24 февраля 1868 г. Несколько рабов, прибывших с подчиненным Мохамаду Богарибу начальником, сегодня утром начали ругать моих людей за то, что они будто бы принесли в деревню на продажу нечистое мясо, хотя животное было убито человеком из племени ваньямвези. Рабы кричали: «Кафир, кафир!» («неверные»). Выведенный из себя, Суси выскочил с палкой в руках. Другие ввязались в драку, и зачинщиков заставили отступить. Но они ушли, собрали всех своих и возобновили нападение. Один из рабов бросил тяжелый чурбан и угодил Симону в голову; Симон потерял на время сознание, и у него были судороги. У него на голове три раны, которые могут оказаться серьезными. Это первое проявление магометанской нетерпимости, с которым мы встречаемся, и притом со стороны людей, мало искушенных в мусульманстве. Симон поправился, но галла в общем народ не сильный.

25 февраля. Мохамад посетил меня сегодня утром, чтобы извиниться за вчерашние безобразия, но никто не был виноват, кроме рабов; я не хотел, чтобы их наказывали, им только сделают предостережение на будущее.

Сегодня спросил Мохамада, был ли он пленником Касембе. Он ответил: «Совершенно верно». Люди из Гараганзы, находящиеся сейчас в Катанге, сражались с Касембе, и Мохамада заподозрили в связи с ними. Касембе напал на людей Мохамада, и в суматохе у Касембе украли сто фрасила меди, было убито много его людей. Касембе держал Мохамада в плену так долго, что шестьдесят из людей Мохамада были за это время убиты или умерли, среди них его старший сын. Вследствие этих событий Мохамад стал беден. Чтобы Касембе позволил ему уйти, Мохамад дал вождю кое-что. Я подозреваю, что значительное влияние на решение Касембе уступить просьбе оказало данное мне султаном письмо; в моем присутствии Мохамад несколько раз повторил, что он должен с уважением относиться к султанскому письму и проводить меня по крайней мере до Уджиджи.

Мохамад говорит, что больше не вернется к Касембе и начнет торговать с каким-нибудь другим вождем. Но в его возрасте трудновато начинать все сызнова. Мохамад сказал, что он провел в Африке уже двадцать два года и никогда не наблюдал у ваньямвези такого буйства, как вчерашнее. Впрочем, в Уджиджи народ нередко напивается пальмовой водки, и на рынке возникает всеобщая драка, но на следующий день дравшиеся не имеют зла друг против друга.

Если у ребенка верхние передние зубы прорежутся раньше нижних, его убивают, так как он принесет несчастье; это суеверие широко распространено. Когда я в 1859 г. жил среди макололо, одна из жен Секелету не позволила своей служанке убить ребенка по такому поводу, однако мало кто найдет в себе смелость выступить против общего мнения, как это сделала она. В стране Касембе, если заметят, что ребенок во сне перевернулся на другой бок, его убивают. Африканцы говорят о ребенке, у которого есть такой, по их мнению, недостаток, что это «арабский ребенок», так как у арабов нет суеверий подобного рода. Если поблизости случится араб, то ему отдают такого ребенка, иначе он принесет семье неудачи, несчастья или проигрыш в споре. Эти суеверия, быть может, объясняют готовность, с которой одно племя отдавало детей спутникам Спика. Мохамад говорит, что то, видимо, были дети, захваченные на войне, так как никто не продает собственных отпрысков.

Если кто-нибудь два или три раза приснится Касембе, то этого человека убивают как пытающегося тайным волшебством лишить Касембе жизни. Люди, толкущие зерно или готовящие пищу для Касембе, обязаны сохранять строжайшее молчание. Все это и многое другое доказывает наличие самых темных суеверий и низкий уровень развития.

В то время как Мохамада задерживали в плену, его друзья советовали ему вырваться от Касембе, применив силу, и предлагали помощь людьми, но он неизменно отказывался. Отец его был первым арабом, установившим торговлю с этой страной, все связанные с этим расходы отец нес сам. Мохамад – человек мирный и не хочет нарушать видимость дружбы с вождями. Он думает, что нынешний Касембе отравил своего предшественника. Несомненно, этот Касембе убил мать своей жены, королеву, чтобы она не препятствовала ему взять ее дочь.

В обществе многочисленных ваньямвези ожидаем прекращения дождей, вызвавших наводнение во всей области между здешними местами и Танганьикой. Будь уклон местности большим, вся вода стекла бы в озеро; это заставляет меня предположить, что Танганьика лежит не так низко, как показывают измерения Спика. Арабы утверждают, что вода из этого озера течет в озеро Виктория. Местные ваньямвези живут тем, что стреляют буйволов в местах, отстоящих отсюда на два дня пути, и продают мясо за зерно и касаву. Как только становится известным, что охотники убили животное, деревенские женщины сбегаются сюда, неся продукты для обмена на мясо, которое они предпочитают бусам и прочим вещам. Если бы у меня не развалились ботинки, я тоже занялся бы охотой на буйволов.

Житель из района, прилегающего к северной части Танганьики, дает то же описание реки, текущей из Рузизи, какое слышали Бертон и Спик, когда ходили к ее устью. Он говорит, что вода озера течет некоторое время на север, но встречается с водой Рузизи, и эта вода гонит озерную назад. Он добавил, что озерная вода находит себе выход на север и на восток по нескольким небольшим рекам, судоходным только для маленьких каноэ. Реки эти вливаются в озеро Човамбе, вероятно то, которое открыл мистер Бэйкер. Човамбе находится в Хунди, стране каннибалов. Впрочем, после разговора даже с самыми осведомленными из местных жителей остается впечатление, как будто бродишь ощупью в темноте; когда придем и сами увидим, все может оказаться иначе.

