16 декабря 1866 г. 15-го не могли ни за какую оплату достать еду; поэтому переправились через Луангву, которая имеет примерно семьдесят – сто ярдов в ширину. Река сейчас глубока и, должно быть, всегда многоводна, так как атумбока, подчинившиеся мазиту, перевозили их на лодках через Луангву туда и обратно. Говорят, что река берет начало на севере. Берега ее аллювиальные, на них растут большие деревья; дно реки песчаное, и в русле большие песчаные мели, как на Замбези. Ни один человек не соглашался наняться к нам в проводники, и мы пошли дальше сами. Сегодня вечером определили широту: 12°40́48́́ ю. ш. На переправе определению широты помешали облака, как обычно бывает в период дождей.

17 декабря. Идем по заросшей кустарником местности без тропинок. Вышли к реке Памази шириной в шестьдесят ярдов, с крутыми берегами. Река сейчас полноводна. Продолжали, насколько удавалось, держать прежний курс по очень трудной местности, но река заставляла нас отклоняться к северо-западу. Слышал, как в реке возились бегемоты. Дичи здесь много, но она пуглива. Застрелили двух антилоп поку (Heleotragus Vardonii), здесь их называют цебула. Выстрелы привлекли охотника, который согласился за мясо и оплату показать нам брод. Он сказал, что Памази берет начало в горном хребте, который отсюда уже виден (за последние две недели похода мы не видели никаких возвышенностей). Перешли реку вброд: у одного берега вода доходила до бедер, у другого была по грудь. Прошли к северу от левого берега только три мили; народ здесь оказался нелюбезным, нам не хотели сдать внаем хижину, и мы наскоро соорудили палатку из брезента и сучьев.

18 декабря. Люди ворчат, жалуясь на то, что ноги у них исколоты колючками на бездорожных переходах; я старался достать проводника, но единственный, кого удалось уговорить, соглашался идти только в деревню вождя Моленга. Пришлось подчиниться, хотя это уводило нас на восток вместо севера. Когда мы пришли, нас стали расспрашивать, что же нам нужно: ведь нас не интересовали ни рабы, ни слоновая кость. Я ответил, что мы пришли сюда по неволе, так как проводник заявил, что это единственный путь во владения Касембе – следующий пункт на нашем пути. Чтобы избавиться от нас, деревня выделила проводника, и мы направились к северу. Лес мопане растет на совершенно ровной местности, и после дождей вода стоит в нем озерами, но большую часть года там сухо. Деревья очень высокие и растут в двадцати – тридцати ярдах одно от другого. Нижняя часть ствола лишена ветвей.

Застрелил гну, но заблудился на обратном пути к своим и нашел их, только когда стало темнеть. На равнине во многих местах попадаются холмики земли величиной с шапку (накопанные, вероятно, крабами). Сейчас эти холмики твердые, и ходить по ним неудобно. Лес мопане дает железное дерево, португальское Pao Ferro. Лес красив, когда идешь по нему в ярком свете раннего утра. Но когда солнце поднимается высоко, листья поворачиваются и висят отвесно, а деревья почти не дают тени; почва же здесь глинистая и спекается, становясь очень твердой. В разных уголках леса население устроило зернохранилища и позаботилось, чтобы не оставалось заметных тропок к ним: на случай будущих приходов мазиту. В лесу много зимородков, оглашающих воздух своим пронзительным криком; он начинается резким высоким писком, за которым следует ряд звуков, похожих на трель свистка с горошиной. Сейчас выделяется своим щебетом птица, устраивающая гнездо из пучков тонких стеблей травы, подвешивая его на конце ветки; концы стеблей торчат из гнезда, и никаких попыток скрыть его птица не делает. Кругом хлопочет множество других птиц, слышатся разнообразные звуки птичьего пения; думается, что этот орнитологический район, пожалуй, богаче, чем район Замбези. Много цесарок, франколинов (турачей), а также всяческой дичи: зебр, антилоп пала и гну.

19 декабря. Застрелил отличного самца куду. У нас нет зерна, живем одним мясом; мне легче, чем моим людям, так как я, кроме того, получаю немного козьего молока. Рост куду был пять футов шесть дюймов. Длина рогов по прямой три фута.

20 декабря. Достигли деревни Касембе. Жалкая деревушка из нескольких хижин. Народ здесь очень подозрителен и ничего не хочет делать, не поторговавшись сначала об уплате вперед. Не достали не только зерна, но даже местных трав, хотя потратили целый день на то, чтобы запастись пищей.

После короткого перехода пришли на Ньямази, другую значительную речку, текущую с севера и впадающую в Луангву. Ньямази – река того же типа, что и Памази, с крутыми аллювиальными берегами примерно такой же ширины, но гораздо более мелкая: несмотря на то что она сейчас полноводна, глубина ее по пояс. Ширина Ньямази пятьдесят – шестьдесят ярдов. Дошли до невысоких гор, сложенных грубым песчаником. Перейдя через них и оглядываясь назад, мы убедились, что уже много дней путешествуем по совершенно ровной долине, одетой лесами. Барометр почти не показывал колебаний в высоте, составлявшей около 1800 футов над уровнем моря. Спуск в эту огромную долину начался, когда мы отошли от истоков реки Буа. Теперь эти невысокие горы, Нгале, или Нгалоа, возвышающиеся всего футов на 100 над уровнем, с которого мы пришли, показывают, что мы вышли на берег древнего озера, вода из которого ушла, вероятно, когда образовался разрыв земной коры у Кебра-баса на Замбези; мы обнаружили наверху громадные полосы хорошо обкатанных камешков, вернее, холмы такой гальки из твердого кремнистого сланца с немногочисленными кусками окаменелого дерева. В оврагах виден пласт этой обкатанной гальки, поверх мягкого зеленоватого песчаника, подстилаемого в свою очередь тем грубым песчаником, который мы заметили прежде всего.

Это та формация, что и на Замбези ниже водопада Виктория. По-прежнему на севере и северо-западе видны горы (это так называемые горы Биса, или Бабиса), из них вытекает Ньямази, тогда как Памази огибает конец, или то, что отсюда кажется концом, более высокой части хребта (22 декабря). Застрелил лесную антилопу. Ночевали на левом берегу Ньямази.

23 декабря. Голод заставляет нас идти вперед. Мясной стол далеко не достаточен, от такого питания все мы испытываем слабость при ходьбе и скоро устаем. Но сегодня все же продолжали торопливый путь в деревню Кавимбы, который успешно отбросил мазиту. Сильная жара, и ходьбу в продолжение трех-четырех часов мы считаем хорошим дневным переходом. Перед вступлением в деревню присели отдохнуть; нас приняли за мазиту, и все воины деревни поднялись, чтобы убить нас, но как только мы встали, они увидели, что ошиблись, и вложили обратно в колчаны свои стрелы. В одной хижине мы видели четыре щита мазиту; значит, мазиту не всегда одерживали верх. Щиты – жалкое подражание зулусским – сделаны из шкур антилоп канн и водяных козлов и плохо сшиты.

В ответ на наши подарки Кавимба сделал очень скромное подношение, а купить что-нибудь могли только по непомерно высоким ценам. Оставались здесь весь день, 24-го, торгуясь с жителями и пытаясь купить зерно. Вождю приглянулась рубашка, и он поручил своей жене сторговаться. Она долго ругалась и проклинала нас, и мы сносили это, но смогли получить за рубашку лишь небольшую цену. Решили праздновать Рождество в другой день, в более подходящем месте. Женщины, видимо, здесь плохо подчиняются мужьям: брат Кавимбы спорил со своей супругой, и в конце каждой бурной тирады обе стороны кричали: «Принесите муави! Принесите муави!», т. е. яд для «Божьего суда».

