Книга: От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири (великие путешествия)
Назад: XVI. Изучение бассейна реки Бодайбо
Дальше: XVIII. От Зайсанска до Барнаула через Калбинский хребет и по предгорьям Алтая. Изучение окрестностей Красноярска и района Столбов

XVII. Окрестности Томска. Наблюдения по Иртышу от Омска до Семипалатинска и в Казахской степи от Семипалатинска до границы Джунгарии

Во время многолетнего пребывания в Томске мне, конечно, не раз приходилось видеть высокий правый берег р. Томи выше города, где к реке обрывается высокая терраса Лагерной площади, которая тянется и дальше, к устью речки Басандайки. При прогулках вверх по этому берегу делались попутно некоторые наблюдения, но подробно многочисленные обнажения не были осмотрены мною, несмотря на их интерес. Повторилось обычное явление – изучение того, что находится под самой рукой, откладывается все время и в конце концов не совершается. Впрочем, этот берег уже изучен подробно и описан другими, и я могу ограничиться немногими словами. В береговых обрывах и откосах выступают горные породы двоякого, весьма различного возраста: внизу, в крутых утесах в несколько метров высоты залегают пласты песчаников, сланцев и известняков каменноугольной системы, падающие круто, местами отвесно. Из-под них выше по реке выступают столь же сильно нарушенные девонские породы, но сначала, выше или ниже устья речки Басандайки, в подобных же породах мой сын Сергей во время одной экскурсии обнаружил флору, доказывавшую каменноугольный возраст.

На головах всех этих пород несогласно залегает толща пород гораздо более молодых, слагающая верхнюю половину или даже две трети береговых высот. Это рыхлые песчаники и глины верхнетретичного возраста, определяемого находимыми в них остатками растений в качестве миоценовых. Из этой толщи местами выступает небольшими источниками вода, обусловливающая сползание более или менее крупных масс вниз по склону. Фото показывает вид этого берега вверх по течению р. Томи. Ввиду более легкой размываемости эта толща отступает на некоторое расстояние от утесов каменноугольных пород, слагая менее крутую часть берега – с промоинами, небольшими обрывами вверху, старыми и свежими оползнями. Изредка ниже, где начинается обрыв более древних пород, верхняя часть последнего представляет грязно-белые, довольно мягкие массы породы, подвергшейся сильному изменению, может быть еще в то время, когда на сглаженных денудацией головах каменноугольных пластов стояла вода озера, в котором отлагались третичные слои.

 

 

В самой верхней части обрыва террасы часто можно видеть и четвертичные отложения – неслоистый бурый лёссовидный суглинок в 1–2 м толщины, в который местами врезаются промоины, превращающиеся в овраги, расчленяющие всю верхнюю половину берегового откоса.

Плавание вверх по р. Томи до г. Кузнецка мне пришлось выполнить гораздо позже, и оно описано в своем месте. Здесь же отмечу, что первые годы жизни в Томске я был слишком занят организацией учебной части Горного отделения Томского технологического института, библиотеки и коллекций геологического кабинета, а также подготовкой своих лекций, и два раза, в 1902 и 1904 гг., на лето уезжал на отдых в Крым. Только в начале лета 1905 г. удалось опять попутешествовать по Сибири для геологических наблюдений.

В бюджете Института имелись суммы на научные командировки, которыми можно было воспользоваться для геологических исследований с согласия попечителя учебного округа. Вопросы по географии и геологии Центральной Азии продолжали меня интересовать, и я постоянно следил за результатами экспедиций Козлова и других исследователей. Но принять самому участие в изучении этой обширной страны я мог только в летнее каникулярное время, так как обязанности профессора и декана привязывали меня к Томску с начала сентября до середины или конца мая. Поэтому нужно было выбрать для исследований часть Центральной Азии, самую близкую к нашим границам и вместе с тем легкодоступную по путям сообщения, чтобы не затрачивать слишком большую часть летних каникул на проезд туда и обратно.