 

 

Плоды пальмы, дающие пальмовое масло, прежде всего варят, затем толкут в ступе и кладут в горячую или кипящую воду, всплывающее масло снимают. Говорят, в Уджиджи пальмового масла очень много, часто на рынок за один день выносят на продажу до трехсот галлонов. Народ раскупает его охотно для приготовления пищи. Мохамад говорит, что на острове Пемба, около Занзибара, много масличных пальм, но население не знает способа выделения масла из плодов. В стране Касембе пальма называется нкома, в Занзибаре – чикичи.

Нет никого, кто лучше Мохамада бин Салеха знал бы, что сделали или чего не успели сделать в этой стране магометане; он очень умен и интересуется всем, что тут происходит. Его отец тоже интересовался делами этой страны. Мохамад заявляет, что магометане никогда не пытались обратить в свою веру африканцев. Арабы учат своих детей читать Коран, но только своих. Перевода с арабского в мечети не делают, и для слуг, посещающих ее, все происходящее там как бы немое зрелище. Некоторые слуги воспринимают магометанские религиозные запреты относительно еды, но они не молятся. Самое большое приближение их к магометанству – это обрезание, делающее их чистыми (халель), т. е. имеющими право резать скот для своего хозяина.

Так как арабы никогда не переводят Коран на африканский язык, они тем самым пренебрегают наилучшим способом повлиять на африканцев, которые всегда хотят понимать, о чем идет речь. Когда мы обучали взрослых азбуке, они воспринимали это как трудную задачу. Они серьезно упрашивали нас: «Дайте мне лекарство, я выпью его, чтобы понять эту азбуку».

Мои замечания об обучении африканцев магометанами не относятся к суахили, которые учат своих детей читать и даже посылают их в школы. Суахили – потомки арабов и африканских женщин и живут на побережье. Хотя они читают по-арабски, но понимают арабский текст очень плохо, за исключением тех слов, которые вошли в язык суахили. Совершенно отсутствуют какие-либо мусульманские миссии среди язычников; это любопытно, тем более что ваньямвези, например, находятся в очень дружественных отношениях с арабами: усиленно торгуют, как и они, и постоянно работают носильщиками и помощниками торговцев, которые считают их вполне заслуживающими доверия. Суахили даже признают власть Сеида Маджида. Арабы называют всех африканцев гулу, что значит «твердые» или «бесчувственные» по отношению к магометанской вере.

Некоторые африканцы полагают, что на горе Килиманджаро есть мумии, как в Египте, и что Моисей в древности посетил эту гору.

Мунго Парк утверждает, что он обнаружил в Западной Африке, в глубине континента, африканцев, знавших историю Иосифа и его братьев и другие библейские рассказы. Вероятно, подобные сведения получены из Корана, который разъяснял африканцам какой-нибудь просветитель-мулла. Это показывает, как легко африканцы распространяют новые попавшие к ним идеи. Они удивлялись тому, что Парк тоже знает эти истории.

Жители Катанги боятся копать землю для добычи золота в своей стране, так как считают, что его спрятал Нголу, которому оно принадлежит. Арабы переводят слово нголу как «сатана», но оно значит еще то же, что и мезимо, т. е. «души умерших». Народ весь во власти суеверий, страх смерти очень силен. Трясогузку никогда никто не трогает, так как если ее убить, деревню посетит смерть. То же относится и к птичке ткачу, ей никто не приносит вреда из страха перед смертью. Но почему мы так склонны критиковать африканцев? Остатки наших собственных суеверий видны в таких предрассудках, как нежелание садиться за обеденный стол, когда присутствующих тринадцать, или как обычай бросать щепотку соли через левое плечо, если кто-нибудь просыпал соль. Фердинанд I, король Неаполитанский, проходя по улице, все время держал руку в кармане, скрещивая на ней большой палец с указательным, для того чтобы отвратить от себя влияние дурного глаза.

6-го с визитом к Мохамаду явился главный вождь этих мест Муабо; несколько человек встали и проделали перед ним какие-то телодвижения, затем опустились на колени и поклонились ему. После этого Муабо сам попрыгал немного, и все стали аплодировать. Вид у вождя добродушный, он любит шутку, всегда готов приветливо улыбаться. Его превозносили, говорили, что Мпвето ничто перед Муабо моколу – «великим Муабо». В ответ на это он восхвалял Типо-Типо и Мпамари (так называют африканцы Мохамада), что значит «дай мне богатство, или товар». Мохамад тоже сделал несколько неуклюжих телодвижений на манер африканцев, все были очень довольны и ушли в веселом настроении.

Некоторые арабы верят, что на одном из островов на озере Виктория живет змея, умеющая говорить, та самая, которая соблазнила Еву. В Уджиджи убийство змеи считается преступлением, даже если она вползла в дом и умертвила козленка. Африканское название народа Уджиджи – вахехе, так же называется и племя на реке Зуга, близ озера Нгами. Вероятно, это ветвь племени, населяющего Уджиджи.

В Кабуире, в горах Какома, недалеко от того места, где мы вынуждены задерживаться, есть подземные каменные жилища.

15 марта. Корни ньюмбо, или нумбо, дают клубни через четыре-пять месяцев после посадки. У всех растений, что я посадил 6 февраля, сейчас стебли высотой в пятнадцать дюймов. Говорят, что эти корни – очень здоровая пища, никогда не портящая желудка; в сыром виде корень – превосходное средство против упорной рвоты и тошноты. Часто один корень образует пять-шесть клубней. В Марунгу клубни достигают длины в шесть дюймов при диаметре в два дюйма.

16 марта. Направились в деревню вождя Мпвето, стоящую на Луалабе, и в пути перешли через Локинду, которая разлилась на сто ярдов с каждой стороны. Ширина самой реки сорок ярдов; через нее переброшен грубо сделанный мост. Быстрое течение реки устремляется в Мверу.

На следующий день мы поднялись на горы Руа и достигли деревни Мпвето, расположенной в долине между двумя хребтами, приблизительно в одной миле от правого берега Луалабы. Дальше река на протяжении около двух миль течет вдоль основания горы, имеющей простирание с востока на запад, и затем уже начинает отклоняться к северу. Течение Луалабы, по рассказам, очень извилисто, это кажется мне добавочным доказательством того, что Танганьика не лежит в большом углублении, что озеро лежит только на 1844 фута над уровнем моря, иначе воды Луалабы текли бы быстрее и русло, прорытое ею, было бы прямее. Мне сказали, что Луалаба течет в Луфиру, а эта последняя впадает в Танганьику.

