20 февраля 1867 г. Перед выходом я сказал вождю, что у меня тяжело на душе, так как он расстается со мной не так сердечно, как мне хотелось бы. Он немедленно распорядился, чтобы с нами выступили его люди, и подарил мне на память латунный нож в ножнах из слоновой кости, который он сам долго носил. Он объяснил нам, что мы должны идти на север, потому что, уклоняясь к востоку, мы в конце концов будем вынуждены повернуть на запад и израсходуем все наши ткани, раньше чем достигнем озера Танганьика. Вождь поднял с земли кусок глины и потер им язык в знак клятвы, что все сказанное им – правда; он проводил нас немного, чтобы удостовериться, что все в порядке; так мы расстались.

Вскоре мы поднялись на плато, край которого охватывает деревню Молембе. Здесь много диких свиней и заметны следы возделывания почвы в прежнее время. После короткого перехода пришли к сочащейся водной лужайке, окруженной изгородями, капканами и ямами; здесь мы ночуем: у меня болят ноги, чувствую слабость. Кругом много камня, все тот же доломит, что и на хребте к югу отсюда, между Лоангвой и Чамбези; камень покрыт, как и там, лишайником, орхидеями, молочаем и горной растительностью: твердолиственными акациями, рододендроном, масуко. Камедное дерево, если личинка проест его кору, выделяет из веток массу мягкой липкой смолы, желтовато-коричневой и светло-серой; смолы выделяется столько, что ею можно наполнить тарелку для супа. По-видимому, смола выделяется только в период дождей, и сейчас все деревья полны соков и смолы.

21 февраля. Ночью то и дело раздавался сильный и близкий гром, лил дождь, промочивший шалаш моих людей. Дороги покрыты лужами или текучей водой, илистые рукава речек полны, речки разлились, там и тут из почвы выступают доломитовые скалы. Против моего желания тропа уводила нас на запад. Я нашел тропу, ведущую к северу, но мои люди сделали вид, что не заметили сделанных мной отметин, и пошли на запад, очевидно, боясь навлечь на себя неудовольствие Моамбы, если пройдут мимо его деревни и не зайдут в нее. Я отыскал их в старой хижине. Они сказали, что заблудились, на самом деле они и не сходили с тропы, ведущей на запад.

22 февраля. Пришли к Меренгу, непересыхающей речке, текущей на север. Встретили здесь людей Моамбы, но отказались идти в деревню; жить в хижинах неприятно: в них нередки насекомые, и через маленькое входное отверстие на тебя глазеет толпа. Любопытные часто закрывают его так, что делается темно, более смелые делают замечания на наш счет, затем, расхохотавшись, убегают.

Устроили стоянку на правом берегу Меренгу в лесу, известив Моамбу, что намерены остановиться здесь. Он прислал за нами делегацию: сначала всех своих молодых людей, затем стариков, наконец, пришел сам со свитой человек в шестьдесят. Я объяснил, что заболел, живя в Молембе в маленькой хижине, что мне лучше на свежем воздухе, что в хижинах насекомые и что я не собираюсь оставаться здесь долго, а пойду дальше по намеченному пути. Он уговаривал нас прийти в деревню и дал нам козу с козленком и громадный тыквенный сосуд с пивом. Я обещал посетить его на следующий день и так и сделал.

23 февраля. До деревни Моамбы отсюда миля. Она стоит на левом берегу Меренге, реки побольше, чем Меренгу, текущей на север; ее берега и илистые рукава поросли высокими прямыми вечнозелеными деревьями. Деревня окружена частоколом и сухим рвом шириной в пятнадцать – двадцать футов и такой же глубины. Долго беседовал с Моамбой. Это крупный, толстый мужчина, похожий на трактирщика, левый глаз его немного косит, но он умен и приветлив. Подарил ему отрез; он дал мне муки из маэре, сколько мог снести человек, и большую корзину земляных орехов. Он хотел, чтобы мы перешли на Меренге, если уж не хотим жить в деревне: он мог бы тогда видеться и разговаривать со мной. Я показал ему картины в «Библейском словаре» Смита, которые он без труда понял, рассказывал ему о Библии.

Он очень интересовался, почему мы идем на Танганьику, зачем пришли, что будем там покупать, есть ли у нас там связи. Затем вождь показал мне превосходные большие бивни длиной в восемь футов шесть дюймов. «Что же ты хочешь покупать, если не рабов и не слоновую кость?» Я ответил, что единственное, что я здесь видел, стоящее покупки в качестве образчика, – это рослый, толстый вождь, которого женщина поит пивом. Это его рассмешило, и он заметил, что в таком случае, когда мы достигнем моей страны, я должен буду одеть его в красивую одежду. Эта реплика привела к разговору о нашем климате и о производстве шерсти.

 

 

24 февраля. После воскресной службы отправился к вождю, но поздно, так как грозил пойти сильный дождь. Вождь разбирал спорное дело, и какой-то старик говорил целый час. Моамба слушал все время с серьезностью судьи. Затем вынес решение, занявшее минут пять, и выигравший процесс ушел, весело распевая. Всякий обращающийся к вождю поворачивается сперва к нему спиной и ложится на землю, хлопая при этом в ладоши. Такова обычная церемония приветствия. Другой род приветствия здесь, в Лобембе, где все носят лук, состоит в постукивании стрелой о стрелу или стрелой о лук. Немного поговорил с вождем, но, пока тянулось судебное дело, стало уже поздно. Вождь попросил нас пройти к Меренге и пробыть там одну ночь, а потом уж продолжать путь. Наутро мы расположились по соседству с деревней. Здесь изготовляется много медной проволоки, причем волочильщики в одной из стадий процесса пользуются семидюймовым канатом. Проволоку делают очень хорошую и используют главным образом для браслетов на голени и у щиколотки. Жены вождя перегружены этими украшениями и вынуждены из-за их тяжести ступать очень степенно. Медь привозят из Катанги.

26 февраля. Вождь хочет купить отрез ткани за двух коз, но его люди не доставили их достаточно быстро. Один из моих слуг, Симон, заболел лихорадкой. Все это заставляет меня остаться, хотя движение с одного места на другое – единственное наше лекарство.

С людьми вождя отношения у нас неважные, но с ним самим все очень просто. Его люди потребовали уплаты вперед за каноэ для переправы через реку Лоомбе. Однако в устах вождя требование это оказалось не столь чрезмерным, так как он обещал дать человека, чтобы помочь нам доставить каноэ и все, что еще потребуется по всему пути до деревни вождя Чибуэ. Когда он сделал предложение в этой форме, я подарил ему отрез ткани, а он мне – козу, копье, украшенное медной проволокой, много муки, пива и ньюмбо. Мы расстались друзьями, так как его подарки стоили отреза.