Рождество 1866 г. Никто не хотел проводить нас до деревни вождя Моэрвы. Я намекнул Кавимбе, что убью носорога, если увижу. Тогда он сам пошел с нами и повел нас туда, где рассчитывал встретить этих животных, но мы увидели только их следы. Где-то пропали наши четыре козы: то ли их украли, то ли они отбились в бездорожном лесу; что именно произошло, неизвестно. Эту потерю ощущаю очень остро: какую бы пищу нам ни приходилось есть, немного молока делало ее приемлемой, и я чувствовал себя бодрым и здоровым, однако питаться грубой, трудноперевариваемой едой без молока очень тяжело. 26-е провели в поисках коз, но понапрасну. При Кавимбе был слуга, несший два огромных копья, которыми вождь один на один сражается с громадным животным. Мы расстались с Кавимбой, как мне казалось, друзьями; впрочем, человек, вызвавшийся быть нашим проводником, видел его потом в лесу, и вождь будто бы советовал ему покинуть нас, так как мы-де ему не заплатили. То обстоятельство, что Кавимба, расставшись с нами, крутился неподалеку, заставляет меня подозревать, что он взял наших коз, но я в этом не уверен. Потеря коз подействовала на меня сильнее, чем я мог предполагать. Теперь моя еда состоит из небольшой порции трудноперевариваемой каши, почти безвкусной, и я мечтаю о лучшей пище.

27 декабря. Проводник попросил выдать полагающийся ему отрез, чтобы носить его в пути, так как было мокро, шел дождь, а его кусок древесной ткани плохо прикрывал тело. Я согласился, и он сбежал при первом удобном случае, выполнив тем самым совет Кавимбы. В этих местах дождь выпал рано, и вся трава уже дала семена. Днем подошли к горам на севере, от которых берет начало Ньямази; некоторое время шли вверх по руслу маленькой речки, затем вышли из долины наверх. В начале подъема, в русле речки, пласт гальки иногда достигал в толщину пятидесяти футов; при дальнейшем подъеме мы встретили слюдяной сланец, поставленный на ребро, затем серый гнейс и, наконец, изверженный трапп среди кварцевой породы с большой примесью блестящей слюды и талька. Когда мы остановились на отдых, к нам подошли два охотника за медом. Они охотились с помощью птицы-индикатора; птица прилетела, когда они пришли, и спокойно ждала их, пока они курили и болтали, затем отправилась с ними дальше.

Мухи цеце, очень многочисленные внизу, летели за нами, пока мы поднимались, но когда высота увеличилась еще на тысячу футов, мухи постепенно стали отставать и покинули нас. На закате расположились лагерем около воды на прохладной высоте и сделали себе укрытия из веток густолиственных деревьев.

28 декабря. Три человека, охотники за пчелами, подошли к нам, когда мы снова собирались в путь, и сказали, что деревня Моэрвы близко. Первая группа охотников говорила нам то же, но мы уже так часто проходили большие расстояния до мест пафуни («близких»), которые в действительности были патари («далекими»), что начинаем думать, не значит ли «пафуни» просто «желаю вам отправиться туда», а «патари» имеет обратный смысл. В данном случае «близко», как оказалось, значило час и три четверти хода от места нашей ночевки до деревни Моэрвы.

Глядя назад с высоты, которой мы достигли, видим большую равнину, покрытую темно-зеленым лесом, и в ней полосу желтоватой травы, где, вероятно, течет Луангва. На востоке и юго-востоке на пределе видимости равнину ограничивает стена синих гор милях в сорока – пятидесяти отсюда. Говорят, что Луангва берет начало в стране Чиболе, прямо к северу от Макамбье (района, в котором расположена деревня Моэрвы). Оттуда река течет на юго-восток, затем поворачивает туда, где мы переправлялись через нее.

Моэрва пришел ко мне в хижину. Он пытался обычными мелкими хитростями побудить нас купить все, нам нужное здесь, хотя цены тут непомерно высокие: «Впереди ничего нет, там сильный голод. Вам нужно купить пищу здесь и нести с собой, чтобы прокормиться». Я спросил у него имя ближайшего вождя, но он не захотел сообщить его. Наконец я сказал ему, чтобы он постарался говорить, как полагается мужчине. Тогда он сообщил, что первый вождь из племени лобемба Мотуна, а следующий – Фафунга. У нас нет ничего: по дороге сюда мы не встречали животных, а переносить голод трудно. Подарив Моэрве хороший большой отрез, мы добились того, что он приготовил рагу из маэре (Eleusina caracana), т. е. пшена, и желудка слона. Было так приятно поесть как следует, что я хотел дать ему еще отрез, тем более что он, посылая ужин, передал, что завтра приготовит еще еду, и в большем количестве. На следующий день вечером, когда его спросили об ужине, он сказал, что посланный солгал: ничего больше не готовили.

У бабиса круглые головы, курносые лица, нередки лица с сильно выдающимися скулами, глаза с косым разрезом, наружный угол приподнят. Похоже на то, что у них большая примесь бушменской крови, многие могли бы сойти за бушменов или готтентотов. Возможно, что и бабиса, и вайяу смешивались с этими племенами, что могло бы объяснить их привычку странствовать. У женщин принято обнажать верхнюю часть зада, приспуская очень жесткую ткань. Они запиливают зубы, губного кольца не носят. Волосы причесывают так, чтобы они лежали в сетке на задней стороне головы. Мужчины приветствуют друг друга, почти ложась на спину и хлопая в ладоши, при этом они производят губами малопристойный звук.

29 декабря. Провели день в Маламбве, но ничего не получили, кроме небольшого количества маэре, которое скрипит на зубах и в желудке. Чтобы мазиту не уморили их голодом, жители возделывают в лесу небольшие круглые участки на большом расстоянии друг от друга. Участки диаметром ярдов в десять или немногим более удобряют золой и засевают этим просом или засаживают тыквой, чтобы мазиту во время нападения были не в состоянии унести тыквы или собрать просо, зерна которого очень мелкие. Население здесь не храбрее, чем другие африканцы, но хитрее. На обычные вопросы они дают только неправильные ответы, но возможно, что в данном случае это вызвано неблагожелательным отношением к нам из-за того, что мы не хотим менять товары на слоновую кость.

30 декабря. Идем в деревню вождя Читембы, так как он, говорят, не бежал от мазиту и потому имеет запасы пищи для продажи. В то время как мы отдыхали, нас нагнал Моэрва с полной свитой из мужчин, женщин и собак. Он направился на охоту на слонов. Мужчины были вооружены большими копьями. Собаки выдрессированы отвлекать внимание слона, в то время когда охотники нападают на него с копьями. Женщины готовят мясо и строят хижины. С охотниками идет кузнец, чтобы чинить копья, если они сломаются.

Проходим по ровным плато, на которых очень продуманно проложены дороги: не чувствуется даже, что путешествуешь по гористой местности. Вся она покрыта густым лесом, часто попадаются деревья с подрезанными сучьями. Обрезку сучьев делают для получения коры. В изобилии растет фруктовое дерево масуко. Из коры цезальпиниевых и камедных деревьев изготовляют ткань.