 

 

 

18 марта. Вчера, когда мы пришли в деревню Мпвето, нас повели к дому Сеида бин Хабиба, построенному на гребне, нависающем над деревней вождя. Это квадратное здание из обмазанной глиной плетенки с земляной крышей, чтобы неприятель не мог зажечь дом. Очень красивое местечко среди гор. Приказчик бин Хабиба, Сариамо, дал нам корзину муки и козью ногу. Я послал приветствие Мпвето; он вежливо ответил и сообщил, что у него нет готовой пищи в деревне, но если мы подождем два дня, то он распорядится, чтобы приготовили еду, и тогда примет нас. Он знает, что мы дадим ему, и ему незачем говорить нам об этом. Видел здесь человека из Сескеке, которого бин Хабиб оставил больным на Кирве, теперь он здесь, у Хабиба.

Пришла посмотреть на нас очень красивая молодая женщина, во всех отношениях совершенная и почти нагая, но не замечающая, что это непристойно: настоящая черная Венера. Светло-серый краснохвостый попугай, встречающийся на Западном берегу, распространен и в Руа, африканцы приручают его.

19 марта. Нас посетил любимый сын Мпвето. Говорят, отец ничего не делает, не посоветовавшись с ним. Мне он не показался наделенным особой мудростью.

20 и 21 марта. Свидание с вождем было отложено. С нас потребовали показать отрез, который собираемся подарить вождю. Я послал хороший большой отрез с пояснением, что у нас почти истощились запасы вещей, так как мы путешествуем уже два года, и сейчас отправляемся в Уджиджи за новым пополнением. Мпвето приготовил пиво, корзину муки и козу. Поглядев на эту провизию и на отрез, он, видимо, решил, что сделка будет невыгодной, и послал сказать мне, что когда мы были у Касембе, то дали тому много отрезов, так же как и Муабо, и если я не дам еще один отрез, то он меня не примет. Он-де никогда не спит под одним куском ткани. Я будто бы наложил на этот отрез заклятие, чтобы убить его, Мпвето, и должен уйти.

По-видимому, он обиделся, что мы ходили к его главному сопернику, Муабо, раньше чем прийти сюда к нему. Он не соглашался принять Сеида бин Хабиба в течение восьми дней, и все это время гадал, чтобы выяснить, можно ли без опасности для себя вообще увидеться с Хабибом. На девятый день он на некоторое время выглянул из-за двери, чтобы увидеть, приемлемое ли лицо бин Хабиб, и только после этого вышел из хижины. Он всегда проявляет большую подозрительность.

Наконец он прислал приказ, чтобы мы уходили, а если мы не уйдем, то он-де придет со всеми своими людьми и прогонит нас. Сариамо сказал, что если бы он не боялся за товары Сеида бин Хабиба, то оказал бы сопротивление Мпвето. Но у меня не было никакого желания оставаться там и ссориться со вздорным вождем; я решил уйти на следующий день.

24 марта. Мпвето изругал африканца-торговца за то, что тот явился с товарами, и отправил его обратно. Ночевали снова на полдороге, в деревне Капемба. Мы пришли как раз в то же время, что и партия торговцев солью из Руа; все это были высокие, хорошо сложенные люди, довольно темнокожие.

25 марта. В полдень достигли Кабвабваты; нас радостно встретили Мохамад и все жители. Сын Мохамада, шейх Бут, был в походе вместе с нами.

Вода на нашем пути так глубока, что отправиться на север невозможно. Ваньямвези, застрявшие здесь, как и мы, говорят, что часто глубина превышает рост человека, а лодок нет. Если бы была возможность добраться домой, они бы здесь не сидели. Подумываю о том, чтобы отправиться на озеро Бемба, так как пройдет по меньшей мере два месяца, пока станет возможно пройти к северу. Но мои запасы кончаются, и я не в состоянии делать в пути подарки вождям.

Дно озера Бемба песчаное, а не илистое, как нам раньше сообщили; на озере четыре острова; один из них, Бангвеоло, очень велик, и на нем живет немало народа. У них множество коз и овец, владельцы каноэ требуют за наем такой лодки, поднимающей восемь – десять человек, три мотыги. За островом, насколько хватает глаз, простирается озеро. В стране в изобилии водятся антилопы цебула и нзоэ. При обмене народ там интересуется солью, а не бусами.

2 апреля 1868 г. Если меня не обманывают сведения, полученные из различных надежных источников, то истоки Нила находятся между 9 и 10° ю. ш., т. е. не менее чем в 400 или 500 милях к югу от южного конца озера Спика, которое сам Спик считал истоком Нила. Танганьика будто бы посылает свои воды на север в озеро Човамбе, или озеро Бэйкера. Если это не окажется ложным, то Танганьика – расширение Нила, как и озеро Човамбе, а река Лоанда соединяет эти два озера. К сожалению, племена, живущие на восточной стороне Лоанды, непрерывно воюют с племенами к западу от этой реки, т. е. на Рузизи. Арабы поговаривают о том, чтобы проложить путь к Човамбе, где, по слухам, много слоновой кости.