Двигаясь северо-западным курсом, мы добрались до реки Чикошо, текущей на запад, а оттуда вышли к Ликомбе по высокому хребту Лосаусва, идущему далеко на запад. Вероятно, это водораздел между речками, стекающими к Чамбези, и теми, которые впадают в северные реки. Туда текут Локопа, Лоомбе, Никеленге, далее Луфубу, или Лову. Последняя впадает на севере в Льембе, впрочем, сведения очень путаные. Река Чамбези берет начало в стране мамбве, к северо-востоку от владений Моамбы и недалеко от них.

Лес, по которому мы шли, густой, но низкорослый. Деревья чахлые, и нет никакого стока воды, кроме как просачиванием ее в почву. На глинистых сланцах, которые дают начало глинистой почве, дожди стекают с поверхности, и здесь деревья достигают больших размеров. Дороги не портятся вследствие отвода воды медленным процессом просачивания. Сейчас все склоны с глинистой и песчаной почвой сочатся водой и переполнены. Чтобы содержащаяся в почве вода стекла, требуется много времени. Местность в общем можно назвать покрытой лесом.

6 марта 1867 г. После короткого перехода пришли в деревню на реке Молиланга, текущей на восток к Лоомбе. Здесь впервые увидели бананы, их называют, как и в Лунде, нконде. Вывешены немногочисленные трофеи, отнятые у мазиту. У Читапангвы частокол украшали двадцать четыре черепа. Племя бабемба, несомненно, воинственнее всех племен, живущих к югу от них. Деревни бабемба обнесены частоколами и окружены глубокими сухими рвами.

Наш проводник от Моамбы отказался идти дальше. Вождь деревни указал нам неправильную дорогу, и мы прошли через три болота, каждое шириной не менее полумили. В первой деревне, к которой мы подошли, жители заперли перед нами ворота, но потом побежали за нами. Мы отказались войти в деревню. Это у них способ показать свою независимость. Несмотря на их протесты, мы поставили себе шалаши на холме. Они говорили, что ворота закрыли мальчишки, но мальчик, который запер их, заявил, что сделал это по приказанию вождя. Если бы мы теперь вошли в деревню, то жители смотрели бы на нас, как на людей, которые им многим обязаны.

8 марта. Прошли дальше в деревню на Лоомбе, где жители проявили противоположное отношение: в деревне не было ни души, все ушли на свои участки. Когда пришла добрая хозяйка, она отвела нам всем хижины, что спасло нас от проливного дождя. Мальчики, пасшие коз, не трогались с места, когда мы проходили вдоль края этой очаровательной долины. Издали течение реки Лоомбе кажется медленным. Пастух, пасший стадо, сказал нам: «Добро пожаловать» – и обещал на следующий день показать переправу. Он также приготовил нам поесть.

Наша радушная хозяйка проводила нас, и мы пошли на запад вдоль Лоомбе, пока не дошли до моста (довольно шаткое сооружение). Ширина главного русла Лоомбе шестьдесят шесть футов, глубина шесть футов, разлилась она не менее чем на двести футов от берега. На мосту воды было по колено. В затопленной разливом части, по ту сторону реки, воды было по пояс, течение быстрое.

Все население сейчас занято пересадкой табака с участков, засеянных у хижин под навесами крыш, на поля. Видимо, табак не в состоянии выдержать сильную летнюю жару. Здесь сажают также какой-то вид лиранды, подходящий для холодной погоды. Мы думали, что облагодетельствуем жителей, раздавая им горох, но оказалось, что он уже широко распространен по всей стране, притом растет и в холодный период. Прошли вдоль реки Диолы до старой хижины и развели костер, оттуда без дороги – к другой реке, Лоэндаве, шириной в шесть футов и глубиной в девять.

10 марта. Со времени выхода из деревни Моамбы болею лихорадкой. Каждый шаг отдается у меня в груди, чувствую сильную слабость. С трудом удается не отставать, хотя раньше я всегда шел впереди и должен был сдерживать шаг, чтобы не оторваться совсем от людей. Все время звенит в ушах, и я почти не слышу громкого тиканья хронометров. Аппетит хороший, но у нас нет настоящей пищи: едим главным образом муку из маэре и бобы или мапембу (земляные орехи), изредка курицу.

Вся местность покрыта изгородями хопо, но животные запуганы, и мы их совсем не видим.

11 марта. Задерживаемся из-за непрерывного дождя.

По пометкам на грудах доломита установили, что когда-то сюда приходила партия кузнецов из Лонды для выплавки железа и соорудила свои мастерские. Видели старую железноплавильную печь и кучи гематита. По-видимому, этой рудой пользуются здесь повсеместно.

12 марта. На некоторое время нас задержал дождь, но вскоре мы пришли в обнесенную частоколом деревню Чибуэ. Как и все другие здешние деревни, деревня вождя Чибуэ стоит на реке. На берегу густая рощица деревьев – какой-то вид мангровых. Эти деревья достигают больших размеров, древесина мягкая, листья сочные, корни переплетаются в грязи, и нужно следить, чтобы не ступить на такое место, где их нет, не то погружаешься в грязь по бедро. В деревнях жители считают, что мы находимся на их земле, и толпятся у нас, причиняя нам неудобства. Но вне деревни, где обычно мы строим свои шалаши, они иначе смотрят на нас, мы на равной ноге, и они себе ничего лишнего не позволяют.

Племя балунгу делает отметины на висках в виде трех-четырех маленьких шишечек; мочки ушей растянуты вставленными в них кусками дерева, украшенными бусами. Поперек лба идет полоса бус, поддерживающих поднятые кверху волосы.

Деревня Чибуэ стоит у истоков реки Локвены, текущей на север-северо-восток. К северо-востоку от нас тянется длинная гряда невысоких гор, это Мамбве или часть их. Оттуда, но чуть южнее, начинается Чамбези. Локвена, вокруг истока которой мы обошли, и все другие речки к северу и западу от нее текут в Лофу, или Луву, и далее в озеро Льемба. Реки, стекающие с гор по правую сторону от нас, текут на восток, впадают в Лоанзу, а она – в озеро.

15 марта. Идем в деревню озерного вождя Касонсо, владеющего также окружающей большой страной.

