Пункты, данные послам Лефорту, Головину и Возницыну

1. К службе морской сыскать капитанов добрых (числом 3 или 4), которые б сами в матросах бывали, а службою дошли чина, а не по иным причинам.

2. Когда вышеписанные сысканы, тогда к той же службе сыскать поручиков и подпоручиков, числом 25 или 30, добрых же, и чтоб так же, которые бывали в низких чинах.

3. Когда и те готовы, тогда взять ведомость кораблям, сколько числом, и из вышеписанных выбрать на всякий корабль по человеку, и приказать им набирать добрых боцманов, канстапелев, стюрманов, матросов по указному числу; а жалованья им давать зачнут будущего 1698 году июня с первых чисел.

4. О числе людей на корабли помыслить с искусными [знатоками] морского пути.

5. На десять казенных судов полотен и блоков, или только покоутого и азеина дерев купить, числом на 15 фрегатов например, потому что те суды еще не деланы, только чаю [надеюсь], что фрегатный припас тем судам будет впору.

6. Для строения двора Адмиралтейского сыскать человека доброго, также и мастеровых людей: ропшлагерев, мачт-макаров, рим-макаров, резного дела, зеил-макаров, блок-макаров, пумп-макаров, маляров, с снастями довольными [умеющими управляться], кузнецов, которые делают на кораблях всякое дело, пилы большия и малыя; которые делают плотнишную снасть; которые делают авгагас, и буравы, думахкраты [домкраты].

7. В Любек послать для подряду [заказ на] литья: 30 пушек, 24 мортир, 12 гаубиц. А каковы те вышеписанные весом и мерою, тому изготовятся впредь чертежи.

8. Сыскать пушечных мастеров к Москве числом 3 или 4-х, также и станочных плотников и кузнецов.

9. На картузы купить бумаги 7000 стоп, рогов 3000 на порох к пушкам, также свинцу на пульки и на закрышки, меди битой листовой на насыпки.

10. Кожи подошвенной английской на помпы; якорей величиною таковы, каковы живут на фрегатах, на которых пушек по 30 и 35 и 40.

11. Гарусу на знамена, на вымпелы, на флюгели, белого, синего, красного, аршин 1000 или 900, всякого цвета поровну, а буде недорог – и больше.

12. На каждое судно надобно по лекарю с сундуком [с инструментом], и тех нанять с того ж числа, как и прочих морских служителей. Усов китовых на флюгели 15, корки на затычки пушек 100 фунтов, а буде дешева – 200 или 300; краски желтой, также и иных, числом на 15 фрегатов; пил, которыми вдоль трут, 100, а которыми поперек – 30, по образцам.

 

Резолюции на докладные статьи Андрея Юрьевича Кревета

Униженно ответа прошу о нижеписанных статей.

1. На мельнице когда бревна все распилованы будут, вновь еще бревен купить ли, и много ли сосновых и дубовых, а доски, что из тех бревен больше не купить, иноземца-терщика держать ли, или отпустить? А ему, иноземцу, по 150 рублев на год идет, а дела никакого ему не будет, если бревен вновь не купить.

«Доски тереть, а иноземца, буде новая мельница поспеет, велеть там быть, чтоб не гулял; а если и без него умеют – отпустить».

2. Сюда вновь пришли иноземцы, парусного полотна ткачи, два человека, и хотят найматся [наняться]. О том как Ваше благоволение будет: наймать ли их, или нет?

«Ткачей нанять, а деньги – пополам с компанией, которые не послали для полотнами за моря».

3. Иноземец-кузнец, который немецкие топоры, и тесла, и долота делал, ему год доходит в апреле месяце; о том Ваше благоволение будет: в предбудущий [следующий] год наймать ли его, или домой за море его отпустить?

А о своих нуждах я не смею докучать.

«Кузнеца держать, для того чтоб он на всех немецких плотников делал на Воронеже снасти; а платить ему также – с компанией. Да ему ж выучить к нашему возврату одного или двух человек, и то спросим с вас.

Наказные статьи Григорию Григорьевичу Островскому

Статьи

1. Ехать из Гааги, разведав подлинно, на которые земли и места ближе и податнее, до Славенской или до Словацкой и до Шклявонской земли. А на которые места поедет, и через чьи земли и государства и вольные городы, и что от которого города до которых мест верст и миль, и какова дорога, и в подводах и в кормах довольство есть ли, – о том о всем разведав и рассмотря подлинно, записать точно.

