В 10 часов утра 6-го апреля мы закончили свой последний переход на север. Пять прогонов, как и планировалось, отделяли нас от пункта отправления Бартлетта на сушу, и мои вычисления показывали, что мы находимся в непосредственной близости от цели, к которой неуклонно стремились все это время. После того как был разбит лагерь и сделаны все необходимые приготовлений, приблизительно в полдень по меридиану мыса Колумбия я произвел первые широтные наблюдения в нашем лагере у полюса. Они показали, что мы находимся на отметке 89°57'.

Итак, мы завершили последний, такой долгий переход нашего путешествия на север. Полюс был в нескольких шагах от меня, но я чувствовал такую усталость, что не в состоянии был их сделать. Усталость, накопившаяся за все последние дни и ночи форсированных маршей, дефицит сна, постоянный риск и нервное напряжение – все это, казалось, в один миг обрушилось на меня. Я был настолько вымотан и изможден, что не в силах был в полной мере прочувствовать всю торжественность этого момента: цель моей жизни достигнута.

Когда иглу были построены и мы пообедали сами и дали собакам двойную порцию мяса, я прилег, рассчитывая забыться совершенно необходимым мне в тот момент живительным сном, предоставив Хэнсону с эскимосами разгружать нарты и готовить их к необходимому ремонту. Однако, я был так переутомлен, что не смог как следует выспаться, и уже через несколько часов был на ногах. Первое, что я сделал, когда проснулся – записал в дневник следующие слова: «Наконец – Северный полюс, приз трех столетий, моя мечта и цель двадцати лет жизни. Наконец-то он мой! Я не могу поверить, что сделал это. Все кажется слишком простым и обыденным».

К 6 часам пополудни все было готово для проведения астрономического наблюдения по меридиану мыса Колумбия, и будь небо ясным, мы бы его успешно провели, но в этот час, к сожалению, оно все еще было затянуто тучами, однако, все свидетельствовало о том, что вскоре прояснится, поэтому я с двумя эскимосами подготовил легкие нарты, на которые мы погрузили только инструменты, одну банку пеммикана и пару шкур. Мы впрягли двойную упряжку собак и отправились на север; по моим представлениям, нам нужно было пройти около 10 миль. По мере продвижения небо прояснилось, и в конце маршрута мне удалось провести серию удовлетворительных наблюдений в полночь по меридиану мыса Колумбия. Результаты засвидетельствовали тот факт, что мы перевалили через Северный полюс.

Для наблюдений широты можно пользоваться либо секстантом и искусственным горизонтом, либо небольшим теодолитом. Оба эти инструмента были взяты в санное путешествие, но теодолитом мы не пользовались из-за низкой высоты солнца. Если бы возвращение экспедиции задержалось до мая или июня, тогда теодолит представлял бы ценность для определения положения и отклонений компаса.

Метод меридианных наблюдений с помощью секстанта и искусственного горизонта в полярном санном походе следующий: если дует ветер, ставится защита из двух ярусов снежных блоков, расположенных полукругом и открытых с юга, Если ветра нет, то в этом нет необходимости.

Ящик с инструментами прочно устанавливается на снегу и снег вокруг него и под ним утаптывается для обеспечения хорошей устойчивости. После этого что-нибудь, обычно шкура, набрасывается на снег, во-первых, для того, чтобы предохранить его от солнечного тепла и не дать снегу растаять, а, следовательно, нарушить устойчивость ящика, а во-вторых – чтобы защитить глаза наблюдателя от яркого, отраженного снегом, света.

Лоток искусственного горизонта помещают на крышке ящика, и ртуть, хорошо прогретая в иглу, переливается в лоток, заполняя его. В нашем случае использовался деревянный лоток, специально изготовленный для последней экспедиции; в него можно было наливать ртуть до самого края, что давало возможность измерять малые углы, близкие к горизонту.

Лоток с ртутью имеет так называемую крышу – металлическую рамку, в которой закреплены два тонких матовых стекла, поставленных наклонно, как противоположные скаты крыши. Функция этой крыши – предохранять поверхность от малейшего дуновения ветра, вызывающего волнение и искажающего отражение солнца, а, кроме того, от попадания мельчайших снежинок или кристалликов льда, которые могут присутствовать в окружающем воздухе. Лоток на крышке ящика располагают так, чтобы больший диаметр был обращен к солнцу.

Затем на снег севернее ящика кладут шкуру, на ней головой к югу на животе устраивается наблюдатель так, чтобы его лицо и секстант были на некотором расстоянии от искусственного горизонта. Наблюдатель, упираясь локтями в снег, твердо держит секстант обеими руками и передвигает голову вместе с инструментом до тех пор, пока не увидит отражение солнца или части его на поверхности ртути.