11 апреля. Вчера Мохамад произнес длинную речь против намеченного на завтра похода к озеру Бемба. Основной его аргумент – это вымогательские настроения Касембе, который будет требовать ткани и говорить, что я лгал ему, делая вид, что отправляюсь в Уджиджи. В дополнение к этому аргументу он указывает на то, что сейчас идет последний месяц периода дождей – начался период масика – и скоро откроется дорога на север. Суть дела в том, что Мохамад, не сказав мне о громадных количествах воды, изливающихся на страну Марунгу, что бывает каждый год, заставил меня потерять пять месяцев. Он знал, что мы будем вынуждены задержаться здесь, но он так жаждал избавиться от плена у Касембе, что поторопил мой отъезд, утверждая, будто мы будем в Уджиджи через месяц. Я сожалею, что он обманул меня, но удивляться этому не следует: и у магометан, и у христиан считается, что это просто ловкий и умный ход. Если бы мои запасы не пришли почти совсем к концу, я все же рискнул бы вызвать неудовольствие Касембе ради возможного открытия озера Бемба. Одно время я подумывал о покупке товаров у Мохамада Богариба, но его запасы тоже как будто становятся маловаты. Боюсь, что в настоящее время я вынужден отказаться от посещения этого озера.

12 апреля. Собираюсь завтра выступить в поход на Бангвеоло, даже если Касембе откажет мне в проходе за пределы его владений. Нам будет лучше, чем здесь: в Кабвабвате всего мало и все дорого. Там мы можем получить курицу за одну нитку бус, здесь она стоит шесть ниток; там можно купить рыбу, здесь ее нет. Здесь три сановника Касембе: Каквата, Чарли и Капитенга. Они очень хотят отправиться домой, и они как спутники были бы очень полезны мне, но Мохамад задерживает их. Когда я спрашиваю его, почему, он отвечает: «Муабо отказывается их отпустить». Но они, показывая на дом Мохамада, говорят: «Это он отказывает».

13 апреля. Сегодня утром, когда я стал готовиться в путь, мои люди отказались идти. Дело в том, что они все устали, а поведение Мохамада, возражающего против похода, поощряет их. Мохамад, который явно стремился нажить капитал на их отказе, попросил меня остаться на сегодня, а затем спросил, что я думаю сделать с теми, кто убежал. Я ответил: «Ничего. Будь здесь представитель гражданской власти, я передал бы их ему». «О, – сказал он, – я представитель власти. Арестовать их?» Я согласился. Он повторил свой вопрос столько раз, что это мне надоело. Много спустя я понял его мотивы, когда он заявил, будто бы я «пришел к нему и просил его задержать сбежавших, но он, Мохамад, отказал мне». Ему хотелось казаться в глазах людей гораздо лучше меня.

14 апреля. Выступаю с пятью людьми, оставив большую часть багажа у Мохамада. Достиг Луао, где проведу ночь. Вождь Ндова.

15 апреля. Рано утром убежал Амода. «Хочет быть со своими братьями». Они думают, что, отказываясь идти на озеро Бемба, заставят меня тем самым остаться здесь с ними, а потом отправиться в Уджиджи. Я отослал тюк Амоды назад к Мохамаду. Мой посланный добрался до Кабвабваты раньше, чем туда пришел беглец. Амода явился к моему другу арабу, тот, конечно, стал его бранить. Амода ответил, что он устал таскать ношу, а другой вины за ним нет. Я должен добавить, что Амода, как мне стало известно, хотел потом прийти ко мне с одним из людей Мохамада Богариба, но Мпамари сказал Амоде, чтобы он не возвращался ко мне. Теперь, когда мы уже находились в походе, я велел своему посланному передать Мохамаду, что ни в коем случае не пойду в Уджиджи, пока не сделаю все, что в моих силах, чтобы достигнуть озера, которое ищу: я предпочту даже ждать на Луао или на Мверу, пока не подойдут люди из Уджиджи, чтобы заменить сбежавших. В душе я не очень строго осуждал людей за дезертирство: они устали от походов, да и я, по правде, тоже, но нельзя извинить Мохамада, поощрявшего их побег и при этом двурушничавшего. Впрочем, чего еще можно было бы ожидать от него: он прожил около тридцати пяти лет в этой стране, из них двадцать пять у Касембе, а там ему часто приходилось жить хитростью. Сознание собственных недостатков делает меня снисходительным.

16 апреля. Ндова называет выкопанные в горах страны Муабо пещеры мита или мпаманьканана и говорит, что в случае войны в них может спрятаться все население этой области. По моим соображениям, это значит, что там может поместиться десять тысяч человек. В пещерах хранятся запасы провизии, и вдоль «улицы» там течет непересыхающая речка. Случилось однажды, что главный вход был осажден неприятелем, но один человек, знавший все ходы сложной сети пещер, вывел потайным ходом партию воинов, и они, напав на вторгшегося неприятеля, отогнали его с тяжелыми потерями. Создание пещер все жители приписывают Богу. Возможно, что нынешние обитатели пещер унаследовали их от первоначального племени троглодитов, которые выкопали много пещер по соседству с горой Хор – «Джебель Неби Харин», гора пророка Аарона у арабов, – и много других, даже пещеры бушменов на тысячу миль южнее этой области.

Здесь водятся крохотные, больно жалящие москиты; женщины пытаются выгонять их из хижин, перед тем как ложиться спать, обмахивая все стены пучками зеленых листьев.

17 апреля. Пересекли Луао по мосту длиной в тридцать ярдов, но ширина разлива с каждой стороны реки больше полумили. Прошли ряд деревень, стоящих на небольших высотах над равнинами, покрытыми водой. Затем пришлось идти около трех миль по этим равнинам. Четыре часа мы брели по воде, причем дно большей частью было из черной, очень липкой грязи. Старались держаться тропы, однако в тропе ногами людей, проходивших по ней, выбиты углубления, заполнившиеся мягкой грязью; когда попадаешь на край углубления, нога скользит и проваливается в грязь, до середины голени. Вытаскивать ногу трудно, и это очень утомляет. Чтобы избежать подобных неприятностей, мы заходили на траву по сторонам тропы, но нередко, наступив на невидимый край углубления, проваливались туда обеими ногами. Вслед за этим обычно на поверхность выскакивали пузыри, которые лопались, издавая ужасающий запах. Местами черная грязь и смрадная вода были холодными, в других местах – горячими, в зависимости от того, циркулировала в этих местах вода или нет. Когда мы приблизились к Мверу, вода стала доходить до середины груди, иногда покрывала всю грудь. Все грузы, боящиеся воды, пришлось нести на головах. На прибрежных песках мы встретили партию рыбаков; мне отвели хижину, я искупался в чистой, хотя и тепловатой, воде озера и с наслаждением сменил одежду. Температура воды в озере в 3 часа дня 83 °F (28 °С).

