге…»

Мы продолжаем обход территории. Вот еще одна детская площадка — для самых маленьких: справа — домики, в которых стоят носилочки, лопаты и другой детский инвентарь; слева — песочницы, карусели, горка, лесенки, беседка, игрушечный паровоз с вагонами.

С северной стороны здания детдома — хозяйственный двор, вход в котельную, расположённую в полуподвале. На земле валяется совковая лопата, на куче шлака — откуда-то взявшаяся доска; консервная банка, выброшенная на уголь, ослепительно блестит на солнце. Сережа крутит указательным пальцем у виска: «Беда с этими кочегарами!» Олег делает новые записи.

Груда металлолома — вещественное доказательство нашей бурной хозяйственной деятельности. Сережа трогает меня за плечо и дактилирует: «Надо увозить». Я согласно киваю головой и добавляю тоже на пальцах: «Сегодня позвоню».

Поворот налево, и мы оказываемся у центрального входа в здание, с восточной его стороны. Прямоугольником расположились аккуратно подстриженные липы, ветки сирени образовали своды над садовыми диванами и асфальтированными дорожками.

Из дома выбегает на зарядку группа мальчиков в спортивной форме, еще одна. В этой группе некоторые бегут, держась за плечи товарищей. Выбежали и девочки. Сережа загоняет собак в вольер и тоже спешит на зарядку. Встает в круг и Олег. В центре — физкультурница. Слабовидящие дети стоят впереди, несколько сзади — их слепоглухонемые товарищи. Они касаются корпуса впередистоящих и повторяют за ними упражнения.

В открытые окна доносятся сигналы точного времени — восемь. Пора в кабинет.

С зарядки прибегает Олег и протягивает листочек бумаги со списком неотложных дел. Следом появляются комсомольцы Лена С. и Оксана З. После завтрака — линейка. До линейки мы должны просмотреть список, подкорректировать его и распределить трудовые обязанности по группам. Олег уходит, но вскоре возвращается, возбужденно дактилируя:

— Сломали кровать.

— Кто сломал?

— Вова и Юра толкались.

Олег пантомимой объясняет, как это было.

— Позови воспитателя.

Олег убегает. Рабочий день начался.

Завхоз приходит поделиться планами на сегодня. Кладовщица с печальным лицом сообщает, что не работает холодильник. Дежурный воспитатель просит автобус на экскурсию.

В проеме двери замелькали пальчики. Это здороваются девочки, пробегающие в медпункт. В кабинет входят и усаживаются на стулья ребята из моей группы: Олег, Оксана и Юра. Это выпускники. Скоро они уйдут от нас работать на производство.

Заглядываю в свой план. Дел на сегодня немало: ремонт клеток для кроликов, жатва на овсяном поле, в мастерской — изготовление булавок, монтаж вилок на электрошнурах. Все это нужно предварить беседой с ребятами, вызвать у них вопросы, вовлечь в диалоги, превратив каждый из них в общий разговор, а затем, уже после трудового дня, закрепить новые слова и обороты в сочинении под названием «Что я делал сегодня?».

Надеваю халат и направляюсь с ребятами во двор. Мы уже на пороге, когда раздается телефонный звонок. Звонят со станции — пришел вагон угля. Надо срочно оформлять документы, разгружать, возить, следить за его сохранностью. Объясняю ребятам ситуацию, прошу подождать.

Завхоз уже побежал на товарную станцию, я повис на телефоне, умоляя диспетчера автоколонны дать хотя бы одну машину, чтобы в течение дня перевезти уголь, завуч ищет воспитательницу, которая согласилась бы сопровождать машину. Нужно еще поставить сторожа.

Сколько таких неотложных дел возникает в течение дня! Хозяйственные хлопоты грозят захлестнуть, поглотить. В каких только ролях не приходится выступать. Бываю и плотником, и агрономом, и грузчиком, и садовником, и дворником, и администратором… Как важно в суете и круговерти повседневности не упустить главного — во имя чего существует и этот дом, и все хозяйственные службы, и наш труд, и мы сами. Как необходимо видеть основную цель споен деятельности а во всех делах — педагогический смысл.

Детдом представляется мне кораблем. Мы плывем на нем в сторону взрослости наших воспитанников. Наш корабль сотрясают их возрастные бури, мы наскакиваем на подводные рифы наших хозяйственных осложнений, попадаем в водовороты событий. И все-таки неуклонно идем вперед, идем…

Наконец-то мы с ребятами во дворе. Осматриваем клетки. Оторвалась от крыши планка, рубероид торчит рыбьим плавником, плохо запирается дверца, в одной из клеток нет поилки.

— Альвин Валентинович! Москва! — слышу я крик из открытого окна. Бегу в кабинет.

