Глава 13

Надежда вспыхнула в глазах Пэйдж и тут же угасла. С одной стороны, Норе будет очень легко вновь увидеть блокнот в своих воспоминаниях – она сама в нем все написала; ей ничего не стоило вернуться и перечитать его в тот момент, который предшествовал исчезновению Уарда. А с другой – «Пробка» могла убить Нору еще до того, как до конца проникнет в ее голову. Но, даже если забыть о том, что отняло жизнь Джины Мерфи, боль, стресс и ускорение пульса уже сами по себе могли оказать негативное воздействие.

– Если получится, мы будем знать все, – сказала Пэйдж. – Но у меня нет уверенности, что процедура пройдет успешно.

– Вы говорите об объекте? – спросила Кэрри.

Пэйдж кивнула и менее чем за минуту объяснила основные свойства «Пробки» – в том числе и историю с Джиной. К тому моменту, когда она закончила свой рассказ, на лице у Кэрри появилось скептическое выражение. Но так реагировали все, кому в первый раз говорили о возможностях «Пробки», пока они сами не пробовали ее действие на себе.

– В любом случае, – сказала Кэрри, – о Норе можно забыть. Она умерла от рака груди в восемьдесят девятом году… – Она немного помолчала. – А если я попробую? В восемьдесят девятом мне было тридцать лет, и я жила в Нью-Йорке. Если все обстоит так, как вы рассказываете, я могу вернуться в то время, доехать до Балтимора и добраться до блокнота без особых проблем.

– Охрана при входе в палату может вам помешать, – заметил Трэвис. – Не говоря уже о самой Норе.

– Я говорю не о том, чтобы пробраться в палату. Можно открыто прийти туда и представиться коллегой Рубена. Это не так, но достаточно близко к правде. И я следила за его работами. Судьба связала меня с «Тангенсом» именно из-за того, что я вращалась в тех же академических кругах, что он и Питер Кэмпбелл. Я и Нору смогу легко убедить. Войти в палату, посидеть у постели Уарда, выбрать подходящий момент и незаметно унести блокнот.

Трэвис посмотрел на Кэрри в зеркало.

– Как ваше сердце? – спросил он.

Она приподняла брови.

– Не слишком хорошо. Всю жизнь у меня был систолический шум. В последние годы он усилился, но этого следовало ожидать.

– Извините за прямоту, – сказал Трэвис, – но ваш возраст сам по себе уже проблема. Мне сорок четыре года, и я думал, что эта штука меня убьет, когда я ею пользовался.

Он не стал доводить свою мысль до конца – нельзя исключать, что Кэрри сможет заставить «Пробку» покинуть ее разум, если у нее начнется сердечный приступ. Что произойдет, если она умрет, пока «Пробка» будет оставаться в ее голове? Выйдет ли «Пробка» наружу сама и вернется ли к кубической форме или останется в голове Кэрри, навсегда утратив свои полезные свойства? Подвергалась риску не только жизнь Кэрри, но и сама «Пробка». И хотя Трэвис ненавидел этот объект, его полезность не вызывала сомнений.

– К тому же этот риск не является необходимым, – сказал Чейз. – У меня появилась идея. Дайте мне несколько минут, чтобы ее обдумать.

Они опять на некоторое время замолчали. Ветер свистел в дыре в крыше и стонал в разбитом заднем окне.

Пэйдж обернулась к Кэрри:

– Вы можете вернуться в Пограничный город вместе с нами. Вероятно, сейчас это для вас самое безопасное место.

После коротких размышлений пожилая женщина покачала головой.

– Если я вам не нужна, то предпочла бы держаться от «Тангенса» как можно дальше. Я могу о себе позаботиться. В прежние годы я сумела отложить достаточное количество денег и завела ряд полезных контактов. Оставьте мне джип, и со мной все будет в порядке…

Она долго молчала, глядя в темноту за окном.

– Я должна еще кое-что вам рассказать… уж не знаю, сумеете ли вы это использовать. Кое-что я случайно услышала примерно через год после окончания расследования «Скаляр». Я направлялась к залу для совещаний и услышала, как Питер разговаривал с одним из пяти человек, которые работали вместе с ним. Вот что он сказал: «То, как мы закончили, получилось не лучшим образом. И если что-то пойдет не так, то очень быстро. У нас будет совсем немного времени, чтобы это остановить». – «Сколько именно?» – спросил его собеседник, и Питер ответил: «Первый знак будет очень серьезным, и у нас останется ровно двадцать четыре часа». Я помню, как он помолчал секунд десять, а когда заговорил снова, показался мне смертельно испуганным. «Да, ровно двадцать четыре часа до конца дороги», – сказал Питер.

Трэвис посмотрел на Пэйдж, и оба остановили взгляды на часах джипа на приборной консоли.