2. Приехав в ту Шклявонскую землю, проведать: под которым она государем, и много ль в ней городов и знатных мест, и многолюдна ль она, и какие в ней люди: служилые ль, или купецкие, или пахотные, и которых чинов больше, и есть ли в ней капитаны, поручики, подпоручики, шкиперы, боцманы, штурманы и матросы, которые б служили или и ныне служат на воинских кораблях и каторгах [галерах], или на купецких кораблях.

3. Да и о том ему проведать: каковы там людей к морскому пути и бою, будут ли против венетов, и на чем заобычнее, на каких судах больше употребления к бою имеют: на кораблях ли, или на каторгах, и в которых местах они той войны употребляют и в чьих флотах? И о том, для подлинного уверения, разговоряся со знатными начальственными людьми, взять у них на письме [в письменном виде]. При том проведать подлинно ж: кто того морского дела и употребления есть в той же земли, или того ж языку, из знатных начальственных людей, вице-адмиралы и иных вышних и нижних чинов, и имена их двух или трех, или и больше, записать.

4. Да и о том проведать: тот вышепомянутой славенский народ славенский ли язык употребляет, и можно ль с ними русскому человеку о всем говорить и разуметь? И из них, какого ни есть чина, человека того славенского народа и языка привесть с собою в Амстердам, для познания языка их, уговоряся «с ним» по чему давать на месяц.

5. Да и о том проведать: того вышепомянутого народа много ли на мори служит, или больше на земле?

6. Да ему же, будучи в Славенской земле, о всем вышеписанном разведав и учиня, проведать: Венеция далеко ль от той Славенской земли, и путь к ней на которые места, и через чьи земли и городы, и сколько миль будет или дней ходу?

7. А буде словаки язык свой употребляют не против русского языка [не так, как русский], и узнать, что они говорят, русскому человеку будет не можно, и таких вышеписанных начальственных людей нет, то ему ехать в Венецию. А приехав в Венецию, проведать: есть ли в Венеции вышеписанные начальственные люди: капитаны, поручики, подпоручики, шкиперы, штурманы, боцманы, которые б умели славенского языка и морского искусства, и много ли там того языка и иных языков таких людей, и буде их наймать в государеву службу, и такие люди в Московское государство в службу поедут ли, и по чему [по сколько] похотят? о том с ними поговорить, например.

Также и о том проведать: того славенского языка и иных языков вышние начальственные люди есть ли, и кто именно, и какие чины, и в которых флотах служат, и какое о себе имя и похвалу в воинских морских делах имеют? И то все проведав подлинно, записать о всем именно, и с тою запискою ехать в Амстердам, не мешкая нигде.

Обнародование об учиненной казни преступникам, умышлявшим на жизнь царя Петра Алексеевича, и следственного по сему дела

Окольничий Алешка Соковнин, думной дворянин Ивашко Циклер, стольник Федька Пушкин, стрельцы Васька Филиппов, Федька Рожин, донской казак Петрушка Лукьяно, по розыску казнены смертию; а воровство их, измена и крестопреступство явилось в нынешнем же 205 (1697) году, февраля 29 дня.

I. Извет [донос] пятидесятника Лариона Елизарова

Стремянного полку пятисотный Ларион Елизаров в Преображенском Великому Государю извещал словесно: Ивашко, де Циклер умышляет Его Великого Государя убить и, призывая к себе в дом стрельцов, о том убийстве им говорил, а слышал-де он про то, того ж полку от пятидесятника Григорья Силина; а Григорий Силин сказал: Великого Государя на пожаре или инде [еще] где, им стрельцам, он, Ивашко, убить велел.

II. Показание Ивашки Циклера

А он, Ивашко, против того извету в расспросе и с пыток повинился и сказал про то именно, что Его Великого Государя на пожаре или на Москве стрельцам ножами изрезать велел. Он же, Ивашко, сказал: был-де он в дому у Алешки Соковнина для лошадиной покупки, и он, Алешка, его, Ивашку, спрашивал: каково у стрельцов? и он, Ивашко, ему сказал, что у них стрельцов не слыхать ничего; а к тем его Ивашковым словам он, Алешка, говорил, где они, блядины дети, передевались, знать – де спят, ведь – де они пропали ж, можно– де его убить, что ездит Государь один, и на пожаре бывает малолюдством, и около Посольского двора ездит одиночеством; а после де того в два его ж, Ивашковы, к нему, Алешке, приезда он же, Алешка, говорил ему, Ивашку, про Государево убийство и про тех стрельцов, ведь-де они даром погибают, и впредь им погибнуть же.