Во время моих бесед с Эд. Зюссом в Вене в 1899 г., по вопросам геологии Азии, перед нами лежала карта Центральной Азии. Зюсс рассказывал мне об «алтаидах», складчатых цепях, вздымавшихся подобно волнам моря, расходясь в разные стороны от того центра, в котором было нарушено спокойствие пластов земной коры. Этим центром, более молодым, чем древнее темя Азии, расположенное вокруг озера Байкал, он считал Алтай, почему и назвал алтаидами волны складок, распространившихся отсюда по Азии и в другие материки. «Но, – сказал он, указывая местность между Алтаем и Тянь-Шанем, – здесь геологические данные отсутствуют, и как алтаиды переходят из Алтая в Тянь-Шань, можно только предполагать».

Действительно, к югу от озера Зайсан-Нор и долины Черного Иртыша, ограничивающей Монгольский Алтай, вся местность, вплоть до северного подножия хребта Боро-Хоро, северной цепи Восточного Тянь-Шаня, оставалась почти не исследованной, хотя через нее проходили экспедиции Пржевальского, Певцова, Роборовского и Козлова. Весной 1905 г., обдумывая, куда отправиться на лето для новых исследований, по которым я за три года успел соскучиться, я вспомнил разговор с Зюссом, познакомился с литературой об упоминавшейся местности, подсчитал время и стоимость проезда туда и обратно и написал русскому консулу в Чугучак относительно возможности выехать туда без хлопот в министерстве о заграничном паспорте. Ответ получился очень скоро: оказалось, что должность консула занимает С. В. Соков, с которым я познакомился в октябре 1894 г. в Кульдже, возвращаясь из экспедиции в Центральную Азию; он был там секретарем консульства. Он сообщал, что в Чугучак, расположенный в 20 верстах от русской границы, можно приехать без заграничного паспорта и что разрешение на мои исследования в соседней части провинции Синьцзян он получит от местного китайского начальства. Таким образом, экспедиция на летнее время в эту местность оказалась легко осуществимой, и я подал директору института просьбу о командировке туда с пособием из соответствующих средств.

В экспедицию я взял с собой двух сыновей 14 и 17 лет, чтобы познакомить их с условиями жизни и работы путешественника, и двух студентов Горного отделения для геологической практики. Довольно длинный путь до границы можно было использовать для ознакомления с геологическим строением местности в русских пределах, в общих чертах уже известной после исследований, выполненных Западно-Сибирской партией перед постройкой железной дороги через Сибирь. Наблюдения за границей затем можно будет примкнуть к этим данным. Таким образом, экспедиция в Центральную Азию давала возможность несколько увеличить наши сведения по геологии Сибири. Местность между Алтаем и Тянь-Шанем, избранная для изучения, представляла северо-западную часть Китайской Джунгарии, непосредственно прилетающую к нашей границе, и ее можно было назвать Пограничной Джунгарией. Русско-китайская граница образовывала здесь большой угол, открытый на юго-восток, и резала очень прихотливо горные цепи Саур, Манрак и Тарбагатай, а также западную окраину хребта Барлык; части этих гор, более или менее значительные, находились на русской территории и, конечно, также представляли интерес для изучения. Это еще усиливало значение предположенной экспедиции для увеличения наших сведений по геологии Сибири.

Наблюдения, выполненные во время этой экспедиции в Пограничную Джунгарию, уже описаны мною в книге «В горах и пустынях Средней Азии», изданной Академией наук в 1948 г. Поэтому я здесь ограничусь описанием, касающимся только местности, бегло изученной на пути до границы, входящей еще в пределы Сибири в широком географическом смысле, а точнее, представляющей восточную часть обширной Киргизской степи (по старой терминологии), вошедшей в состав Казахской ССР.

В конце мая наша экспедиция в составе пяти человек выехала из Томска по железной дороге в Омск, где пересела на пароход, рейсировавший вверх по р. Иртышу до г. Семипалатинска, откуда начиналась колесная дорога до границы. Путешествие по Иртышу на пароходе представляло приятную прогулку без работы; отрывочные наблюдения над составом крутого правого берега реки в местах остановки парохода для погрузки дров были бы слишком беглы, тем более что в таких местах косогоры обычно сильно затоптаны людьми и заняты поленницами дров. Вообще в этом берегу выступают третичные и четвертичные отложения, еще никем систематически не изученные и не описанные (до моего проезда – с тех пор они подверглись изучению, и в третичных, ниже г. Павлодара, найдена обильная фауна). В зависимости от своей рыхлости они слагают большею частью только косогоры, покрытые делювием, редко обрывистые яры – там, где течение реки подмывает берег. Только ближе к Семипалатинску местами появляются скалистые выходы более древних пород – палеозоя.

