С этого момента Трэвис не выходил из кабинета, считая разумным оставаться поближе к Гарнеру, чтобы иметь возможность быстро изменить план, если возникнет угроза жизни президента.
Бо́льшую часть времени он наблюдал за коридором, готовый в любой момент отойти в угол комнаты, чтобы кто-нибудь случайно его не задел.
Когда у него появлялась уверенность, что никто не войдет в кабинет, Трэвис изучал все вокруг. Он внимательно осмотрел пластиковые ремни, которыми были связаны запястья Гарнера за спиной. Они оказались слишком прочными, чтобы их разорвать, – наверное, выдерживали нагрузку в тысячу фунтов. Такие же ремни удерживали лодыжки президента и его плечи.
Трэвис изучил отверстие в стене, к которому крепилась тележка. Оказалось, что стена из обычного гипсокартона – странно для самолета, но здесь сделали исключение. Стальные прутья тележки были привязаны к алюминиевой арматуре за гипсокартоном. Естественно, очень прочной – ведь из такого же материала был сделан самолет.
– Когда можно будет меня освободить, в столе ты найдешь кусачки, – сказал Гарнер. – В верхнем правом ящике. Там полно всякой ерунды, но кусачки точно есть.
Снаружи донесся шум двигателей вертолетов – сначала одного, потом другого. Через минуту начали вращаться винты, и они взлетели.
В течение следующих нескольких часов ничего не происходило. В самолете стало очень тихо, хотя Холт все еще оставался на борту. Скорее всего, и Портер. Трэвис ждал, что они вернутся, чтобы еще раз попытаться допросить Гарнера, но они так и не появились. Вероятно, решили, что больше им ничего не удастся узнать.
Наконец снова послышался шум двигателей и рев вращающихся винтов. Вертолеты приземлились. Раздались голоса. Через пару минут «Боинг-747» задрожал, взвыли турбины. Трэвис вытащил нож из чехла и спрятал его под верхней частью костюма.
Холт и Портер сидели в зале для совещаний, когда самолет начал выруливать на посадочную полосу. Через иллюминаторы Трэвис видел, что уже спускаются сумерки. Портер читал написанные от руки указания по пользованию «Пробкой», которая лежала на прежнем месте у задней стены. Трэвис пересек зал для совещаний и вошел в салон. Все восемь мужчин заняли свои места, точно обычные пассажиры, перед тем как самолет пойдет на взлет. Они не стали пристегиваться, но сидели лицом по ходу движения, откинувшись на спинки кресел.
Пятеро расположились у иллюминаторов, все с правой стороны. Остальные трое выбрали места возле прохода, также справа. Каждый занимал место в своем ряду; каждый видел только того, кто сидел перед ним, – во всяком случае, если бы не решил обернуться. Самолет вырулил на взлетную полосу, двигатели заработали на полную мощность, заглушив все другие звуки минимум секунд на тридцать.
Когда эти тридцать секунд прошли, а самолет еще не успел начать набирать высоту, все восемь мужчин были мертвы.
Трэвис не стал вытирать лезвие или прятать нож под костюм. Он вернулся в зал для совещаний, когда самолет начал набирать высоту. Чейз держал оружие чуть в стороне от себя, и кровь капала на пол. Он направился к Портеру. Тот краем глаза заметил нож и быстро повернулся, чтобы посмотреть на него. На его лице появилось недоумение и страх, а в следующее мгновение клинок вошел в трахею до самых шейных позвонков, и Трэвис слегка повернул нож, когда вынимал его обратно.
Холт успел поднять голову и увидел, как свело судорогой тело Портера и тот упал обратно на сиденье. И еще – как нож выходит из раны, описывает дугу и устремляется к нему. Холт отшатнулся, едва не опрокинув кресло, и выбрался из него. В результате он оказался на корточках в углу, защищая руками шею.
Трэвис медленно приближался к нему. Он не спешил.
– Что такое? – едва слышно спросил Холт. – Что это?
