Вечером 5 декабря 1997 года, когда уже стемнело, в квартире Юрия Анатольевича Труша в Лучегорске, небольшом шахтерском городке Приморского края на Дальнем Востоке, неподалеку от китайской границы, раздался звонок. Приморье знаменито многим, но, кроме всего прочего, оно является последним на земле местом обитания амурского тигра. Человек на другом конце провода сообщил печальное известие: в сотне километров к северо-востоку от Лучегорска, в глухом лесу неподалеку от поселка Соболиный, тигр напал на человека. Юрий Труш возглавлял одно из шести действовавших в регионе подразделений инспекции «Тигр», в задачи которой входило расследование правонарушений в лесу — особенно если дело касалось тигров. А поскольку зачастую речь шла о браконьерской охоте на них, без нападений не обходилось. Таким образом, сложившаяся ситуация, каковы бы ни были подробности, находилась непосредственно в сфере ответственности Юрия Труша, и поэтому он безотлагательно начал собираться в Соболиный.

 

Ранним субботним утром Юрий Труш вместе со своими коллегами Александром Горборуковым и Сашей Лазуренко загрузился в армейский грузовик и двинулся на север. В теплой одежде и камуфляже, вооруженные ножами, пистолетами и карабинами, Тигры, как называют иногда сотрудников этой службы, скорее напоминали отряд спецназа, чем охотинспекторов. Ехали они на обшарпанном за двадцать лет армейском «урале» — четырехтонном аналоге немецкого «унимога» или американского «хамви». Полноприводный бензиновый грузовик на широких колесах около метра диаметром, оборудованный лебедкой, является излюбленным средством передвижения в отдаленных районах Приморского края. Помимо стоек для винтовок и креплений под дополнительные канистры с топливом он был оснащен переносными койками и набит провиантом с таким расчетом, чтобы четыре человека могли прожить неделю. Кроме того, внутри соорудили дровяную печь, чтобы в случае полного отказа техники отряд мог выжить, в какой бы глуши он ни оказался.

Миновав КПП на выезде из города, Тигры съехали на грунтовку, ведущую на восток, вдоль русла Бикина — крупной извилистой реки, протекающей по наиболее отдаленным уголкам северного Приморья. Из-за мороза и глубокого снега продвижение грузовика было сильно затруднено, и члены экспедиции, бывалые охотники, отслужившие в армии, коротали время, гадая, что ждет их в конце пути. Однако никакой предыдущий опыт не мог подготовить к тому, что им суждено было обнаружить.

 

Приморский край по размерам сопоставим со штатом Вашингтон. Омываемый Японским морем с юго-востока России, он отличается богатством лесов и гор, сочетая в себе глушь Аппалачей и суровость Юкона. Хлеб здесь добывается нелегким путем: лесозаготовка, добыча ископаемых, рыболовство, охота. И без того тяжелое положение усугубляется низкими зарплатами, коррумпированностью чиновников, процветающим черным рынком — и присутствием одного из самых крупных в мире представителей кошачьих.

Одним из многих негативных последствий перестройки и открытия границы между Россией и Китаем стал стремительный рост браконьерской охоты на тигров. По мере развала экономики и увеличения безработицы в девяностых годах на добычу всевозможного рода лесных богатств кинулись все: профессиональные браконьеры, предприниматели и простой люд. Тиграм, в силу их редкости и исключительной ценности, пришлось особенно трудно: их органы, кровь и кости широко используются в традиционной китайской медицине. Считается, что ус тигра бережет от пули, а толченая кость слывет хорошим обезболивающим. Другое поверье утверждает, что тигриный пенис добавляет мужской силы, и очень многие — от Токио до Москвы — готовы платить тысячи долларов за тигриную шкуру.

В период с 1992 по 1994 год было уничтожено около сотни тигров — это примерно четверть их популяции в регионе. Большая часть добычи отправилась в Китай. При финансовой поддержке (и под давлением) международных природоохранных организаций местное правительство основало инспекцию «Тигр» в надежде вернуть хотя бы подобие закона и порядка в леса Приморского края.

Вооруженные огнестрельным оружием и фотокамерами, наделенные широкими полномочиями, отряды инспекторов были призваны препятствовать браконьерству и способствовать снижению неуклонно растущего числа столкновений тигра с человеком.