6:05 утра.

Гарнер погиб без четверти десять прошлой ночью – 7:45 по местному времени. Таким образом, конец дороги – что бы ни означали слова отца Пэйдж – наступит в 7:45 сегодня вечером. У них осталось тринадцать часов и сорок минут.

Пэйдж позвонила в Пограничный город и договорилась, что самолет будет ждать их на взлетной полосе аэродрома возле Симаррона. Никакого полетного плана; пилоты попросят разрешения на взлет за пять минут до посадки – на случай, если враг следит за полетами.

Кэрри уже уехала, когда самолет приземлился. Он оставался на земле менее трех минут, и, когда пробил облака и кабину залили первые лучи солнца, Пэйдж попросила:

– Расскажи мне.

Трэвис прищурился.

– В мае семьдесят восьмого мне было десять лет. Для своего возраста я был крупным мальчишкой, коренастым, ростом в четыре фута и девять дюймов.

– Неужели ты серьезно?

– Мы знаем, что Рубен Уард покинул больницу ночью седьмого мая через северный выход, захватив с собой блокнот. Нам известно время с точностью до нескольких часов. И еще Уард был настолько слаб, что едва мог ходить. Он не сможет оказать мне сопротивление. Я выхвачу блокнот и убегу.

– Ты жил в Миннеаполисе. Как ты собираешься пересечь половину страны в таком возрасте?

– Украду машину отца, максимально подвину сиденье вперед. От Миннеаполиса до Балтимора пятнадцать или шестнадцать часов, если я не буду нарушать скорость. А я не собираюсь это делать.

Он видел, что идея все больше и больше нравится Пэйдж, несмотря на ее опасения. Но женщина продолжала колебаться.

– Тебе придется останавливаться, чтобы заправиться, – сказала она. – Любой служащий бензоколонки сразу наберет девять-один-один, как только ты выйдешь из машины. Не говоря уже о людях, которые окажутся рядом. Все они будут намного старше, чем твои десять лет, и сильнее тебя.

– Мне вообще не потребуются бензоколонки. Пять футов пластикового шланга решат все проблемы.

Трэвис прекрасно понимал, что главной проблемой станут другие водители на шоссе. Даже ночью его можно будет разглядеть за рулем, во всяком случае, в городах и на оживленных участках автострад. И хотя в 1978 году не было сотовых телефонов, чтобы позвонить в полицию, люди начнут действовать, увидев мальчишку за рулем машины. Но уже через несколько секунд Трэвис понял, что у него есть решение. Он подумал еще немного, убедился, что не ошибается, и повернулся к Пэйдж.

– Я думал, кто лучше для этого подходит. Но у меня нет никаких идей. Вне «Тангенса» это могла быть Кэрри, но такая попытка может ее убить. Или Гарнер, будь он жив, хотя его возраст тоже вызвал бы у меня опасения. Среди сотрудников «Тангенса» лишь четыре человека старше меня.

Пэйдж кивнула, и на ее лице появилось задумчивое выражение: она вспоминала всех сотрудников «Тангенса». Трэвис уже это проделал. В настоящее время население Пограничного города стало заметно моложе – за последние три года персонал почти полностью сменился, и практически всем было меньше сорока. Ученые с хорошим послужным списком, не связанные с политикой, появлялись в Пограничном городе из самых разных стран, которые когда-то вместе основали «Тангенс». Все четверо старших сотрудников не являлись американцами. Двое, всего на год старше, выросли во Франции. Еще один – в России, ему было сорок семь. Самому пожилому сотруднику исполнился пятьдесят один год, а в ту ночь, когда Рубен Уард сбежал из больницы Джона Хопкинса, ему было семнадцать и он жил в северной деревушке Китая.

Пэйдж быстро исчерпала список возможных возражений. Она посмотрела на время на своем сотовом телефоне; она возвращалась к нему каждые несколько минут после того, как Кэрри сообщила им о сроке в двадцать четыре часа. Трэвис поступал так же. Даже обратный полет в Пограничный город со скоростью пятьсот пятьдесят миль в час казался колоссальной потерей времени.

– Я сумею добраться до Балтимора и завладеть блокнотом, – сказал Трэвис. – Это займет всего три минуты и шестнадцать секунд.

– Пожалуй, у тебя намного больше шансов, чем у меня, – вздохнула Пэйдж. – В семьдесят восьмом мне было минус два года.

Они связались с Бетани и ввели ее в курс дела. К тому времени, когда самолет приземлился, она уже взяла «Пробку» из Главной лаборатории и вернулась в жилой комплекс на Б16. Когда они вошли – в 8:25 утра, – Бетани уже ждала их, вооружившись необходимой информацией. Впрочем, узнать ей удалось совсем немного.