Пересекли Лочендже, ширина ее пять ярдов, глубина по колено; дальше вышли к Чаньюмбе. Сейчас течение всех этих речек очень быстрое, они полноводны, вода в них чистая. Все жители носят с собой топоры, как будто воюют все время с лесом. Из-за затянувшейся лихорадки я мало расположен наслаждаться прекрасным пейзажем. Мы, очевидно, на хребте водораздела, но у населения нет ясного представления о том, куда текут реки.

19 марта. Из деревни, около которой мы расположились, пришла партия молодых людей, чтобы заставить нас уплатить что-нибудь за то, что мы не пошли в их деревню: «Нужно приветствовать сына большого вождя…» – и т. д. Они были вооружены луками и стрелами и были готовы к бою. Я объяснил, что мы остановились близко от них, ибо они сказали, что мы не сможем сегодня достигнуть владений Касонсо. Вождь их не дал нам ничего. Немного поговорив с нами и пригрозив, что завтра примут меры, они, слава Богу, ушли, не пытаясь ничего предпринять. Продвигаясь дальше лесом на северо-запад вдоль зеленых, поросших деревьями склонов, тянувшихся по правую руку, пришли в одну из деревень Касонсо, расположенную в очаровательной долине. Здесь реки углубили большие зеленые долины; многие из речек, как, например, Каканза, впадают в Луву.

20 марта. Характер местности тот же, невозможно сосчитать все речки, текущие на северо-запад. Деревня вождя Касонсо расположена в месте слияния двух речек. Вождь долго жал нам руки; кажется, у него открытый характер. Прошел дождь и заставил муравьев-эцитонов начать переселение. Часа через два, после того как мы улеглись, нахлынули муравьи. Их называют каланду, или нкаланда.

Совершенно невозможно описать их нападение. Я проснулся, весь покрытый ими, в волосах было полно муравьев. Один за другим они вгрызались в тело, и, чем больше их отгонять, тем злее их укусы, муравьи наглеют. Я вышел из хижины, но и там они кишели повсюду, взбирались мне на ноги, бешено кусались. Они оставляют человека в покое, только когда устанут.

У здешних горных племен балунгу есть хорошая черта: когда они видят, что кому-нибудь принесли еду, они удаляются. Ни у бабиса, ни у макоа этой деликатности нет. Бабемба так же вежливы, как балунгу.

Спустились уже довольно далеко в широкую долину озера Танганьики; здесь теплее, чем в горах. Ткани тут ценятся больше, поскольку тканей из коры не хватает. Жители пользуются шкурами коз и диких животных, юбки женщин очень короткие.

22 марта. Пересекли Лоэлу, ширина ее тридцать футов, глубина один фут. Появились мухи цеце, которых мы совсем не видели после ухода от Читапангвы. Касонсо устроил нам грандиозный прием, на котором присутствовали люди с озера Танганьика. Видел здесь касаву, но ее не очень много.

28 марта. Непрерывные дожди. Заболел Чу́ма. Здесь растут кусты хлопка очень большого размера, того же рода, что и в Южной Америке. После ночевок в ряде деревень и переходов через множество речек пришли в деревню вождя Момбо, около горного хребта над озером Танганьика.

31 марта и 1 апреля 1867 г. Слишком болен, чтобы идти прямо к озеру. Я хотел идти 1-го, но сын Касонсо, приставленный к нам, воспротивился этому. Мы поднялись по невысокому горному хребту в самой низкой его части; после того как мы перевалили через вершину, между деревьями вдалеке показалась синяя вода озера. Я несколько отстал, но вскоре услышал, как мои люди стреляют из мушкетов, достигнув края хребта, откуда открылся ничем не заслоняемый вид на юго-восточный конец озера Льемба, иначе называемого еще Танганьикой.

Чтобы достигнуть уровня озера, нам пришлось спуститься не менее чем на 2000 футов. Ширина его, по-видимому, примерно двадцать миль. Мы могли видеть озеро приблизительно на тридцать миль к северу. В видимую его часть вливаются четыре значительные реки. Почти отвесная стенка горного хребта высотой около 2000 футов с отдельными разрывами в ней тянется вокруг озера, которое мирно покоится в огромном чашеобразном углублении на груди поросших деревьями скал.

Ни разу в жизни не видел ничего столь тихого и мирного, как лежащее передо мной утреннее озеро. Около полудня начинает дуть слабый ветерок, заставляющий волны озера принять синеватый оттенок. На восточном конце из воды выступают несколько скалистых островов; на них живут рыбаки, вылавливающие много отличной крупной рыбы, которой они насчитывают примерно двадцать четыре вида. К северу озеро, видимо, сужается; впрочем, у местных жителей совершенно ничтожные сведения по географии страны, и они ничего не могут сказать нам об озере. Жители относятся к нам подозрительно, и мы не можем от них почти ничего получить. Чрезвычайно слаб, не могу идти, не пошатываясь, в голове все время звенит.

Координаты точки, к которой мы вышли 2 апреля 1867 г.: 8°46́54́́ ю. ш., 31°57́ в. д. Но я пока обработал только один комплект наблюдений (голова не в порядке). Высота над уровнем моря более 2800 футов по термометру (точка кипения) и по барометру. Жители не дают мне промерить глубину озера.

И после двухнедельного пребывания на озере оно кажется в высшей степени очаровательным. Замечательно тихое озеро, хотя, говорят, временами в штормы оно бывает бурным. Оно лежит в глубокой чаше с почти отвесными стенками, которые густо поросли деревьями. Там, где видна порода (глинистый сланец), стенки кажутся ярко-красными. Деревья сейчас все зеленые. Кое-где по скалам стекают красивые водопады, в более ровных местах бродят пасущиеся буйволы, слоны и антилопы, по ночам рычат львы. Пологий участок внизу занимает не более двух миль от отвесных стенок до берега озера. Деревня Памбете, около которой мы впервые вышли к озеру, окружена масличными пальмами, не низкорослыми пальмами озера Ньясы, а настоящими масличными деревьями, кисть спелых плодов которых должны нести два человека. Утром и вечером можно видеть громадных крокодилов, тихонько пробирающихся к местам своей охоты; по ночам и ранним утром слышен храп бегемотов.

 

 

Через несколько дней после нашего прибытия сюда у меня было бредовое состояние: такова сила болезни, когда нет лекарств. Я очнулся на земле, лежа на спине перед хижиной, и не мог забраться в нее. Я попытался подняться, ухватившись за столбы у входа, но, уже почти выпрямившись, отпустил их и грохнулся навзничь, сильно ударившись головой об ящик. Люди мои, видя, в каком я жалком состоянии, повесили одеяло на входе в хижину, чтобы посторонние не видели моей беспомощности. Прошло несколько часов, пока я стал понимать, где нахожусь я.