Из Москвы сообщают, что едет иностранная делегация, и я должен ее принять. Не успеваю положить трубку, как в кабинете появляется завхоз:

— Автобус сломался.

(Как всегда неожиданно.)

Что значит сломанная машина для детского дома — понять нетрудно. Призываю завхоза проявить собственную инициативу и спешно покидаю кабинет.

Воспитанники одни. Хорошо, что они уже приучены к самостоятельности и поэтому не разбредутся и бездельничать не станут. Но ведь нужно организовать еще и словесное общение. Я подключаюсь к совместной работе — ремонту клеток.

Мимо нас проходят дежурные, ответственные сегодня за различные участки нашего хозяйства. Юра Т. идет кормить кота Рыську. Он так и заявляет: «Олег — хозяин собаки, я — хозяин кота». Сколько гордости в это короткой фразе! Хозяин, — значит, ответственный за жизнь и здоровье любимого существа. Девочки из подготовительной группы несут в коробке вареное пшено, перемешанное с мелко нарубленными яйцами. Они сегодня ухаживают за цыплятами. Двое второклассников, взявшись за дужку ведра, тащат корм курам, третий, обгоняя их, мчится с банкой сухарей.

Хозяйство у нас безотходное. Ботва, очистки и хлебные корки — кроликам и овце, гуща от первых блюд — курам, а жидкость — в пойло. Кости грызут собаки.

Когда воспитанники на каникулах, корма животным не хватает, поэтому мы его заранее запасаем: осенью и зимой сушим из оставшегося хлеба сухари и складываем их в большие жестяные бочки. Приносят сухари и сотрудники из дома. Зато у нас всегда есть свежая крольчатина, а наш огород и теплица обеспечены навозом. А главное — дети осознают взаимосвязь в природе, целесообразность своих дел, привыкают к рачительности, бережливости…

Требуется срочно подписать документы. Я иду в кабинет, а когда возвращаюсь, застаю Олега на сеновале. Вместе с неугомонным Сергеем они прибивают крышку люка. На полу сарая валяется разбитый плафон, поблескивают осколки оконного стекла. Каждому хотелось сделать по-своему — вот и результат! Однако инициативу наказывать нельзя. Да и можно ли юирмать радость созидания? Помогаю убрать осколки п-лафоигц. а стекла предлагаю вставить самостоятельно. Работы прибавилось, но зато расширились возможности для общения.

А в это время на детскую площадку потянулись малыши. В руках лопаточки, совочки, ведерки, формочки для песка, игрушки. Так и хочется сказать: «Дети пошли на прогулку». Нет, это не прогулка. Это очень важная деятельность, дающая новые впечатления, развивающая координацию движений, закрепляющая навыки ориентирования в окружающей обстановке, обогащающая опытом общения, еще один шаг к самостоятельности. В жизни детдома нет мелочей. Все должно быть подчинено единой педагогической цели.

Вот малыш в очках с грохотом перетаскивает через порог сарая педальную автомашину и, важно усевшись, выруливает на асфальт. Сам! За ним движется целая кавалькада автомашин и трехколесных велосипедов.

Оксана бежит в швейную мастерскую, а я с мальчиками отправляюсь в столярную. Столярной она называется по традиции. На самом же деле в ней теперь стоит еще сборочное и штамповочное оборудование.

Олег забегает вперед, мы с Юрой идем рядом. Он касается ботинком бордюра дорожки, а левую руку положил мне на плечо. Крупные гроздья черноплодной рябины склонились и покачиваются над асфальтом. По обе стороны дорожки всеми цветами радуги полыхают осенние цветы. В ладошке листа настурции — большая капля росы. Легкий ветерок колышет лист, капля дрожит и переливается. В ней смешались голубизна неба, зелень листа и золото солнца. От этого она бирюзового цвета ‘.iiTUtSUbi^

Так вот почему море бирюзовое, вспыхивает догадка: небо, водоросли и солнце придают ему такой цвет. Капля и море — как они схожи!

Юра недоумевает, почему я остановился, и нетерпеливо теребит меня за плечо. А я стою, завороженный каплей. Как передать эту красоту Юре? Если дотронуться до капли, живая капля умрет и останется только ее холодный влажный след на кончике пальца.

Есть выход! Ведь капля и море так схожи! Значит, можно эту красоту ощутить всем телом через ласку волны, тепло солнечных лучей, запах и движение водорослей. Можно, конечно, звучит во мне нота скепсиса, но, ощутив все в отдельности, не воспримешь феномен их слияния в едином гармоничном явлении, неповторимом цвете, неуловимой для осязания форме.

Сознание услужливо подсовывает утешительную мысль: стоит ли разыгрывать трагедию, если миллионы зрячих ежедневно, ежечасно смотрят и не видят окружающей их красоты? Сколько людей, прошедших мимо, не увидели эту каплю и отраженного в ней неба. Они и само небо видят не каждый день. И ничего!

