Книга: Тигр. История мести и спасения
Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14

Глава 13

Спроси у скота, и научит тебя.

Иов 12:7

Если бы лев мог говорить, мы бы не поняли его.

Людвиг Витгенштейн

Тем не менее разница между умом человека и высших животных, как бы велика она ни была, без сомнений является количественной а не качественной…

Чарльз Дарвин

«Его все равно люди, только рубашка другой. Обмани понимай, сердись понимай, кругом понимай! Все равно люди…»

Дерсу Узала

В 1909 году потомок эстонских баронов, зоопсихолог Якоб фон Икскюль представил миру свою теорию умвельтов. Икскюль считается одним из основателей этологии — или, как еще ее называют, морфологии поведения животных. Это сравнительно молодая отрасль зоологии, изучающая поведенческие тенденции и социальную организацию с биологической точки зрения. В своем «Путешествии по миру людей и миру животных» (Streifzüge durch die Umwelten von Tieren und Menschen) Икскюль писал: «Сперва мы должны мысленно представить вокруг каждого существа мыльный пузырь — это его личный мир, наполненный только ему ведомыми ощущениями. Проникая затем внутрь таких пузырей, мы наблюдаем, как привычное видоизменяется». Этому пузырю Икскюль дал имя «умвельт», что по-немецки означает «окружающий мир». Под умвельтом он понимал эгоцентричный субъективный мир каждого отдельного животного. Умвельт индивида существует бок о бок с окружающей средой — объективным миром, который никто не в состоянии полностью познать в силу врожденных ограничений наших умвельтов. «Умвельт» — не только красивое слово, но и ключевое понятие для изучения и описания причин поведения других существ.

В контексте городского тротуара, например, умвельт хозяйки существенно отличается от умвельта ее собаки. Допустим, хозяйка замечает витрину магазина с объявлением о распродаже, спешащего ей навстречу полицейского или разбитую бутылку под ногами, в то время как для собаки существует только запах жареного мяса из окна ресторана, собачьей мочи от пожарного гидранта и крошек пончиков возле бутылочных осколков. С объективной точки зрения они оба находятся в одной и той же среде, однако их личностные умвельты дают им совершенно разное представление о ней. При этом обе параллельные реальности, в которых они находятся, имеют общие черты: и хозяйка, и собака должны с осторожностью переходить через дорогу и обращать внимание на других собак, хотя на то у каждого будут свои причины. Чтобы понять различия между этими перемежающимися умвельтами, мысленно отмечайте объекты интереса каждого из движущихся индивидуумов своим цветом, меняя насыщенность в зависимости от степени их заинтересованности — подобно тому, как инфракрасная камера отражает изменения температурного фона. Например, и хозяйка, и собака могут почувствовать запах жареного мяса, но для собаки он будет иметь куда большее значение — если, конечно, хозяйка не слишком голодна.

Романтическая натура Икскюля уравновешивалась самодисциплиной, благоприобретенной за годы научной деятельности. Став профессором Гамбургского университета, в 1926 году он основал Институт исследования окружающей среды (Institut für Umweltforschung), где впервые была применена его методика. Икскюль подробнейшим образом описывал умвельты, принадлежащие широчайшему спектру живых существ: от человека и птиц до клещей и морских огурцов. Основанные на последних данных о биологических процессах, свойственных этим организмам, его записи представляют собой увлекательнейшее чтение — и уникальный пример эмпатии: «У клеща нет глаз, но он выбирает себе наблюдательный пункт, руководствуясь светочувствительностью панциря. Будучи слепым и глухим, он распознает приближение жертвы по запаху. От кожных желез всех млекопитающих исходит запах масляной кислоты, побуждающий клеща броситься на добычу». Икскюль пытался при помощи науки и воображения понять, что чувствует другое существо, — примерно так же, как король Артур, которого в романе Т. Х. Уайта «Меч в камне» волшебник Мерлин превращал в различных животных. Удивительно наглядные описания Икскюля тем более поразительны, что сделаны они были в то время, когда подобными вещами интересовались мало и не стремились проникнуть в субъективное мироощущение животных. В 1934 года Икскюль писал: «Эти иные миры, столь же многообразные, сколь и сами животные, открывают всем любителям природы великолепные просторы, по которым так чудесно путешествовать, даже несмотря на то, что открываются они не физическому зрению, а только духовному».

Эти идеи обрели популярность в шестидесятые, когда на волне движения за права человека сформировалось более серьезное и ответственное отношение к чувствам животных и их правам. В частности, это привело к тому, что в 1966 году в США был принят Закон о благополучии животных. Однако противоречия между убежденными бихевиористами и этологами никуда не делись. Первые отрицают наличие сознания у животных, считая их всего-навсего биологическими механизмами, которые обладают совокупностью инстинктов и базовых реакций, но никак не тем, что мы привыкли называть сознанием. Именно поэтому нам столь необходим язык — наше главное отличие от братьев наших меньших. В научно-популярной книге «Если бы лев мог говорить» Стивен Будянски пишет: «Для описания когнитивных процессов не существует способов, которые не подразумевали бы использования слов». В конечном счете проблема сводится к умвельту. Мы до такой степени являемся заложниками собственного субъективного опыта, что только огромным усилием воли и воображения нам удается вырваться за его рамки и понять опыт и саму сущность хотя бы другого человека, не говоря уже о животных.