Здешние жители балунгу, как их называют, боятся нас: им непонятны наши цели, и они держатся на расстоянии. Обещают много и не делают ничего. Не будь я так отчаянно слаб, мы бы пошли дальше, но я выжидаю, пока не наберу сил.

Население сильно поредело из-за набегов мазиту, которые увели очень большое число женщин, юношей, девушек и детей. Балунгу обучают своих молодых людей военному строю, им нравится видеть их вооруженными, на манер мазиту, но было бы полезнее готовить молодежь к земледельческим работам. Все балунгу чрезмерно вежливы. Хлопание в ладоши при встречах бесконечно, а цепь приветствий, которыми оно сопровождается, удовлетворила бы самого жеманного француза. Когда мы идем вместе с ними, они всегда убирают с дороги сучья и камни. Однако мы не можем уговорить их дать нам носильщиков для исследования озера или продать коз, которых, впрочем, у них очень мало, и то лишь на одном острове.

Вода течет из озера в северо-западном направлении, вернее, на север-северо-запад. Можно видеть, как в этом направлении плывут водоросли. Вблизи восточного конца озера в него впадают реки Лонзуа, Кови, Капата, Луазе и Каламбве, а с юго-запада – Лува (Луфуба, Лофа), и у озера должен быть выход для такого количества притекающей воды. Все эти реки берут начало в стране мамбве или около нее, на 10° ю. ш., где начинается также и Чамбези. Говорят, что ширина озера Льемба (Танганьика) остается примерно такой же при продвижении к северо-западу; впрочем, это мы и сами увидим.

Слоны бродят около нашего лагеря. Один слон ломал деревья совсем рядом. Я выстрелил ему в ухо, но неудачно: слишком слаб, чтобы твердо держать ружье.

 

 

30 апреля. Начали обратный путь от озера Льемба. Ночевали в деревне на озере, а на следующий день пошли в Памбете. Видел, что здешние жители толкут табачные листья в ступе после частичной ферментации их на солнце. Полученную массу раскладывают для сушки на солнце и уж затем употребляют.

Жители считают, что масличная пальма не растет восточнее Памбете, потому что на востоке почва камениста. По-видимому, это верное объяснение, так как эта пальма любит жирную черноземную почву лугов.

1 мая 1867 г. Собирались идти на северо-запад, чтобы проверить, сужается ли озеро в том направлении. Но когда мы уже выходили, пришел вождь с женой; они торжественно клялись, что, идя на северо-запад, мы попадем прямо в руки мазиту. Мы отложили отъезд. Я согласился остаться, хотя и не был вполне убежден в истинности их уверений; однако впоследствии мы получили верные доказательства того, что они говорили правду, и мы спаслись, таким образом, от грабителей. Разбойники-мазиту теперь изменили свою тактику: они требуют выдать им столько-то людей и тканей, а затем уходят. Мазиту дали знать, что следующим местом сбора дани будет деревня вождя Момбо, и, придя туда, забрали двенадцать человек и много одежды, затем ушли на юг в горы, где они живут. Наш вождь и его люди тщательно следили за их передвижениями. Жители надеются спрятаться от мазиту в чаще леса на западной стороне деревни.

Узнав, что мазиту ушли, мы выступили. Ночевали на полдороге к вершинам хребта. Вчера ночью у меня был опять припадок с потерей сознания: мускулы спины теряют всякую силу, в ушах стоит непрерывный звон, пропадает способность решить простейшую задачу. Переправились через Аизе (на этой реке водопад); ширина ее пятнадцать ярдов, глубина по колено. Таких речек здесь бесчисленное множество.

Деревня вождя Момбо. Приходишь в отчаяние от того, как трудно получить точные сведения об озере и реках, так как народ не привык точно мыслить. Момбо заявил, что, когда мы были внизу, у озера, к нему приходили два араба и расспрашивали о нас, но он отрицал, что мы здесь, думая этим избавить нас от неприятностей и беспокойства.

Хлопок, который выращивают в этих местах, принадлежит к виду пернамбуко, кусты его достигают вышины в семь-восемь футов. Когда-то, до набегов мазиту, здесь производили в большом количестве полосатую черно-белую ткань, и сейчас еще можно встретить шали из нее. Странно, что этот вид хлопка встречается только в центре страны.

Двигаясь дальше на запад, на горное плато, мы попали на ровную местность, поросшую тонкоствольным лесом; с восточной стороны, с юга на север, тянутся длинные гряды низких гор. Это страна моами, в ней много слонов, но убивают их мало. Они причиняют большой вред посевам, поедая без всякой помехи сорго.

11 мая. Сегодня после короткого перехода достигли деревни на реке Моами и, чтобы не проводить воскресенье в лесу, остались здесь. В деревню приходили слоны. Чтобы помешать им разорить хранилища зерна, жители вымазали стенки слоновьим пометом. Подобный же прием использовали жители Колобенга: они мазали коровьим навозом вымя коровы, и теленок, испытывая отвращение, переставал сосать мать; когда корову начинала мучить молочная лихорадка, она соглашалась, чтобы пастух облегчил ее страдания, и давала доить себя.

 

 

12 и 13 мая. Нам сообщили, что вождь Нсама сражается с арабами. Мы обеспокоились и хотели продвинуться на север вдоль озера Льемба. Вышли в путь по направлению к деревне вождя Мокамбалы, стоящей на краю обрыва над озером. В реке, протекающей около деревни, растет много пальм шуаре (рафия). В начале спуска стала видна Лофа (Луфуба), текущая с запада и впадающая в Льембу. От устья реки берег озера, согласно поступившим ко мне сведениям, уходит на север или северо-запад. Пришли в деревню, находящуюся приблизительно в 2́ к западу от места впадения реки. Вождь оказался любезным и щедрым. Около деревни большой луг шириной приблизительно в четыре мили; здесь бродят буйволы, но они совсем дикие и прячутся в гигантской траве. Кругом роскошно растут сорго и земляной орех. Лофа около деревни имеет ширину четверть мили, но выше по течению ширина ее триста ярдов. Ночью долина реки всегда закрыта облаками, я не мог поэтому сделать наблюдения до раннего утра, когда стало холодно и облака рассеялись.