По большому счету, работа инспекции «Тигр» очень напоминает работу отдела по борьбе с наркотиками. Степень риска вполне сопоставима: в обоих случаях на кону большие деньги, и играют на этом поле люди отчаянные и опасные.

Что общего у тигра и наркотика? И те и другие продаются на вес, а стоимость определяется чистотой продукта и репутацией продавца. Но есть и существенные различия: вес тигра может намного превышать двести килограммов; на протяжении двух миллионов лет тигры охотятся на крупную дичь — в том числе на человека. И они злопамятны.

В силу этих особенностей тигр несет угрозу как человеку, стоящему на его защите, так и тому, кто рассматривает его исключительно как источник наживы.

В середине девяностых отряд инспекции «Тигр» под руководством Юрия Труша работал в долине реки Бикин. Зимой по льду на Бикине можно спокойно передвигаться на тяжелом грузовике, но летом река пускается в неторопливый бег. Большинство безработных обитателей ее берегов чтят лесной закон куда выше запретов правительства. И хотя преимущественно народ вынужден браконьерствовать, чтобы хоть как-то свести концы с концами, встречаются и охотники за большими деньгами.

 

К 1997-му инспекция «Тигр» существовала всего лишь три года. С учетом состояния российской экономики в девяностые ее сотрудникам выпал счастливый билет: они были трудоустроены и получали долларовую зарплату от иностранных природоохранных организаций. Четыреста долларов в месяц — в те годы о таком можно было только мечтать. Но и от инспекторов требовалось многое взамен. Обыденная проверка охотничьих удостоверений во время планового обхода территории, обыск подозрительного автомобиля, направляющегося в сторону китайской границы, или внедрение в браконьерскую среду — всякий раз Тиграм приходилось иметь дело с вооруженными людьми. И чаще всего эти встречи происходили в лесной глуши, где подкрепления ждать просто неоткуда, а столкнуться можно с чем угодно.

После перестройки в России было выставлено на продажу буквально всё. С военных складов Приморского края пропало огромное количество боеприпасов. Во время своих рейдов по разбросанным в лесу многочисленным охотничьим хижинам Труш и его напарники изымали пластит, ТНТ, автоматы 50-го калибра, украденные с военных броневиков. Труш недоумевал: зачем в лесу оружие такого размера? С взрывчаткой все было понятно: с ее помощью в водоемах глушили рыбу в промышленных масштабах либо выгоняли медведей из берлог. На азиатских рынках особым спросом пользуются не целиковая медвежья шкура или скелет, а лапы и желчный пузырь. Лапы пускают на суп, а пузырь используется в медицинских целях. В середине девяностых в Приморье и человеку, и зверю жилось одинаково трудно, коррупция процветала на всех этажах власти. В те годы Труш не раз устраивал облавы, в ходе которых попадались с поличным и высокопоставленные милицейские чины, и члены советов, а наживать себе подобных врагов всегда опасно. Впрочем, Труш отлично годился для своей работы — не каждый решился бы связаться с таким противником.

Ростом под 190, длинноногий, широкогрудый атлет с карими глазами, удивительным образом напоминающими полудрагоценный камень «тигровый глаз» — радужка окружена черной полоской. Взгляд из-под низких густых бровей, но лицо открытое и дружелюбное. Зычный голос. В детстве Труш был слабым и болезненным ребенком, но к юности превратился в настоящего богатыря с командирской внешностью и способностью сохранять спокойствие в стрессовых обстоятельствах. Он исключительно силен. За время службы в армии в семидесятых Труш не раз становился победителем различных соревнований по гребле, заслужив тем самым титул мастера спорта и право выступать на международном уровне. Это было серьезное достижение: он не просто соревновался с болгарами или немцами из ГДР; по его же словам, он защищал честь Советской армии. Когда уже на пятом десятке Труш начал работать в инспекции «Тигр», он трижды подряд выигрывал районные соревнования по тяжелой атлетике. Не той тяжелой атлетике, что мы привыкли видеть в программе Олимпийских игр, — то, что делал Труш, скорее напоминало забавы скучающих артиллеристов времен Наполеоновских войн. Состязание заключалось в том, чтобы гирю — крупное ядро с ручкой для захвата — поднять от земли над головой как можно больше раз, сначала одной рукой, потом другой. Гиревой спорт — русское изобретение, им увлекаются не одну сотню лет, и преуспевают в нем преимущественно невысокие коренастые спортсмены. Поэтому было особенно удивительно смотреть на человека с телосложением Труша, вопреки закону притяжения непринужденно жонглирующего тридцатикилограммовыми снарядами.