В Семипалатинске я нанял двух ямщиков с телегами, запряженными тройками, на весь путь до границы, с платой поденно, чтобы проезжать ежедневно сколько захочется и с остановками для осмотра обнажений. Это давало возможность беглых наблюдений на всем пути для общего ознакомления с составом и строением местности и для обучения студентов выполнению геологической съемки.

Миновав р. Иртыш возле города, мы поднялись вскоре на плоские высоты Киргизской степи, как издавна называли северную часть Казахстана, входящую географически в пределы Сибири и населенную главным образом кочевниками-казахами. Я был уже немного знаком с этой степью, так как осенью 1894 г., возвращаясь из экспедиции в Китай, проехал по почтовому тракту из Кульджи через Копал, Сергиополь и Семипалатинск в Омск на перекладных, т. е. меняя на каждой станции не только ямщика и лошадей, но и экипаж. Этот быстрый проезд днем и ночью, конечно, оставил у меня только самые общие впечатления о характере местности: на юге до Сергиополя – чередование небольших горных цепей, отрогов Джунгарского Алатау и широких степных долин, а затем до Семипалатинска – очень плоских и широких увалов, разделенных степными долинами и котловинами, и кое-где несколько более живописных скалистых холмов.

После многочисленных высоких хребтов, частью с вечными снегами и ледниками, в Наньшане и Восточном Тянь-Шане, которые я наблюдал в последние месяцы экспедиции, мелкие и сглаженные неровности Киргизской степи казались действительно заслуживающими презрительного наименования «мелкосопочник», наводящего уныние на путешественника своими однообразными формами.

Но теперь мы ехали не торопясь и не как туристы, а с целью познакомиться хотя бы в самых общих чертах с геологическим строением этого мелкосопочника, занимающего несколько сот тысяч квадратных верст и протянутого от подножия Урала на западе до предгорий живописного Алтая – на востоке. О старом времени, когда степь была еще заселена кочевниками и ограничена с севера и востока казачьими караулами, напоминало название почтовых станций «пикетами». Уже на первом перегоне равнину сменили плоские холмики из палеозойских песчаников и сланцев; вскоре обратили на себя внимание многочисленные толстые жилы белого кварца, частью с гнездами желтой охры, распавшиеся при выветривании на крупные и мелкие глыбы, которые увенчивали гребни холмов и увалов.

Наличие охры позволяло думать, что эти жилы не пустые, а содержат какие-то руды. На втором перегоне этих жил видно было много; дорога пересекала холмы Бель-Терек, низкие горы, собственно увалы, Аркалык, где появились известняки, туфы и жилы вулканических пород, а также пучки злака чий, столь характерные для Центральной Азии вместе с белыми выцветами солей на почве. Однообразие высот немного нарушали широкие долины речек и котловины с озерками; начало теплого времени года и запас влаги в почве после зимы обусловливали свежую зелень на холмах и в долинах. Я отметил, что плоские горы Аркалык, Караджал, Джартас, Акджал, которые мы пересекли в течение первых трех дней пути, имеют более крутой и короткий северный, длинный и пологий южный склоны; это наводило на мысль о разломах и сбросах. Южнее пикета Джартас тракт пролегал на небольшом протяжении по неглубокому ущелью, представлявшему единственное живописное местечко на всем пути до Сергиополя, кроме группы Аркат. С перевала через горы Косумбет открылся вид на эту скалистую группу на юге, несколько в стороне от тракта, и мы свернули с него к этим горам, где сделали дневку, чтобы познакомиться с ними ближе.

Мы разбили свои палатки на берегу ручейка, который течет с гор Аркат на север, и на следующий день осмотрели их восточную часть до центра. Восточная окраина гор состояла из отдельных холмов, одни из которых представляли большие скалы с почти отвесными боками, на которых агенты выветривания – жар и мороз, роса, капли дождя и ветер – создали углубления разной величины и формы, так называемые эоловые ниши, а между ними и на гребнях выступы в виде шаров, навесов, иногда носов. Другие же, по соседству, состояли из наваленных одна на другую глыб, похожих на огромные косые подушки, в одной части толстые и суживающиеся постепенно в другой. Главная часть группы представляла стелы, разделенные ущельями и котловинами, состоявшие из глыб, похожих на тонкие матрацы, лежащие один на другом. Эти формы сразу показали, что горы Аркат представляют сравнительно небольшой массив сплошного гранита, уже полностью вскрытый процессами эрозии и денудации из-под толщи осадочных пород, вероятно палеозойских, в которые он когда-то внедрился. На восточной окраине эти породы кое-где еще выступали сглаженными гребешками на степи.