На самом деле способность проникнуть в умвельт другого существа не столько новообретенное умение, сколько утерянное искусство. Можно смело утверждать, что удачная охота есть не что иное, как акт абсолютной эмпатии: охотник убьет свою добычу только в том случае, если сумеет прочитать ее умвельт — до такой степени, что начнет подражать поведению животного и маскироваться под него. Наши предки не просто умели анализировать и имитировать природу конкретного животного, но проникались его духом, и именно это позволяло им благополучно существовать да еще физически и духовно развиваться в полной опасностей окружающей среде. Для охотничьих племен — удэгейцев, къхонгов, хайда, сиу — животные были не просто пищей; они считались кровными родственниками, духовными побратимами, помощниками на охоте, источниками силы и связи с окружающим миром. Границы между умвельтами человека и животного были, в силу необходимости, обозначены не так резко, как теперь. Большинство жителей Бикинской долины сохранили эти навыки и тесные взаимоотношения с животным миром до наших дней. Среди охотников и сегодня встречаются те, кто может разговаривать с тиграми и определять дичь по запаху. В Ясеневом, где преобладает русское население, зимой 2007 года можно было наблюдать такую картину: мужчины в зеленом камуфляже окружили человека, который танцевал и приплясывал с лосиными рогами на голове.

«Силами эволюции все виды животных формировались так, чтобы наилучшим образом удовлетворять свои основные потребности, — писал Джордж Пейдж в комментарии к серии телевизионных передач „Разум животного: взгляд изнутри“. — Чем больше факторов конкретному виду приходится держать в голове, тем он умнее. В противном случае он попросту вымрет». У Жоржа Леруа — натуралиста, лейтенанта королевской охоты в Версале при Людовике XV — было много возможностей для наблюдения за взаимоотношениями между хищниками и их добычей. Леруа заключил, что волки кажутся гораздо умнее оленей потому, что они бы умерли с голоду, будь это не так. В то время как растительная пища, которой питаются олени, всегда в изобилии растет под ногами, волчья добыча не только умеет быстро бегать, но и делает все возможное, чтобы не быть съеденной. Чтобы ее поймать, хищникам приходится активно — и сознательно — изобретать новые охотничьи уловки, приспосабливаясь к случайным событиям в условиях постоянно меняющейся среды и стараясь обернуть их себе во благо. Любой охотник или предприниматель знает, как нелегко этого добиться, ведь подобные условия, как правило, благоприятствуют жертве, а не хищнику.

Василий, сын Ивана Дункая, всю свою жизнь промышлявший охотой и постоянно ходивший с тиграми одними тропами, пришел к похожим выводам. Морозным утром в марте 2007 года он попытался объяснить свою точку зрения на примерах, понятных не только местным жителям. «Охотник может надеяться лишь на себя самого, — сказал он. — Случись что, помощи ему ждать неоткуда, поэтому у нас у всех здесь очень развита интуиция. Кроме того, мы не забываем опыта наших предков: как прожить человеку в тайге. Тигр такой же охотник, как и человек. Охотник должен думать о том, как добыть дичь. У кабана или оленя все иначе: упадут с дерева лист или шишка, вот они и сыты. Им думать ни о чем не нужно. А тигру думать приходится».

Кларк Баретт, профессор факультета антропологии в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, специалист по динамике отношений между хищниками и их жертвами, считает, что преимущество оленя в спасительном принципе «делай ноги»: для потенциальной жертвы главное — находиться там, где нет хищника. Если ему это удается, он остается в живых. Хищнику же, напротив, нужно быть именно там, где жертва, — и именно в тот же самый момент, иначе он умрет от голода. Иными словами, кроме отличного знания местности и привычек своей жертвы, хищнику жизненно необходимо умение контролировать и время, и пространство. Коллективная охота, безусловно, существенно повышает шансы на успех, но тигр, в отличие от волков или львов, охотится исключительно в одиночку, что усложняет его задачу. Не обладая ни выносливостью, чтобы загнать добычу, ни количественным преимуществом, чтоб окружить ее, тигр вынужден использовать методы убийцы-одиночки: погрузиться полностью в умвельт жертвы — умвельт, который формировался столетиями и выработал исключительную чувствительность к присутствию хищных кошек. Задача тигра осложняется, в частности, и тем фактом, что его добыча, как правило, принадлежит к стадным животным. Стадо оленей или кабанов, обладающее десятками пар глаз и ноздрей, которые на протяжении многих веков помогали им избегать тигров, может быть неуловимо, как агент секретной службы. Чтобы подобраться к нему, тигр должен подчинить этой цели все свое естество: огромное животное с характерным запахом и яркой расцветкой вынуждено становиться практически невидимым и неосязаемым для своей необычайно чуткой и внимательной добычи. Очевидцы, как среди коренного населения, так и среди русских, утверждают, что способность тигра замаскироваться, слиться с окружающим миром, практически раствориться в нем выходит за рамки понимания. В Бикинской долине многие считают, что если уж тигр решил напасть на вас, заметите вы его разве что в самую последнюю секунду. За исключением белого медведя, который тоже при охоте пользуется методом внезапного нападения из засады, нет другого наземного млекопитающего таких размеров, чья способность к выживанию напрямую зависела бы от способности делаться незаметным.