А он Ивашко ему Алешке говорил: если то учинится, кому быть на царстве? и он-де, Алешка, ему, Ивашке, сказал: царство-де без того не будет, чаю-де, они возьмут по-прежнему царевну, а царевна возьмет царевича, а как она войдет, и она возьмет князя Василья Голицына, а князь Василий по-прежнему станет орать, и он-де, Ивашко, ему, Алешке, говорил: в них-де, стрельцах, он того не чает, что возьмут Царевну; и Алешка ему молвил: если то учинится над Государем, мы-де и тебя, Ивашка, на Царство выберем: и по тем его, Алешковым, словам он, Ивашка, тем стрельцам о возмущении того дела к убийству Его Великого Государя и говорил.

Да он же, Ивашко: научал-де он Государя убить за то, что его, Ивашка, Он, Государь, называл бунтовщиком и собеседником Ивана Милославского, и его ж, Ивашка, Он, Государь, никогда в дому не посетил; он же, Ивашка, говорил: когда он будет на Дону у городового дела Таганрогу, и он, оставя ту службу, с донскими казаками хотел идти к Москве для московского разорения и чинить то ж, что и Стенька Разин.

Алешка Соковнин у пытки говорил: после-де Ивашкова приезда Циклера, приезжал к нему зять его, Федька Пушкин, и говорил про Великого Государя: погубил-де Он, Государь, нас всех, можно-де Его, Государя, за то убить, да и для того, что и на отца Его Государев гнев.

III. Показание Федьки Пушкина

А Федька сказал такие-де слова: что Государь погубил их всех, и за то Его, Государя, и за гнев Его Государев к отцу Его, что за море их посылает, чтоб Его, Государя, убить, он, Федька, говорил; да он же, Федька, сказал: накануне-де Рождества Христова, нынешнего 205 [1697] года, был-де он, Федька, у него ж, Алешки, в дому, и он, Алешка, ему говорил, хочет-де Государь на Святках отца его, Федькина, ругать и убить до смерти, а дом ваш разорить; и он, Федька, говорил: если так над отцом его учинится, и он, Федька, Его, Великого Государя, съехався [встретившись], убьет.

Да он же, Федька, в дому своем стрельцу Ваське Филиппову говорил про убийство ж Великого Государя, как бы ему, Федьке, где-нибудь с Ним, Государем, съехаться, и он бы с ним не разъехался, хотя бы он, Федька, ожил или пропал. А они, Васька и Федька, слыша от них, воров и изменников Ивашки Циклера и Федьки Пушкина, такие их воровские умышленные слова, про то Государево убийство Ему, Великому Государю, не известили; а после тех их воровских слов и сами они, Васька и Федька, да донской казак Петрушка, меж себя говорили о бунте и к московскому разоренью; а как бы к тому их воровству и иной кто пристал, ин [так] было б такой бунт и Московскому государству разорение чинить, казакам было Москву разорять с конца, а им, стрельцам, – с другого конца. И в том своем воровстве они, Алешка и Федька Рожин и казак Петрушка, в расспросах и с пыток и с огня во всем винились.

 

Договор с маркизом Кармартеном

Божиею милостию, пресветлейшего и державнейшего Великого Государя, царя и Великого Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, и многих государств и земель, восточных и западных и северных, отчича [сына и наследника], и дедича [законного наследника дедовского владения], и наследника, и государя и обладателя Его Царского Величества, мы, великие и полномочные нижеподписанные послы, попечение имея, дабы через умножение торговли и купечества между Его Царского Величества и Его Королевского Величества Великобританского подданных великий прибыток и польза обоим государствам прирастала от привозу и расходу многого числа товаров, особливо же травы никоцыаны, и того ради мы с высокопочтенным господином Перегрином, лорд-маркизом фон Кармартеном и с его полномочными договорились и позволили единый и весь привоз или вывоз, всех иных людей от того отлучая, травы никоцыаны к Москве и во все иные Его Царского Величества государства, и земли и области с совершенною вольностию, дабы оную им по собственному произволению продавать и полученные за то деньги на такие товары и купечества безо всякого изъятия употреблять, которые им потребнейшии быти помнятся, не платя с них больше накладной пошлины, нежели так, как прежде сего с иноземцев в платеже обыкновенно было, и в то пребывающее время с такою вольностию, яко же последует.