– Я не сумела установить точное время ухода Уарда, – сказала она и поправила очки, те самые, в которых была во время их первой встречи в прошлом году в Атланте.

Бетани выглядела молодой даже для своего возраста – не больше чем лет на двадцать. На самом деле в двадцать она закончила колледж и работала на одну из самых продвинутых фирм, занимавшихся программным обеспечением информационной безопасности. Все настоящие эксперты планеты в данной области могли бы без труда втиснуться в приличных размеров лифт.

– Полагаю, полицейское управление Балтимора имело отношение к случившемуся, – сказала Бетани. – Как только в больнице поняли, что Уард исчез, они обратились в полицию, но все архивы того времени пропали. Оцифрованная информация появилась только в конце восьмидесятых. Если и остались какие-то документы, вроде отчета о поисках пропавшего человека или показания свидетелей, я их не нашла. Возможно, где-то на полках архива что-то есть, но в Сети нет ничего.

– А что в документах больницы? – спросила Пэйдж.

Бетани нахмурилась.

– Я их проверила, но вам это совсем не понравится, – ответила она.

Она вытащила планшет из большого кармана на бедре, включила его и открыла нужный файл. Это было увеличенное изображение плана больницы Джона Хопкинса. Бетани переместила его так, чтобы на экране осталась только верхняя часть: Монумент-стрит, идущая от Бродвея до Вулф-стрит, – расстояние, превышающее восемьсот футов.

– Ты собираешься встать на севере и следить за выходами? – сказала Бетани. – Будешь ждать, когда выйдет Рубен Уард?

Трэвис кивнул.

– Хорошая новость состоит в том, что ты сможешь видеть все выходы, – сказала Бетани. – Северная часть больницы почти не изменилась с семьдесят восьмого года: четыре разных выхода на Монумент-стрит, все они видны с противоположной стороны улицы. Палата Уарда расположена так, что он мог выйти через любой из них.

– В особенности если учесть, что он мог найти дверь на улицу далеко не сразу, – заметил Трэвис. – Я не стал бы заранее решать, откуда он выйдет.

– Однако плохая новость состоит в том, что ты будешь вынужден это сделать, – сказала Бетани.

Она увеличила изображение так, что на экране теперь была лишь треть северного участка, и стали видны детали, которые оставались незаметными: обширный участок Монумент-стрит, перечеркнутый диагональными линиями. Они доходили до тротуара у края здания. Весь отмеченный участок занимал пятьдесят футов улицы.

– Что это такое? – спросила Пэйдж.

– Стройка. Служебный туннель для метро Балтимора. Метро начало работать только в восемьдесят третьем году, но на строительство ушли годы. Весной семьдесят восьмого сооружение самого туннеля еще не началось. Однако они приступили к рытью канала для прокладки электропроводов и доступа для технического обслуживания в четырехстах футах к востоку от перекрестка, точно по центру северной стороны больницы. – Бетани переместила изображение влево и вправо и показала на выходы, которыми мог воспользоваться Уард. – Две двери находятся к западу от места работ, две – на востоке. И после того, как ты сделаешь выбор, ты уже ничего не сможешь изменить. Не думаю, что тебе удастся быстро пересечь зону строительства.

– Возможно, у меня получится, – возразил Трэвис. – Поздно ночью рабочих там не будет.

– Я бы не стала на это рассчитывать, – сказала Бетани. – Но даже и в таком случае строительный участок станет серьезным препятствием. Это не просто изношенное щебеночное покрытие, окруженное пластиковым забором. Я нашла статью о строительстве в старом выпуске «Балтимор сан». Работы велись с марта по сентябрь того года, канал прорыли на глубине тридцати футов. Если они начали в марте, то рытье котлована в мае еще не было закончено. Там будет настоящий Большой Каньон, разделяющий улицу на две части.

– Значит, если ты сделаешь неверный выбор и Уард выйдет из другой двери, тебе придется обежать вокруг квартала. Как далеко до северного конца Монумент-стрит? Тот квартал такой же квадратный, как главный больничный комплекс, или он вытянут?

– В принципе вытянут, – ответила Бетани. – Мэдисон-стрит идет лишь на пару сотен футов на север. Но и там ведутся строительные работы, так что придется бежать до следующей улицы – Ашленд. Я уже все подсчитала. Если ты окажешься не с той стороны, с которой выйдет Уард, тебе нужно будет преодолеть не менее полумили. За это время он успеет уйти в любой из дюжины переулков или даже взять такси – а что помешает ему пристукнуть водителя? Он будет отчаянно стремиться поскорее убраться подальше от больницы.

Пэйдж перевела взгляд с компьютера на Трэвиса:

– Надеюсь, в десятилетнем возрасте ты бегал быстро.

– Я тоже надеюсь, ведь второго раза не будет. Тот участок памяти исчезнет, доберусь я до блокнота или нет.