Остались в деревне, так как двое из нашей группы хромают и все устали после спуска с высоты более 2000 футов. Вождь послал за рыбой для нас. Он настойчиво убеждал нас не идти вдоль Льембы, так как сын Нсамы (Капома) убивает всех идущих этим путем. Капома мстит за зло, причиненное арабами людям его отца, и может принять нас за арабов. Вечером появился араб-суахили и частично подтвердил сказанное вождем деревни Карамбо. Я решил вернуться назад на юг, в деревню Читимбы, где собралась главная часть арабов, и получить от них более достоверные сведения.

Последнее, что мы узнали о Льембе: далеко на северо-западе оно перегорожено скалами, и в том месте, где озеро переливается через них, образуется большой водопад. Говорят, что озеро там уменьшается в ширине.

18 мая. Вернулись в деревню Мокамболы и уходим к Читимбе. Барака остался в деревне, и Джемс убежал к нему, бросив свой тюк с тремя хронометрами на дороге. Я послал за ними, и вечером Джемс явился. Он ни на что не жаловался и ничего не мог сказать в свое оправдание. Они оба думают, что им удастся легко вернуться на родину, выпрашивая себе пропитание, хотя они не смогли указать мне, в каком она направлении.

19 мая. Там, где мы в свое время надолго задержались, было очень холодно, 55 °F (13 °С). Помолившись, продолжали путь на юг и юго-запад, в деревню вождя Чисаки.

20 мая. Невдалеке по тому же направлению находится деревня Читимбы. Здесь мы застали большую партию арабов, в основном состоявшую из черных суахили. Они занимали значительную часть обнесенной частоколом деревни. Когда я пришел, арабы вежливо проводили меня к навесу, под которым они обычно собираются. Я объяснил им, откуда я прибыл, и показал письмо султана. Хамис преподнес мне козу, двух кур и муку. Добраться до сути истории с Нсамой было трудно, но по их рассказу выходило, что вождь послал им приглашение, а когда они прибыли, созвал народ, собравшийся толпами, посмотреть на чужестранцев. Я подозреваю, что арабы испугались толпы и начали стрелять.

С обеих сторон было несколько убитых, а Нсама бежал, оставив в руках арабов укрепленную деревню со всем, что в ней было. Другие говорят, что спор возник из-за слона, и люди Нсамы напали первыми. Во всяком случае сейчас все перепуталось. Те, кто остался в деревне Нсамы, добывают себе пищу в окрестных деревнях и сжигают их, а Читимба прислал человека за партией, расположившейся здесь. Часа через два после нашего прибытия пришел отряд от Касонсо, намереваясь идти дальше во владения Нсамы и, если удастся, изловить его, так как он «нарушил международный закон, напав на людей, пришедших в его страну с товарами для продажи». Арабы решили присоединиться к этому отряду и нанести неприятелю урон, какой только смогут. Это будет попросту разбойничий набег, каждый будет хватать что сумеет (животных или людей) и ретируется, когда грабить будет уже небезопасно.

Все эти события создали барьер между мной и озером Мверу на западе. Собираюсь теперь направиться сначала на юг, затем на запад, совершив, таким образом, далекий обход неспокойного района.

Главного из арабов зовут Хамис Водим Таг, другого – Сеид бин Али бин Мансури; оба они связаны с одним из влиятельнейших торговых домов в Занзибаре. Хамис был особенно внимателен ко мне, делая подарки в виде пищи, бус, тканей и сообщая мне различные сведения. Имя араба, которому будут отправлены для меня товары, Тани бин Суэлим.

24 мая. Ждем в деревне Читимбы развертывания событий, которые могли бы прояснить вопрос о нашем маршруте на запад. Сегодня ушли люди Касонсо и несколько арабов: они, может быть, доставят нам сведения о том, в каких местах появляется Нсама, и тогда мы двинемся на юг, а затем на запад. Написал сэру Томасу Маклину, указав местоположение озера Льемба, и д-ру Сьюарду, на случай если другие письма не дойдут. Начинается жаркий период. Это соответствует июлю в более южных районах.

Среди бела дня у самой деревни леопард убил трех коз.

28 мая. Пришло известие, что Нсама просит у арабов прощения и обещает уплатить за все, что они потеряли. Он не знал, что его люди крали имущество арабов. Через день-два узнаем, удастся ли уладить дело. Одни верят в заявления Нсамы, другие говорят: «Нсама произносит мирные речи, просто чтобы выиграть время для постройки нового укрепления». Пока что люди Касонсо разорят все владения Нсамы здесь, на востоке.

Хамис очень хочет, чтобы я остался еще на несколько дней, пока не вернется сын Касонсы Кампамба с надежными сведениями; затем он позаботится о нашем благополучном переходе из деревни Касонсо в деревню вождя Чивере. Все уверены, что вождь Чивере – человек прямой.

1 июня 1867 г. Еще одна партия грабителей отправилась сегодня утром разорять владения Нсамы, к западу от впадения Лофы в озеро, в наказание за нарушение международного закона. Люди, которым поручено это дело, идут неохотно, но когда они отведают прелесть грабежа, оно им понравится.

В районе деревни вождя Моамбы водораздел имеет наклон к северу; стекающие реки очень извилисты, и у населения очень путаные представления о том, куда они текут. Например, все мужчины в деревне Моамбы утверждали, что Лохона впадает в Лохолу, а последняя в реку, вливающуюся в озеро Льемба, но одна молодая жена Моамбы, по-видимому, очень развитая и сообразительная, настаивала на том, что и Лохона, и Лохола впадают в Чамбези. Я так и записал. Верхние течения речек, питающих Чамбези и озеро Льемба, заходят друг за друга, и, чтобы распутать их направления, требуется более подробное исследование, чем то, которое я в состоянии произвести.

К северу от Моамбы на реке Меренге начинается уклон к Льембе. Река Лофа берет начало во владениях Чибуэ; вдоль Лофа и ее притоков тянутся длинные гряды высотой в пятьсот – шестьсот футов, покрытые зелеными деревьями. Долины между этими грядами гор направляют речки в сторону озера Льемба или же четырех текущих в него рек. Местность постепенно понижается, становится теплее, появляются москиты и мухи цеце, и наконец мы приходим к замечательной чашеобразной впадине, в которой покоится Льемба. Несколько потоков спадают с почти отвесных скал, образуя красивые каскады. Гряды идут одна за другой, насколько хватает глаз, на север и на восток от Льембы и, вероятно, продолжаются дальше. Водораздел тянется на запад, за владения Касембе, а Луапула, или Чамбези, берет начало на тех же широтах, что Лофа и Лонзуа.

Арабы сообщили мне, что между здешними местами и морем, до которого отсюда около двухсот миль, лежит страна васанго (усанго), светлокожего народа вроде португальцев, весьма дружелюбно относящегося к чужестранцам. У васанго очень много скота. Вождя их зовут Мерере.