 

Юрий Труш был прекрасно осведомлен об этих качествах тигра. И обследуя место нападения на Маркова, и при подготовке отчета в те выходные он старался разобраться, что происходило в сознании зверя: проникая в его умвельт, в его мир и пытаясь понять, какое место в нем занимали Марков и его ближайшее окружение. То же самое он проделал и с Марковым — попытался восстановить его умвельт и воссоздать события последних дней. Как правило, Труш очень осторожен в своих суждениях и не боится признаться, если в чем-то не уверен. Но по одному вопросу он высказался без обиняков: «Я на сто процентов убежден, — сказал он, — что Марков стрелял в тигра с близкого расстояния — из окна бытовки».

Возможно, дело было так. 1–2 декабря, за пару дней до своей смерти, Марков отправляется с собаками на охоту. Неизвестно, идет он один или с Андреем Онофрейчуком; возможность присутствия других людей не исключена. Собаки убегают вперед в поисках следа, который они могли бы взять, или уже идут по этому следу, когда на пути им попадется недавно убитый кабан. Марков собирался охотиться, поэтому у него с собой ружье, рюкзак и, возможно, охотничий нож. Он подходит к собакам и видит кабана, без сомнений, убитого тигром. Оглядевшись вокруг и оценив поведение собак, он решает, что рядом больше никого нет. Всю тушу ему не утащить, да он и сам отлично знает, что этого делать не стоит, поэтому отрезает одну ногу. Или две — сколько может унести. Затем спешит обратно к хижине, радуясь своей удаче: в Панчелазе такая неожиданная находка ценится куда выше, чем рублевые купюры середины девяностых. Вернувшись домой, Марков прячет часть мяса в накрытый ульем колодец — в нем и мясо сохранится, и находится он на безопасном расстоянии от хижины. После этого Марков кладет остатки мяса в рюкзак и отправляется в лагерь дорожников, чтобы там выгодно обменять на что-то нужное. Дома он появляется ближе к закату.

Тем временем тигр возвращается к своей добыче и обнаруживает, что часть туши украдена. Это вызывает его гнев. Он мог решить отдохнуть и подкрепиться для начала, а мог и сразу пуститься за обидчиком в погоню. Неясно, кого именно он избрал своей целью в тот момент: и человек, и собаки оставляют четкие следы и запах, по которому нетрудно идти. Возле хижины Маркова тигр оказывается уже в темноте, что в начале декабря означает любое время после 16:30. Он движется с востока, со стороны реки Амба, и в первую очередь натыкается на колодец с мясом.

Когда Труш осматривал этот колодец возле ручья к востоку от хижины, он обратил внимание, что крышка была сброшена и то, что хранилось в колодце, было вытащено — возможно, это была замерзшая кабанья нога. Труш не стал там задерживаться, они с Лазуренко только хотели убедиться, что тигр пришел с той стороны и колодец обследовал в первую очередь. Однако они отметили, что здесь тигр отдыхал и провел довольно много времени — вероятно, пока ел найденное мясо.

После этого тигр направляется к хижине, ненадолго задержавшись возле дровяного сарая Маркова. К этому моменту собаки уже почуяли опасность и начали тревожно лаять. Оказавшись возле хижины, тигр переворачивает все вокруг — он ищет Маркова, его собак, остатки принадлежащего ему мяса или все сразу (не исключено, что все это он мог устроить и позднее, когда вновь пришел сюда и стал поджидать Маркова для окончательной расправы). При этом сам Марков находится в доме: возможно, готовит себе ужин из кабана, запах которого раздражает тигра. Марков наверняка ясно понимал, почему зверь пришел к его дому и какую проблему это ему создает. Тигр кружит возле хижины, пытаясь найти способ попасть внутрь или добраться до собак, которые могли либо спрятаться в самом доме, либо забиться под него. Марков начинает сильно нервничать: его бытовка довольно хлипкая, обшита всего лишь листами фанеры, щели между которыми заткнуты ветошью, чтоб не поддувало. К тому времени Марков, скорее всего, уже осознает, что кража мяса была ошибкой. Он нервно выкуривает несколько сигарет кряду, а потом, понимая, что нужно что-то делать, достает ружье.

В этом месте сценарий кажется сомнительным: откуда могло взяться ружье? Из-за опасности конденсата браконьеры, как правило, не хранят ружья в доме, чтобы не подвергать их резким перепадам температур. Впрочем, в столь поздний час внезапного появления егерей можно было не опасаться, и Марков мог просто прислонить ружье возле двери, оставив рядом и патронташ. В этом случае у него была возможность схватить ружье, пока тигр находился с другой стороны бытовки. Существует также вероятность, что он взял ружье в дом и положил на пол. В такой мороз — минус тридцать и ниже — от плохо утепленного пола в бытовке веет ледяным холодом, потому что тепло от печки поднимается вверх и быстро тает. Как бы то ни было, ружье у Маркова в руках. Собаки скулят и лают, вынуждая его действовать решительно. Однако стоит ему поднять ружье на высоту окна, как в нагретом воздухе стальные элементы оружия и медные пули начинают покрываться влагой. Такими темпами порох может очень быстро намокнуть, если этого еще не произошло. На небе светит молодой месяц, и видимость довольно ограниченная, но Марков слышит тигра, который к этому моменту даже не пытается скрывать свое присутствие. Возможно, он уже растерзал одну из собак Маркова, а такую обиду иной таежник сочтет веским основанием, чтобы застрелить тигра. По крайней мере один из псов Маркова был натаскан для охоты, это его добытчик и кормилец. Марков напуган, зол и, возможно, немного пьян. Его дом — его крепость (пусть и более чем скромная), и враг стоит у ворот.