Бросаются в глаза большие массы гематита, часто содержащие и металлическое железо, попадается и конгломерат с включениями кварцевых обломков. По-видимому, когда в нижних областях существовали озера, с более высоких мест туда стекали большие количества воды из железистых источников; так образовались отложения железной руды. Гематит подстилается серым гранитом или кварцем с примесью талька, иногда гнейсом.

Лес звенит от пения птиц, занятых свиванием гнезд. Много франколинов, они пугливы. Кричат козодои и еще какая-то птица, крик которой сложнее, с переливом, и голос чище: «О-о-о!» Цветут ничем не приметные пестрые цветы, но местное население хорошо знает, какие растения съедобны, а какие нет. Я заглянул в корзины женщины, собиравшей листья на ужин; в ней было восемь или десять разных видов листьев и, кроме того, грибы и орхидейные цветы. Сегодня несколько раз с северо-востока и с востока-северо-востока налетали шквалы с ливнями. Не знаем, когда придем в какую-нибудь деревню, так как бабиса не говорят, где они расположены. Вечером встали лагерем у ручья и соорудили себе укрытия, но еды было так мало, что мне всю ночь снились обеды, которые я когда-то ел, или обеды, которые я мог бы есть.

Я сделаю эту прекрасную страну более известной людям. Не хватает слов, чтобы описать ее богатства, но большая их часть пропадает даром из-за работорговли и внутренних войн.

31 декабря. Вышли утром после дождя. С деревьев и листьев травы капало, где-то рычал лев, но мы его не видели. Какая-то женщина, пришедшая издалека, построила аккуратную крохотную хижину на пепелище материнского жилища; несомненно, приношение пищи, которую она поместила в хижинку, и весь этот обряд дочернего благочестивого почитания принесли утешение душе бедной скорбящей.

Пришли в деревню вождя Читембы, но она оказалась покинутой жителями. Бабиса на время сбора урожая частично разбирают свои хижины и перетаскивают кровлю к участкам, где и живут до конца работ. Оставление жилищ на время необитаемыми приводит к исчезновению в них многих насекомых. Мы видели, что, куда бы ни приходили работорговцы бабиса или арабы, они оставляют после себя клопов. Было бы хорошо, если бы все причиняемое ими зло ограничивалось только этим. Когда мы пришли, Читемба работал на своем участке, но он скоро появился и предложил нам на выбор любую из неразобранных хижин. Читемба – старик, он гораздо откровеннее и правдивее, чем последний вождь. Он сказал, что Читапангва – верховный вождь всех абемба.

Три или четыре женщины, которые при нас в деревне Моэрвы исполняли танец для вызывания дождя, оказались здесь и занимались тем же; лица их были напудрены мукой, они держали в руках топоры и подражали, как могли, мужским голосам. Получил просо (маэре) и курицу.

Кончается 1866 год. Он был не так плодотворен, как я рассчитывал. Попытаюсь добиться большего в 1867 г. и быть лучше – проявлять больше терпения и любви. Пусть Всевышний, которому я вручаю пути свои, приведет к вершинам мои желания и поможет мне преуспеть! Пусть все грехи 66-го года будут прощены мне ради Христа.

1 января 1867 г. Пусть тот, кто был полон милости и правды, наложит на меня отпечаток своего характера.

По желанию моих людей остаемся на сегодня в деревне Читембы, Мбулукута, так как сегодня Новый год. К тому же здесь можно достать еду.

2 и 3 января. Остались на месте из-за надвигавшегося дождя. Купил похожее на крысу животное сензе (Aulocaudatus Swindernianus), рад был, что достал хоть что-то мясное.

 

 

4 января. Идет дождь. Термометр, градуированный в высотах по точке кипения, показывает, что мы находимся на высоте 3565 футов над уровнем моря. Высота по барометру (над уровнем моря) 3983 фута. Получили здесь немного проса. Мы предпочитаем выжидание ходьбе под дождем, который промачивает насквозь и портит наши товары. У нас нет ни сахара, ни соли и, следовательно, нет запасов, которые бы растворялись, но от дождя легко портятся ткани и порох. Еда тяжелая и скудная. Все время ощущаю голод и постоянно, вместо того чтобы крепко спать, вижу сны о хорошей пище. Даже в часы бодрствования перед моим воображением встают отчетливо вкусные блюда прежних времен. Это довольно странно, так как я обычно не вижу снов; собственно говоря, я почти никогда не вижу снов, кроме как перед заболеванием или когда болен.

Находимся на северном (вернее, северо-западном) краю большой долины Луангвы. Приходящий с востока дождь выпадает здесь в верхней и нижней части долины, но значительная ее часть еще не напиталась как следует влагой. Все травы уже дали семена, и все же стебли с семенами не выше двух футов. Пастбища здесь превосходные. Население использует время непрерывных дождей для охоты на слонов, которые застревают в грязи, погружаясь в размокший мягкий грунт на пятнадцать – восемнадцать дюймов; даже слону, такому сильному животному, трудно в этих условиях убежать.

5 января. Погода все еще задерживает нас. Как только сильные дожди прекратятся и настанет ясный день, мы тронемся в путь.

6 января. После воскресной службы ко мне явились два человека сказать, что идут в Лобембу и могут проводить нас в деревню вождя Мотуны. Дня два назад тоже приходил один проводник, но у него был такой неприятный взгляд, что мы все от него отшатнулись. Лица этих двух нам понравились, но они оказались не такими удачными проводниками, как мы надеялись: они повели нас на запад без дороги. Шел мелкий дождь, и нам не хотелось вступать в лес без них. Жилье здесь можно встретить только на больших расстояниях одно от другого, нет и животных. Днем подошли к глубокому ущелью, заросшему гигантским строевым лесом и бамбуком. На дне ущелья течет река Мавоче.

Из-за сырости все деревья поросли лишайником. На крутом спуске было так скользко, что двое из моих людей упали; один из них, несший хронометры, упал дважды. Это было несчастьем, так как при этом у часов изменился ход, что выяснилось при первом же сравнении часов вечером. В деревне Мотуны нет пищи, но вождь все же попытался вымогать у нас ткань, требуя четыре ярда, на том основании, что он владеет этой местностью. Мы заявили, что в таком случае выйдем из его деревни и соорудим себе шалаши на «Божьей земле», т. е. на невозделанных местах; тогда он попросил нас остаться. Из этой деревни видна очень высокая гора Чикокве на запад-юго-запад отсюда. Народ, живущий в этих горах, называется матумба. Здешние жители носят наименование локумби, но, как бы ни назывались отдельные племена, все это бабиса, подчиненные бабемба; их привычное занятие – работорговля довела их до жалкого состояния жителей джунглей. Питаются они в основном дикими фруктами, корнями и листьями. При возделывании земли под просо здесь пользуются деревянной мотыгой, орудие имеет V-образную форму и делается из сука с отростком; острый конец имеет в диаметре около дюйма, этим острием они царапают почву, по которой сначала разбрасывают семена. Утром, когда мы проходили мимо участков, примерно дюжина молодых людей были заняты таким делом на своих маленьких участках.

Местность вся – волнистая равнина; насколько хватает глаз, лежит зеленый покров, а дальше все, что мы видим, кажется синим. Из зелени выглядывает множество пестрых цветов. Там и тут ярко-красные лилии (Lilium chalcedonicum), светло-синие или желтые цветы имбиря, красные, оранжевые, желтые и белые орхидеи, бледные лобелии и многие другие. Но их присутствие не нарушает общего зеленого колорита. По мере подъема на более высокую часть плато травы с розовыми и красновато-коричневыми околоплодниками придавали свой оттенок лугам и ласкали глаз. В самом начале перехода мы свернули в сторону и, чтобы нас не вымочил дождь, укрылись в старых шалашах бабиса. Охотники за рабами строят их в виде круга с одним выходом. Ряд шестов ближе к центру образует опорный край круглого навеса, эта круглая хижина, или навес, строится без перегородок.