Арабы считают, что до страны васанго двадцать пять дней пути, а расстояние оттуда до моря (до порта Багамойо) можно пройти за месяц и двадцать пять дней, т. е. оно составляет примерно четыреста сорок миль. Учере находится очень далеко к северу, но один человек рассказывал мне, что он ходил в этом направлении на соляные промыслы из деревни Касонсо, и дорога заняла восемь дней. Мерере часто ходит в экспедицию грабить скот, его подстрекает к этому мать.

Здесь, во внутренней части континента, редко встречается то, что мы понимаем под названием «первобытный лес», хотя нельзя иначе описывать эту страну как край, покрытый бесконечными лесами. Насекомые убивают или превращают некоторые деревья в карликовые, человек калечит другие деревья, добывая кору для тканей, очень много деревьев ломают слоны, и гигантские экземпляры видишь только изредка, их можно найти лишь в закрытых долинах среди гор, но в целом деревья в лесах тощие и число видов невелико. Птиц разных видов, поющих среди ветвей, как мне кажется, больше, чем в районе Замбези, но я не стреляю их. Множество новых звуков, которые я слышу, изумляют меня.

Страну, в которой мы сейчас находимся, арабы и местное население называют Улунгу, а ту, что лежит дальше на северо-запад, – Марунгу. Хамис находится в очень дружественных отношениях с мазиту (ватута) на востоке, они не занимаются грабежом. Недавно их вождь прислал в Касонсо своего человека. Получив подарок, он удалился очень довольный.

Хамис, очевидно, очень хочет обеспечить мою безопасность. С северо-востока пришли люди, чтобы расспросить о происходящих здесь событиях; эти люди рекомендуют мне пойти с ними, а затем подняться по восточному берегу озера Льемба до Уджиджи. Но это разрушает мой план открыть озеро Мверу и затем идти по водоразделу, чтобы установить, является он водоразделом для Конго или для Нила. Хамис был недоволен, что я предпочел идти на юг, а затем на запад, так как выходило, что я отвергаю его совет. Он сказал, что если я подожду, пока придут его люди, то мы сможем говорить обо всем этом более уверенно.

Я расспрашивал, есть ли в этой стране большие горы; мне сказали, что у нижнего конца озера Льемба находится самая большая из здешних гор – Мауфипа, или Фипа, с которой видно озеро Танганьика. Там, вероятно, берут начало реки Нкаламбмве и Луазе.

В языческом городке нет ничего интересного. Все заняты приготовлением пищи или одежды, плетут циновки или корзины. Женщины очищают или размалывают зерно: сперва его сушат на солнце, затем засыпают в ступку и с помощью плоской корзины счищают с него шелуху и пыль, потом размалывают между двумя камнями. После этого нужно наносить дрова и воду, чтобы приготовить из зерна еду.

Люди, ушедшие сражаться, напали на большую деревню и убили несколько человек, но при стрельбе в кустарниках они застрелили одного из своих и еще одного ранили.

 

 

Спрашивал араба, плававшего по Танганьике, в какую сторону текут воды озера, он ответил: «На юг».

Трясогузки устраивают себе гнезда на крышах хижин. Они очень заняты своей работой, и люди и другие животные усердно заняты тем же.

Не знаю, как поступить: часть арабов, видимо, решила идти на запад, как только удастся поладить с Нсамой, но другие ему не доверяют. Один араб хочет послать своих людей собрать слоновую кость, но сам пойдет назад, в страну васанго. Нсаму ждут сегодня или завтра. Мы бы сберегли много времени и сил, если бы пошли прямо на запад, а не по обходной дороге. Вчера со стороны Льембы прибыло несколько арабов. Один из них плавал по Танганьике и говорит, что ветры на озере очень мешают плаванию, но ни у одного из прибывших нет ясного представления об озере. Южную часть озера они называли морем и считали, что это не Танганьика, а отдельное озеро.

Внимательные наблюдения над улунгу позволяют считать их чрезвычайно вежливыми. Родственники приветствуют друг друга, стоя на коленях и обнимая друг друга грудь к груди. Затем хлопают в ладоши, держа руки у самой земли. Некоторые, наиболее униженно приветствующие вождя, целуют перед ним землю, но большинство только становится на колени, приблизив предплечья к земле и опустив голову, и говорит: «О, аджадло чьюза, мари а бвино». Усанга говорят: «Адже сенга». Хлопанье в ладоши в знак приветствия старших и даже равных себе в некоторых деревнях раздается постоянно. Стариков обычно приветствуют. Как возникло такое почтительное отношение к другим, непостижимо. Не похоже на то, чтобы оно было вызвано взаимным страхом.

Даже вожди не внушают народу страха, и жестокое старинное пошлое изречение, что дикарями правят, внушая им страх, по-видимому, здесь неизвестно. Однако, несомненно, народом здесь правят, и в общем очень хорошо. Люди не очень охотно шли наказывать Нсаму за нарушение закона, но по решению вождей все же пошли и вернулись кто с деревянным табуретом, кто с циновкой, с тыквенным сосудом, наполненным земляными орехами, или с сушеным мясом, мотыгой, луком – жалкая, очень жалкая плата за двухнедельный тяжелый труд преследования беглецов и поджигания их деревень.

16 июня. Сегодня получены известия, что на юго-западе, в Лунде, партия арабов потеряла сорок человек, умерших от оспы (ндуэ), и что тамошний народ, прослышав о событиях, связанных с Нсамой, бежит от арабов и не хочет продавать ни слоновую кость, ни пищу. Похоже, что возникло новое препятствие на нашем пути.

17–19 июня. Хамис отправился встречать группу с юго-запада, вероятно, чтобы избежать заноса сюда оспы. Группа остановилась в двух часах ходьбы от нас. Хамис сообщает, что хотя эти люди потеряли много народа от оспы, но они принесли хорошие известия о том, что дальше к западу есть еще арабы: один из них, Сеид бин Умали, или Салем, живет в деревне около Касембе на расстоянии десяти дней отсюда, а другой, Джума Марикано, или Катата Катанга, – в деревне, что дальше к северу; ближе к Танганьике, в Фуэто, живет Сеид бин Хабиб. Эта партия составляет все силы Хамиса, и он заявил, что теперь пойдет к Нсаме и договорится с ним, так как, по мнению Хамиса, тот боится прийти сюда и он, Хамис, должен сделать первый шаг к установлению дружественных отношений.