Стрелять Труш сначала учился у отца, а потом в армии. Кроме того, занимался карате, айкидо и ножевым боем. В этих видах спорта его крупное телосложение было как нельзя более кстати — длинные руки Труша нечасто позволяли противнику нанести удар. В рукопашном бою он достиг таких успехов, что его пригласили тренировать сотрудников милиции. Исключительные физические качества Труша невозможно скрыть. Делает ли он захват, бросок, наносит ли удар — его руки, совершающие и контролирующие каждое движение, превращаются в мощное оружие. Кулаком он, словно молотом, может раскрошить кирпич. Когда он демонстрирует фиксирующий захват противника или проводит воображаемый удар, у зрителя создается ощущение, что все его тело жаждет возможности применить свое умение в деле. Рассказывая о ступившем на скользкий путь бывшем сослуживце, которого он в течение долгого времени пытался поймать с поличным, Труш заметил: «Он отлично знает, что я способен раздавить его голыми руками». Это напряженное внутреннее единство — добродушного шутника-соседа, друга и отца семейства с диким альфа-самцом в погонах, готовым в мгновение ока ринуться в атаку, — бросается в глаза при каждой встрече с ним. В описываемых событиях Трушу довелось проявить себя по-настоящему.

 

Чем дальше Труш и его команда углублялись в лес, тем хуже становилась дорога. Миновав Верхний перевал, они заехали в занесенный снегом поселок Ясеневый — лесозаготовку, как две капли воды похожую на Соболиный. Там к ним присоединился местный заместитель участкового по фамилии Буш. Его участие в экспедиции было лишено практического смысла и скорее являлось данью формальности. В принципе, милиция не занимается вопросами, связанными с тиграми, но был обнаружен труп и Буш должен был зафиксировать факт смерти. Взяв Буша на борт, путешественники продолжили свое продвижение к верховьям реки.

В Соболиный они прибыли уже пополудни. На первый взгляд деревня с ее некрашеными бревенчатыми домишками производила впечатление обнищавшей и нежилой. Сидевший за рулем Горборуков свернул с шоссе в лес, на однополосную проселочную дорогу. Снег выпал совсем недавно, и Труш внимательно смотрел, не покажутся ли на дороге свежие следы. Они находились примерно в восьмидесяти километрах от ближайшей асфальтированной дороги и в паре-тройке тяжело давшихся им километров к востоку от Соболиного, когда грузовик пересек невесть откуда взявшуюся широкую гравийку. Эту дорогу начали строить еще в советскую эпоху как альтернативу единственному пути, пересекающему Приморский край с севера на юг и проложенному вдоль реки Уссури до Хабаровска (там же проходит Транссибирская магистраль). Несмотря на активное использование Уссурийской дороги различными видами автотранспорта, в том числе и для международных грузовых перевозок, она довольно узкая, обслуживается плохо и нерегулярно, а в довершение всего ее сочли потенциальной брешью в случае войны с Китаем. Строительство новой дороги, безопасной, широкой и прямой, как струна, так и не было завершено, и, по сути, сейчас это просто шоссе в никуда.

Впрочем, ею пользуются лесозаготовители, браконьеры и контрабандисты — те немногие люди в Приморье, кто может позволить себе иметь машину. Время от времени на дорогу выходят и тигры. В зимнем лесу каждая тропинка — чья-то нечаянная любезность. Проложить путь по снегу, особенно если он глубокий и покрыт настом, очень непросто, и поэтому тот, кто идет первым, будь то зверь, человек или машина, оказывает большую услугу всем, кто последует за ним. Зимой подкрепиться удается не всегда, и каждый зверь старается беречь силы, так что от подобных подарков отказываются редко. Покуда тропа, лесовозная дорога, шоссе или замерзшая река более или менее следуют в желаемом направлении, лесные жители пользуются этим путем, кто бы его ни проложил. В каком-то смысле живые существа становятся заложниками проторенного пути, поскольку он может сулить им неожиданные встречи.