Первое обязан будет вышепомянутый маркиз фон Кармартен или его к тому учрежденные, в Его Царского Величества государства, кроме токмо единого морского страха, именно меж нынешнего и 1 числа сентября 1699 года полное число 3 тысячи беременных бочек той травы никоцыаны привозить. Надлежит же беременным бочкам кругом по 500 фунтов наголо английского весу в себе имети, и всего числом тысяча тысяч и пятьсот тысяч фунтов никоцыаны.

А с 1 числа сентября 1699 до 1 числа сентября 1700 году 5000 бочек беременных, весом против вышеписанных, с таким договором, что буде вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен или его учрежденные помянутого товару не возмогут продать, и тогда б в их воле было сей договор оставить, сие им удерживая, что когда несколько того их никоцыану не продано будет, и тот бы позволено им было по своему произволению избыть и наличные из того полученные деньги на такие товары употребить, на какие он или они наилучше и потребнее себе изобретут.

 

 

А буде же он, господин маркиз фон Кармартен, или его учрежденные, могут помянутый товар продать, и склонны будут, чтоб сему договору, по минувшем времени 1 числа сентября 1700 году, еще пять лет долее продолженну быти: и тогда сему договору и на те пять лет служить. И помянутому господину маркизу фон Кармартену или его учрежденным в третий год велеть вывезть 6000 бочек никоцыаны прежде помянутого ж весу; и тако последовательно по все годы то число умножать, дабы возвышало тысячею бочками прошедших лет на каждое лето, как они расход и издержку того обретут.

Буде же, прежде или после исхождения тех двух первых лет, кто иной захочет предлагать или обязываться, по исхождении тех первых двух лет, вящее [большее] число погодно производить, нежели прежде помянутые 6000 бочек и наличных денег 20 000 фунтов стерлингов наперед дать, и тогда вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен или его учрежденные, силу и преимущество да имеют себя обязывати то большее число привозить велеть, или инако сей договор оставить.

И буде господин маркиз фон Кармартен или его учрежденные намеряют такое большое число привозить велеть, и через то сей договор в силе своей пребывати имеет; однако ж тогда помянутому маркизу или его учрежденным и не обязанным быть больше денег наперед давать, кроме сих двадцати тысячей фунтов, которые ныне по договору даны будут.

А платить вышепомянутому господину маркизу фон Кармартену или его учрежденным Его Царского Величества пошлины с того числа привозного никоцыану по 4 копейки со всякого фунта такими деньгами, какие за тот продажной никоцыан в заплату [в оплату] получены будут, или ефимками или золотыми, считая полного весу по 50 копеек ефимок, а по 100 копеек золотой.

Против того ж будет помянутый маркиз фон Кармартен и его полномочные, или приказчики, совершенную вольность имети и употребляти тот никоцыан Его Царского Величества в государства и земли рассылать и продавать без дачи иной пошлины, прав и налог Его Царскому Величеству и никому иному, ни под каким предлогом. И понеже [поскольку] сей торговле и доходам Его Царского Величества зело помешательно будет, когда в государствах и землях Его Царского Величества никоцыану садить и растить и иным каким ни есть людям привозить позволено будет, и того ради изволит Его Царское Величество в своих государствах никоцыан садить не токмо едино по самой высшей мере заказать, и все, что растущее может обретено быть, в пребывающее время сего договору разорить повелеть, кроме токмо единые провинции Казанской, в которой никоцыан свободно расти да имеет.

Однако ж, дабы оный тамо издержан, а вон в государства Его Царского Величества вываживан не был, то указом накрепко заказать, как Его Царского Величества подданным, так и всем иным, никакого никоцыану отнюдь, ни явственно, ни тайно, не привозить под наказанием отнятия того никоцыану, из которого одна половина Его Царскому Величеству, другая же половина господину маркизу фон Кармартену или его учрежденным, принадлежати имеет, и, сверх, того им с таким иным наказанием, какое Его Царское Величество за благо быти признает.

Мы, великие и полномочные послы, именем Его Царского Величества и Его наследников и последователей, обещаем сим, что Его Царское Величество все наперед сего данные указы, договоры и позволения, принадлежащие о вывозе никоцыану, паки назад поворотит и ни во что учинит, и вышепомянутому маркизу фон Кармартену и его учрежденным, или их приказчикам, через своих Царского Величества начальных людей и солдат в сыскании некоторого преступления купно с наказанием, которое сему договору противно быти может, и в бранье против содержания сего письма привезенного никоцыану вспоможение чинити повелит.