Обдумывая все это, я вижу, что как ни томительно ожидание, но лучше ждать, чем идти на юг, а затем на запад, так как, отправившись этим путем, я не увижу озера Мверу, которое, как говорят, находится в трех днях пути от нынешнего убежища Нсамы. Его люди ходят туда за солью, и я не мог бы подойти туда с юга, так, чтобы они не узнали об этом, а они могли бы принять меня за араба. Хамис заметил, что у арабов есть обычай: раньше чем вступить на путь, сделать его гладким. Они посылают вперед людей с подарками и таким образом выясняют, как настроены тамошние жители. Хамис советует проявить терпение и надеется заключить мир с Нсамой.

Чтобы показать, что его надежды обоснованны, Хамис рассказал, как Нсама, когда начались беспорядки, прислал людей с двумя бивнями в деревню, из которой только что его изгнали, предлагая таким образом уладить случившееся, но арабы, подозревая обман, стали стрелять по принесшим слоновую кость и убили их; после этого с той же целью Нсамой были присланы десять коз и один бивень, но и эту попытку арабы встретили враждебно. Хамис думает, что, будь он сам на месте, всю историю можно было бы урегулировать в дружественном духе.

Все здесь жалуются на холод. Местность возвышенная, и мы живем на речке Чилоа за рощицей, которая по утрам не пропускает к нам солнце. Холод заставляет людей раскладывать в хижинах большие костры, и жилища часто сгорают. Температура падает до 46 °F (8 °С). иногда даже до 33 °F (0,5 °С).

24 июня. Арабы усиленно читают Коран и молятся о вразумлении. Завтра они созывают собрание, чтобы обсудить, какие шаги следует предпринять в деле с Нсамой. Вождь, видимо, высокого мнения о Хамисе и говорил о нем: «Пусть он придет, и все будет в порядке». Хамис предполагает пойти с немногими спутниками. Эти занзибарцы совсем не похожи на работорговцев из страны вайяу.

25 июня. Приглашенные арабы не собрались, но должны прийти завтра.

Молодые трясогузки почти совсем оперились и улетели, в гнезде остался лишь один птенец. Старики пытались выманить и его: они подлетали к самому гнезду и затем, вспархивая прочь, сейчас же оборачивались посмотреть, следует ли птенец за ними. Он задержался в гнезде на несколько дней.

На собрании было решено, что Хамис с небольшим числом спутников пойдет к Нсаме в первый день после новолуния (это они считают очень важным условием). Так как текущий месяц был несчастливым, они хотят произвести эту попытку в следующем.

28 июня. Сегодня арабы праздновали свадьбу. Расстреляли сотню холостых патронов, и по деревне прошла процессия мужчин, разодетых в самые лучшие одежды. Они пели во весь голос, но в песне их было мало музыки. Женщины осыпали головы молодых зерном в знак того, что желают им изобилия.

Говорят, что Нсама ожидает арабов в своем новом укреплении. Невозможно установить, кто виноват во всем этом деле, так как я слышу рассказы только одной стороны; однако то обстоятельство, что вожди в этом районе страны с такой готовностью выступили, чтобы наказать Нсаму за нарушение международного закона, а он не выразил протеста, заставляет меня подозревать, что виновная сторона – Нсама. Если бы он не был виноват, то, конечно, прислал бы людей к балунгу спросить, почему они беспричинно напали на его народ.

Васанго очень напоминают зулусов. Они ходят голыми и держат огромное количество скота, который живет в хижинах вместе с хозяевами. Мерере очень щедро раздает свой скот, дает каждому по быку. Риса нет, только кукуруза и маэре. Хамис оставил людей разводить рис. Когда арабы только появились, у Мерере было очень много слоновой кости, но сейчас ее нет совсем.

1 июля 1867 г. Сегодня новолуние. Арабы придают большое значение времени молитвы или волшебных заклинаний. Сегодня вечером, ровно в 10 часов, они устроили колдование.

Хольфани нарисовал несколько кабалистических фигур: они считают, что по ним можно установить местопребывание Нсамы. Вероятно, эти приемы – остатки тайной магии, существовавшей у арабов до появления Магомета. Арабы-суахили, кажется, спустились на юг вдоль берега еще до рождения пророка.

3 июля. Ждут прихода людей Касонсо. Все взятые в плен подлежат возвращению, кроме того, Нсаме дадут тканей. Пока что все, видимо, идет как надо. Сегодня появится молодой месяц. Арабы считают месяц от одного первого появления серпа до следующего.

4 июля. Из местности близ озера Льемба пришел, чтобы присоединиться к мирным посланцам, Катаванья. Он со своими людьми появился на Льембе после нас. Катаванья разослал кругом своих людей искать слоновую кость. Арабы ничем, кроме нее, не интересуются и не понимают, почему я не поступаю так же.

6 июля. Днем в 3 ч. 30 мин. произошло землетрясение, сопровождавшееся глухим гулом. Я почувствовал себя, как будто я на воде, в лодке, но ощущение это длилось всего несколько секунд. Мои люди прибежали, чтобы спросить, что это такое. Нигде в другом месте мы не были бы в такой полной безопасности. Хижины не падают, и поблизости нет высоких скал. Барометр – 25 дюймов (635 мм рт. ст.). Температура 68 °F (20 °С). Тяжелые кучевые облака. Дождь не пошел.

7 июля. Хамис выступил сегодня утром со свитой приблизительно в триста человек, разодетых в лучшие одеяния; он заявил, что единственная его цель – мир. Касонсо, Момбо и Читимба посылают своих людей и отправляются сами, чтобы употребить все свое влияние для заключения мира. Саид остается здесь. Перед отправлением Хамиса Саид бросил немного ладана на раскаленные угли, и все руководители отряда произнесли короткую молитву. Видимо, они серьезны и искренни, когда исполняют колдовские обряды, руководствуясь тем, что знают и во что верят. Я хотел отправиться с ними, но Хамис был против, так как он не вполне уверен, что Нсама будет держаться со мной дружелюбно, а Хамис не хотел, чтобы со мной что-нибудь приключилось.

8 июля. Касонсо нашел предлог не идти. Говорили, будто бы два человека, арабы, пришли к Чибуэ, и их там убили. Касонсо должен-де отправиться туда и разобраться в этом деле. Люди, отправляющиеся к Чибуэ, берут с собой продовольствие, очевидно, не намереваясь на этот раз жить грабежом.