9 января. Поднялись на гряду твердого песчаника. Два человека, сопровождавшие нашего проводника, время от времени издавали крик, чтобы привлечь внимание птицы-индикатора, но она не появлялась. В одном месте видели на земле следы жестокой борьбы: здесь был убит и съеден водяной козел, но никакой дичи мы не встретили. В определенное время года сюда приходят слоны и буйволы, сейчас они перешли в другие места. Долины очень красивы, места, где сочится вода, покрыты низкой жесткой травой, придающей долине вид содержащегося в порядке помещичьего парка; но места эти переполнены водой – это гигантские «губки». Проходя по ним, нужно тщательно следить за тем, чтобы не провалиться в глубокую яму с водой – след ноги слона или буйвола. Вода обычно доходит до середины башмака, и мы шагаем, хлюпая по похожему на лужайку болоту. В этих очаровательных диких долинах сейчас нет жителей; сегодня нам попались на глаза холмики, некогда искусственно насыпанные для того, чтобы на них сажать зерновые, и шлак из железоплавильных печей. Проводник наш очень обижался на то, что не получает мяса и муки, хотя дома привык есть листья; впрочем, без большого труда он нашел себе обед в лесу. Мой запас муки сегодня кончился, и Симон дал мне из своего. Меня мучает не то, что неприятно есть невкусную пищу, а то, что никогда не чувствуешь себя сытым. Я мог бы заставить себя проглотить очень непривлекательный обед и не вспоминать об этом, но маэре порождает сосущее ощущение, которое преследует тебя непрестанно днем и ночью.

10 января. Преодолели сильное течение реки Муаси, текущей на восток к Луангве. Днем, раньше чем мы успели укрыться, нас насквозь промочил чрезвычайно сильный грозовой ливень. Двое из наших сбились с дороги, а двое отстали и потерялись, так как следы смыло дождем. Местность волнистая, покрытая джунглями, без каких-либо признаков тропинок. Мы находились в ложбине, и наши выстрелы не были слышны, пока мы не взобрались на высоту, где услышали ответную стрельбу. Слава Богу, никто не потерялся: отставший может здесь долго блуждать, пока доберется до деревни. Сегодня утром Симон дал мне еще немного своей муки, а сам пошел не поевши. Я затянул пояс на три дырочки, чтобы смягчить голод. Собрали скверные дикие фрукты, вроде тех, что в Индии называют джамбо; в полдень мы достигли деревни Чафунга. Здесь тоже голод, но несколько человек, убивших слона, пришли продать нам сушеное слоновье мясо. Оно припахивало, и цена была высокая, однако сосущий голод вынуждал отдавать за еду лучшее, что у нас есть.

12 января. Сегодня утром я присел около дерева, и голова моя оказалась на расстоянии всего лишь одного ярда от африканской гадюки солидных размеров, свернувшейся среди ростков у корней, но она окоченела от холода. Очень хорошенькая маленькая африканская гадюка лежала на тропе, тоже окоченевшая. Здесь эти змеи редко причиняют вред, но в Индии дело обстоит иначе. Скупили всю еду, какую удалось достать, но этого недостаточно для предстоящего похода к Чамбези, где, как говорят, пища имеется в изобилии. Пришлось снова путешествовать в воскресенье. Шли вдоль речки до впадения ее в маленькое озеро Мапампа, или Чимбве, длиной около пяти миль и шириной в полторы мили. В озере водятся бегемоты, на берегах его паслись антилопы поку.

15 января. Нам пришлось переправляться через Чимбве у его восточного конца, где ширина составляет целую милю. Проводник отказался показать нам другой, более короткий брод выше по течению реки, впадающей в озеро с востока, а я, переправлявшийся первым, позабыл распорядиться относительно бедной собачки Читане. Воды было по пояс, дно в озере мягкое, торфянистое, с глубокими ямами, а северный берег кишит пиявками. Мои люди, как и я сам, были слишком заняты сохранением собственного равновесия, чтобы подумать о храбром маленьком животном, и собака, должно быть, плыла, пока не затонула. Читане так успешно держал всех деревенских псов на расстоянии от наших хижин, что ни одна не смела приблизиться, чтобы украсть что-нибудь, и сам никогда ничего не тащил. В походе он следил за всей партией, бегая то вперед, то к заднему концу каравана, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Он становился постепенно желтовато-рыжим, и вот теперь погиб в озере, которое мои люди назвали «водой Читане».

16 января. Идем по горам, сложенным красивым бело-розовым доломитом, скудно прикрытым горной травяной растительностью и деревьями. Как обычно, дождь заставил нас сделать раннюю остановку, кроме того, нас побудили задержаться дикие фрукты.

В одном месте мы натолкнулись на группу жителей, питающихся плодами масуко и изготовляющих циновки из черенков листьев пальмы шуаре (рафия). Нам тоже приходится туго: в запасах ничего, кроме небольшого количества проса (маэре) и пресных лепешек, испеченных в золе. Делаем вид, что сваренный из поджаренных зерен напиток – кофе.

Наш проводник, медлительный парень, повернул назад, потому что не получал лучшего питания, чем у себя дома, и так как знал, что если бы не его упрямство, мы не потеряли бы собаку. Нет нужды повторять, что северные склоны покрыты сплошь лесом. Земля сейчас раскисла, просачивающиеся в ложбинах источники переполнены, ноги все время мокрые. Течение в речках сильное, вода бежит чистая, несмотря на то, что сейчас половодье. Можно угадать, какие из них текут круглый год, а какие – просто пересыхающие горные потоки. Текут они на север и на запад к Чамбези.

17 января. Из-за дождя задержались до полудня в старом лагере работорговцев бабиса. Потом все же пошли под дождем. Подошли к доломитовым горам, камень везде покрыт белым лишайником пепельного цвета. Отсюда тропа ведет вдоль хребта, разделяющего Лотири, которая течет на запад, и Лобо, направляющуюся на север. И наконец мы вышли к Лобо, шли по ее берегу, пока не достигли деревни Лизунги. Ширина Лобо около пяти ярдов, но река очень глубока (половодье), вода в ней чистая, как, впрочем, сейчас во всех речках. Перейти через такую речку можно, только срубив дерево на берегу так, чтобы оно легло поперек наподобие моста. Речки эти не размывают берега, защищенные растительностью. Заметил, что коричневый ибис (это обычно шумная птица), когда его согнали с дерева, на котором находилось гнездо, постарался сдержать свой резкий голос и, только очутившись приблизительно в четверти мили от гнезда, начал громко кричать: «А-а-а!»

18 января. Вождь Лизунги Чаокила принял наш подарок, но ничего не дал в ответ. Позже пришел представитель от Читапангвы и потребовал подарка покрупнее, так как Читапангва – более важный вождь. Представитель вождя сказал далее, что если ему дадут четыре ярда коленкора, то он распорядится, чтобы все приносили нам пищу в изобилии, и притом не только здесь, но по всей дороге до самого места пребывания верховного вождя страны лобемба. Я предложил, чтобы он для начала приказал Чаокиле дать нам немного еды в ответ на наш подарок. Это привело к тому, что Чаокиле пришлось отдать свой отрез представителю Читапангвы: мы увидели, что все голодающие к югу от Чамбези просто бедняги, находящиеся в зависимости от бабемба, или, вернее, их рабы, сеющие лишь немного, и то только на круглых участках в лесу, о которых уже упоминалось, чтобы таким образом не дать завоевателям забрать больше, чем малую часть урожая. Подданные верховного вождя бабиса занимаются работорговлей, и дурные последствия такого промысла налицо: страна их обезлюдела, и народ абсолютно никому не доверяет.