И буде вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен и его учрежденные или приказчики их, какое ни есть подозрение о таком привезенном никоцыане имети будут, и тогда Его Царское Величество изволит повелеть на своих харчах довольное число гвардии своей им дать некоторые домы, в том подозренные, осматривать, и все то чинить, чего нужда требовати будет, також запретить, чтоб никакого никоцыану из Нарвы или из каких иных мест, противно сему договору, не было привезено.

И дабы сия торговля доброе поведение иметь могла, того ради Его Царское Величество вольность и позволение даст всем своим подданным, какого ни есть чина, никоцыан курить и употреблять, несмотря на все прежние противные указы и правы.

Також вышепомянутому господину маркизу фон Кармартену и его факторам и служителем совершенную свободу и защищение подаст в государствах и землях своих его царское величество жить, и с подданными Его Царского Величества и с иными людьми свободно торговать, и вольность в вере своей иметь без всякого помешательства, також Его Царского Величества подданных или иноземцев во всяких случаях на услугу к сему употреблять.

А буде вышепомянутые приказчики или служители их какое прегрешение противо земских прав, хотя главное или иное какое учинят, и за то вышепомянутого господина маркиза фон Кармартена или его учрежденных товары или пожитки никакому отнятию, задержанию или наказанию подлежати отнюдь не будут, но тот преступник или злодей особою своею в том отвечати имеет.

Ради уставления ж лучшего и удобнейшего платежу, обещаем мы, великие и полномочные послы, именем Его Царского Величества и его наследников, что пошлина с привезенного никоцыану через Нарву в государства Его Царского Величества в городе Москве вышеименованными деньгами однажды в год, а именно в месяце марте, исправно заплачена да будет; пошлины же с никоцыану, к городу Архангельскому привезенного, такими ж деньгами однажды в год, в сентябре месяце часть, а остаточные на Москве в марте месяце, заплачено быть надлежит.

Далее мы, великие и полномочные послы, именем Его Царского Величества и его наследников и последователей обещаем сим, что вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен или его полномочные, а кроме их никто, вольность да имеют никоцыанские немецкие трубки безо всякой пошлины и убытков Его Царского Величества в государства и земли привозить, також никоцыанские коробочки и иные мелочи, к никоцыанскому курению принадлежащие, однако ж дабы число их не велико было, но столько, дабы пошлины с них больше 200 рублев по счету не довелось в год заплатить.

В рассуждение того всего вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен должен да будет погодно по 1000 фунтов доброго никоцыану в казну Его Царского Величества приносить.

При вручении же сего договору, в пристойном изображении учиненного, имеет вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен или его полномочные, нам великим и полномочным послам, заплатить числом двенадцать тысяч фунтов стерлингов, которые им из пошлины первопривезенного никоцыану паки вычтены будут.

И понеже, многие трудности сверх того приключатися могут, о которых ныне невозможно воспомянуть, и для объявления о тех и ради содержания данной им вольности изволит Его Царское Величество свободный приступ вышепомянутому господину маркизу фон Кармартену или его учрежденным и приказчикам позволить к своей Царского Величества особе или к высоким своим служителем, дабы во всяких случаях все дела милостиво приняты и выразумлены быть могли, и удовольствованы б были вышепомянутые торги.

Писан лета 7206-го, апреля 16-го дня.

 

 

Письмо князю Федору Юрьевичу Ромодановскому

Min Her Kenich.

Письмо ваше государское, апреля 8 д. писанное, я принял мая в 8 и, уразумев, за милость вашу благодарствую и впредь прошу, дабы не был оставлен. Покупки все и наемных людей отпустили к Городу, и сами поедем на сей неделе в четверг в Вену.

Пожалуй, сделай то, о чем тебе станет говорить Тихон Никитич [Стрешнев], для Бога.