Принцип определения астрономической широты местонахождения наблюдателя на основании высоты солнца над горизонтом очень прост. Он состоит в следующем: широта наблюдателя равна расстоянию центра солнца от зенита, плюс склонение солнца в данный день и час. Угол склонения солнца в любом месте и в любой час можно определить по таблицам, разработанным специально для этой цели. В них приведены углы склонения для полудня каждого дня на меридиане Гринвича, а также ежечасное изменение этого склонения.

На страницах, вырванных мною из «Морского альманаха навигатора», имелись соответствующие таблицы для февраля, марта, апреля, мая, июня и июля, равно как и стандартные таблицы поправок на рефракцию для диапазона температур до минус 10° по Фаренгейту.

 

 

 

Все в наших тогдашних обстоятельствах представлялось слишком необычным, чтобы до конца это осмыслить, но самым удивительным был тот факт, что в течение одного перехода, всего за несколько часов, я сменил западное полушарие на восточное и подтвердил свое местонахождение на вершине мира. С трудом давалось понимание того, что первые мили этого короткого перехода мы шли на север, а последние – на юг, хотя при этом не меняли направления. Трудно представить себе лучшую иллюстрацию того, насколько все относительно. Опять-таки, представьте себе такую непривычную ситуацию: для того, чтобы вернуться на нашу стоянку, необходимо было развернуться и снова пройти несколько миль на север, а потом – на юг, причем все это время идя в одном и том же направлении.

Когда мы возвращались назад по следу, которого никто здесь раньше не видел, да и вряд ли увидит когда-нибудь снова, меня посетили мысли, которые, думаю, можно назвать уникальными. Для нас перестали существовать такие понятия как восток, запад и север. Осталось одно-единственное направление – юг. Любой ветерок, который обдувал нас, независимо от того, с какой стороны горизонта нес он воздушные массы, был для нас южным ветром. Здесь один день и одна ночь составляли год, а сотня таких дней и ночей образовывала столетием. Останься мы здесь на шесть месяцев арктической зимней ночи, мы бы увидели, как все звезды северного полушария кружат в небе, каждая на одном и том же расстоянии от горизонта с Полярной звездой практически в зените.

Во время обратного пути в лагерь солнце двигалось по небу, описывая свои бесконечные круги. В 6 часов утром 7-го апреля, когда мы прибыли в Кэмп-Джесеп, я произвел очередную серию наблюдений, и они показали, что мы находимся в четырех-пяти милях от полюса в сторону Берингова пролива. Поэтому с усиленной собачьей упряжкой и на легких нартах я прошел по направлению на солнце расстояние приблизительно в 8 миль и, снова вернувшись в лагерь, успел в полдень 7 апреля провести серию окончательных и вполне удовлетворительных астрономических наблюдений по меридиану мыса Колумбия. Эти наблюдения, по сути, подтвердили результаты, полученные мной сутки назад на этом же месте.

К тому времени в моем распоряжении было 13 единичных или 6,5 двойных величин для высоты солнца, полученных в двух разных точках для трех разных направлений и четырех моментов времени. Все наблюдения производились при температурах от минус 11° до минус 30° по Фаренгейту при безоблачном небе и спокойной погоде, то есть в удовлетворительных условиях, за исключением, может быть, первого единичного наблюдения шестого апреля.

Привожу факсимиле типичного набора данных этих наблюдений.

 

 

Я допускал погрешность в своих наблюдениях приблизительно в десять миль, поэтому, пересекая лед в различных направлениях, я неминуемо должен был пройти через или очень близко к той точке, где север и юг, восток и запад сходятся воедино.

Невежество и заблуждения по многим вопросам, касающимся Арктики, вероятно, так глубоки и имеют столь широкое распространение, что, по-видимому, здесь имеет смысл привести исходные положения. Всякий, кому это интересно, может углубить свои знания, прочитав вступительные статьи любого хорошего школьного учебника по географии или астрономии.

Северный полюс, то есть географический полюс, в отличие от магнитного (что обычно и является главным камнем преткновения для несведущих обывателей) – это просто точка, где воображаемая линия, называемая земной осью, – то есть линия, вокруг которой Земля за сутки совершает полный оборот, – пересекается с земной поверхностью.

Недавние глубокомысленные дискуссии по поводу размера Северного полюса – размером ли он с четвертьдолларовую монету, шляпу или небольшой городок, – просто нелепы.