– Я пришел, чтобы сообщить имена двух других жертв в «Хамви», – сказал Трэвис.
Взгляд Холта оторвался от ножа, и он попытался определить, откуда доносится голос Трэвиса.
– Их звали Пэйдж Кэмпбелл и Бетани Стюарт. Они были самыми поразительными людьми из всех, кого я знал. Они отказались от нормальной жизни, чтобы мир стал лучше или хотя бы не хуже. Им пришлось от многого отказаться. Прежде всего от солнечного света.
– Я могу дать вам все, что вы пожелаете, – сказал Холт. – Я самый могущественный человек в мире.
– Но сейчас все выглядит совсем не так, – возразил Трэвис.
– Вам следует об этом подумать, – сказал Холт. Его голос задрожал. – Правда, следует.
– Вовсе нет, – сказал Чейз, отталкивая в сторону кресло, чтобы подойти к скорчившемуся в углу человеку.
Но, прежде чем он успел сделать последний шаг, у него перед глазами замелькали зеленые и синие вспышки.
Трэвис замер на месте. Его слегка повело вперед, но он сумел восстановить равновесие. Быстро отвел глаза в сторону, рассчитывая, что вспышки исчезнут, но они лишь усиливались.
Зеленая. Синяя. Зеленая. Синяя. Теперь он уже больше ничего не видел, словно попал на концерт хард-роковой группы.
Зеленая. Синяя.
Чейз знал, что это означает, но не мог поверить, что такое возможно. Как он мог добраться до настоящего времени, находясь внутри воспоминаний «Пробки», если он «Пробкой» не пользовался?
Нож выпал из его руки и ударился о ковер. На лице у Холта появилось недоумение.
Трэвис отступил назад, зацепился за одно из кресел, наклонился и оперся о стол.
Зеленое. Синее.
Его сейчас выбросит из памяти вопреки собственной воле. В любую секунду. Но куда? И в какое время? И когда он умудрился приложить «Пробку» к голове?
Зеленое. Синее.
Черное.
Трэвис вздрогнул, открыл глаза и понял, что он снова в кабинете, в хвосте самолета. Перед ним стояли Холт и Портер; Ричард Гарнер чуть в стороне был все еще привязан к тележке. Трэвис опустил взгляд и обнаружил, что теперь он и сам привязан к такой же тележке, на том месте, где он находился во сне.
Который вовсе не был сном.
И не образом, отправленным ему кем-то другим.
Нет, это нечто третье.
У него было менее секунды, чтобы подумать об этом, потом его воспоминания исчезли, как картина на песке под порывом ветра.
Где он?
Как он сюда попал?
К чему, черт возьми, он привязан?
Пожилой человек, похожий на Уилфорда Бримли, наклонился, вглядываясь в его лицо.
– Вы меня понимаете? – спросил старик.
Но, прежде чем Трэвис успел ответить, его воспоминания снова исчезли; прошло не более секунды после того, как они начали формироваться.
Где он?
Как он сюда попал?
Гарнер смотрел, как Трэвис борется с наркотиком. Было очень странно чувствовать его действие на себе, но наблюдения за другим человеком, которому его ввели, оказалось не менее удивительным.
Он видел, как взгляд Трэвиса раз за разом теряет комнату, а потом снова ее находит. Память дробилась на промежутки, не превышающие секунду.
Портер наклонился над ним так, что его нос оказался в шести дюймах от лица Трэвиса.
– Скажи, кто должен войти в Брешь, – потребовал он; это был приказ, а не вопрос.
Трэвис замигал; не вызывало сомнений, что он успел забыть слова Портера. Он смотрел на него и молчал.
Портер повторял приказ. Снова и снова. Спокойно и терпеливо. Он старался внедрить его в подсознание Трэвиса, так тренер вырабатывает у собаки нужную реакцию. Он занимался такими вещами много лет.
– Скажи нам, кто должен войти в Брешь.