Возвращаясь на следующий день на тракт, мы проехали мимо скалистых холмов Буркат, также сложенных из гранита и выступающих ближе к тракту; это, по-видимому, был окраинный выступ большого массива Арката, вытянутый с севера на юг. Живописные формы Арката, выделяющиеся среди однообразия мелкосопочника, наверно, были связаны у кочевников с легендами, например, что стены центральной части, как будто сложенные из гигантских плит, являются сооружением каких-нибудь богатырей, их окопами, в которых они защищались от наступающих врагов, а отдельные странные скалы окаймления представляют камни, которыми защитники швыряли во врагов. Было бы интересно спросить у кого-нибудь об этом, но в посещенной нами восточной части Арката никакого населения не было, и вблизи почтового тракта мы вообще не видели казахских аулов.

В течение следующих трех дней мелкосопочник продолжался вдоль тракта; плоские холмы, длинные мягкие увалы и гряды горок с пологими склонами перемежались с широкими котловинами и долинами; кое-где попадались ручейки, летом наверно высыхающие, и солончаки; отдельные каменные грядки и кучи глыб привлекали к себе внимание геологов. В них большей частью оказывались вулканические породы и их туфы. На восток от тракта, верстах в двадцати, видны были более высокие горы Альджан-Адыр. Перед пикетом Инрекейским тракт пересек пояс скалистых холмов – гор Инрекей. Вообще, к югу от Арката можно было отметить, что гряды высот тянутся прямее на северо-запад, тогда как к северу от него они простираются на запад-северо-запад.

На седьмой день нашего пути за пикетом Инрекейским, у которого мы ночевали, тракт долго поднимался на длинный и пологий северный склон гор Акчатау, составляющих западное продолжение хребта Тарбагатай, по гребню которого проходила граница между областями Семипалатинской и Семиреченской; последняя считалась уже не Сибирью, а Средней Азией. За пикетом Алтын-Калат спуск по южному склону этих гор был короче, круче и расчленен долинами и оврагами. Этот хребет тянется еще далеко на северо-запад под названием Чингис, а на юго-востоке – в виде Восточного Тарбагатая образует границу между нашими и китайскими владениями. Он является самым длинным, а в восточной половине и самым высоким из горных хребтов, бороздящих Казахскую степь, и вместе с протягивающимся севернее, но более коротким хребтом Манрак-Саур выдвигается в промежуток между горными системами Алтая и Тянь-Шаня. Опустившись с этих гор, мы оказались в Сергиополе, маленьком городке, более похожем на деревню, даже не из крупных. Было около полудня, и мы заехали на земскую квартиру, чтобы напиться чаю из самовара и в ожидании его подновить в местных лавках и на базаре запасы нашей провизии. На пикетах мы везде находили хлеб, но здесь можно было купить также мясо, сыр, масло, сахар.

В Сергиополе наш маршрут сворачивал с большого почтового тракта из Сибири в Среднюю Азию, направляясь на юго-восток – к границе Джунгарии. Лист карты Западной Сибири масштаба 10 верст в дюйме, которой я, конечно, запасся, снаряжаясь в экспедицию, показывал, что дорога к сел. Захаровка (оно же Вахты) на китайской границе имеет три варианта; один – главный тракт с пикетами, т. е. станциями, пролегает вдоль подножия Тарбагатая по ровной степи, а другие два, ответвляясь от первого на следующем от Сергиополя пикете, проходят по самым горам. Мне было интереснее проехать ближе к горам, а не по степи, и я уговорил своих ямщиков ехать по одному из этих вариантов. Они охотно согласились, вероятно, в расчете на то, что в горах подножный корм будет гораздо лучше, чем в сухой степи и, кроме того, что там будет много камня, т. е. остановок для осмотра, и мы поедем медленнее, так что их лошади отдохнут, а они получат плату за несколько лишних дней. Но они предупредили, что по этим боковым дорогам они не ездили, что станций на них нет и кое-где мне придется нанимать еще проводника.