Нет, это не утешение. Но в то же время Юра острее воспринимает другие стороны явлений. Я вижу блеск воды, ее цвет, слышу шум прибоя, но от моего внимания ускользает запах моря, движение струящегося по ноге песка, шевеление водорослей, касающихся погруженного в волны тела, дуновение легкого нагретого солнцем ветерка, сотрясение дна от ударов прибоя. Слияние этих компонентов тоже дает целостное представление о явлении, мне недоступное. Зрение и слух подавляют другие чувства. Разве не закрываем мы глаза, когда хотим сосредоточиться или полностью отдаться гармонии иных чувств?

Очевидно, нужно учиться создавать целостные образы доступными воспитанникам способами восприятия мира, ощущать себя и окружающее в их положении. Это позволит осмыслить отношение детей к различным явлениям жизни, найти дополнительные средства обогащения их чувственного опыта…

Мы входим в мастерскую. У верстаков мальчики 12 лет усердно пилят, колотят, строгают, клеят. В итоге получаются кормушки, полочки, цветочные ящички, ящики для рассады, скворечники… В углу дожидаются ремонта стулья, тумбочки и прочая мебель.

Олег уже за штамповочным станком. Поворот рычага вправо — и готова пружина булавки. Толчок рукоятки вниз — на пружине крепко запрессована головка.

Юра садится за электроотвертку. Быстро мелькают его пальцы. Мастерскую наполняет гул мотора.

Юра поступил в детский дом в четырнадцатилетнем возрасте. У него полная слепота и тугоухость в тяжелой степени. Но если Юре громко кричать в ухо, то он что-то услышит, о чем-то догадается по ситуации. Однако гораздо проще общаться с ним дактильно. Юра немного говорит, но словарный запас его крайне, ограничен, а речь невнятная. К ней надо привыкнуть. Поэтому Юра иногда дублирует свою речь на пальцах. Мальчик отличается трудолюбием и многое умеет делать сам. Его родители, простые, но дальновидные люди, еще дома снабдили ребенка инструментами, и он по заданию отца мастерил нехитрые поделки. Юра помогал родителям по хозяйству, перенимал движения рук, занятых трудом…

Я оставляю ребят с инструктором по труду Виктором Сергеевичем. Дети его боготворят. Объяснение тому — руки, которые могут делать все. Язык умелых рук понятен любому ребенку. Этими руками делаются игрушки, излечиваются велосипедики и школьная мебель, осуществляются многие мальчишеские надежды.

Виктор Сергеевич всегда доброжелателен, спокоен, выдержан. Я люблю встречать его, идущего на работу, во дворе детдома. Энергичное рукопожатие Виктора Сергеевича словно вселяет уверенность: все будет хорошо!

Эту уверенность я стараюсь передать воспитанникам через такое же крепкое рукопожатие. Рукопожатие! Казалось бы, мелочь. Пожал руку мимоходом, прошел, и следа от него не осталось. Нет! Очень важно вкладывать в него чувство ободрения и поддержки. Рукопожатие воспитателя и воспитанника для нас — один из путей передачи духовной силы, энергии, дружеского участия.

Иду в кабинет. В маленьком вестибюле толпятся воспитанники. Значит, сегодняшняя почта уже на столе. Ждут моего появления. Гурьбой идут за мной следом. Сажусь за стол, рассматриваю конверты. Напряжение нарастает. Кто-то проталкивается вперед, кто-то тянет руку. Наконец последнее письмо переходит к самому нетерпеливому. И детей как ветром сдуло! Только топот по лестнице и редкие отрывистые возгласы радости долетают до кабинета.

Письма… Можно ли пройти мимо столь эмоционально богатой стороны жизни воспитанников? Как хочется прочитать письмо, понять каждое слово! И скорее написать ответ, иначе не жди быстрых вестей из дому. Каждый прочитывает эти листочки от начала до конца по нескольку раз. Бегает с ними по детдому, делясь своей радостью и семейными новостями. Письмо от мамы совсем не то, что книжка, в которой много непонятных слов, далеких от повседневного опыта ребенка. В мамином письме все знакомое и близкое. Ребенку невдомек, что это одна из находок нашей педагогики: так выращивается потребность в чтении. Каждому родителю мы предлагаем почаще писать письма, постепенно усложняя и разнообразя тематику. Эпизод, заимствованный из книжки и слегка адаптированный, но как будто бы случившийся с домашней Жучкой, читается ребенком куда с большим интересом, нежели в книжке.