 

 

19 января. Большую часть дня шел дождь. Вычислил долготу позиции на горе, которая, говорят, называется Мпини, лучше было бы назвать ее горой Читане; у нашего медлительного проводника я не смог выяснить название горы: вероятно, он и не знал его. Широта 11°9́2́́ ю. ш. Долгота 32°1́30́́ в. д. Высота над уровнем моря (по барометру) 5353 фута. Высота над уровнем моря (по точке кипения) 5385 футов – разность 32 фута.

Кругом только голод и непомерные цены, народ живет грибами и листьями. Заметил, что из грибов берут только пять или шесть сортов, а десять сортов не трогают. Есть сорт грибов, шляпка которых достигает размеров тульи мужской шляпы. Цвет этого гриба белый, посередине шляпка имеет коричневый оттенок. В жареном виде этот гриб очень хорош, называется он мотента, есть еще мофета, босефве, накабуса и чисимбе; чисимбе делится на дольки, снаружи он зеленый, внутри розовый, мясистый; им пользуются как приправой к остальным. Должно быть, нужен порядочный опыт, чтобы научиться отличать съедобные грибы от ядовитых.

Достаем у населения слоновье мясо. Сказать, что оно припахивает, – значит дать совершенно невыразительное название его состоянию. Мясо очень горькое, но мы пользовались им как приправой к каше из маэре. Ни одна часть животного не пропадает даром: все, включая кожу, разрезается на куски и идет в продажу. Никто из нас не притронулся бы к этому мясу, если бы у нас было что-нибудь другое, так как подлива, в которую мы кладем кашу, похожа на водный раствор алоэ, но эта подлива устраняет появление изжоги, вызываемой маэре в чистом виде. Я заменяю эту подливу отваренными грибами. Все же мы никогда не отказываемся от мяса, если его можно купить, так как, видимо, оно уменьшает усталость, ощущаемую при питании фруктами и другой пищей джунглей. Аппетит в этой стране всегда отличный, и переносить голод особенно тяжело. Вероятно, недостаток соли усиливает неприятное сосущее ощущение.

20 января. Проводник отказался идти дальше, и мы пошли без него. Два вайяу, присоединившиеся к нам в деревне вождя Канде, сбежали. Они всю дорогу верно несли свои обязанности и во всех случаях стояли на нашей стороне. Они хорошо знали местный язык и потому были чрезвычайно полезны. Никто не думал, что они дезертируют; оба были свободными людьми – их хозяев убили мазиту, – и это обстоятельство, и их стойкое, хорошее поведение побуждали нас доверять им больше, чем другим бывшим рабам. Но они покинули нас в лесу; пошел сильный дождь и стер все следы их шагов. И что особенно усугубило потерю – они унесли то, без чего мы не могли никак обойтись, – ящик с лекарствами, который они наверняка выбросят, как только раскроют его и рассмотрят свою добычу. Утром один из дезертиров обменялся грузами со слугой по имени Барака, которому был поручен ящик с лекарствами, ибо он был внимательным и осторожным носильщиком.

Вайяу сделал это потому, что вместе с ящиком лекарств были связаны пять больших отрезов, вся одежда и бусы Бараки, которые он тщательно берег. Вайяу предложил понести на очередном переходе этот тюк, чтобы помочь Бараке, а тому дал взамен свой груз, в котором не было тканей. Лес здесь такой густой и высокий, что у нас не было никаких шансов увидеть беглецов хоть на мгновение. Дезертиры унесли всю нашу посуду, большой ящик пороха, муку, купленную нами за дорогую цену, чтобы продержаться до Чамбези, инструменты, два ружья и патронташ. Но самой тяжелой потерей был ящик с лекарствами. У меня было ощущение, что я теперь получил смертный приговор.

Все прочие виды имущества я распределил по тюкам на случай утери какого-либо груза или дезертирства носильщиков, но мне и в голову не приходило, что я могу лишиться драгоценного хинина и других лекарств. Другие потери и неприятности я воспринимал просто как часть того подспудного течения беспокойных событий, которое не перестает сопровождать даже самое безмятежное существование. Конечно, исследователю, стремящемуся принести пользу своей стране и своему народу, не стоит сетовать на такие вещи, но эту потерю я ощущаю очень остро. Может оказаться, что это событие к лучшему, так как потеря лекарств устранит источник подозрений среди суеверных, боящихся волшебства племен севера. А я-то рассчитывал на лекарства как на источник помощи для моих людей и для местных жителей.

Мы вернулись в Лизунгу и отрядили двух человек назад, в деревню Чафунги, чтобы перехватить дезертиров, если они пойдут той дорогой. Но вполне вероятно, что, имея наш запас муки, они будут держаться как можно дальше от нашей партии и совсем исчезнут. У этих вайяу было мало возможностей научиться хорошему: их отдали в молодости в рабство, они попали в самую худшую из школ, где нельзя научиться быть честным и сохранять честь, но долгое время они вели себя хорошо. Однако, получая плохую и скудную пищу в Лобисе, они шли мокрые и измученные под лесной капелью, проводили голодные ночи и изнурительные дни и, должно быть, потеряли терпение. У них нет чувства чести или, во всяком случае, оно не так сильно, как должно быть у нас, и они поддались соблазну, которому мы их подвергли из-за их хорошего поведения. Некоторые люди, которых мы встречали в этом путешествии, казалось, рождены были с низкой и подлой душой. Это большое несчастье для них самих и для всех, кому приходится иметь с ними дело, но их нельзя винить в этом так же сильно, как тех, кто не склонен от природы к низости, кто воспитан в отвращении к ней. Все это так, но утеря этого ящика с лекарствами странно грызет мою душу.

21 и 22 января. Остались в Лизунге. Почти весь день идет дождь. Купили у вождя все маэре, какое он соглашался продать. Сейчас вынуждены продолжать путь и идти в следующую деревню, чтобы купить пищи. Сейчас наши главные трудности – недостаток пищи и дождь. Здесь, на северном склоне гористого плато, выпадает больше дождя, чем в других местах: облака, приходящие с севера, изливают свои сокровища в сильных громовых ливнях, затопляющих всю местность к югу от края плато. Дождевые тучи приходят главным образом с запада.

23 января. Вчера после перехода в пять и три четверти часа пришли к обнесенной частоколом деревне вождя Чибанды. И здесь тоже пищи нет. Перешли через порядочную речку Мапампу (шириной, вероятно, ярдов в десять), быстро мчащую свои воды на восток. Весь остальной путь шли темным лесом. Отправил людей в деревню Муаси купить еды. Если им это удастся, то завтра идем к Чамбези, на другой стороне которой, как согласно утверждают все доходящие до нас сообщения, можно получить сколько угодно пищи. Все мы чувствуем слабость и легко устаем, нас терзает непрестанный голод, и не удивительно поэтому, что в этих записях столько места занимают вопросы желудка. Дело тут не в простой нехватке вкусных блюд, а в настоящем остром голоде и голодной слабости.