 

 

В этот день мы проехали еще по прекрасной степи вдоль долины р. Нарын до одноименного пикета, почти в 30 верстах от Сергиополя. На правом берегу реки нередко видны были утесы, но слишком далеко от дороги, у которой выходов коренных пород почти не было. От пикета тракт ушел на юг, а мы направились на юго-восток, вверх по долине той же р. Нарын, но уже ближе к высотам правого берега, которые оказались сложенными из вулканической породы, по-видимому образующей широкий пояс по южному подножию гор Акчатау, здесь уже называемых Берккара, и, далее, Акчаулы. Но верстах в пятнадцати от пикета мы встретили казахов, которые сказали нам, что дорога, которую мы выбрали, проходима только для пустых телег, т. е. без клади. Это был самый левый вариант из двух горных. Казахи любезно вывели нас без дороги через плоские высоты левого склона долины р. Нарын на средний вариант – несколько западнее бывшего пикета Аи на речке Аи, текущей из гор Акчаулы и прорывающейся далее по длинному ущелью через горы Конурчаулы, которые отделяют здесь эту дорогу от почтового тракта. Но этот случай обнаружил, что по средней дороге прежде также были пикеты.

За речкой Аи мы перевалили через плоские горы, сложенные все еще из вулканических пород, их туфов и брекчий, в бассейн р. Каракол. Местность стала более расчлененной, живописной; в выходах появился гранит, в обломках – светлый известняк. Главная вершина Акчаулы, возвышавшаяся над скалистыми сопками южного склона этих гор и видимая издалека в виде тупой неправильной пирамиды, вероятно состоит из этого известняка.

Через довольно глубокую реку Каракол с бурным течением мы благополучно переехали вброд у бывшего пикета и дальше ехали верст пятнадцать по хорошим лугам на плоских увалах, разделенных долинами речек, текущих на юг и впадающих в тот же Каракол. Слева поднимались выше горы Кызыл-Бельдеу, в которых кроме вулканических пород выступал гранит; за этими горами и далее на северо-востоке видны были более высокие горы Тарбагатая с плоскозубчатыми гребнями и крутыми склонами. Из бассейна р. Каракол дорога вышла в тех же горах Кызыл-Бельдеу в более глубоко расчлененную местность, пересекая небольшие речки и промежуточные довольно высокие увалы, и, наконец, спустилась по крутому и каменистому склону, очень неудобному для наших телег, среди выходов гранита, в ущелье небольшого ручья, по которому мы выехали из Тарбагатая в район широких и плоских подгорных увалов предгорий у подножия скалистых гор Атабай. Спустившись с увалов, дорога повернула больше на юго-восток и вдоль р. Теректы, врезанной метров на пятнадцать в поверхность предгорной степи, вывела нас на почтовый тракт немного восточнее пикета Бурган.

От этого пикета тракт делает большую петлю на север, через большое село Урджар, административный центр этого пограничного района у южного подножия Тарбагатая. Нам этот центр не был нужен, и наши ямщики поехали прямо по степи, срезая петлю, на пикет Баракпай; на этом пути пересекли р. Урджар, русло которой, окаймленное зарослями камыша, разных кустов и рощами тала и тополей, врезано довольно глубоко в поверхность сухой степи. Та же степь, совершенно лишенная выходов коренных пород и в обрывах берегов речных русел представлявшая только обнажения тонкослоистых четвертичных илов, песков и мелких галечников, тянулась и далее до пикета Маканчи на р. Хатынсу, текущей, как и р. Урджар, из высшей части Тарбагатая, отступившего в этой местности на север. Пикет Маканчи (Ивановка) представлял довольно большое село украинских переселенцев, построивших и здесь любимые белые мазанки с цветными наличниками и ставнями окон, с палисадниками из крупных деревьев, затенявших широкую улицу. По обе стороны последней домики стояли не близко один от другого, скрываясь за зеленью.

Немного западнее этого пикета, недалеко от тракта, среди степи возвышалась уединенная сопка Джайтюбе в виде плоского купола, рассеченного на северном склоне глубоким логом на две части, а на юге круто поднимающаяся над равниной. Я подъехал к ней и увидел, что она состоит из толстых пластов брекчий и туфов порфирита; эти вулканические породы палеозоя оказались вообще господствующими на южной окраине Западного Тарбагатая, которую удалось увидеть на пути из Сергиополя.