А как хочется порадовать родных своими успехами! Дети всегда пишут о себе лучше, чем они есть на самом деле: не будешь же огорчать маму. Поэтому каждое их письмо — это и перспектива развития, ближайший рубеж нравственного роста, к которому нужно подтягиваться. Письма — это и самосознание, и самосовершенствование, общение и уединение.

Забегает Света Г. С порога выкидывает вперед руку: спрашивает, буду ли я обедать. Света ежедневно записывает желающих воспользоваться нашей кухней. Я утвердительно киваю головой. После обеда она пойдет собирать деньги с обедавших. Света знает, что мои деньги лежат на столе в кабинете. В мое отсутствие она сама отсчитывает необходимую сумму. Мелочь. Но она укрепляет доверие.

Выхожу из кабинета и поднимаюсь на второй этаж по застланным ковровой дорожкой мраморным ступенькам. В коридоре тихо: заканчивается последний урок. Но тишина не та, что в обычной школе. В ближайшем классе стрекочет печатная машинка, лязгают клавиши брайлевской. На ней выпуклым шрифтом ученики печатают упражнения. Из технического кабинета слышится трескотня комплекта брайлевских строк. С помощью этого уникального устройства проводится фронтальная работа с группами слепоглухонемых. С разных сторон доносятся невнятные возгласы. Не слышно лишь речи учителя.

Одна из дверей приоткрыта. Лес поднятых рук с шевелящимися пальцами. Идет беззвучный разговор. В классе три группы. Но никто друг другу не мешает. Полированные однотумбовые столы в каждой группе образуют букву П. В пространстве между столами сидят педагоги. При таком расположении столов можно сомкнуть руки в дактильном общении с каждым из трех учеников.

Мягко зашелестели лопасти вентиляторов. Их включило автоматическое устройство, в памяти которого заложен режим дня. Поток воздуха зашевелил вихры: урок окончен. Сломя голову понеслись вниз мальчишки. Чинно шествуют к лестнице первоклассницы. По помещению разносится запах ананасов — сигнал на обед. Это опять сработала автоматическая полисенсорная сигнализация, распыляя в воздухе пахучий аэрозоль.

Обед для нас — продолжение учебного и воспитательного процесса. Вот рука Феди разыскивает на столе стакан чаю. Ребенок поступил в детдом из Башкирии: он очень любит чай, предпочитая его другим напиткам. Воспитатель перехватывает руку мальчика и дактилирует ему в ладонь слово «чай». Федя застывает на секунду. Воспитатель берет другую руку малыша и пытается сложить его пальчики в дактильное слово. Федор склоняет голову набок, словно прислушиваясь, но усилий к совместному действию не прилагает. Воспитатель снова и снова складывает непослушные пальчики ребенка в короткое слово, губы воспитателя в отчаянии беззвучно шепчут: «Чай, чай». Наконец, пальчики малыша напряглись и буква «и» венчает совместные усилия. В руках счастливого Федора желанный напиток. А может, и не было усилий ребенка? Может, воспитателю, страстно желающему успеха, это только показалось? Сколько усилий придется еще приложить, пока результат будет очевиден!

А кто бы мог подумать, что такой строптивой может быть обычная столовая ложка? За соседним столом идет упорная борьба малыша с этой помехой, вложенной ему в руку. Ведь куда легче хватать пищу руками. Но педагог неумолим. Он сжимает правую руку ребенка с зажатой в ней ложкой и побуждает его к активности. Но сообразительный малыш, нащупав в тарелке пищу левой рукой, ею же стремительно отправляет еду в рот.

Успех в этом деле приходит далеко не сразу. Подсчитано: чтобы научить слепоглухонемого ребенка пользоваться ложкой, педагог должен сделать его рукой около 30 тысяч движений!

Вот Мишенька, чем не рационализатор! Вместо выполнения сложного вращательно-поступательного движения ложки в тарелке он левой рукой норовит наполнить ложку, а затем уже с помощью педагога препроводить ее в рот. И все-таки здесь основные трудности позади. Главное — ребенок уже научился прилагать собственные усилия в совместном с педагогом действии. Теперь важно лишь закрепить и распространить эту с таким трудом вызванную активность на другие действия, прежде всего связанные с удовлетворением естественных потребностей. Эта сфера деятельности доступнее пониманию ребенка. Но и здесь победы так тяжело достаются, что воспитатель помнит каждую ступеньку восхождения ребенка к человеку и любит рассказывать о сообразительности своего питомца, о его забавных выходках и проказах.

На столах все меньше посуды. Каждый относит ее на мойку, самым младшим помогают старшие товарищи — дежурные. Они же вытирают тряпками столы.