Последние пять километров путешественники проделали по лесовозной дороге, такой извилистой и неровной, что даже умудренный опытом езды по российской глубинке водитель не удержался и шутливо воскликнул, нарочито грассируя: «Париж-Дакар! Кэмел-трофи!» Они двигались на восток, продираясь через бурелом, пересекая речушки по мосткам, настеленным на поставленные на попа деревянные чурбаны. В трех километрах от частной лесозаготовки Горборуков повернул на север. Через несколько минут он остановил грузовик в пролеске, на противоположном конце которого виднелась хижина.

Хижина принадлежала Владимиру Маркову, жителю поселка Соболиный, известному главным образом своим пристрастием к пчеловодству. Скособоченный домик стоял в отдалении на пологом склоне, густо окруженном березами, соснами и ольхой. В этом уголке леса веяло одиночеством, но место было живописное, и при других обстоятельствах Труш оценил бы его красоту. Однако сейчас ему было не до того. Пробило три часа дня, и солнце уже коснулось верхушек деревьев, склоняясь на юго-запад. Тепло, накопленное за этот быстротечный солнечный день, стремительно угасало.

Первым признаком случившейся трагедии стало воронье. Черная ворона следует за тигром, как чайка за рыболовецкой шхуной: делая ставку на победителя, она не тратит силы на поиск пропитания, предпочитая время от времени перехватить еды с чужого стола. Выбравшись из грузовика, путешественники сразу услышали пронзительное воронье карканье. Труш обратил внимание, что черная стая мельтешит и мечется над лесом к западу от тропы, ведущей в пролесок, и даже если бы его не предупредили о случившемся заранее, происходящее говорило само за себя: кто-то крупный умер или умирает, и вороны караулят труп.

Напротив хижины Маркова стоял грузовик его лучшего друга и партнера по пчеловодству Данилы Зайцева, спокойного и трудолюбивого человека сорока с небольшим лет. Зайцев хорошо разбирался в машинах, и его грузовик, очередной списанный экземпляр военной техники, был одной из немногих машин в Соболином, все еще остававшихся на ходу. Вместе с Зайцевым приехали Саша Дворник и Андрей Онофрейчук — мужчины лет тридцати, нередко охотившиеся или рыбачившие с Марковым. По их осунувшимся лицам было видно, что предыдущую ночь они провели практически без сна.

Судя по плотности следов, вокруг хижины произошло много событий. Переплетенные друг с другом так, что поначалу в них трудно было разобраться, здесь имелись следы разных представителей животного мира. Труш приблизился к этому запутанному клубку информации, как детектив: где-то здесь были начало и конец, а где-то был и мотив — или несколько. На склоне возле хижины, ближе к тропе, его взгляд уцепился за два следа. Один шел по тропе с севера, другой тянулся с юга от хижины. Они вели навстречу друг другу, словно между ними так было условлено. Южный след стоило отметить особо: он принадлежал тигру, причем между каждым набором отпечатков был большой промежуток, три метра или более. Там, где следы встретились, северный пропал, словно человек, оставивший его, внезапно исчез. В этом месте следы больших лап поворачивали на запад, пересекая тропу под прямым углом. Промежутки между следами были равномерными, указывая на то, что зверь шел спокойно, направляясь вглубь леса — прямо туда, где кружилось воронье.

Труш захватил с собой видеокамеру, и сейчас ее неморгающий зрачок записывал каждую мучительную деталь места происшествия. Оглядываясь назад, поражаешься тому, какой уверенной рукой Труш ведет съемку, каким спокойным голосом комментирует увиденное: старую хижину и поросший кустарником пролесок, в котором она стоит, путь хищника и место нападения, а затем длинную череду страшных улик. Камера плавно движется, обозревая утоптанный розовый снег, заднюю лапу собаки, одинокую рукавицу, окровавленный обшлаг куртки, а затем переносится на добрую сотню метров вглубь леса, к темной прогалине. В этом месте на записи слышно, как человек с трудом сдерживает внезапный рвотный позыв. Он словно вошел в логово дьявола.