Кроме небольших окошечек и двери в бытовке Маркова есть несколько специальных бойниц для стрельбы по оленю или кабану, случись им ненароком пробегать мимо. Таким образом, хижина представляет собой своего рода охотничий блиндаж. Через одну из «бойниц» Марков находит угол обстрела, выставляет ствол и практически наугад делает выстрел, надеясь попасть тигру в голову или грудь. Яростное рычание, шорох — и тигра след простыл. Но это ненадолго. Марков перезаряжает ружье. Сердце выпрыгивает из груди. Никому еще не удавалось сохранять спокойствие при нападении тигра, и трудно сказать, кто в этот момент напуган сильнее: Марков или его собаки. Удостоверившись, что на какое-то время тигр отступил, Марков снова закуривает. Если собаки были на улице, он вполне мог позвать их в дом. А может быть, они к тому моменту уже разбежались. Перекурив, он делает попытку успокоить собак (если они все еще с ним) и успокоиться самому, оценить ущерб и понять, что же делать дальше. Он только что нарушил федеральный закон, но, во-первых, это было ему не впервой, а во-вторых, если тигр выживет, федеральные законы — это последнее, о чем ему стоит беспокоиться. Его главной проблемой на тот момент был закон тигра. Марков должен был найти способ разрешить конфликт в свою пользу; пока он этого не сделает, ему не знать покоя.

 

Несмотря на то что Труш был убежден в правильности своей версии развития событий, существовали и другие, не менее вероятные. Одну из них предложил Василий Дункай, который обсуждал произошедшее со своим отцом. «Маркиз убил кабана неподалеку от хижины моего отца, — вспоминал он. — Тигр первым оказался возле туши и начал ее обгладывать. Увидев это, Маркиз выстрелил в тигра. Естественно, тигр убежал. Он был ранен и целую неделю не мог охотиться».

Пешему охотнику может потребоваться несколько дней, чтобы разобрать тушу убитого кабана. Это означает, что даже если Марков успел унести часть мяса домой, в лесу должны были остаться сотни килограммов. Как человек может от случая к случаю урвать кусочек от добычи тигра, так же и тигр время от времени прикладывается к недоосвежеванной добыче человека. Неясно, имели ли собаки Маркова отношение к случившемуся, но одна из неприятных сторон псовой охоты заключается в том, что, случайно натолкнувшись в лесу на крупного и опасного зверя, собаки имеют склонность искать защиты у хозяина, тем самым подвергая его жизнь риску. То ли дело обстояло именно так, то ли тигр сам напал на его собак, но Марков, вполне вероятно, чувствовал, что должен застрелить его. Как бы то ни было, на принятие решения у него были считанные секунды.

Эта версия совпадает с предположениями местного охотинспектора Евгения Смирнова, возглавлявшего полевую группу «Тайга». Сам будучи русским по национальности, Смирнов жил в Красном Яре и был женат на коренной удэгейке, благодаря чему был сведущ в ряде вопросов, которые могли легко ускользнуть от внимания приезжего вроде Труша. Кроме того, Смирнов ежедневно находился в окрестностях реки и был в курсе всех местных слухов, что позволяло ему держать руку на пульсе охотничьей и браконьерской обстановки в тех краях. Семейство Дункая он считал своими соседями и вскоре после гибели Маркова оседлал свой «буран» и отправился к слиянию Бикина и Амбы — в хижину Ивана.

«Мне было интересно узнать, откуда пришел тигр, — рассказывал Смирнов. — Дядя Ваня [Дункай] показал мне следы кабана, идущие вдоль Бикина вниз по течению. По кабаньему следу прошел тигр. Он мне сказал: „Женя, это был не мой тигр. Он, наверное, пришел с верховьев реки“. Я тогда понял, что тигр пришлый, из других мест. Дядя Ваня занервничал, когда я рассказал ему, что Марков промышлял охотой на тигров и продажей шкур. Он-то очень хорошо понимал, что если Марков ранил тигра или причинил ему какой-то вред, а потом пришел к нему [Дункаю] в дом, тигр может прийти сюда в поисках Маркова и не пощадить никого».

Похоже, Евгений Смирнов был единственным, кто, пытаясь разобраться в причинах гибели Маркова, пришел переговорить с Дункаем после трагедии. Нужно понимать, что русские, особенно старшее поколение, на собственном, подчас весьма болезненном опыте уяснили: любое сказанное слово может быть использовано против них. Поэтому они привыкли беречь покой друзей и соседей, тщательно взвешивая и дозируя информацию в зависимости от того, кому они ее открывают. Убийство тигра является серьезным преступлением; если выбор стоял между представителями инспекции «Тигр», западными журналистами и добрым знакомым Смирновым, женатым на их соплеменнице, нетрудно догадаться, у кого были наилучшие шансы получить наиболее достоверные сведения. Именно по этой причине к мнению Смирнова следует отнестись серьезно, хотя оно и отличается в корне от фрагментарной версии Труша, во многом основанной на его дедуктивных способностях — зачастую весьма высоких.