24 января. После четырех часов ходьбы по девственному темному лесу вышли к реке Мовуши, которая здесь течет медленно, извиваясь по болотистой долине в милю шириной, и заполняет его долину. Мовуши течет с юго-востока и впадает в Чамбези приблизительно в 2́ к северу от нашей стоянки.

Деревня Моаба находится на восточной стороне болотистой долины Мовуши, и подход к деревне очень труден, так как в ряде мест вода доходит до подбородка.

Я решил поставить шалаши на западной стороне и послать на другой берег людей за пищей. Слава Богу, мы нашли здесь наконец хороший запас маэре и земляные орехи. Но во всем этом горном районе дерево ньянда, из коры которого делают ткани, растет в таком изобилии, что население одето хорошо и мало интересуется нашими материями. Модны синие и красные бусы, и, к счастью, у нас есть красные.

25 января. Остались в Моабе и отдали размолоть наше маэре в муку. В деревне держат крупный рогатый скот, овец и коз. На другом берегу Чамбези есть все, притом в еще большем количестве; мы сможем, значит, нагулять наш утерянный вес. В этих местах водятся буйволы, но мы не видели их. Будь возможность добыть дичь, я бы пошел охотиться. Однако охота здесь в основном ведется с помощью хопо, и мы проходим мимо целых милей изгородей, внутри которых, должно быть, погибло много животных. Когда идешь по лесу, то удивляешься, что встречаются только старые следы дичи. Отсутствие ее объясняется уничтожением животных в хопо. Изгороди сжигают, а удобренное золой пространство засаживают тыквами – обыкновенными и с удлиненным горлом, для сосудов.

В деревне Чибанды видел зеленые мясистые грибы, называются они чисимбе. В ступку, в которой женщины толкут другие сорта грибов, добавляют один-два чисимбе как приправу, придающую особый вкус всей массе. Мне не удалось выяснить, каковы свойства чисимбе, если есть этот гриб в чистом виде. Но опыт показывает, что питание грибами годится только для того, чтобы снились ростбифы прежних дней. От этих снов изо рта течет слюна, и подушка по утрам мокра от нее.

Бабиса очень подозрительны. Вследствие этого за все нужно платить вперед, и мы установили, что, сделав подарок вождю, мы только даем ему возможность обмануть нас и не накормить ужином. Бабиса ничего не дают друг другу даром, и если это влияние торговли, то я предпочитаю африканцев, которые не торгуют.

В речках появилась рыба. На большей высоте попадалась только мелочь, какую не стоит ловить. Лес по ночам и ранним утром оглашается криком, состоящим из громкой, дважды повторенной печальной ноты, за которым следует несколько более низких нисходящих звуков. Какая-то новая (по крайней мере для меня) птица заставляет весь лес звенеть от ее крика.

Когда коршуны видят, что мы строим шалаши, они заключают, что мы убили какое-либо животное. Но понаблюдав за нами некоторое время и не видя никакого мяса, они улетают. Это наводит на мысль, подтверждаемую и другими фактами, что коршуны руководствуются только зрением. Для украшения головных уборов негры пользуются красящим веществом нкола, по-видимому, добываемым из красного дерева (Baphia nitida). Наносят его и на ткань из коры, чтобы придать ей красивый вид. Срубленное красное дерево обжигают, чтобы вызвать появление интенсивной окраски. Затем, когда окраска появится, дерево измельчают в порошок.

Камедное дерево при повреждении коры изливает смолу. Видел массу смолы, упавшей на землю.

26 января. Прошли на север вдоль Мовуши, вблизи места впадения ее в Чамбези, и расположились в покинутой временно деревне. Вечером застрелили взрослого самца цебула, или поку. От кончика морды до корня хвоста длина антилопы равнялась пяти футам трем дюймам, длина хвоста один фут, высота до холки три фута, окружность груди пять футов, длина рогов от конца до места прикрепления девять с половиной дюймов, длина рогов по кривой шестнадцать дюймов, на рогах по двенадцати колец, на одном сзади был гребень в полдюйма шириной и в полдюйма вышиной, сужавшийся к концу рога, вероятно, случайного происхождения. Цвет шерсти рыжевато-желтый, темные места спереди на ногах и на ушах, живот почти белый. Пуля попала позади плеча, прошла в селезенку и вышла с другой стороны, но раненая антилопа пробежала сто ярдов.

27 января. Все утро лил дождь, но с запасом мяса мы устроились в старых хижинах неплохо. Утром, меняя одежду, испугался, увидев собственную худобу.

28 января. Прошли пять миль вдоль Мовуши и Чамбези к месту переправы, позволяющей, как говорят, избежать переправы через три реки на другой стороне. Широта 10°34́ ю. ш. На Чамбези половодье, вода чистая, между линиями деревьев, обозначающими истинные берега реки, не более сорока ярдов. В воде и на берегах обычные признаки богатой фауны этой извилистой реки, текущей на запад. Лодочник был чрезвычайно подозрителен: когда мы согласились уплатить вперед, он просил еще отрез и, хотя ему была обещана полная уплата, как только мы все будем благополучно перевезены, держал последнего из наших людей на южном берегу в виде залога за этот кусок коленкора. После уплаты он тут же убежал.

Шли на север вброд через обводненную разливом равнину в две мили. Люди приходят сюда промышлять в реке Clarias capensis, вид сомов. По правую руку текла заросшая осокой речка Ликиндази, в которой водятся бегемоты. Ночевали в лесу и никого не видели. На следующий день встретили группу жителей, пришедших из деревни посмотреть на нас. Сейчас мы уже в стране лобемба, но у местного населения не было ничего, кроме утешения нас надеждой, что в деревне Читапангвы всего много. Перед деревней простирается полмили сочащегося водой луга и илистого болота, и, как обычно, она окружена частоколом. Ночью жители очень боятся зверей и тщательно запирают ворота, даже во временных деревнях. Позже, когда мы были в Молембе (деревня Читапангвы), лев убил двух человек. Наш лодочник на Чамбези выказывал большой страх перед крокодилами, когда один из нас мылся на берегу реки. Признаки изобилия дичи, слонов и буйволов, но никаких животных не видели.

29 января. Недалеко от конца последнего перехода нам показали место, куда ударила молния; она прошла вниз по камедному дереву, не повредив его, затем десять ярдов горизонтально, здесь разделилась на две ветви и пошла вверх по муравейнику; путь ее был ясно обозначен увядшей травой. На другой день на берегах Мабулы мы увидели засохшее дерево, пораженное молнией. Молния расколола дерево на большие щепки, отбросив их на расстояние в шестьдесят ярдов по одну и на тридцать ярдов по другую сторону от него, остался только пень; на участках, где молния прошла горизонтально, увяла трава.

30 января. Идем на север под капелью по почти нехоженым лесам и по сочащимся водой болотам.

31 января. Идем лесом, но теперь встречаются возделанные участки больших размеров, чем в Лобисе.

Негр предложил нам купить у него толстый брус меди длиной в фут, шириной в три дюйма. Много твердолистной акации и мохемпи. На равнинах, где пробиваются источники, растет вид травы с розовыми стеблями и желтыми семенами, очень красивый. В полдень достигли речки Лопири, питающей водой ров перед частоколом Читапангвы. Вскоре мы увидели, что его деревня обнесена тройным частоколом, причем внутренний тоже защищен широким глубоким рвом и изгородью из колючего кустарника (вид пасленовых). Деревня занимает в длину приблизительно пятьсот ярдов и в ширину двести. Хижины стоят не очень тесно.