Наступает тихий час — период страданий и попыток самоутверждения. Все «становятся» взрослыми, и никому не хочется ложиться в кровать. И вот оно — непослушание. Начинается с характерного категорического жеста: ребром ладони по горлу — «Не хочу! Не хочу!», а затем следуют обычные детские слезы. Приходится идти на нарушение режима. Спрашиваю наиболее стойких в своих притязаниях: «Что вы хотите делать?» Конечно, у мальчишек дел невпроворот: в домике остались недоделанными полки, два окна не законопачены на зиму. Кто-то подсказывает, что в сарае оборвалась веревка, на которой висят овсяные снопики. Вспоминают, что у Бимки подрастает щенок и что в детском гараже стоят автомашины и велосипедики. Нет, так не годится! Есть дело для всех, нужны добровольцы. А уж потом каждый займется своим.

Вывожу счастливцев во двор, и, надев рукавицы, мы присоединяемся к старшим, которые вместе с нашими шефами перетаскивают на носилках и складывают в аккуратные стопки празднично красные кирпичи. В ход пошли тачки, тележки. Суматоха, беготня, смех и веселье! Дорвались!

Нет у нас естественных стимулов к труду, вытекающих из условий жизни ребенка. Всегда он вовремя накормлен, одет, обут. Сложно эти стимулы изыскивать в современной обеспеченной жизни. Но их надо искать, чтобы воспитать в детях повседневную потребность в труде.

Для старших после обеда — свободное время. Но оно также не свободно от деятельности. Каждый должен иметь любимое занятие. Нет его — сотрудничай, с тем, у кого такое занятие есть. Учись любить труд.

Мальчики потянулись в «Сережин домик». Лена Б. несет в большой консервной банке кости собакам. Огонек встречает ее нетерпеливым лаем и кидается грудью на стенку вольера. Бимка путается в ногах, мешая идти. Кролики сердито стучат задними лапами о деревянную решетку клеток.

Через весь двор преследует Рыську чужой огромный кот. У нас прозвали его Кривым. Лицо хозяина Рыськи обращено в сторону события, но он безучастен к драматическому положению своего подопечного. Юра не видит грозящей коту опасности. Кошачья интуиция подсказывает Рыське единственный выход — он кидается в ноги хозяину. Юра вздрагивает, нагибается, гладит кота. Преследование прерывается.

Из парадного выбежали старшеклассницы с книжками в руках и устремились под ветки боярышника на садовый диван.

Под яблоней присел на бревно Витя К. На коленях — транзисторный приемник. Невидящие глаза слегка прикрыты, рука лежит на передней панели, лицо задумчивое: слушает музыку. Это только непосвященным может показаться странным. Но что тут удивительного? По вибрации можно воспринимать ритм, темп, силу и высоту звучания. Очевидно, в этом тоже есть своя гармония. А если еще потренироваться? Мы избалованы зрением и слухом — вот и пренебрегаем вибрационными ощущениями. И зря! Наша кожа может дать нам массу дополнительной информации о богатстве и разнообразии окружающей жизни.

Подходит время полдника. Ребята забегают в столовую и быстро возвращаются к прерванным занятиям.

Откуда-то доносятся звуки гитары. Это Радж выпросил инструмент у наших друзей — московских шефов и воображает себя настоящим цыганским музыкантом.

Автоматика неумолима: потоки воздуха от вентиляторов, вспышки софитов — сигнал к началу вечерних занятий. Старшие расходятся по классам, младшие усаживаются в групповых комнатах. Теперь до ужина.

К семи вечера уже темнеет. В сарае зажигается электричество. Цесарки пробегают цепочкой через двор и одна за другой исчезают в светящемся пятне лаза. Животных надо загонять на ночлег. На собачьем поводке Радж ведет Катьку в сарай. Катька срывает по пути травинки и натягивает поводок. Радж нагибается, ощупывает скулы жующей овцы и чему-то улыбается.

Клушка никак не может собрать свой выводок в облюбованный ею ящик из-под печенья. Вова помогает ей, выставив ладонь с овсом и присвистывая в свисток. Вовсе не обязательно подманивать кур традиционным «цып-цып», кошку — «кис-кис». Все животные отлично реагируют на свист, который они слышат с более далекого расстояния.

Ребята с воспитателями остаются еще на улице. Я иду в кабинет. Мысленно перебираю события дня. В дверях появляется Мария Георгиевна, воспитательница Раджа. По выражению ее лица я догадываюсь: что-то случилось. Первая же фраза подтверждает мое предположение.

— Альвин Валентинович! Не хотела вас огорчать…

— Что случилось? — вырывается у меня.

— Да не знаю, как и сказать.

— Успокойтесь, говорите как получится, — намеренно тихо произношу я, мобилизуя собственную волю.

— Позавчера Радж опять трюк выкинул, да я все не решалась вам рассказать…

Встретив мой нетерпеливый взгляд, она продолжает Скороговоркой:

— Стоило мне на минуту отойти за наглядным пособием, он такое натворил…

— Да не тяните же! — взмолился я. В голове у меня проносились всевозможные варианты Раджиных проделок и бед.