Оставаясь в деревне, я имею возможность убедиться, что и мужчины, и женщины заняты почти непрерывно. Мужчины плетут циновки, или ткут, или прядут. Никто, наблюдая их прилежные занятия, не мог бы сказать, что это ленивый народ. Единственное время, когда они не работают, – это утро, около семи часов; все тогда выходят и сидят перед домом, чтобы поймать первые лучи солнца, поднимающегося над нашей рощицей, но даже это время часто используется для нанизывания бус.

 

 

До меня дошли слухи, что люди Нсамы переправились через Луву около Карамби, чтобы ограбить жителей в отместку за свои страдания; тамошние жители боятся ходить ловить рыбу, чтобы их не поймали вдалеке от укрепленных деревень.

Люди племени балунгу в большинстве случаев высокого роста, стройные. Они применяют луки свыше шести футов длиной, но со слабой погибью. Лицевой угол у них большей частью не хуже, чем у европейцев, и, несомненно, выступающая пятка («шпора») так же редка здесь, как и у белых. Обычно один или два передних зуба на нижней челюсти женщин выбивают, это встречается и у мужчин.

14 июля. Саид вдобавок к прочим подаркам дал мне еще бусы. Все арабы были ко мне очень внимательны, я приписываю это в значительной степени письму Сеида Маджида. Сегодня Хамис переправился через Луву в том месте, где есть брод. Народ на другом берегу отказался послать людей с поручением к Нсаме. Хамису пришлось отправиться в деревню и принудить их слушаться, разрушив при этом частокол. Жители второй деревни поступили так же, хотя им было сказано, что арабы ищут только мира с Нсамой. Эту укрепленную деревню постигла та же судьба, и тогда жители отправились к Нсаме, который не выказал какой-либо неохоты завязать снова сношения. Он дал арабам много пищи, так как страна там очень плодородна. Нсама явился сам и скрепил мир тем, что выпил крови вместе с несколькими подчиненными Хамиса. Говорят, что Нсама – чудовищно расплывшийся старик: он не в состоянии сам передвигаться, и его носят. За ним непрерывно ухаживают женщины, заливающие его пивом. Он поднес Хамису десять бивней и обещал дать еще двадцать и, кроме того, заставить своих людей вернуть награбленное у арабов добро. Нсама обещал прислать своих людей сюда, чтобы пригласить нас после новолуния к себе.

Ждать так долго безмерно утомительно, но я надеюсь, что в награду за это терпение увижу озеро Мверу, которое не мог бы посетить, если бы Хамису не удалось заключить мир.

17 июля. Вчера вечером вблизи деревни сердито рычал лев; вероятно, он шел по следам буйволов, приходящих иногда сюда по вечерам пить воду. Буйволы очень пугливы, как и прочая дичь, они боятся стрел.

Левое веко и место вокруг него поражено у меня странным заболеванием: сперва я ощущал легкий зуд, после этого веко сильно опухло. Должно быть, это какой-то лишай. Под действием солнечных лучей опухоль излечивается, и это заставляет меня совершать долгие прогулки на солнце. Находимся приблизительно на 30°19́ в. д., 8°57́55́́ ю. ш.

24 июля. В четыре часа утра начался пожар. Ветра не было… разобрали соломенные крыши в переднем ряду на нашей стороне деревни. С зернохранилищ легко сняли крыши, так как они не скреплены со стенами. Арабы пытались очистить место на своей стороне, но не смогли и перенесли всю слоновую кость и товары за частокол. Занятая арабами сторона деревни тоже вся сгорела, в огне погибли три козы.

Читимба покинул нас, как он говорит, опасаясь за свою жизнь. Вероятно, он намерен использовать свое бегство как оправдание перед Нсамой, когда мы уйдем. «И я тоже был вынужден бежать из моей деревни, чтобы спасти свою жизнь! Что мне было делать?» Подозреваю, что таковы будут его оправдания.

Из двух разрушенных деревень привели много рабов. Я стал расспрашивать об их дальнейшей судьбе, и мне сказали, что их вернут Нсаме, когда он выдаст обещанную слоновую кость.

Когда Нсаме сказали, что через его земли хочет пройти на озеро Мверу англичанин, он ответил: «Приведите его сюда, я пошлю людей проводить его туда».

Хамис строит тембе, т. е. дом с плоской крышей и стенами, сплошь обмазанными глиной, чтобы защитить свою слоновую кость от пожара на то время, пока его здесь не будет. Мы полагаем, что Нсама пришлет за нами через несколько дней, после 2 августа, когда появится молодой месяц. Хамис даст своих людей, если посланные Нсамы скоро не придут.

28 июля. Где бы я ни встречал рабство – оно великое зло. Среди пленных – бедная старая женщина с ребенком, мальчиком лет трех, по-видимому, любимцем матери. Ноги у него растерты. Мальчика продавали за четыре ярда коленкора, а мать – за два. Он все понимал и горько плакал, цепляясь за мать. Она, конечно, ничем не могла помочь ему. Их разъединили позже, в Карунгу.

29 июля. Шли два с половиной часа на запад до деревни Понда, где живет араб, которого негры зовут Типо-Типо. Его имя Хамид бин Мохамед бин Джума Бораджиб. Он преподнес нам козу, кусок белого коленкора и четыре большие связки бус, кроме того, мешок сорго (Holcus sorghum) и извинился, что дарит так мало. Он много потерял из-за Нсамы. Во время последних событий он получил две раны от стрел. В то время у арабов было только двадцать ружей, но часть людей находилась внутри частокола; и хотя люди Нсамы были многочисленны, их нападение отбили, и они бежали, унося с собой расплывшуюся тушу Нсамы.

До Мверу три дня пути, и так как люди Нсамы ходят туда собирать соль на берегах, то я не мог бы подойти к нему с юга незамеченным.

Фамилий здесь, видимо, нет. Человек берет себе имя матери, и если отец умер, то может взять отцовское имя. Брак между двоюродными и троюродными родственниками запрещается. Двоюродных и троюродных братьев или сестер называют просто братьями и сестрами.

Женщина, ставившая ребенку «банки» на виски по случаю воспаления глаз, выплеснула кровь через крышу хижины – это против дурного глаза.

(В качестве банок используется козий рог с маленькой дырочкой на остром конце. Основание рога приставляют к той части, от которой нужно отсосать кровь. Ставящий «банку», держа во рту кусочек разжеванного каучука, отсасывает воздух и в нужный момент запечатывает дырочку в роге каучуком, прижимая его языком. Когда рог («банку») снимают, на коже делают несколько надрезов ножичком, а затем снова ставят эту «банку». Приспособление, хотя и примитивное, действует очень хорошо и повсюду применяется с успехом.)