Все речки отсюда текут к Чамбези. Рыбы в них нет, за исключением очень мелкой, вероятно, мальков. По другую сторону хребта, около которого расположена Молембе, много рыбы, которую стоит ловить.

Читапангва, его называют также Мотока, прислал узнать, хотим ли мы аудиенции. «Мы должны взять в свои руки кое-что при первой встрече с таким великим человеком». Я устал после перехода и ответил: «Не раньше вечера». В 5 часов дня послал известить вождя, что приду. Мы прошли через внутреннюю ограду и направились к огромной хижине, где сидел Читапангва с тремя барабанщиками и еще десятком людей, державших по две трещотки. Барабанщики яростно били в барабаны, а люди с трещотками сотрясали их в такт барабанам; двое из них при этом приближались к вождю и отступали от него, пригнувшись, как бы отдавая ему поклоны, но не нарушая такта барабанов.

Я отказался сесть на землю, и для меня принесли огромный бивень слона. Вождь учтиво приветствовал меня. У него жирная веселая физиономия, ноги его отягощены латунными и медными браслетами. Я упомянул о потерях имущества, унесенного дезертирами вайяу, но власть Читапангвы только номинальная, и он не мог ничего сделать. Побеседовав некоторое время, он подошел вместе с нами к стаду коров и сказал, указывая на одну из них: «Это ваша». Бивень, служивший мне сидением, был послан мне вслед как принадлежащий мне, потому что я сидел на нем. Вождь надел на себя подаренную мной ткань в знак того, что принимает ее, и потом отправил в нашу хижину две большие корзины сорго. Когда стемнело, он прислал за одним из моих людей, чтобы выведать у него все, что ему интересно.

 

 

1 февраля 1867 г. Мы застали здесь небольшую партию работорговцев – негров и арабов из Багамойо, города на морском берегу. Вождь вел себя, как мне показалось, очень прилично, и сегодня утром я отправился передать ему один из наших лучших отрезов. Накануне, когда мы собирались зарезать корову, вмешался какой-то человек и указал на другую, поменьше. Я спросил вождя, было ли это сделано по его распоряжению. Он ответил, что этот человек солгал, но я отказался вообще принять корову, раз он дарит ее неохотно.

Работорговцы, начальника которых звали Магару Мафупи, пришли ко мне и сообщили, что отправляются назад 2 февраля; я уговорил их за плату остаться еще на день и провел все время за писанием донесений.

3 февраля. Сегодня утром Магару Мафупи отбыл, взяв с собой пачку писем, за доставку которых он должен получить в Занзибаре 10 рупий. Работорговцы прибыли в Молембе гораздо более коротким путем, чем наш: они шли прямо на запад или на юго-запад. Но ни одна душа не сказала нам об этом пути, когда мы были в Занзибаре. Багамойо находится всего в шести часах ходьбы к северу от гавани Курдари. Возможно, что жители Занзибара сами не знали об этом пути, работорговцы впервые зашли так далеко. По этой дороге множество деревень, жители которых держат коз и дешево продают их. Работорговцы насчитывают на этом пути пятнадцать главных деревень, имеющих султанов (так именуют они вождей), и говорят, что прибудут в Багамойо через два месяца.

Вот названия деревень: 1. Часа, 2. Ломбе, 3. Учере, 4. Ньямиро, 5. Зонда, 6. Замби, 7. Диоти, 8. Мерере, 9. Кирангабана, 10. Нконгози, 11. Сомбого, 12. Суре, 13. Ломоласенга, 14. Капас, 15. Чанзе. Чанзе лежит в местности, соседней с Багамойо. Некоторые из этих деревень отстоят одна от другой на два-три дня пути.

Они встретили три большие реки: 1. Вембо, 2. Луаши, 3. Луву. У меня не было времени для дальнейших расспросов. С ними был один из спутников, сопровождавших на Танганьику Спика. Зовут его Джандже, или Джанджа. Он умеет подражать трубе, дуя в ладони. Я заказал через них запас тканей и бус и попросил, чтобы прислали немного кофе, сахара, свечей, французских мясных консервов, сыр в жестяной банке, шесть бутылок портвейна, хинин, каломель и слабительную смолу ялапа, направив все заказанное в Уджиджи.

Я собирался пройти немного на восток по описанной работорговцами дороге, чтобы купить коз, но Читапангва очень рассердился: он упрекнул меня в том, что я пришел только показать свои вещи, а покупать ничего не хочу. Затем он переменил тон и попросил меня принять корову, которую с самого начала мне подарил, и съесть ее. Так как нам всем очень нужно было мясо, то корову я взял. Когда я дал ему еще два отреза, он отправил их обратно и потребовал одеяло. Одеяла есть только у моих людей. Я объяснил вождю, что мои люди не рабы и я не могу отбирать у них подаренные им раньше вещи. Здесь мы впервые попробовали жирного мяса после более чем шестинедельного перерыва.

6 февраля. Читапангва с женой пришли посмотреть приборы; я объяснил, как мог, их устройство и показал книги, в том числе Книгу книг (Библию). Вождь сделал несколько разумных замечаний по поводу моих объяснений. Мои люди очень боятся Читапангвы. Когда Абрахаму не хочется передать то, что я говорю, он заявляет мне: «Не знаю, как перевести это слово», но в отсутствие вождя Абрахам очень быстро вспоминает нужное слово. Он и Симон думали, что для завоевания благосклонности вождя нужно в разговоре с ним держаться униженно.

7 февраля. Послал человека к вождю с просьбой прийти ко мне или сказать, когда мне явиться к нему для разговора. Получил ответ, что он придет, когда побреется, но затем он прислал человека узнать, о чем я собираюсь беседовать. Я отказался говорить об этом и, когда кончился дождь, отправился к Читапангве сам.

Войдя в хижину, я заявил, что дал ему за корову вчетверо больше, чем она стоит, но если он думает иначе, то я предлагаю отнести эти четыре отреза к его брату Моамбе. Если Моамбе скажет, что я дал недостаточно много, то я куплю другую корову и отошлю ему, Читапангве. Мое предложение ему очень не понравилось: «О, великий англичанин! Зачем нам передавать решение спора стоящему ниже нас. Я великий вождь всей страны. «Инглезе моколу» (ты жалеешь), что вынужден платить так много за быка, которого вы съели. Ты не хотел брать меньшего, и я удовлетворил твое желание и дал тебе большего быка. Почему же ты не можешь удовлетворить мое желание и дать мне достаточно большой отрез, чтобы я мог покрыться им и быть довольным?»

Я сказал, что мои отрезы покроют целиком и его, и самую большую из его жен. Он засмеялся, но продолжал настаивать на своем. Так как мясо у нас есть и он прислал нам кукурузы и тыквы, я ушел. Теперь он переменил тактику и обвиняет меня в жадности.

Все время нависают тучи и льет дождь, поэтому до вчерашнего вечера я не мог определить широту. 10°14́6́́ ю. ш. 8-го сделал лунные наблюдения. Долгота 31°48́45́́ в. д. Высота над уровнем моря 4700 футов (по точке кипения и барометрическая).

8 февраля. Вождь требует один из моих ящиков и одеяло. Объяснил ему, что дождь за один день испортит все содержимое ящика. Мне сказали, что Читапангва заявил, будто отправит нас назад на Лоангву, начнет войну и впутает нас в нее, лишит нас пищи и т. п. Моих людей эти угрозы запугали. Читапангва думает, что проход через его владения связан для нас с личной выгодой и, следовательно, он имеет право на участие в этих выгодах. Ему сказали, что это делается в интересах общества, но он убежден, что путешествие для нас выгодно, хотя и не знает, чем именно.