— Уши проколол, — выдыхает воспитательница.

— Кому?

— Себе!

— Зачем?

— Сережки повесил.

— Сережки? — переспрашиваю я, замечая, что мое изумление доставляет ей удовольствие. Теперь, когда все страхи для нее позади, она в душе гордится своим неугомонным питомцем.

— Ну, не сережки, а булавки. Взял в мастерской да прямо на уроке и проколол уши. Глянула на него, да так и обомлела! Он сидит довольный, и булавки с двух сторон из ушей торчат. Я ему: что ж ты сделал? А он улыбается лучезарно и жестом показывает, — мол, как у тебя, одинаково

Только теперь я замечаю в ушах Марии Георгиевны красивые сережки и поражаюсь еще больше. Из нас двоих Радж первый их «увидел»!

— И что же вы сделали?

— Он сам булавки из ушей вытащил, я его в медпункт отвела. Там ему проколы обработали. Вот и все. Когда в класс вернулись, он мне такое сказал… Смешной!

— Что же?

— Ты, говорит, Мария, — трус, как заяц.

— Давайте-ка его сюда.

Через несколько минут в сопровождении Марии Георгиевны появляется встревоженный Радж. Он нащупывает стол и тянет к директорскому месту повернутую ладошкой вниз правую руку. Его рука встречает мои пальцы. Действительно, в мочках ушей виднеются красные точки, которые я не заметил утром. «Так вот почему он ко мне подлизывался со своими шуточками», — мелькает у меня догадка.

— Ты зачем уши проколол? Радж пожимает плечами.

— Ты же умереть мог! Булавки-то грязные! Радж молчит.

— Больно было?

— Нет, — выдавливает он голосом.

— Совсем?

— Чуть-чуть, — показывает он жестом.

Поддаю ему под зад ладонью. Облегченно улыбаясь, Радж удаляется. Вот ведь сила подражания!

Со двора доносятся дребезжащие звуки. Это Миша Н. вставляет стекла в сарае.

Родители привезли двенадцатилетнего Мишу из глухой удмуртской деревни, оставили в детдоме и забыли о нем. Миша — глухонемой. А видит чуть-чуть только левым глазом, узкий зрачок которого непрерывно дрожит. Правого глаза нет совсем. Навыки общения у Миши отсутствовали полностью. Если ему нужен был какой-нибудь предмет, Миша хаотически размахивал руками, подпрыгивал, тряс головой, издавал гортанные звуки, а затем направлялся в сторону привлекшего его внимание объекта, оглядываясь и поджидая ведомого. Эти особенности Мишиного поведения настораживали незнакомых людей, заставляя их держаться от него на почтительном расстоянии.

Умственное и языковое развитие Миши продвигалось с необычайным трудом. Он и на занятиях весь дергался, тряс головой, отвлекался, а дрожащие пальцы не складывались в буквы.

Было, однако, замечено, что у Миши есть увлечение — столярное дело. Решено было снабдить его инструментом, материалами и выделить место под личную мастерскую. С любимым делом пошло быстрее и языковое развитие. Миша по собственной инициативе, насколько позволяло ему остаточное зрение, рисовал на бумаге требующиеся ему инструменты и отдавал рисованную заявку завхозу, сопровождая ее оживленной жестикуляцией. По несовершенным Мишиным рисункам не сразу можно было расшифровать его желания. Но как только это удавалось, рисунок обводили жирной контурной линией и сопровождали надписью, соответствующей изображенному инструменту. Затем Миша усердно воспроизводил на пальцах название, пока не запоминал. Его просьбу удовлетворяли незамедлительно.

Желающих воспользоваться. Мишиными услугами становилось все больше: кому ящик посылочный сколотить, кому замок или стекло вставить, а то и просто гвоздь забить. Мишины познания в языке от такого общения пополнялись, столярное искусство совершенствовалось. Он научился читать простенькие чертежи, пояснения к ним и письменные просьбы, адресованные к нему.

Михаил уже пять лет работает на конвейере учебно-производственного предприятия Всероссийского общества слепых. Он сборщик телевизионных плат. В свободное от работы время Миша торопится в детдом. У него и сейчас есть своя мастерская, где он может заниматься столярным делом, оказывая существенную помощь нашему хозяйству. Появляясь в детдоме, он прежде всего изучает все изменения во дворе, бродит, поглаживая углы, стены, головы детей и животных, вглядывается в солнечные диски подсолнухов.

На редкость радостное растение — подсолнух. Любят его добрые чудаки да дети. Может быть, поэтому кто-то таинственный каждый год высеивает семечки по всему нашему двору.