Последние два перегона до пикета Атагай и с. Захаровка (Вахты) дали еще интересные наблюдения на холмах Кызыл-Чаулы и Балтабай, расположенных вблизи дороги среди степи. Эти холмы сложены из гранита, образующего сравнительно небольшие штоки и жилы среди осадочных пород, которые превращены его контактом в черные блестящие роговики. В граните холмов Кызыл-Чаулы видны были прекрасные ниши и пещерки выветривания, а на щебне горы Джайтюбе я заметил черный лак – загар пустыни; то и другое напоминало, что мы находимся уже в области климата Средней Азии.

На восточной окраине холмов Кызыл-Чаулы, близ пикета Атагай выступает гранит, из которого на дне лога, в версте от пикета, вытекают обильные ключи с прекрасной водой, почему-то считающиеся священными. Далее тракт пересекает еще плоские холмы Кайчи с выходами вулканических пород, красных и зеленых яшмовидных сланцев. За ними до с. Захаровки и далее почти до г. Чугучака дорога идет по солонцовой степи с зарослями чия и участками солончака с выцветами солей. На севере синеет Тарбагатай со сравнительно мало расчлененным гребнем и отдельными снеговыми вершинами; на юге, гораздо дальше, видна зубчатая цепь Джунгарского Алатау.

Село Захаровка, или Вахты, – последний пикет у самой границы с Китаем и таможенный пункт, возле которого мы остановились, чтобы получить разрешение на проезд в ближайший город Чугучак к русскому консулу. Заграничных паспортов у всех нас не было, я собирался получить их у консула и имел только бумагу о командировке с ученой целью в пограничную местность от попечителя Западно-Сибирского учебного округа. Но этого было достаточно для свободного пропуска нас всех и всего багажа без таможенного досмотра через границу, которая в те годы охранялась очень слабо в далеко отстоящих один от другого таможенных пунктах и караулах небольшого состава. В промежутках между ними можно было свободно переезжать через границу, взад и вперед, как мы сами делали во время этой экспедиции, изучая пограничную местность. Так же свободно, вероятно, контрабандисты перевозили товары через границу, обходя таможенные посты. Последних в этом районе было четыре: в г. Зайсанске и на перевале Бургасутай через Восточный Тарбагатай на самой границе, в с. Захаровка и на р. Токты в Джунгарских воротах на юге. В последнем месте пост находился из-за ураганов, свирепствующих зимой в этих воротах, даже не у границы, а в горах, в нескольких верстах западнее, так что граница, проходящая по этим воротам до оз. Эби-Нор, в сущности, оставалась без всякого надзора с нашей стороны на протяжении десятков верст.

На меридиане с. Захаровка Тарбагатай отступает довольно далеко на север, но впереди него расположена, в 12–15 верстах от Захаровки, группа невысоких скалистых горок Вахты еще в наших пределах. Во время экспедиции мы побывали в этих горках, в которых местами выступает прекрасный белый и розовый мрамор. Граничная линия, огибая эти горки с востока, поднимается вдоль гребня одного из южных отрогов Тарбагатая к перевалу Хабарасу, который делит хребет пополам. К западу от него хребет называется Западный Тарбагатай и находится всецело в русских пределах; к востоку от Хабарасу хребет называется Восточный Тарбагатай, и граничная линия круто поворачивает вдоль его гребня на восток, так что южный склон остается в пределах Китая, а северный попадает в русские пределы. Во время экспедиции я обследовал бегло этот северный склон и описал его подробно в своем труде о Пограничной Джунгарии и кратко в очерке своих путешествий по Средней Азии. Поэтому здесь я не буду повторять сказанного там о Восточном Тарбагатае, а также о находящихся в русских пределах хребте Манрак, западной части хребта Саур, о долине Чиликты между Манрак-Сауром и Тарбагатаем и ограничивающих эту долину с юго-востока пограничных горах Тепке.

 

Назад: XVI. Изучение бассейна реки Бодайбо
Дальше: XVIII. От Зайсанска до Барнаула через Калбинский хребет и по предгорьям Алтая. Изучение окрестностей Красноярска и района Столбов