Может быть, это только совпадение, но каждый раз, как мы встречаемся с кем-нибудь из спутников Спика и Бертона в путешествии к озеру Танганьика, начинается систематическое выжимание поборов. Не сомневаюсь, что Джандже сказал Читапангве, что его бывшие хозяева платили все, что от них потребуют.

10 февраля. Служил воскресную службу под открытым небом в присутствии множества зрителей, после богослужения разговаривал с вождем, но он ничему не верит, кроме того, что ему сказал этот человек, работавший у Спика и Бертона. Читапангва преподнес нам кукурузу и земляные орехи; он говорит, что не давал распоряжения своим людям не продавать нам зерно. Вынуждены оставаться здесь и есть зеленую кукурузу.

11 февраля. Вождь послал нам корзину мяса бегемота с Чамбези и большую корзину зеленой кукурузы. Он говорит, что три поднесенных мной отреза по-прежнему принадлежат мне. Он хочет получить только ящик и одеяло; если не дадут одеяла, то пусть дадут хоть ящик, жестяной. Вождь, отправляясь каждое утро на свой участок, старается не попадаться мне на глаза. Читапангва добродушен, и, встречаясь, мы смеемся; но мои люди обнаруживают свой страх перед ним тоном голоса, и мои слова поэтому теряют силу.

Черно-белые и серо-коричневые водяные трясогузки удивительно ручные. Они ходят между хижинами и даже заходят в них, и никто их никогда не трогает. Свои гнезда они вьют около хижин. В Бечуаналенде человека, чьи мальчики убьют трясогузку, подвергают штрафу, но почему, никто не может мне объяснить. Мои люди утверждают, что трясогузок не убивают потому, что их мясо не едят, или потому, что они очень ручные.

13 февраля. Отдал, наконец, один из жестяных ящиков. Читапангва предложил мне взамен тяжелый арабский деревянный ящик, чтобы сохранить наши вещи от порчи, но я от казался взять его, так как и со своим жестяным расстался отчасти для того, чтобы уменьшить груз. Абрахам случайно рассказал мне, что передал мне слова вождя не полностью, когда тот настаивал, чтобы я взял корову. Читапангва сказал: «Возьмите и съешьте корову, какая вам понравится, а мне дайте одеяло». Абрахам ответил: «У него нет одеяла». Абрахам передал мне это так: «Возьмите корову и ешьте ее, а мне (вождю) дайте хорошую вещь, какую захотите». Это повело к тому, что я неправильно понял вождя, а он, полагая, что ясно заявил о своем желании получить за корову одеяло, естественно, стоял на своем. Трудно добиться от моих ребят, чтобы они передали то, что хочешь сказать: либо, побуждаемые непомерным самомнением, они делают иные, по их мнению, лучшие, заявления, либо совсем не передают сказанное или же искажают полученные ответы. В этом большая, главная трудность моих сношений с вождями.

Я приготовился к дальнейшему походу, но вождь очень разгневался. Он пришел со всеми своими людьми и заявил, что я хочу уйти вопреки его желанию и не считаясь с его властью, хотя он сам хочет уладить все недоразумения и проводить меня как следует. Он не верит, что у нас нет одеял. Приходится оставаться здесь и ждать. Впрочем, все это, быть может, к лучшему: так бывало всегда. Пусть Господь поможет мне. Хотя со мной девять слуг, но я чувствую себя совсем одиноким.

Дал вождю семян, горох и бобы, которые он, видимо, взял с благодарностью; в ответ вождь стал часто присылать небольшие подарки – еду и пиво. Пиво из маэре густое, как каша, очень крепкое и горькое. Оно ударяет в голову, и, чтобы справиться с ним, требуется здоровое пищеварение.

14 февраля. Показал вождю одеяло одного из моих людей, с которым тот соглашается расстаться за два наших отреза ткани, каждый из которых больше одного одеяла, но вождь отказался взять его, так как у нас-де есть новые. Я предложил ему, раз он не верит моим утверждениям, осмотреть содержимое наших тюков, но если он не найдет новых одеял, уплатить нам штраф за оскорбительное недоверие. Он согласился, посмеиваясь, дать нам в этом случае быка. Все наши личные встречи протекали в благожелательном духе. Неприятны лишь сообщения, передаваемые моим слугам теми тремя людьми, которые приставлены охранять нас, вернее, шпионить за нами. Я позволю моим людям допускать их ко мне.

15 февраля. Читапангва пришел рано утром, и я показал ему, что одеял у меня нет. Он взял старое и сказал, что дело кончено. Можно было избежать этого длительного недоразумения, если бы Абрахам полностью передал мне то, что вождь сказал в самом начале.

16 февраля. Вождь предложил мне корову за кусок красной шерсти, и после долгих разговоров, когда Читапангва поклялся, что после заключения сделки не будет никаких новых требований, я отдал ему эту шерсть, отрез ткани и немного бус в обмен за хорошую жирную корову. Длина отреза шерсти равнялась двенадцати футам.

Не так плох вождь, как трусливы мои слуги. Они разговаривают с ним тонким щебечущим голосом и не говорят того, что, наконец, должно быть сказано, так как в глубине своей трусливой душонки уверены, что лучше меня знают, что следует сказать.

Весьма вероятно, что появятся люди, которые смогут вести их за собой. Но моих качеств недостаточно для их воспитания.

17 февраля. Слишком болен ревматической лихорадкой, чтобы служить воскресную службу. Это первый приступ болезни, которой я никогда не болел, а у меня нет лекарств! Уповаю на Господа, врачующего народ свой.

18 февраля. Корову поделили сразу. Предыдущую мы приготовили и каждый вечер давали всем хороший, сытный обед.

Гул воды, ударяющейся о камни или переливающейся через них, в большинстве потоков этой горной местности слышен на значительном расстоянии. Поэтому здесь никогда не бывает совсем тихо. Здешняя порода – глинистый сланец, красный и белый (по-шотландски «киль»).

19 февраля. Читапангва просил меня пробыть здесь еще день, чтобы один из моих слуг мог залатать одеяло, которое было в употреблении каждую ночь с апреля. Я чувствовал слабость и головокружение и согласился. Великолепный день, яркое солнце после ночного дождя. Редко проходят сутки без дождя, и никогда не бывает и полусуток без грома.

Красное дерево (Baphia nitida) называют здесь моломбва. Оно растет тут в изобилии. Жители сдирают кору, кипятят ее и размалывают в мелкий порошок. Масса эта кроваво-красного цвета широко применяется для украшения: ею сбрызгивают ткань из коры и намазывают голову. Массу формуют в большие шары, она называется мкола. Листья дерева перистые, ланцетовидные; дерево достигает в высоту сорок – пятьдесят и в диаметре пятнадцать – восемнадцать дюймов. Листья покрыты тонкими жилками, сверху гуще, снизу реже.

Абрахам сообщил мне, что растение ньюмбо (или мумбо) легко размножается посадкой отрезанных стеблей или корней. Пучок стеблей хранят в земле для посадок будущего года, от них отрезают маленькие куски, которые легко укореняются. Ньюмбо цветет, как горох, но семян мы ни разу не видели. Джемс говорит, что у него на родине клубни совсем белые. Те, что я видел, после кипячения имеют зеленоватый оттенок.