 

 

18 апреля. Шли вдоль северного конца Мверу, которое здесь простирается на юго-восток. Ноги утопали в мягком песке, затруднявшем движение, это усилило нашу вчерашнюю усталость; и потому, натолкнувшись на заброшенную рыбачью деревушку около восточных гор, мы с радостью расположились в ней на воскресенье (19-е).

19 апреля. В прошлое посещение озера я не делал отметки уровня воды, но думаю, что озеро поднялось не менее чем на двадцать футов по сравнению с прошлым уровнем, а на берегах кое-где видны следы еще более высоких подъемов.

Для ловли мелкой рыбы применяют большие корзины из расщепленного тростника, по три сразу. Каждую корзину ведет один человек и гонит ею рыбу к берегу.

20 апреля. Дошли до реки Катете, оттуда – к большому водопаду. Ночевали в деревне на северном берегу реки Вуны; здесь вблизи гор бьет горячий источник, иногда используемый для варки касавы и кукурузы.

21 апреля. Перешли через Вуну и направились в деревню вождя Калембве. Вождь встретил нас у ворот и провел к хижине, он выказал большой интерес ко всем нашим вещам. Вождь спросил, не можем ли мы пробыть в деревне следующий день и выпить пива, которое завтра будет готово. Здесь много леопардов.

Я не представлял себе, что отверстие в носовом хряще может быть использовано для чего-либо, кроме украшения, – обычно украшением служат несколько травинок, – но человек, нашивавший перья на свои стрелы, пользовался отверстием в носовой перегородке, чтобы держать в нем иглу. Продолжая путь к Кангаломе, мы увидели сплошь залитую водой страну. Я отстал от своих, хотя видел, как они погрузились в высокую траву не более чем в ста ярдах от меня, и начал кричать, но их ноги так шлепали по воде, что они ничего не слышали. Я не мог найти тропы, уходившей на юг, и направился по тропе, ведущей на восток, к деревне. Высокая спутанная трава очень затрудняла движение. Наконец я нанял человека, чтобы он показал мне главную дорогу на юг. Он привел меня в чистенькую деревню, где вождем была женщина – Ньинакасанга, и дальше идти не захотел. «Матушка Касанга» – таково значение ее имени – была очень красивой; дочь у нее тоже красивая. Ньинакасанга посоветовала мне подождать людей в тени Ficus indica, где стоят ее дома. Когда подошли мои люди, подарил ей нитку бус; она выразила глубокое сожаление, что я ухожу, не выпив у нее ничего. Обилие свирепых диких зверей заставило жителей покинуть несколько деревень.

23 апреля. Сквозь густую спутанную траву ньясси добрались до сожженной деревни вождя Чикоси. Его самого убил Нсама. Ночь провели на огороде в хижине, пощаженной пожаром. На развалинах деревни рос турнепс. Ньясси, высокая грубая трава, нависает над тропой; когда раздвигаешь ее, то острые семена прокалывают одежду, и это очень раздражает. Неприятно прикосновение самой травы к лицу, она все время лезет в глаза. Когда траву выжигают и почва покрывается низкой молодой травкой, идти гораздо приятнее.

24 апреля. Оставив развалины деревни Чикоси, направились к броду через Колонгоси. В лесу кругом цветут ноготки и наперстянки. Река в этом месте не менее ста ярдов шириной, а на западном берегу она разлилась на триста ярдов. Глубина такая, что мы должны были оставаться в каноэ, пока не приблизились на пятьдесят ярдов к высокому месту. Народ здесь жует сердцевину папируса, имеющую толщину в три дюйма и белую, как снег. Сладости в ней почти нет, и вообще она безвкусна. Вождя деревни, в которую мы пришли, не было дома (он вырубал лес для очистки участка под посев), и жена его отказалась отвести нам хижину. Когда вождь Кансабала вечером вернулся, он как следует побранил свою супругу и всех женщин деревни, а затем стал уговаривать меня войти в хижину. Но мне было и снаружи хорошо под противомоскитной сеткой, и я отказался: под открытым небом не было насекомых и клопов.

25 апреля. Вышли рано курсом на запад; поднялись на лесистую возвышенную местность, по которой повернули на юг-юго-запад, направляясь к большой излучине реки Кифурва, впадающей в озеро Мверу близко от устья Колонгоси.

26 апреля. Воскресенье провели в хижинах дровосеков. Вчера встретили партию занимающихся тем же делом; они шли, нагруженные корой для тканей, только что снятой с деревьев. Шедший впереди дровосек не захотел идти по тропе, так как я сидел близко от нее; я жестом пригласил его пройти, но, с его точки зрения, было бы знаком неуважения ко мне позволить своей тени упасть, хотя бы частично, на меня, поэтому он немного сошел в сторону. Такое проявление вежливости здесь обычно.

27 апреля. Переход до деревни вождя Фунгафунги короткий. Мы могли бы продолжать идти до реки Муатизе, но там нет деревень, а здесь можно было купить еду. Жена Фунгафунги накормила чужестранца хорошим ужином. Когда она потом призналась в этом мужу, он сказал мне: «Эта деревня твоя; всегда ходи этой дорогой и ешь мою провизию». Фунгафунга из племени моньямвези. В этих местах он закупает медь, мотыги и рабов. Здесь множество попугаев, и они, не обращая внимания на пугающие крики женщин, воруют Holcus sorghum.

Перешли через Муатизе по мосту, сооруженному из одного большого дерева. С горы около Кабуквы хорошо видно озеро Мверу.

Ночуем на реке Чиронго.