Перед уходом домой обхожу двор и ловлю себя на мысли, что уходить не хочется. Сажусь на скамейку.

Теперь жизнь в детдоме устоялась, сложился дружный, творческий коллектив воспитателей. Но было время, когда всякие поиски вызывали непонимание и противодействие.

Так было с внедрением технических средств. Большую помощь в этом деле нам оказали бывший заведующий лабораторией изучения и обучения слепоглухонемых НИИ дефектологии АПН СССР А. И. Мещеряков, инженер детского дома В. В. Лебедев. Однако трудно было надеяться на успех нашей затеи, не имея единомышленников среди основной массы сотрудников. Горячими сторонниками идеи стали педагоги В. С. Гусева, А. Ф. Белова, З. А. Бочарова, М. Г. Маркова, Р. А. Леонова, Н. И. Шилобреева и некоторые другие. Однако большинство учителей и воспитателей отнеслись к техническим нововведениям настороженно.

Наиболее активными нашими помощниками оказались старшеклассники, кровно заинтересованные в оснащении детдома техническими средствами, облегчающими общение и процесс учения. Они помогали составлять и проверять программы, с удовольствием участвовали в испытании опытных образцов машин, вели протоколы испытаний, писали отзывы и даже ездили со мной в командировки.

Некоторые технические средства требовали от учителей навыков машинописи. Хотя и не без ропота, но педагоги взялись за изучение этой премудрости. С овладением машинописью использование технических средств уже не представляло труда.

Вначале сопротивление вызвало и введение общественно полезного труда. На педсоветах, партийных и профсоюзных собраниях мы упорно возвращались к одной и той же теме: слепоглухонемым трудовое воспитание еще более необходимо, чем обычным детям.

Особенно было трудно переориентировать на разностороннюю воспитательную деятельность учителей, пришедших к нам из массовой школы. Недовольство исходило, как правило, от тех, кто застыл в своих представлениях об учителе, сузил их до обязанностей урокодателя, а предложения работать руками воспринимал как попытки администрации принизить роль учителя, подорвать престиж профессии.

— Мы не для того в институте учились, чтобы кроликов разводить, — раздавались голоса недовольных. Некоторые ссылались на медицинские противопоказания воспитанников.

С первыми я соглашался, отвечая, что заставлять педагогов чистить клетки недопустимо и противозаконно, но тут же добавлял, что никто не снимает с них ответственности за развитие детей, формирование у них трудовых навыков и умений.

Сомнения других были развеяны медиками, установившими строгие индивидуальные физические нагрузки для каждого ребенка с перечнем видов труда, которые он может выполнять.

Однако самым убедительным аргументом стало благотворное воздействие труда на развитие наших детей, опыт педагогов Л. М. Курановой, А. И. Орловой, А. Д. Бахтиной, сделавших целенаправленную конкретную деятельность воспитанников своим главным союзником в их воспитании и обучении.

Создание при многих детских домах страны подсобных хозяйств и опыт их работы еще более укрепили позиции сторонников трудового воспитания слепоглухонемых. Время подтвердило, что труд для них — незаменимое средство познания себя и мира, самый рациональный и действенный путь их развития. Конечно, труд целенаправленный и правильно организованный. Убежден, что психика не может возникнуть, пока ребенок не начнет своими руками осваивать внешний мир, преобразуя его для себя, для своих потребностей.

Много новых трудных проблем появляется у нас в связи с взрослением наших детей. Одним из важных и сложных аспектов социализации слепоглухонемых является половое воспитание. Их языковое и умственное развитие отстает от физиологического и физического. Между тем половое воспитание должно быть актуальным, отвечающим возрастным потребностям воспитанников. Выход из этого противоречивого положения по-видимому, в правильном, доступном пониманию детей толковании естественных ситуаций, с которыми они неизбежно сталкиваются и которые вызывают их интерес. В то же время не следует и заострять их внимания на половых различиях, сексуальных вопросах.

Обнаружив у собаки или козленка атрибуты пола и проведя аналогию со строением собственного тела, слепоглухонемые дети обычно задают вопрос воспитателю: «Что это?», сопровождая его жестом «одинаково». В этом случае нужно сообщить им лишь правильное название данного органа, не вдаваясь в подробности и не раскрывая его половых функций. Не надо пугаться таких вопросов и обманывать слепоглухонемых детей. Рано или поздно все равно придется отказаться от благовидного вымысла и дать правильное название органа. Обманывать не надо еще и потому, что уже в период коллективного самообслуживания при активном общении детей распространение среди них новых сведений из интересующей их сферы происходит молниеносно.

Все они при обмане одного из них вводятся в заблуждение и, усомнившись в истинности сведений, данных педагогом, начинают выяснять свои сомнения у более старших ребят, способных дать как раз такие толкования, которых хотел избежать педагог.