Если быть точным, Северный полюс – это просто математическая точка, а, следовательно, в соответствии с математическим определением точки он не имеет ни длины, ни ширины, ни толщины.

Если задать вопрос, насколько точно можно определить местоположение полюса, – а именно этот пункт и привел в замешательство некоторых несведущих знатоков – то можно на него ответить так: это зависит от особенностей используемого инструмента, от умения наблюдателя и от количества проведенных наблюдений.

Если бы Северный полюс находился на суше, то, установив на соответствующем фундаменте инструменты высокой точности, какими оснащены крупнейшие обсерватории мира, и пригласив опытных исследователей, которые проводили бы многократные наблюдения в течение многих лет, может быть, удалось бы определить местонахождение полюса с высокой степенью точности.

С помощью обычных полевых инструментов, таких как меридианный круг, теодолит или секстант, проведение расширенной серии наблюдений опытным наблюдателем позволит определить местонахождение полюса в пределах вполне удовлетворительных, но не с такой степенью точности, как в описанном выше случае.

Ординарное наблюдение в море с помощью секстанта и естественного горизонта, как это обычно делает капитан судна, проведенное в обычных удовлетворительных условиях, дает наблюдателю возможность определить свое местонахождение с точностью до мили.

Что касается трудностей проведения наблюдений в арктических регионах, то опытные эксперты, правда, не имеющие опыта работы в полярных условиях, обычно склонны переоценивать и преувеличивать трудности и изъяны таких наблюдений, считая их причиной холод.

На основании собственного опыта могу утверждать, что для наблюдателя, одетого в меховую одежду и проводящего исследования при ровной погоде и температурах, не выходящих за пределы, скажем, 40° ниже нуля по Фаренгейту, трудности работы, связанные только с холодом, не существенны; хотя величина и характер ошибок, обусловленных воздействием холода на инструмент, могут быть предметом дискуссии.

Я лично испытывал самые серьезные затруднения из-за глаз.

Если в течение многих дней и недель глаза постоянно подвергаются воздействию яркого дневного света и неизменно напрягаются при прокладке курса по компасу, когда необходимо все время держать в поле зрения некоторую фиксированную точку-ориентир, то проводить серию наблюдений в этих условиях – сущий кошмар. Напряжение при наведении фокуса, точном совмещении солнечных отражений, считывании показаний верньера – это могут представить себе только те, кто проводил такие наблюдения при ярком солнечном свете на нетронутом снежном пространстве Арктики. Обычно после таких измерений глаза наливаются кровью и болят еще в течение нескольких часов.

После нескольких серий вышеописанных наблюдений в районе Северного полюса мои глаза еще два или три дня были неспособны к работе, требующей напряжения, и если бы мне пришлось прокладывать обратный курс, это было бы для меня крайне тяжелым испытанием.

Защитные очки, которые мы все постоянно носили во время переходов, хоть и помогали, но не снимали напряжения полностью; во время серии наблюдений глаза крайне устают и зрение, временами, даже ухудшается.

Специалисты расходятся в мнениях, пытаясь оценить погрешность наблюдений, проведенных на полюсе. Лично я склонен думать, что погрешность составляет не более пяти миль.

Никто, за исключением людей, абсолютно не сведущих в подобных вопросах, и не предполагал, что я с помощью имеющихся в моем распоряжении инструментов, смогу точно определить местонахождение полюса. Однако, никто, кроме все тех же далеких от навигационных счислений обывателей, ни на мгновение не усомнится в том, что после приблизительного определения этой точки и установления величины допустимой погрешности в пределах 10 миль (учитывая возможность ошибки и приборов, и наблюдателя), при последующих повторных пересечениях этой десятимильной области в разных направлениях я в какой-то момент прошел вблизи точки полюса или, возможно, прямо по ней.

Конечно, наше прибытие в этот труднодоступный пункт назначения сопровождалось некоторыми более или менее неформальными церемониями, которые не продумывались заранее. Мы водрузили на вершине мира пять флагов. Первым был шелковый американский флаг, который 15 лет назад подарила мне миссис Пири. Ни один флаг в мире не путешествовал по высоким широтам так много, как этот. После того как он перешел в мое личное безраздельное пользование, я брал его во все северные экспедиции, обернув вокруг тела, и оставлял кусочек в каждой «крайней северной точке», по мере продвижения завоевываемой мной: на мысе Моррис-Джесеп, в крайней материковой северной точке исследованного мира; на мысе Томас-Хаббард, на северной оконечности Земли Джесепа, чуть западнее Земли Гранта; на мысе Колумбия, на северной оконечности земель Северной Америки; в моей крайней северной точке 1906 года, на широте 87°6', среди льдов Северного Ледовитого океана. Поэтому к тому времени, когда флаг, наконец, достиг Северного полюса, он был довольно сильно истрепан и слегка выцвел.

