О странствующих рыцарях

Празднества по случаю возвращения Брунильды были долгими и великолепными. Для Галаора началось испытание славой – он не знал, куда деваться от всюду преследовавших его благоговейных просто любопытных взглядов.

Принцесса Брунильда тоже испытывала неловкость: ей не давались сдержанные и холодные королевские манеры, не давалась снисходительная улыбка. Впрочем, такое неподобающее ее поведение многим пришлось по вкусу. Все хотели посмотреть на бесплатное представление под названием «Принцесса, которая не желает быть принцессой». «Еще научится, – ворчали скептики. – В ее жилах течет королевская кровь».

Через несколько дней после того как отшумели празднества, Галаор столкнулся на самом верху парадной дворцовой лестницы с доном Хилем Осторожным. Дон Хиль к тому времени оставил оружие и посвятил себя изучению геральдики. Чего только о нем в связи с этим не говорили! Галаор вежливо поинересовался причинами такой перемены в жизни дона Хиля, и тот, пока они с Галаором спускались по длинной дворцовой лестнице во двор, все ему рассказал. Галаор навсегда запомнил то, что он тогда услышал, и очень часто потом вспоминалась ему

Речь, произнесенная на лестнице:

«Галаор, мы, странствующие рыцари, не смотрим на вещи так, как следует смотреть, чтобы понимать их, мы не взвешиваем тщательно своих поступков, не задумываемся над тем, как они будут выглядеть с точки зрения здравого смысла. Все зависит от того, с какой высоты смотреть на вещи. Можно смотреть с земли, можно – из поднебесья. Нам, странствующим рыцарям, чужд здравый взгляд, и путь наш непрям, а поступки порой нелепы. От того, кто ты, зависит выбор точки зрения, и наоборот: от точки зрения зависит то, кем тебе быть. Те, кто принимает нашу точку зрения, становятся, как и мы, странствующими рыцарями.

Я пришел к такому выводу, размышляя о жизни моих предков. Именно поэтому я сменил оружие на щиты и девизы. Сейчас поясню на примере.

Видишь тех детей, которые играют во дворе? Что ты сказал бы, если бы я сейчас подошел вон к тому, светлоголовому, вынул кинжал и снес ему голову? Наверняка попытался бы воспрепятствовать мне или потом потребовал бы для меня наказания – разве может быть что-нибудь более ужасное, чем убийство ребенка? Все это так. Но уверен ли ты в том, что я совершил дурной поступок? Подумай над тем, что Гильермо Ужасный, который со своей ордой двадцать лет сеял смерть и разрушение, тоже был когда-то светлоголовым ребенком. Возмутило бы тебя убийство злодея Гильермо? Ну вот, ты уже начинаешь понимать, что не всякий, даже самый ужасный, поступок можно всегда правильно истолковать.

Познакомившись с тайнами геральдики, я понял, что самое большое влияние на мою жизнь оказал медведь, ворвавшийся во двор Замка Семи Дверей, где я родился. Сейчас я тебе об этом расскажу. Это случилось за много лет до моего рождения. Медведя преследовал Атаульфо-Пес, парень очень немногословный и отчаянный храбрец. Медведь до смерти перепугал добрых людей, занимавшихся во дворе своими делами. Атаулъфо метнул в медведя беспощадное копье в тот миг, когда медведь был в двух шагах от заигравшегося и не заметившего его малыша. Меткий удар, нанесенный Атаульфо, спас жизнь ребенку. Атаульфо осадил потного коня и в это мгновение увидел на одном из балконов замка темноглазую Марию.

Атаулъфо и Мария – мои прадедушка и прабабушка. Атаулъфо ехал по лесной дороге – он хотел присоединиться к тем, кто сражался на болотах против шакалов, расплодившихся там до такой степени, что целые гроздья их свешивались с каждого дерева. По дороге он увидел, как на беззащитную пастушку нападает медведь, спас бедную женщину и гнался за зверем, до тех пор пока не настиг его во дворе замка, куда не имел никакого намерения заезжать. Я часто думаю о том лохматом хищнике, и он кажется мне моим далеким злобным предком.

Из рассказанного мной ты можешь сделать вывод, что нельзя до конца понять смысл ни одного из событий. Даже самый, казалось бы, простой поступок может привести к неисчислимому множеству самых непредсказуемых последствий. Мы можем лишь подозревать, сколько тайных замыслов зреет вокруг. И мы, смертные, часто лишь слепое орудие их исполнения».