«Дело в том, — объяснял Смирнов, — что тогда был очень тяжелый год для тигров в плане добычи. Кабаны крайне подвержены болезням, и в тот год их популяция существенно уменьшилась. Главным образом по этой причине тигр спустился с верховьев реки: недостаточная кормовая база вынудила его раздвинуть границы своей территории. Погнавшись за кабанами, он оказался за ее пределами. Так уж случилось, что тигр убил кабана недалеко от дороги. А там как раз проходил Марков с собаками. Собаки побежали на тигра, тигр убил одну из них, и Марков, то ли испугавшись, то ли не зная, что еще можно сделать, выстрелил. К его несчастью, тигр запомнил его запах и начал персональную охоту на него. В округе было полно народу: солдаты, лесозаготовщики, пасечники, — но тигр их всех обошел стороной, никого не тронул. Ему был нужен конкретный человек. Когда Марков понял, что тигр охотится на него, он сбежал.

Он побоялся сразу идти домой, потому что знал, что тигр остался жив. Он пробежал шесть с половиной километров до хижины дяди Вани и задержался там в надежде, что тигр уйдет. Дядя Ваня тогда заметил, что Марков был сам не свой: постоянно о чем-то думал, казался испуганным. Но дядя Ваня не стал его ни о чем спрашивать. Марков только спустя несколько дней признался, что стрелял в тигра и ранил его. Тогда дядя Ваня ему и сказал: „Слушай, тебе нужно уходить в деревню или еще куда, но в тайге оставаться нельзя. Тигр тебя живым не выпустит“. После этого Марков ушел.

Тем временем тигр закончил глодать кабана. Потом прошел по следу Маркова, нашел его пасеку и стал ждать. У тигров очень густой мех, поэтому если даже тигр всю ночь пролежит на одном месте, тепло его тела не успеет полностью растопить снег. Маркова тигр дожидался очень долго, потому что там, где он залег, снег растаял до самой земли. Он долго ждал, очень долго».

Смирнов считал, что Марков зашел в лагерь Жоркина в надежде, что его подвезут до хижины. Однако к вечеру, когда он появился в лагере, вся тяжелая техника уже была остановлена, радиаторы слили. Жоркин уехал домой, а других машин в лагере не было. По какой-то причине — возможно, из-за своих собак, убежавших вперед, — Марков не стал там ночевать.

 

Хотя две эти версии существенно разнятся между собой, их объединяет общая красная нить: собаки и мясо — две потенциальные причины, из-за которых в лесу между тигром и человеком может вспыхнуть вражда. В этом смысле данный эпизод — хрестоматийный: каждый из участников придерживался типичной для себя линии поведения. Что касается Маркова, то он, безусловно, много знал и о тиграх, и об обычаях коренного и русского населения этих мест. Однако, скорее всего, ему доводилось слышать лишь о двух случаях нападения тигров на людей, и в обоих тигры действовали спонтанно, в ответ на агрессию, проявленную человеком. В середине восьмидесятых тигр откусил руку жительнице Ясеневого, когда она, вооружившись топором, попыталась прогнать его со своего скотного двора. Мужчина, бросившийся к ней на помощь, тоже был ранен, потом тигра удалось застрелить. Другой случай произошел в 1996 году на Бикине: местный житель Евгений Некрасов из лодки выстрелил в тигрицу с тигрятами; тигрица запрыгнула в лодку и бросилась на него. Ему удалось выжить только потому, что сидевший в лодке напарник успел застрелить ее. В тот же самый год примерно в ста пятидесяти километрах к востоку, на тихоокеанском склоне Сихотэ-Алинских гор, в течение нескольких дней двое браконьеров были убиты и съедены тигром, у которого правая передняя лапа была искалечена капканом.

По словам Евгения Суворова, журналиста и писателя из Приморского края, серьезно изучавшего этот вопрос, в середине девяностых тигры часто нападали на людей. Только в 1996 году погибло не менее пяти человек, другие получили серьезные ранения. Некоторые нападения были спровоцированы людьми, но не все. В своей книге «Заповедное Приморье» Суворов приводит шуточное стихотворение, написанное охотником, вынужденным ежедневно подвергать собственную жизнь опасности:

Я читал, что тигры не опасны,

Без причины на людей не нападают.

Только мне одно пока неясно:

Сам-то тигр об этом тоже знает?

С 1970 по 1994 год было зарегистрировано шесть нападений тигров, по официальной версии, «не спровоцированных человеком». В четырех случаях тигр преследовал своих жертв, словно дичь. Однако на основании полученных сведений трудно сделать однозначный вывод о том, по каким причинам эти тигры решили охотиться на людей — мстили ли они за прошлые обиды, или просто голод довел их до крайности. По утверждению Суворова, в эти годы нападения на патрулирующих территорию пограничников были «в порядке вещей».