29 апреля. На реке Мандапала. Несколько человек с Чунгу (один заявил, что он родственник Касембе) подняли крик по поводу того, что мы вторично пришли во владения Касембе, не подождав у Колонгоси разрешения. Один из них, с коротко обрезанными ушами, спросил меня, когда я выходил, чтобы двинуться на север, приду ли я еще. Я ответил: «Да, я думаю, что приду». Они пришли в возбуждение, выкрикивая одно и то же раз за разом: «Англичане явились вторично!», «Вторично портят страну! Почему было не подождать на Колонгоси? Пусть возвращаются туда!», «Пришли от Мпамари к тому же и от багараганза или баньямвези!», «Вторично, вторично!» Затем созвали всех деревенских соседей, чтобы обсудить это серьезное дело. Я уговаривал их передать его на рассмотрение самого Касембе, послав в город человека с одним из моих людей. Они не соглашались отправиться на Чунгу. Касембе – человек разумный и справедливый, но люди его не таковы: они готовы на все, лишь бы содрать штраф с чужого человека или со своего соотечественника.

30 апреля. Начались зимние холода. Выпадает много росы, на всех реках еще половодье, хотя дожди здесь уже довольно давно прекратились.

1 мая 1868 г. На реке Мандапала. Послал просьбу Мохамаду Богарибу походатайствовать за меня перед Касембе, чтобы он дал мне человека, который покажет дорогу к Чикумби, деревня которого лежит около Бангвеоло. Боюсь, что жители Лунды считают меня связанным с Мпамари (Мохамадом бин Салехом), так как я ушел отсюда вместе с ним и вернулся, не дойдя до Уджиджи, куда мы, как было всем известно, направлялись. Может быть, меня подозревают в том, что я пользуюсь его доверием и помогаю осуществлению его планов своим возвращением. Среди здешних жителей появился глухонемой. Он разговаривает знаками, совершенно так, как глухонемые в Англии, и время от времени издает низкий горловой однообразный звук подобно им.

 

 

3 мая. Вернулся мой посланный, Абрахам, с хорошими вестями. «Обрезанные уши» совершенно растерялся: Касембе настроен очень милостиво! Он не хочет, чтобы я уходил, приветствует мое возвращение, и как только станет известно, что у Чикумби установился мир, Касембе даст нам человека, который проводит нас туда. Было получено известие, что на страну Чикумби совершили набег мазиту; говорили, что вождь бежал, и Касембе отправил туда людей узнать, как действительно обстоит дело.

4 мая. Уходим с Мандапалы. «Обрезанные уши», имени которого я ни разу не слышал, скис, как только услыхал ответ Касембе. До этого «Обрезанные уши» был таким болтуном, каких я никогда не встречал; каждому встречному, мужчине ли, женщине ли, он повторял одни и те же инсинуации об англичанах, о Мпамари и ваньямвези: они заговорщики, они виноваты, они вторично пришли сюда, – пока, наконец, ему не стало казаться, как лезущему в чужой спор адвокату, что он действительно заполучил важное дело.

Реку Чунгу мы пересекли до того, как достигли Мандапалы; Чунгу, ее приток, шириной в пятнадцать – восемнадцать ярдов, глубиной по грудь. Залитая разливом полоса не менее ста ярдов в ширину. Реки Чунгу и Лунда сливаются в стране Кимбафума, приблизительно в двенадцати милях от места перехода через Мандапалу и почти прямо на запад от нее. Лунда сейчас тоже имеет глубину по грудь и ширину в двенадцать ярдов.

Придя в деревню Касембе на Мофве, мы застали Мохамада Богариба за рытьем колодца; потом он обносил колодец оградой, чтобы крокодилы не утаскивали его рабов; трое уже были съедены. Одну из моих коз укусила за ногу собака, и так сильно, что мне пришлось козу убить. Псы здесь злобные, трусливые, но иногда могут искусать человека. Встретился с несколькими старыми друзьями. Мохамад Богариб приготовил ужин и с этого дня не пропустил ни одной трапезы, чтобы не позвать меня.

6 мая. Маноэль Каэтано Перейра посетил Касембе в 1796 г., семьдесят два года назад. Негры называли Перейру Моэндо-Мондо, т. е. «нога мира», «всемирный путешественник». Он пришел на берега Мандапалы, где была резиденция тогдашнего Касембе; с Перейрой был священник (касисе) и много людей, вооруженных ружьями. У Перембе, сейчас самого старого человека в Лунде, уже в то время были дети. Если в то время ему было тридцать лет, то сейчас ему должно быть сто два года, и это, видимо, вполне вероятно, ибо, когда прибыл д-р Ласерда, у Перембе было сорок детей. Старик говорит, что в момент прибытия Перейра приказал выстрелить из всех ружей. На вопрос Касембе, что это значит, Перейра ответил: «Эти ружья требуют рабов и слоновой кости». И то и другое было ему дано щедрой рукой.

Мне не удалось уговорить Перембе рассказать что-нибудь о временах, предшествовавших его времени. Моэндо-Мондо, «нога мира» (Перейра), сказал д-ру Ласерде, что негры называли его «Ужасом». Это хвастовство, так как в местном языке нет такого абстрактного слова.

Когда майор Монтейро был здесь, город Касембе располагался на том же месте, что и сейчас, но мосумба, т. е. огороженная частоколом площадка вождя, находилась приблизительно в пятистах ярдах к юго-востоку от нынешней. Монтейро никуда не ходил и ничего не делал, но несколько человек из его спутников ходили на Луапулу, до которой отсюда миль шесть. Монтейро жалуется в своей книге на то, что тогдашний Касембе его ограбил. Я спросил нынешнего Касембе, почему у Монтейро отобрали его имущество. Касембе ответил, что он в то время жил в другой деревне и не знал об этом деле. Присутствовавший при разговоре Мохамад бин Салех говорит, что утверждение Монтейро – ложь, никаких товаров у него силой не отбирали. Но год был неурожайным, и Монтейро пришлось тратить свои товары на покупку пищи, а не рабов и слоновой кости; он выдумал историю о том, что Касембе его ограбил, чтобы успокоить кредиторов.