Гарнер подвергался аналогичному допросу всю ночь и весь день. Такие серии происходили примерно через час – всего их было семнадцать. Отметки от иголок помогали их сосчитать.
Гарнер понимал, что сообщил им очень много информации. И еще – что ему удалось скрыть самое главное. Судя по разочарованию в их глазах, которое он видел, когда действие наркотика прекращалось, а память его стабилизировалась, они не сумели получить от него ответа на главный вопрос. Слишком долго Гарнер держал эту тайну при себе, чтобы выдать ее сейчас – пусть даже и под воздействием наркотика.
С Трэвисом дело обстояло иначе. Если он знает ответ, то только с сегодняшнего дня.
Портер повторил приказ в шестой раз:
– Скажи нам, кто должен войти в Брешь.
Глаза Чейза закрылись. Казалось, он сумел понять приказ, несмотря на исчезающую память.
– Скажи нам, кто должен войти в Брешь.
– Я должен, – сказал Трэвис.
Портер прищурился, отодвинулся на несколько дюймов.
– Я должен войти, – сказал Трэвис, по его лицу скользнуло подобие улыбки. – Я счастливчик.
– Он с нами играет? – спросил Холт. – Действие слабеет?
Портер посмотрел на часы.
– Да, наверное. Прошло три минуты шестнадцать секунд, пока он находился в воспоминаниях.
– Пусть вернет «Пробку», – сказал Холт. – Пока ты еще можешь заставить его сотрудничать с нами.
Портер кивнул.
– Вытолкни «Пробку» из головы, – сказал он, снова наклонившись к Трэвису.
Портер произносил слова медленно и четко, однако ему пришлось повторить их трижды, прежде чем Трэвис закрыл глаза и сосредоточился. Через несколько секунд он застонал, и его лицо исказилось от боли. Потом «Пробка» начала выходить через крошечное отверстие, ярко-зеленое щупальце медленно выползало наружу. Портер протянул руку, и «Пробка» легла ему на ладонь.
– Через час попытаемся еще раз, – сказал Холт. – У нас будет четыре или пять минут для допроса. Мы всё узнаем.
К тому моменту, когда они ушли вместе с «Пробкой», которая снова успела принять форму куба, Гарнер увидел, что к Трэвису возвращается память. Влияние наркотика проходило очень быстро – весь процесс занимал около минуты. Ясность в глазах Чейза показала, что он вернулся в настоящее время.
Где он находится?
Какая-то маленькая комната.
Он к чему-то привязан – кажется, к тележке.
Трэвис сделал глубокий вдох и почувствовал, как туман у него в голове рассеивается. Еще один вдох, и все прояснилось окончательно.
Он осмотрелся и увидел Ричарда Гарнера, который был также привязан к тележке.
Трэвис решил, что он в кабинете, хотя и не мог понять, откуда у него такая уверенность.
Сквозь стены проникал однообразный шум. Работали двигатели самолета.
Он находился на Борту № 1, и это помещение располагалось в самом хвосте. И опять Трэвис не понимал, откуда он это знает.
Пока он пытался найти ответы, ему пришло в голову, что кто-то только что вышел из отсека. Пожалуй, двое. И они что-то унесли с собой.
«Пробку»? Неужели так и было? Чейз почти не сомневался, а еще через секунду понял кое-что еще – «Пробка» находилась у него в голове.
Головная боль и струйка крови на виске это подтверждали.
Он сделал еще один вдох, и сознание прояснилось окончательно, к нему вернулись воспоминания о последнем дне.
Он, Пэйдж и Бетани летели в Рам-Лейк. Они сумели ускользнуть от наемников и войти в рудник. Там они встретились с Дайером. Увидели вторую Брешь. Он воспользовался костюмом, позволившим ему обретать невидимость, чтобы выбраться оттуда. Потом супермаркет. Ракета, пущенная с вертолета. Безумная езда в Окленд с одной лишь мыслью – освежевать Стюарта Холта, как подлую свинью. Трэвис вспомнил, как поднялся на борт самолета, нашел Гарнера в хвосте. Потом убил остальных и…
И оказался в своем нынешнем положении.