Более ранние сведения — до середины XX века — носят довольно отрывочный характер и не содержат упоминаний о случаях людоедства на русском Дальнем Востоке в период с 1920 по 1950 год (возможно, потому что в то время популяция амурского тигра была наиболее низкой). Так или иначе чаще всего это истории из разряда легенд, которые рассказывают приезжим. За исключением случая с немецким энтомологом, чьи останки опознали по сачку для ловли бабочек и пуговицам на куртке, преимущественно они касались одиноких русских охотников, китайцев или корейцев, собирающих женьшень, или же строителей железной дороги (кого-то из них звери якобы похищали прямо из постелей). Зачастую жертвами нетипичных нападений тигров становились китайские золотоискатели, о чем свидетельствует в своих воспоминаниях прославленный русский путешественник и натуралист Николай Пржевальский, известный своим высказыванием: «Дайте мне роту солдат, и я завоюю Китай». По словам Пржевальского, двадцать один человек был убит и шестеро ранены тиграми на реке Шкотовка на юге Приморского края в 1867 году.

 

Чья бы версия — Труша, Смирнова или Василия Дункая — ни была наиболее близка к истине, у Маркова, несомненно, были основания полагать, что тигр его преследует. Неизвестно точно, как долго он отсиживался в хижине после того, как ранил тигра, но утром 3 декабря что-то заставило его выйти из дома и отправиться в рискованное путешествие к реке Амба — за пять с половиной километров. Возможно, он искал своих собак или надеялся найти подкрепление, чтобы вернуться и прикончить тигра. Неизвестно, думал ли он при этом о возможности материальной выгоды для себя. Как бы то ни было, Марков не пошел сразу к своему приятелю Ивану Дункаю, а заглянул сперва к его сыну Михаилу, брату Василия. Сотрудники инспекции «Тигр» никогда не допрашивали Михаила, но в мае 2008 года он наконец поделился воспоминаниями о своей последней встрече с Марковым.

Михаилу Дункаю недавно исполнилось пятьдесят. Как отец и брат, он промышляет охотой. Это невысокий коренастый человек с копной черных волос над прямым лбом — единственной прямой линией на его круглом лице. Темные глаза сверкают из-под тяжелых век. Как и отец, он поддерживал с Марковым теплые отношения и на протяжении многих лет делил с ним еду, водку, а порой и крышу над головой — то в своей хижине, то у Маркова. Марков появился у него вскоре после полудня 3 декабря, явно чем-то расстроенный. «Он был очень зол на тигра, — вспоминал Михаил, стоя на едва отошедшей ото льда центральной улице Красного Яра, среди бессчетных луж и коровьих лепешек. — Он матерился, повторял, что мы должны убить, уничтожить, стереть всех тигров с лица земли. Слишком много их развелось, говорил он. Я видел, что он очень обеспокоен: не стал ни есть, ни пить, даже от чая отказался. Только курил непрерывно — одну сигарету за другой, одну за другой, и все жаловался, что они больно слабые. Давай лучше махорки набьем в них, сказал он мне. Не меньше получаса курил».

Многие удэгейцы и нанайцы, включая Михаила Дункая, разделяют убеждение Петра Жоркина: если тигр положил на тебя глаз, ты почти не имеешь шансов спасти свою жизнь. «Он был обречен, — просто сказал Михаил. — Я по его глазам видел. Они были такие странные, пустые, когда мы с ним разговаривали, — как у мертвеца. Это был злобный и мстительный тигр, а Маркиз, очевидно, совершил какую-то ошибку. Лично я думаю, что он стрелял в тигра и тот ему этого не простил. Если бы тигр чувствовал за собой какую-то вину, если он перед этим убил его собаку или еще что-то сделал, он бы попросту ушел».

 

Антропологи, описывающие жизнь и быт коренного населения, часто отмечают тенденцию к очеловечиванию животных. И хотя къхонгам и нанайцам (как и бессчетному количеству других охотничьих племен) этот подход очень помогал в охоте, западных ученых он подчас нервировал: попробуй докажи — в теории или на практике, — что животные руководствуются человеческими мотивами и эмоциями. Такие заявления юристы и философы называют «ничтожными» — безосновательными и недоказуемыми. Они дают почву бесконечным кривотолкам, придиркам и спорам о терминологии, за которыми упускается главное: подобное взаимопонимание и общение между разными видами основано не на уподоблении животных человеку или человека — животным, а скорее на внимательном отношении каждой из сторон к присутствию и тонкостям поведения другой. Если большую часть своей жизни вы проводите в окружении дикой природы, будучи неразрывно связаны с животным миром и даже зависимы от него, вы несомненно — неминуемо — почувствуете определенное родство с животными, даже если изначально у вас не было такого намерения.

Наглядный пример такой близости был получен в 1940 году на территории Намибии. В мае двое немецких геологов, Хенно Мартин и Герман Корн, бежавшие из нацистской Германии, предпочли раствориться в пустыне, лишь бы не прослыть вражескими агентами в приютившей их Южной Африке. Оба были опытными путешественниками и хорошо представляли себе жизнь в условиях пустыни. Тщательно подготовившись, они погрузили в грузовик все самое необходимое, включая пса по кличке Отто, и отправились в путь по извилистому каньону реки Куйсеб в двухстах километрах на юго-запад от Виндхука. Испытывая голод и жажду, а также постоянный страх быть обнаруженными, они вели отшельнический образ жизни, ночевали в пещерах, охотились, стараясь крайне экономно расходовать патроны, спали прямо возле своей добычи, чтоб ее не растащили гиены. Они провели два с половиной года в этом заброшенном мире, где что животные, что растения мало изменились за последний миллион лет.