Несмотря на тридцатиградусный мороз, снег здесь полностью растаял. Посреди чернеющего круга, точно жертва на алтаре, лежат обглоданные кисть и голова. Неподалеку длинная кость, предположительно бедро, тоже обглоданная добела. Затем след уходит дальше в лес. Щурясь в видоискатель, Труш идет по этому следу, за ним его коллеги и приятели Маркова. Тишину нарушает только скрип сапог Труша да отдаленный лай его собаки. Семеро мужчин находятся в оцепенении. Ни всхлипа, ни бранного слова.

Охотничья собака Труша, маленькая лайка, убежала вперед и истошно лает. Ее нос подрагивает, чуя кровь и тигра, и из всех присутствующих только она позволяет себе выпустить наружу самый потаенный страх: тигр здесь, он где-то рядом. Коллеги Труша держат ружья на изготовку, прикрывая его, пока он ведет съемку. Так они выходят на следующую растаявшую прогалину, на сей раз овальной формы. Здесь, на опавших листьях и поломанном кустарнике, покоится все, что осталось от Владимира Ильича Маркова. На первый взгляд это кажется кучей ветоши, но потом удается разглядеть сапоги, торчащую сломанную кость, изорванную рубаху, в одном из рукавов которой осталась рука.

Трушу еще не доводилось видеть, чтобы человек был уничтожен столь скрупулезно и беспощадно, и даже во время съемки его сознание пыталось убежать от происходящего, находя спасение во второстепенных деталях. Его поразила бедность этого человека: несмотря на сильный мороз, он был обут в резиновые сапоги. Патронташ был полон — за исключением трех патронов, — и Труш задумался, куда подевалось ружье. Все это время собака Труша, Гита, тревожно лая и вздыбив шерсть на загривке, носится вокруг. Тигр где-то рядом. Его присутствие, незримое для человека, пес ощущает всем нутром — до дрожи, до изнеможения. Люди тоже чувствуют угрозу и постоянно оглядываются, не зная, откуда ее ждать. Они настолько потрясены случившейся трагедией, что ужас от увиденного практически неотделим от страха перед нависшей над ними опасностью.

За исключением звуков, издаваемых собакой и людьми, лес совершенно застыл. Даже вороны затаились, предвкушая, когда же устранится эта последняя помеха. Затаился вроде бы и тигр. Внезапно раздается звук: резкий сильный выдох, словно кто-то хочет задуть свечу. Но этот выдох глубже, больше, он сильнее всколыхнул воздух: человек не может издать такой звук. В то же мгновение с нижней ветки ели, стоящей примерно в десяти метрах, падает снег. Хлопья медленно оседают вниз, люди замирают, затаив дыхание, и вот все снова спокойно.

Задолго до того, как мотор военного грузовика впервые огласил лес своим рычанием, здесь происходил этот диалог. Не на русском или китайском, но все же на языке — и на языке более древнем, чем сам лес. На этом языке говорит ворона, на нем говорит собака, на нем говорит тигр. Говорят на нем и люди — кто-то лучше, кто-то хуже. Этот единственный короткий выдох был смертельно красноречив. Но что может сделать человек, получив такую весть вдали от дома? Гита подошла к хозяину, словно ее притянули за невидимый поводок. Приятели Маркова, и без того потрясенные до глубины души, тоже прижались друг к другу. Это последнее свидетельство близости тигра еще больше действует всем на нервы и явственнее обозначает пропасть между ними: браконьерами и вооруженными людьми в форме, от которых сейчас зависят свобода и безопасность первых. Труш знаком с приятелями Маркова, ему уже приходилось арестовывать их за незаконное владение оружием и охоту без лицензии. Из них троих только у Зайцева имеется разрешение на винтовку, но она слишком легкая, чтобы остановить тигра. Что же до остальных, то их ружья спрятаны в лесу, а потому их владельцы сейчас беззащитнее собаки Труша.