В качестве почетного эскорта с Монтейро было послано несколько человек. Живущий и сейчас старик Капика был начальником или одним из начальников этого отряда, он рассказывает, что ходил с Монтейро в Тете, Сенну и Килимане. Посылка почетного эскорта, видимо, подтверждает объяснение, данное Мохамадом, так как если бы Касембе ограбил майора, то не выделил бы людей, да и майор бы их не принял.

Здесь теплее, чем было в пути. Небо покрыто облаками. Сорго выколосилось. Народ здесь плетет очень хорошие циновки из листьев пальмы рафия. Наконец удалось сделать лунные наблюдения.

9 мая. Сегодня утром мимо нас прошло восемь или десять человек, посланных вождем изловить людей, которых он намеревается отправить своему верховному вождю Матиамво как дань рабами. Вот перечень Касембе, данный мне Перембе:

I. Каньимбе – пришел из Лунды, привлеченный рыбой в озерах Мофве и Мверу, и покорил предка Перембе – Катере, который посадил здесь впервые масличные пальмы, добыв семена в Лунде; II. Каньянта; III. Нгуанда-Милинда; IV. Каньембо; V. Леквиса; VI. Кирека; VII. Капумба; VIII. Киньянта; IX. Леквиса – жив и сейчас, но бежал, и его приютил Нсама; X. Муонга, нынешний правитель, изгнавший Леквису.

Португальцы пришли к Киреке, который, говорят, сделал им щедрые подарки: дал слоновую кость, рабов и крупный рогатый скот. Нынешний Касембе наделен здравым смыслом и очень справедлив при разборе судебных дел, но скуп по отношению к своим людям и чужестранцам, тем не менее у меня есть достаточно оснований быть довольным его обращением со мной. Не входящий в перечень Майе, а также VII, VIII, IX и X Касембе – дети Киреки. Некоторые говорят, что Муонга – раб, «не из семьи», т. е. мать его не из королевского рода; она безобразная и жадная старуха. Я отделался от ее попрошайничества тем, что дал ей бусы, которые ей так хотелось иметь, и попросил приготовить мне еду; она перестала дальше выпрашивать, боясь, что я буду настаивать на своем требовании снабдить меня пищей.

 

 

10 мая. Послал к Касембе за проводником на Луапулу. Он ответил, что еще не виделся со мной и не дарил мне провизии; я должен-де явиться завтра. Но на следующий день он был занят (казнил человека за колдовство) и не мог нас принять, поэтому сказал, что примет 12-го. Он прислал пятнадцать рыб (окуней) из Мофве и большую корзину сушеной касавы.

Несколько раз сделал лунные наблюдения; измерил при этом оба края луны около ста девяноста раз.

13 мая. Мохамад Богариб живет здесь уже семь месяцев и купил только три бивня; люди Касембе безуспешно охотились на слонов в районе Мофве.

Касембе не дал нам аудиенции. Виноват в этом Капика из эскорта Монтейро, побоявшийся напомнить о нас, чтобы не надоедать Касембе. Но 15-го Касембе прислал за мной и сообщил, что весь народ во владениях Чикумби разбежался. Поэтому Касембе пришлет проводников, которые поведут нас в Кабайю, где еще осталось население; Касембе хочет, чтобы я подождал несколько дней, пока он подыщет хороших проводников и смелет для нас муку на дорогу. Ему известно, что я хочу отправиться на Бангвеоло, что мне следует исполнить то, ради чего мой вождь послал меня, а затем я должен вернуться сюда. Там просто вода, такая же как в Луапуле, Мофве или Мверу, – смотреть не на что. Люди его не будут больше мешать мне, я смогу идти, куда захочу.

Касембе признал, что он обидел Мпамари, вождь пошлет ему в виде компенсации рабов и слоновую кость. Касембе лучше своих людей, страшных сутяг, любящих миландо, судебные дела. Он спросил меня, подстилаю ли я подаренную им шкуру леопарда, так как нехорошо сидеть на земле. Я ответил: «Шкура такая дырявая, что народ смеется, и мне стыдно», но Касембе не воспользовался этим намеком, чтобы подарить мне новую. Он всегда рассуждает очень здраво, если не выпил слишком много пива – помбе. Все арабы очень хвалят его, но плохо отзываются о королеве Моэри (она же Нгомбе, или Кифута). В Катанге люди из Гараганзы убили близкого родственника Касембе. Когда это случилось, находившийся там человек из Гараганзы, или ваньямвези, Фунгафунга бежал и появился на Мофве. Как только стемнело, он, ничего никому не сказав, продолжил свое бегство, пока не добрался до Кабуире, к северу отсюда. Королева и Касембе заподозрили Мпамари в сговоре с ваньямвези; они думали, что Фунгафунга сообщил ему о случившемся раньше, чем убежал на север. Возникли волнения; старший сын Мпамари был убит; Мпамари разграбили самого, забрав всю его медь, слоновую кость и рабов. Королева громко требовала казнить его, но Касембе сдерживал своих людей как мог. Вот об этих-то обидах, нанесенных Мпамари, Касембе, по его словам, сожалеет.

Королева действовала в соответствии с принципами своего народа: «Мпамари убил моего сына, надо убить его сына, его самого». Трудно разобрать, где правда, так как Мохамад (Мпамари) никогда не говорит всей правды. Мохамад ходил вместе с Муонгой сражаться против Нсамы, они были разбиты, Мохамада ранили в ногу, и он теперь рад выбраться из Лунды и вернуться в Уджиджи.

16 мая. Сделал двадцать полных серий лунных наблюдений.

17 мая. Мохамад Богариб заявил Касембе, что не может ничего купить и потому уходит. Касембе ответил, что у него нет слоновой кости и Мохамад может уйти. Это разумный ответ: ведь Касембе рассылал, куда мог, людей за костью, но поиски оказались безуспешными. Теперь он признался в истинном положении вещей, которое большинство вождей обычно скрывает, не желая казаться в глазах чужестранцев бедными.