Он вышел из воспоминаний «Пробки».
Трэвис задумался. Глядя в пространство, он пытался свести концы с концами.
Воспоминания «Пробки» заканчивались в зале совещаний на борту самолета.
Но где они начались?
И когда?
Чейз никак не мог найти стык реального и воображаемого.
И что хуже всего, «Пробка» выжгла воспоминания о том, что происходило в настоящем. Так бывало всегда. Трэвис не мог вспомнить, что происходило на самом деле в тот период времени, который он только что пережил.
– Пришел в себя? – спросил Гарнер.
Трэвис кивнул.
– Они ввели тебе наркотик, – сказал президент.
Трэвис снова кивнул.
– Фенилин дицикломид.
Гарнер заметно удивился.
– Мне рассказал о нем Дайер.
– А ты понял, что они сейчас с тобой делали?
– Не совсем. Возможно, какие-то фрагменты.
– Наркотик имеет две стадии, – сказал Гарнер. – Легкая амнезия, длящаяся пару минут, потом человек на четыре или пять минут лишается кратковременной памяти.
– Дайер сказал, что во время второй стадии они отдают команды, – сказал Трэвис. – И иногда сообщают в первой стадии информацию, которую пытаются использовать во второй…
Чейз замолчал.
Ему вдруг показалось, что он кое-что начинает понимать.
Гарнер заметил выражение его лица и кивнул.
– В реальной жизни вам не удалось выбраться из рудника, – сказал он. – Ты, Пэйдж и Бетани добрались до стальной двери и оказались в ловушке. У вас не было кода. Они бросили газовые гранаты и сумели вас захватить.
Трэвис смотрел в пол, но теперь он резко вскинул голову:
– Значит, Пэйдж и Бетани живы?
Гарнер снова кивнул.
– Да, они связаны, их держат в соседнем помещении. Но с ними всё в порядке.
Эмоции, которые терзали Трэвиса, точно зазубренные клинки, исчезли. Казалось, на него обрушилась ударная волна облегчения. Дыхание стало частым, глаза наполнились слезами. Он не мог взять себя в руки. Да и не пытался. Лишь через несколько мгновений сумел немного успокоиться. Он опустил голову, по его щекам покатились слезы.
Гарнер немного помолчал.
– Люди Холта не знали о существовании рудника до тех пор, пока не добрались до вас у стальной двери, – заговорил президент после долгой паузы. – Это оставалось тайной и для Холта. Но после того как они обнаружили вход в рудник, им стало очевидно, что он очень важен. Затем им удалось обнаружить второй вход, и они взорвали обе двери. Нашли внутри Дайера. И убили его в перестрелке. Когда они установили его личность, то поняли, что он работал со мной и обладал интересующей их информацией. В том числе и той, которую они никак не могли получить от меня.
– Мое имя, – дрогнувшим голосом сказал Трэвис.
Гарнер кивнул.
– Они не сомневались, что Дайер его знал, и хотели испробовать «Пробку» на себе, чтобы вернуться назад и его допросить. Им даже удалось получить от меня код, позволявший попасть в рудник, не взрывая дверей. Эти сведения были для меня менее существенными, чем твое имя – вероятно, я не слишком сильно сопротивлялся.
Трэвис поднял голову и сморгнул слезы. Через пару мгновений лицо Гарнера снова обрело четкость.
– Однако Холт побоялся связываться с «Пробкой», – сказал Трэвис. – И не решился использовать ее даже на своих помощниках.