Так, на вопрос Юры Т., обнаружившего при мытье у козленка половой член, растерявшаяся воспитательница ответила, что это вымя. На следующий день можно было наблюдать, как группа слепоглухонемых детей ощупывала животных, имеющихся в детском доме, включая индюков и кур. Они отыскивали у каждого «вымя», пока более взрослые слабовидящие глухонемые воспитанники не остановили их и не растолковали им в прямолинейных выражениях, что это вовсе не то, что они разыскивают, и что руками ощупывать эти места стыдно. Это, естественно, еще больше разожгло их любопытство и подорвало авторитет воспитательницы в их глазах. Ей стоило большого труда найти выход из создавшейся ситуации.

Вместе с тем своевременное выявление сексуальных интересов и устремлений воспитанников, доступное и правильное объяснение им различных вопросов о половой сфере, переключение внимания и энергии на активные занятия учебой, трудом, спортом позволяют снизить их сексуальную озабоченность, предотвратить чрезмерный интерес слепоглухонемых к половым отношениям.

Правильные половые представления, так же как и вся человеческая психика, социально обусловлены. Без специального воспитания эти представления слепоглухонемых неизбежно будут носить искаженный характер. При разумном половом воспитании в социально благоприятных условиях отношения между слепоглухонемыми могут быть нормальными, общепринятыми.

И здесь так важно становление и развитие всей гаммы человеческих чувств ребенка, чуткость и внимание к его душевному состоянию, переживаниям.

Воспитательное влияние на ребят в детском доме оказывают не только педагоги. Воспитывает своей добротой и отзывчивостью повар тетя Полина, чистотой и строгостью санитарка тетя Рая, любовью к технике и пунктуальностью шофер дядя Саша. Особая дружба у ребят с кочегарами. У них есть своя резиденция в бытовке, и к ним можно ходить в гости. Дядя Коля имеет в запасе сладости, но и лопату не забудет предложить, чтобы снег вокруг кучи угля раскидать. А с дядей Славой можно отвести душу, доверить свои сомнения, обсудить то, что волнует.

Пятнадцатилетний Радж, сидя на садовой скамейке между двумя воспитательницами, обращается к незамужней Вере Дмитриевне:

— Почему у вас нет детей?

— Потому что у меня нет мужа, — следует ответ.

— Вы не можете делать детей, а муж может? А как муж делает детей?

— Я не знаю.

Неудовлетворенный Радж обращается к воспитательнице Марии Григорьевне, имеющей взрослых детей:

— А вы знаете, как делают детей? Почувствовав колебания воспитательницы, Радж не выдерживает затянувшейся паузы и заключает:

— Нет, вы старая, вы забыли, как делают детей. Вот приедет с каникул Сережа С., он знает.

К счастью, приезда Сережи С. ждать не пришлось. С Раджем как мужчина с мужчиной поговорил дядя Слава, которому нетерпеливый воспитанник задал свои вопросы, оставшиеся без ответа у женщин.

Неформальные отношения >— ным, добпп-^—

па’ь их довеоир Ачеловеком ™ ‘ начитан-ченным явлением ?едстав™ются ^е У ВШИМ зав<*-

S^SSL? Ч •Й??.И1- И ,ег «_

сосед, на двух ставках работает. А этот…» — недоумевают обыватели.

Это только формально Вячеслав Иванович — кочегар. На самом же деле он философ. И влечет его в детский дом не зарплата кочегара, а возможность удовлетворять свою пытливость, найти ответ на волнующую его проблему: что есть человек? Бытовку Вячеслав Иванович превратил в филиал библиотеки и завалил ее философской и педагогической литературой, которую помимо него самого читают учителя, шефы-студенты, того и гляди начнут читать воспитанники.

Беседовать с Вячеславом Ивановичем — наслаждение. Не торопясь, обдумывая каждую фразу, высказывает он свои выношенные и выверенные жизнью мысли. Вячеслав Иванович смотрит в корень: где найдешь решение проблемы человеческой сущности, если не в общении с теми, кто медленно, шаг за шагом идет к человеку. А натолкнул его на эти поиски журнал «Вопросы философии», в котором приводились высказывания академика А. Н. Леонтьева о работе со слепоглухонемыми. «Особенности рассматриваемого нами эксперимента, — сказал академик, — заключаются в том, что он создает условия, в которых делаются зримыми — мне хочется сказать, даже осязаемыми и притом растянутыми во времени как бы с помощью замедленной киносъемки — узловые события процесса формирования личности, становления (подумать только!) человеческого сознания, условия, которые открывают как бы окно в самые сокровенные глубины его природы». Так что есть зачем ездить Вячеславу Ивановичу в Загорск, да и всем ищущим тоже.