В каньоне Куйсеб вода оставалась, даже когда на равнине все озера и реки пересыхали. Тогда леопарды, шакалы, гиены, страусы, антилопы и зебры устремлялись на дно каньона — искать среди камней ручейки и грязные лужицы, чтобы напиться. Для Мартина и Корна погружение в мир животных являлось побочным следствием их добровольного ухода из мира людей. Будучи учеными, оба с большим вниманием и интересом отнеслись к открывшимся им возможностям; Мартин вел подробный дневник своих наблюдений — «Спасительная пустыня» (1957). В нем он описывает, как они были вынуждены приспособиться к существованию в условиях дикой природы, когда вся жизнь строится вокруг трех основных потребностей: безопасность, пища и вода. Впрочем, их положение включало элемент сюрреализма: они захватили с собой ветряной электрогенератор и могли слушать радио. Туда, в сердце пустыни, где Южный Крест господствует в ночном небе, в темноте слоняются стада зебр, а жажда пугает больше всех других напастей, новости о войне в Европе долетали, словно послание с другой планеты. Двое ученых в буквальном смысле слова застряли между двух миров. Их объявили в розыск, они бежали от фашистского режима XX века, но при этом были вынуждены заново открывать и возрождать в себе навыки и инстинкты, дремавшие в человеке со времен каменного века.

Большую часть года пустыня Намиб безжизненна, если не считать редких кустиков и деревьев, так что рацион Корна и Мартина в силу обстоятельств преимущественно состоял из мяса. Они зависели от животных — вся их жизнь вращалась вокруг этих постоянно перемещающихся центров жизнеобеспечения. Поскольку имевшиеся в их распоряжении пули были старыми и обладали низкой пробивной способностью — такой низкой, что порой попросту отскакивали от шкуры, — Мартину и Корну приходилось подбираться к своим потенциальным жертвам на расстояние выстрела из лука. Однако, несмотря на то что с каждым днем их жребий становился все труднее, они не прекращали своих наблюдений, играя таким образом двойную роль — как исследователей, так и объектов исследования. «Наша одежда, пропитанная кровью и потом, стояла колом и была вся изодрана, потому что нам вечно приходилось ползать по раскаленным острым камням», — писал Мартин.

«Наступил момент, когда мы перестали носить белье и брюки… Завернувшись в полотенца, как в набедренные повязки, мы сидели и отрывали ребра антилопы… и обгладывали их, как настоящие хищники. Но наши мысли были свободнее, чем когда-либо, и вечером того дня скрипка Германа наполнила песней триумфа обступившую нас черноту ночи». Корн тогда расчувствовался и сказал: «Моя душа родом из палеолита — здесь она чувствует себя как дома».

Войдя в древний ритм дождей и засухи, охоты и покоя, Мартин и Корн изучали окружавших их животных, и их социальные связи, иерархия, межвидовая динамика вызывали у них неизменное восхищение. Естественно, со временем оба начали чувствовать себя частью этого мира. «Они были вроде людей, которых ты постоянно встречаешь на улице, но не знаешь, как их зовут, — писал Мартин. — Вскоре мы начали воспринимать их как соседей». В сущности, этот суровый, но на удивление оживленный лабиринт из кустарника и каменных глыб являлся своего рода общественным умвельтом, проникнув в который Мартин и Корн наладили своего рода эмпатическую связь с его обитателями: «Мы научились чувствовать их настроение и намерения по тому, как они наклоняли головы или ставили копыта. Мы могли понимать их и их поведение, как вы понимаете своих друзей даже без слов… Чем дольше мы жили среди животных, тем яснее нам становилось, что поведение человека и животного очень похоже».

Мартин не переставал удивляться сложности взаимоотношений окружавших его животных и тому, как тонко они чувствовали ситуацию: соперничающие в другое время самцы зебры спокойно уступали друг другу место на тропе, ведущей к водопою; страусиха расправляла крылья в попытке остановить паническое бегство других страусов, заметивших вдалеке угрозу; павиан планомерно разбирал на составные части бинокль; гиена сперва пропускала леопарда на тропе, а после того, как он благополучно проходил мимо, могла разразиться ему вслед визгом и хохотом, словно трус, выкрикивающий угрозы издалека. «Я был поражен: типично человеческое поведение оказалось на самом-то деле типично звериным», — описывает он свои наблюдения.

Впрочем, еще больше Мартина поразили изменения собственной психики: он обратил внимание, что, когда они только начали свое путешествие по каньону, ему постоянно снились люди и места, которые он оставил. Но месяцы превращались в годы, и «животные стали все чаще проникать в мои сны, и граница между людьми и животными размывалась». Подсознание Мартина — его внутренний умвельт — постепенно перестраивалось, чтобы соответствовать этой новой или, наоборот, хорошо забытой старой реальности. По сути, это был эксперимент с таким глубоким погружением в среду, о каком психологи и антропологи могут только мечтать. И пожалуй, он может пролить свет на то, почему наскальные рисунки в пещерах южной Европы и в Калахари преимущественно изображают животных. «Вполне вероятно, — предполагал Мартин, — что так зарождалась мифология… в которой люди и животные смешивались и сливались друг с другом».