– Совершенно верно, – ответил Гарнер и с недоумением посмотрел на Чейза, не понимая, как ему удалось догадаться. Потом президент отбросил сомнения и продолжал: – Они сообразили, что могут использовать тебя, чтобы не рисковать самим. Они дали тебе наркотик и во время первой стадии сообщили код, открывающий стальную дверь, а когда началась вторая, приставили к твоему виску «Пробку» и приказали заново пережить этот день. Если бы все получилось, как они хотели, ты бы не знал, что находился под воздействием «Пробки». Ты бы не мог вспомнить, что пользовался ею и что пережитый тобой день не являлся реальным. Ты должен был вернуться в сегодняшнее утро и думать, что все идет своим чередом, а произошедшее с тобой случилось на самом деле.
Самолет. Дорога в Рам-Лейк. Они поднялись по трапу – с этого и начинались воспоминания, полученные из «Пробки». И весь пережитый им день – на самом деле фальшивка.
– Когда вы добрались до стальной двери, ты знал код, – продолжал Гарнер. – Ты не понимал, откуда – первая стадия представлялась тебе как странный сон, но ты воспользовался кодом, чтобы открыть дверь.
– И встретился с Дайером, – сказал Трэвис.
Гарнер кивнул.
– Естественно, он рассказал тебе все, что знал, – ведь вы были союзниками. Потом они собирались извлечь «Пробку» и допросить тебя. Ты бы не стал столь же ревностно, как я, хранить полученные сведения. Ведь ты узнал тайну совсем недавно.
– Господи, неужели я им все выдал? Неужели назвал имя человека, который должен пройти в Брешь?!
– Ты назвал имя, но они решили, что ты над ними издевался. – Гарнер нахмурился. – Через час они поймут, что ты сказал правду. Сожалею, но у тебя нет шансов сопротивляться такому мастеру допросов, как Портер.
В голосе Гарнера уже не осталось надежды, и Трэвис не мог его винить. На мгновение он и сам почувствовал себя побежденным.
Но тут Чейз вспомнил то, что видел, когда разгуливал по самолету в костюме невидимки.
Еще через секунду он улыбнулся – в его памяти всплыло кое-что еще.
Холт и его люди не могли знать, что Трэвис успел тщательно изучить самолет. Они и через миллион лет не сообразят, что «Пробка» помогла ему сюда добраться, и он все здесь осмотрел – от носа до самого хвоста. Они совершили ошибку. Очень серьезную ошибку.
Чейз напряг запястья, связанные пластиком за спиной, и оперся костяшками пальцев о гипсокартон, находившийся в дюйме от них.
Затем он начал его толкать. Сильно. Один, два, три раза. Почувствовал, как стена сопротивляется и скрипит, но после четвертого толчка гипс не выдержал и треснул – образовалась дыра величиной с кулак.
– Что ты делаешь? – спросил Гарнер.
– Скоро поймете.
Чейз нащупал пальцами края дыры и стал ее расширять, пока не добрался до вертикальной алюминиевой планки. Вероятно, именно к ней крепилась тележка, к которой он был привязан.
Затем Трэвис изогнул запястья так, что замочек пластиковых наручников оказался прижатым к планке, острой, как клинок.
И начал двигать пластик вдоль ребра планки.
Гарнер все понял, но Трэвис не увидел надежды в его глазах.
– Ты не сможешь освободить плечи и щиколотки, – сказал он.
– Не смогу, – ответил Чейз, кивнув в сторону письменного стола, который находился так близко, что сначала Трэвис его не заметил. – Но сумею дотянуться до верхнего правого ящика, где лежат кусачки для ногтей.
В глазах Гарнера появилось полнейшее недоумение, а потом он улыбнулся.
– Ты нашел то, что Аллен Рейнс прятал в красном ящике, – сказал он.
– Да, нашел и использовал, – ответил Трэвис. – Расскажите мне про оружие, которое сложено в коридоре. Отпечаток вашей ладони поможет открыть дверцу, сканер сработает?
– Да, но сразу же включится сирена. Они нападут на нас прежде, чем мы успеем зарядить автоматы.
Трэвис тихо рассмеялся:
– Об этом я бы не стал беспокоиться.