ГАЛАОР: Довелось мне слышать рассуждения о Властелине знания и о том, что все мы – листья одного дерева, крона которого огромна и недоступна нашему пониманию. Слышал историю того, кто мнил себя Создателем, но кончил тем, что пожрали его собственные его творения. Но никогда не приходилось мне задумываться над тем, насколько горек поиск смысла наших деяний.

ДОН ХИЛЬ: Как ты думаешь, Галаор, что означает бесконечный поток событий человеческой жизни? Что означает в жизни человека один отдельно взятый поступок? В огромной паутине событий мы – ничтожная частица ничтожно малой нити. Нельзя рассматривать наши поступки как нечто целостное и самодостаточное. Любой поступок может привести к самым разным последствиям, Галаор, и странствующие рыцари, совершающие множество мельчайших индивидуальных – то есть фрагментарных и хаотических – поступков, обречены на вымирание. В сущности всякий странствующий рыцарь – сумасшедший.

ГАЛАОР: Но я слышал также и другое мнение: всякий поступок имеет смысл сам по себе, потому что совершаем его именно мы и потому что мы хотим совершить именно этот поступок.

ДОН ХИЛЬ: Поступок может иметь смысл для того, кто его совершает, но не может иметь смысла только потому, что сам по себе он хорош или плох, как заявляет странствующий рыцарь. Из слов твоих следует вывод, что все поступки имеют одну и ту же ценность, а это лишает рыцарство всякого смысла.

ГАЛАОР: И что же делать нам, странствующим рыцарям?

ДОН ХИЛЬ: Не знаю. Я посвятил себя изучению древних родов: хочу научиться распознавать те мельчайшие события, которые определяют нашу жизнь. Не хочу больше размахивать в воздухе мечом, как сумасшедший слепец.

Галаор простился с доном Хилем и медленно пошел по двору. Вокруг него размахивали деревянными мечами малыши. Он вспоминал, как Мамурра рассказывал ему о коллективных снах, в которые верили древние греки. Нет, думал Галаор, каждый создает свой сон, особенный, непередаваемый. Странствующие рыцари – это множество поступков, совершаемых по воле каждого из них. Не хватало еще, чтобы и они начали создавать общий запутаннейший порядок, подобный тому, что царил в садах Диомедеса! Ошибка Диомедеса и заключалась в том, что он не признавал красоты и порядка в непонятных ему природных пейзажах. И разве нельзя сказать то же самое о бесконечном переплетении генеалогий и династий, начинающихся неизвестно где в темном прошлом и уходящих куда-то в темное будущее? Что делать с этим? Какую ценность имели и к каким последствиям могли привести его собственные поступки? К непредвиденным, как полет стрелы, пущенной в небо.

Дон Оливерос объяснил ему, что не все можно постигнуть умом, что нужно еще и действовать, что поступок – отец смысла. Рассуждая таким образом, Галаор пришел к выводу, что смерть гигантского кабана имела очень мало смысла, потому что бился он с чудовищем обдуманно. А обдуманные действия ничего не решают. Но Осторожный только что пытался доказать, что и необдуманное действие, каким бы героическим оно ни было, само по себе ничего не решает и не имеет смысла, потому что его последствия нельзя предсказать. Всякое действие двусмысленно. Галаор пришел в отчаяние, земля уходила у него из-под ног. Разве не было возвращение Брунильды неуклюжим поступком, которое привело к печальным последствиям? Властелин знания – это высшая, недосягаемая ступенька. Все остальные действуют вслепую. Однако, мучился Галаор, действовать нужно. Или не нужно? Нужны ли поступки, совершаемые вслепую, без цели, без четкого представления о последствиях – словно совершаются они слабоумными или словно совершаются во сне? Возможно, сны каждого человека – это плод его собственного труда, но бдение есть трудоемкий безбрежный общий сон всех бдящих, мельканье сменяющих друг друга поступков, не связанных между собой, лишенных системы, логики, смысла. И Галаору показалась бессмысленной тяжесть меча на поясе…

От таких вот размышлений оторвала Галаора запыхавшаяся Слониния, прибежавшая сказать, что принцесса Брунильда в слезах и требует его к себе.