Если задуматься о том, что немецким ученым, привыкшим к городской жизни, потребовалось всего два года, чтобы открыть для себя эту глубинную взаимосвязь, можно представить себе степень понимания и единения с природой у Михаила и Ивана Дункаев, коренных жителей Приморья, охотников, всю жизнь проведших в родной тайге. А если еще вспомнить о том, что Дункаи воспитаны на вековом опыте поколений, чья связь с животным миром была очень тесной, их трактовка системы взаимоотношений «человек — тигр» становится особенно весомой. «Тигр — сильный, могущественный и справедливый, — сказал Михаил Дункай. — Его нужно уважать. Не надо думать, что он не понимает человеческого языка, он все понимает. Он читает ваши мысли. Если вы подумали: это плохой тигр, я его не боюсь, — что ж, вините потом только себя, когда с вами случится беда. Сначала тигр сделает предупреждение, но если вы не примете его всерьез, он вас накажет по всей строгости».

У Михаила своеобразный взгляд на то, как следует делиться добычей в лесу. Возможно, судьба Маркова сложилась бы не так трагично, разделяй он мнение Дункая. «Однажды тигр убил кабана — всего в десяти метрах от моей хижины, — рассказывал Михаил. — Утром я увидел труп кабана и сидящего рядом тигра. Тогда я заговорил с ним. „Тайга большая, — сказал я ему. — Зачем ты убил кабана прямо здесь? Ступай, владей всею тайгой, но не убивай больше возле моего дома“. Тигр сидел и слушал меня, потом ушел. Впоследствии я обнаружил, что часть кабана — одну ногу — он оставил мне. Все остальное было съедено, и тигр тщательно прибрал за собой».

«Но я не стал забирать мясо, — продолжал Михаил, — потому что если возьмешь, ты становишься должником, и потом придется что-то отдать взамен. Поэтому я сказал: „Спасибо, но у меня сейчас достаточно мяса. Не обижайся, что я не принял твой подарок. Спасибо, что поделился со мной“. Если взять у тигра мясо, — объясняет Михаил, — вы почувствуете себя обязанным ему и начнете его бояться».

По мнению Михаила Дункая, взять мясо у тигра — все равно что принять подачку от Коммунистической партии или мафии: становишься вечным должником. По всей видимости, Марков недостаточно хорошо понимал, во что он ввязался. По сути, он сам назначил себя жертвой тигра. Иван Дункай, принадлежавший к старшему поколению, несомненно, понимал жесткие правила этой игры куда лучше своего сына. То, что исследователь тигров Дмитрий Пикунов так долго беспрепятственно питался остатками тигриной добычи, было обусловлено, вероятно, тем фактом, что он не приближался к ней, пока не был уверен, что тигр взял все, что ему нужно, и больше не вернется. Царь всегда ест первым.

Михаила Дункая очень удивила вражда между тигром и Марковым. «Маркиз был сильным и очень хорошим человеком, — сказал он в заключение. — Всегда сохранял оптимизм и бодрое расположение духа. Он был честным. Трудно теперь понять, что именно произошло, но этот конфликт с тигром стоил ему жизни. Я его тогда пытался уговорить, чтоб переночевал у меня, не нервничал попусту, успокоился и все обдумал. Я сказал: „Если ты ему ничего плохого не делал, он тебя не тронет. Только не вреди ему никак. Помни: ты живешь в тайге. Он тебя может одной лапой прихлопнуть“».

Однако жребий к тому времени уже был брошен. Судьба Маркова была предопределена — в частности, из-за особенностей его характера. «Если Маркиз за что-то брался, — вспоминал Михаил, — он всегда доводил дело до конца».

«Посмотрите на это глазами тигра, — сказал позднее Труш. — Тигр бросил Маркову вызов. С его точки зрения, ты либо уходишь в сторону, либо решаешь вопрос лицом к лицу, а там видно будет. Марков вызов принял. У Володи Маркова была возможность уйти из тайги; поступи он так, и его жизнь была бы спасена. Выбор у него был».

Так почему же Марков в одиночестве отправился по лесу в дальний путь, если знал, что где-то в чаще бродит разъяренный тигр, затаивший обиду? Что это было? Гордость? Беспокойство за своих собак? Или он пытался завершить начатое? Михаил Дункай убежден, что всего понемногу. Увидев его в то утро, он почувствовал, что Марков уже стал заложником тигра. «Тигр уже забрал его душу. У меня как-то был пес, — объяснял он. — Однажды он сильно разнервничался, забеспокоился, начал кусать меня, потом убежал. На следующий день тигр убил его. Пес психовал, злился и боялся, потому что тигр действовал ему на нервы: пес его не видел, но тигр манил его издалека, словно магнит. Это что-то вроде гипноза: он вкладывает мысли в голову живого существа. Человек или собака не понимают, что происходит и что они делают. Они куда-то идут, не вполне отдавая себе в этом отчет».

Существуют и другие объяснения странному поведению Маркова, но они довольно противоречивы. Почему все, кто его видел, говорили, что он был не в себе? Почему отказался от ночлега и ужина? Почему один, в темноте, решил вернуться на место, которое тигр уже успел изучить вдоль и поперек? Больше всего удивляет выбранный им путь: километр за километром он шел вдоль Амбы, через тайгу — прямо в пасть тигра. Ведь тигр не преследовал его, а терпеливо ждал возле двери его собственного дома — как ждет пес. Или убийца. Человек не придумал бы более жестокого плана мести.

Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14