Отныне широкий диагональный фрагмент этого флага будет развеваться над самой дальней, покорившейся нам, целью на Земле – над тем местом, где стояли в этот момент я и мои смуглые компаньоны.

Кроме того, я счел уместным водрузить на полюсе знамя братства Дельта-Каппа-Эпсилон, в члены которого я был посвящен еще будучи выпускником Боудонского колледжа; а также красно-бело-синий Всемирный флаг мира и свободы, флаги Военно-морской лиги и Красного креста.

Водрузив на льду американский флаг, я поручил Хэнсону прокричать вместе с эскимосами бодрое троекратное «ура!», что они и исполнили с большим воодушевлением. После этого я пожал руку каждому участнику – мой искренний неофициальный порыв признания нашего братства, без сомнения, получил бы одобрение приверженцев демократии. Эскимосы радовались нашему успеху, как дети. Они, может, и не осознавали всей важности события, тем более, его всемирного значения, но они поняли, что, наконец, выполнена та задача, которой я был поглощен все эти годы.

После этого я вставил в щель между двумя глыбами льда стеклянную бутылку с вложенным в нее диагональным фрагментом моего флага и запиской следующего содержания, текст которой я здесь привожу:

Прибыли сегодня, совершив 27 переходов от мыса Колумбия.

Со мной 5 человек: Мэттью Хэнсон, цветной; Ута, Эгингва, Сиглу и Укеа, эскимосы; 5 нарт и 38 собак. Мое судно, пароход «Рузвельт», находится на зимней стоянке у мыса Шеридан в 90 милях к востоку от мыса Колумбия.

Возглавляемой мною экспедиции удалось достичь Северного полюса благодаря поддержке Арктического клуба Пири, Нью-Йорк. Экспедиция была снаряжена и отправлена на север членами и друзьями клуба с целью покорения, если это будет возможно, этого географического пункта к чести и престижу Соединенных Штатов Америки.

Руководители клуба: Томас Х. Хаббард, Нью-Йорк, президент; Зенас Крейн, Массачусетс, вице-президент; Герберт Л. Бриджмен, Нью-Йорк, секретарь и казначей.

Завтра я направляюсь обратно, на мыс Колумбия.

Сегодня я поднял национальный флаг Соединенных Штатов Америки на том месте, которое, как о том свидетельствуют мои наблюдения, является северной полярной осью Земли, и тем самым от имени президента Соединенных Штатов Америки формально закрепил за Соединенными Штатами Америки право владения этим регион с прилегающими к нему территориями.

В знак владения оставляю эту записку и флаг Соединенных Штатов.

Если бы человек имел возможность прибыть на девяностый градус северной широты не на пределе своих физических и моральных сил, он бы, несомненно, со всей остротой ощутил уникальность ситуации. Сколько разных мыслей и воспоминаний должно было бы его посетить в такой момент! Но для нас достижение полюса стало кульминацией после многих дней и недель форсированных маршей, физических лишений, недостатка сна и крайнего нервного напряжения. Это мудрая защитная функция природы: человеческое сознание способно только на такую степень интенсивности чувства, какую он в состоянии выдержать; грозные стражи самых отдаленных уголков Земли не примут в качестве гостя ни одного человека, пока не подвергнут его самым суровым испытаниям.

 

 

Может быть, этого и не должно было произойти, но когда я, наконец, уверился в том, что мы достигли цели, единственное, чего действительно остро я хотел в тот момент, так это спать. Зато после нескольких часов сна меня охватило такое душевное волнение, что дальнейший отдых был уже невозможен. Многие годы эта точка земной поверхности была объектом всех моих стремлений. Ее достижению я отдал все свои силы, физические, интеллектуальные и нравственные.

Сколько раз моя жизнь и жизни тех, кто был со мной, подвергались риску! Все силы и средства меня и моих друзей были отданы этому. Это было мое восьмое путешествие в дикий арктический край. В этом далеком от цивилизации мире я провел почти двенадцать лет в периоде между 30-м и 53-м годами жизни, а время в перерыве между путешествиями, проведенное в цивилизованном обществе, было занято подготовкой к возвращению в этот дикий край. Решимость во что бы то ни стало достичь полюса вошла в плоть и кровь моего существа; это может показаться странным, но я уже много лет воспринимал себя не иначе, как инструмент для достижения этой конечной цели. Обывателю трудно будет меня понять, но изобретатель, человек искусства или тот, кто посвятил многие годы служению идее, легко поймет меня.