18 и 19 мая. Несмотря на то что сейчас зима, здесь жарко, но по ночам холодно. Касембе послал за рыбой для нас. Пришло известие, что один из людей Сеида бин Хабиба заходил в деревню Чикумби по пути в Занзибар.

20 мая. Грозовой ливень, налетевший с востока, прибил пыль и охладил землю; это последний ливень нынешнего периода дождей. Подобным же не очень сильным ливнем 12 мая закончился прошлый период дождей.

21 мая. Май нельзя назвать дождливым месяцем: последний месяц периода дождей – апрель и первый – ноябрь.

22 мая. Касембе так медлит с присылкой рыбы, муки и проводников, а его люди так боятся поторопить его, что я думаю отправиться, как только выступит Мохамад Богариб. Он пойдет во владения Чикумби, чтобы купить медь, и оттуда отправится в Увиру, чтобы обменять ее на слоновую кость. Но сейчас он держит это в секрете от своих рабов. Таким образом, передо мной, видимо, открывается путь к большому озеру на запад от Увиры.

Я сказал Касембе, что мы уходим. Он ответил, что если, возвращаясь назад, я не найду путешествующей партии, то и не должен рисковать идти через владения Нсамы с таким малым числом людей, а должен направиться к Моэнемпанде (брат Касембе); при этом он обещал прислать людей, которые проведут меня туда, Моэнемпанда же отправит меня оттуда по безопасной дороге вдоль озера Мверу. Все это очень хорошо.

23 мая. Арабы совершили что-то вроде жертвоприношения, зарезав козу. Ее зажарили целиком. Мне прислали огромное блюдо козьего мяса. Арабы усердно читали Коран и молились об успехе и удачном выступлении. Они, видимо, искренне религиозны на свой лад. Применение ладана и жертвоприношения напоминают о временах древних евреев.

Группа арабов отправилась на Каненгву, речку в одном часе ходьбы отсюда, чтобы построить там хижины. Эта группа должна проститься с Касембе, а основной отряд выступит завтра, после того как взойдет народившийся месяц. Они очень тщательно выбирают счастливые дни: если в каком-либо месяце случится неприятность, то они считают, что подобной неприятности можно избежать, если в следующем месяце для начала предприятия выбрать другой день. Мохамад ушел из Увиры на третий день после новолуния, и в лагере у него произошло несколько пожаров: теперь он считает третий день месяца неблагоприятным.

Дурра (сорго) Касембе созрела сегодня; он первым поел мапембы, т. е. дурры, и после этого все могут есть ее. Сейчас примерно то время, когда в Колобенге созревает сорго и его убирают. Таким образом, разница во временах года невелика.

24 мая. Четвертый день задержки. Старейшины из людей Касембе отказываются сопровождать Мохамада Богариба. Они знают, что вождь в долгу, боятся, что он может быть раздражен, но не собираются приставать к нему с требованиями уплаты. Касембе старался изо всех сил достать слоновую кость, чтобы как-то сгладить натянутость отношений, и наконец раздобыл несколько бивней, которые с радостью отдал Мохамаду. Мы все теперь гораздо лучшего мнения о Касембе.

26 мая. Люди Касембе убили пять буйволов, загнав их в грязь и воду около Мофве; он сейчас занят разделом мяса и завтра прощается с нами.

28 мая. Ходили к Касембе. Он был любезен, как обычно. Против раба арабов было возбуждено дело по обвинению в преступном сожительстве. Арабы пытались уладить дело частным путем, предлагая обвинителю три отреза ткани, бусы и другого раба, но жалобщик все отверг. Касембе отказал жалобщику, сказав: «Вы посылаете своих женщин завлекать чужестранцев, чтобы сорвать штраф, но ты ничего не получишь». Арабы горячо приветствовали это решение, а хозяин раба посыпал пылью свою голову, как делали и многие другие, в знак оказанной ему милости. Касембе, все еще старавшийся добыть для Мохамада слоновую кость, предложил отсрочить отъезд еще на четыре дня, но все устали ждать, и ясно, что невозможность достать кость зависит не от недостатка желания.

Люди Касембе вернулись без кости, и он откровенно признал, что не в состоянии получить ее. Очевидно, вождь очень беден.

30 мая. Ходили на речку Каненгву у южного конца озера Мофве, которое в этом месте образует маленькую лагуну, шириной в пятьдесят ярдов и глубиной по бедро. Основная большая лагуна имеет ширину от двух до трех миль, а длину почти четыре мили. На этой лагуне много больших, плоских, заросших осокой островов, и питает ее впадающая с юго-востока река Мберезе.

31 мая. Старик Капика продал свою молодую хорошенькую жену – за неверность, как он утверждает. Зрелище леди, идущей в цепочке связанных рабынь, произвело ужасное впечатление на дам Лунды, которые подбегали к ней, и, узнав из ее собственных уст – хотя это было и так достаточно ясно, – что она теперь рабыня, хватались рукой за лицо, прикрывая рот, при этом четыре пальца приходятся на одну щеку, а большой палец на другую. Так у них выражаются восхищение, удивление и ужас.

История с виновницей вызвала в народе большое сочувствие к пострадавшей: кое-кто принес ей еду, дочери Капики принесли ей помбе и бананы, один человек предложил выкупить ее за двух рабов, другой за трех, но Касембе, который очень строг, когда наказывает за неверность, сказал: «Нет, хотя бы за нее предложили десять рабов, она должна идти». Вероятно, он боится гнева своей красавицы королевы, если он смягчит закон. Старик Капика подошел к жене и сказал: «Ты отказалась от меня, теперь я отказываюсь от тебя». Молодую жену Перембе тоже продали в наказание, но ее выкупили.

Касембе прислал мне фунтов пятьдесят мелкой рыбы нсипо, которая в этой стране играет, видимо, роль снетков. Эта рыба, если ее готовить отдельно, горьковата, но она служит сносной приправой к земляным орехам. Во владениях Чикумбы мы сможем купить на нее муки.