Труш тоже безоружен. Возле хижины звучали споры, кому идти по кровавому следу, и одним из аргументов было то, что он и его коллеги недостаточно для этого экипированы. Страх в тайге не преступление, преступление — трусость. Бросив краткое «пошли», Труш принимает вызов. Один из приятелей Маркова (по воспоминаниям Труша, это был Саша Дворник) предлагает, чтобы Труш и его люди отправлялись одни. Кроме того, говорит он, мы безоружны. В ответ на эту очевидную ложь Труш советует ему взять спрятанные нелегальные ружья. «Сейчас не время заниматься конфискацией, — говорит он. — Важно защитить себя». Дворник мнется в нерешительности, и тогда Труш протягивает ему свою винтовку. Это щедрый жест по ряду причин: во-первых, он демонстрирует доверие и надежду на сотрудничество, а во-вторых, полуавтомат Труша гораздо надежнее видавшей виды гладкостволки Дворника. Спор на этом заканчивается: теперь у Дворника нет весомого аргумента, который позволил бы ему отказаться и не потерять при этом достоинства в глазах шестерых присутствующих мужчин. Так же обуреваемые смесью стыда, страха и доверия, Зайцев и Онофрейчук тоже решают идти. Кроме того, чем больше людей, тем безопаснее.

Однако с тех пор, как Дворник служил в армии, прошло уже немало лет, и ружье Труша, как чужое, тяжело лежит в его руках. Труш тоже чувствует себя не в своей тарелке: ему недостает привычной тяжести на плече. У него еще есть пистолет, но он в кобуре, да и толку от него в поединке с тигром практически никакого. Вся надежда на коллег, потому что сам Труш оказался в крайне невыгодном положении: несмотря на то что он возглавлял процессию, делал он это на автомате, будучи как бы не здесь, наблюдая невыносимо жуткую картину через узкий глазок видеокамеры. Поскольку на Зайцева и Дворника рассчитывать было нельзя, а Буш был вооружен одним только пистолетом, Тигры являлись единственной надежной защитой. Они взяли ружья на изготовку, но лес обступил их густой стеной и очень плохо просматривался. Если тигр нападет, они рискуют перестрелять друг друга. Поэтому никто не открывает огонь — все напряженно всматриваются в эту единственную обнажившуюся от снега ветку и гадают, откуда ждать беды.

У прицела видеокамеры Труш остается на удивление спокойным. «Мы ясно видим, что след тигра уходит прочь от останков, — продолжает он комментировать сухим, официальным тоном, в то время как Гита, вся в напряжении, непрестанно лает и таращится вдаль. — Поведение собаки явно указывает на то, что тигр ушел в этом направлении».

Впереди следы тигра хорошо видны, четко обозначенные игрой света и тени на вдавленном снегу. Животное направлялось к северу, на возвышенность — туда, куда стремится любая кошка. «Похоже, тигр где-то неподалеку. — Труш продолжает вести свой рассказ для будущих зрителей. — Примерно в тридцати пяти метрах». Снег не слишком глубокий, и при таких условиях тигр может преодолеть тридцать пять метров всего за четыре секунды. Видимо, поэтому Труш решает выключить камеру, взять ружье и вернуться в реальный мир. И, вернувшись в него, оказывается перед лицом трудного выбора.

 

Будучи старшим инспектором в инспекции «Тигр», Труш выступал посредником между федеральным законом и законом джунглей. Один громоздкий и неповоротливый, другой — основанный на инстинктах и спонтанности, эти законы несовместимы по своей природе. Находясь на выезде, Труш подчас не имел возможности связаться со своим начальством или с кем бы то ни было; его рация, если вообще работала, имела весьма ограниченный радиус действия, так что преимущественно он и его команда были предоставлены сами себе. По этой причине Трушу часто приходилось принимать судьбоносные решения, и сейчас настал именно такой момент: тигр занесен в Красную книгу, перечень исчезающих животных России, и поэтому на его убийство необходимо иметь разрешение из Москвы. Такого разрешения у Труша не было. Кроме того, дело происходило в субботу, в Москве было уже за полночь, а у них была возможность положить всему конец прямо сейчас.

 

Труш решил, что они выследят тигра. Это не было запланировано, ведь они отправились в экспедицию, чтобы расследовать нападение, а не охотиться. К тому же у него было мало людей, смеркалось, и он нес ответственность за друзей Маркова: они по-прежнему пребывали в шоке, как и сам Труш, если уж говорить начистоту. В какую-то минуту он заколебался на полпути между тигром и страшными свидетельствами содеянного им. Возможно, никогда больше у Труша не будет шанса оказаться так близко. Сделав Лазуренко знак следовать за ним, Труш двинулся по следу, понимая, что каждый шаг все глубже уводит его в привычную среду обитания зверя.