Однако, несмотря на то, что во время этих 30 часов пребывания на полюсе мои мысли переполняла пьянящая радость оттого, что моя мечта сбылась, время от времени в мои размышления с поразительной четкостью врывалось одно воспоминание, относящееся к другим временам. Это воспоминание об одном дне три года назад – 21 апреля 1906 года, когда после ожесточенного поединка со льдами, открытой водой и бурями возглавляемая мною экспедиция вынуждена была повернуть назад от 87°6' северной широты из-за того, что наших припасов было недостаточно, чтобы продолжить путь.

Контраст между ужасной депрессией того дня и радостным возбуждением теперешнего был не единственным приятным моментом нашего кратковременного пребывания на Северном полюсе. В мрачные минуты того обратного путешествия 1906 года я утешал себя тем, что в длинном списке полярных исследователей от Генри Гудзона до герцога Абруцци, включая Франклина, Кейна и Мелвилла, я лишь один из тех отважных людей, которые вступили в борьбу и потерпели поражение. Я говорил себе, что ценой лучших лет моей жизни мне удалось добавить лишь несколько звеньев к цепи, ведущей от параллелей цивилизации к полярному центру, но что единственное слово, которое, в конце концов, мне надлежит написать в книге моей жизни – поражение.

И вот теперь, мысленно деля окружающие нас льды на четыре разных направления, я пытался осознать, что после 23 лет борьбы и разочарований, мне, наконец, удалось водрузить флаг моей страны на вершине, покорить которую стремился весь мир.

Об этом нелегко писать, но я знал, что мы вернемся в цивилизацию, принеся с собой захватывающую историю последнего путешествия – историю, которой мир ждал и желал услышать почти 400 лет, историю, которая, в конце концов, будет рассказана под сенью звездно-полосатого флага, который, после долгих лет жизни в одиночестве и изоляции, стал для меня символом отчизны, воплощением всего того, что я любил, и чего, может быть, больше никогда не увижу.

Тридцать часов, проведенные на полюсе, были под завязку заполнены всеми этими маршами и контрмаршами, наблюдениями и записями, однако, я нашел время, чтобы на почтовой открытке Соединенных Штатов, которую я нашел зимой на корабле, черкнуть пару строк миссис Пири. У меня была такая традиция: завершая важный этап путешествия на север, писать такие записки, чтобы, если со мной что-то произойдет, эти короткие сообщения смогли попасть к ней в руки, переданные теми, кто останется в живых. Вот текст той открытки, которую она потом получила в Сиднее:

Моя дорогая Джо,

я наконец-то одержал победу. Провел здесь один день.

Через час отправляюсь в обратный путь к вам домой.

Целуй «детенышей».

Днем 7-го апреля, помахав флагами и сделав несколько фотоснимков, мы разошлись по своим иглу и постарались немного поспать перед тем, как трогаться на юг.

Как ни старался, уснуть я не смог, да и делившие со мной жилище Сиглу и Эгингва, два моих эскимоса, тоже никак не могли угомониться. Сначала они ворочались с боку на бок, но и когда затихли, все равно не спали, насколько я мог судить по их неровному дыханию. Хотя накануне их не слишком-то взволновало мое сообщение о том, что мы достигли цели, но радостное возбуждения, которое не давало уснуть мне, по-видимому, повлияло и на них.

Наконец, я встал и, сказав трем обитателям соседнего иглу, которые, как и мы, не могли уснуть, что мы можем постараться добраться до нашего последнего лагеря милях в тридцати к югу, распорядился запрягать упряжки и готовиться к отъезду. Мне казалось неразумным тратить время даром, без сна ворочаясь в наших иглу, в то время как погода вполне располагала к тому, чтобы продолжить путешествие.

Ни Хэнсону, ни эскимосам не пришлось повторять дважды. Вполне естественно, что теперь, когда наша работа была завершена, они хотели как можно скорее вернуться на землю, поэтому 7 апреля в 4 часа пополудни мы покинули наш лагерь у Северного полюса.

Хотя я совершенно четко понимал, что я покидаю, я не стал медлить и затягивать прощание с тем, что было целью всей моей жизни. Событие свершилось – группа людей оставила следы своего присутствия на доселе недостижимой вершине Земли, а теперь нас ждала работа на юге: от северного побережья Земли Гранта нас все еще отделяли 430 морских миль льдов, и, может быть, открытые полыньи. Я бросил один прощальный взгляд назад – и повернулся лицом к югу, к будущему.