[Приписка.] В том же письме объявлено бунт от стрельцов, и что вашим правительством [под вашим руководством] и солдатами усмирен. Зело [очень] радуемся; только зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил. Бог тебя судит! Не так было говорено на загородном дворе в сенях. Для чего и Автамона [Головина] взял, что не для этого? А буде думаете, что мы пропали (для того что почты задержались), и для того, боясь, и в дела не вступаешь: воистину, скорее бы почты весть была; только, слава Богу, ни един ч[еловек] не умер: все живы. Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий! Мало ль бывает, что почты пропадают; а се в ту пору была половодь. Неколи [не будет времени] ничего делать с такою трусостью! Пожалуй, не осердись: воистину от болезни сердца писал.

Письмо Петра Первого является ответом на следующее письмо князя Ф. Ю. Ромодановского:

«Господине мой. Здравия тебе желаю в путном твоем шествии на множество лет. Про меня поволишь [изволишь] напамятовать, и я на Москве, милостию великого Бога, апреля 8-го числа в добром здравии. Челом бью, господине, на твоем жалованье, что жалуешь, пишешь ко мне о своем здравии. Пожалуй, господине, и впредь не остави нас в забвении, пиши ко мне о своем здравии и о тамошнем своем пребывании, а мне бы, слыша о твоем здравии, всегда радостно радоватися. Известно тебе, господину, буде: которые стрелецкие 5 полков были на Луках Великих с князем Михайлом Ромодановским, и из тех полков побежали в разных числах и явились многие на Москве в Стрелецком приказе в разных же числах 40 [возможно, 140 или даже 240: в автографе, вследствие ветхости бумаги, число читается предположительно] человек и били челом винами своими о побеге своем, и побежали-де они оттого, что хлеб дорог.

И князь Иван Борисович в Стрелецком приказе сказал стрельцам указ, чтоб они по прежнему государеву указу в те полки шли. И они сказали князю Ивану Борисовичу, что идти готовы и выдал бы стрельцам на те месяцы, на которые не дано стрельцам хлеба, деньгами. И им на те месяцы и выдали деньгами. И после того показали стрельцы упрямство и дурость перед князь Иваном Борисовичем, и с Москвы идти не хотели [неразборчиво], а такую дурость и невежества перед ним изъявили, и о том подлинно хотел писать к милости Вашей сам князь Иван Борисович. Прислал ко мне князь Иван Борисович с ведомостью апреля против четвертого числа часа в отдачу [неразборчиво] хотят стрельцы идти в город и бить в колокола у церквей.

И я по тем вестям велел тотчас полки собрать Преображенский и Семеновский и Лефортов, и, собрав, для опасения послал полуполковника князя Никиту Репнина в Кремль, а с ним послано солдат с семьсот человек с ружьем во всякой готовности. А Чамарса с тремя ротами Семеновскими велел обнять [занять] у всего Белого города ворота все. И после того от стрельцов ничего слуху никакого не бывало. А как они невежеством говорили [т. е. – так как они грубые, возмутительные речи вели], и назавтра князь Иван Борисович собрал бояр, и боярам стрелецкий приход к Москве и их невежества боярам доносил. И бояре усоветовали в сидении и послали по меня, и говорили мне, чтоб послать мне для высылки стрельцов на службу полковника с солдаты.

И я, с совету их, послал Ивана Чамарса с солдаты; а с ним послал солдат с шестьсот человек и велел сказать стрельцам государев указ, чтоб они шли на службу у Тр[ои]цы по прежнему государеву указу, где кто в которых полках был. И стрельцы сказали ему, Чамарсу, что мы идти на службу готовы; и пошли назавтра которые были на Луках Великих – те на Луки, а иные в Торопец, а пятого сборного полку – во Брянск. А для розыску и наказанья взяты в Стрелецкий приказ из тех стрельцов три человека, да четвертый стрелецкий сын. А у высылки были тут же с Чамарсом Стремянного полку Михайла Феоктистов с товарищи с полтораста человек. А как стрельцы пошли на службу, и без них, милостию Божию, все смирно. К. Ф. Р.».

Разговор с государственным канцлером графом Кинским

Июня в 26 день цесарское величество присылал графа Кинского, канцлера Чешского, и ему Един Первой говорил, что он его цесарскому величеству благодарствует, что изволил ведомо учинить о желании мира с Турской [Турецкой] стороны, также и о письмах, которые с Турской стороны принесены и которые в соответствование им посланы: только де Его Царскому Величеству то удивительно, что основание мира положено по воли его цесарского величества, а надобно б было то учинить с общего совету всех союзных.

И Кинский говорил: хотя-де цесарское величество и принял то, только-де о том миру ничего подлинного еще нет, а можно-де говорить о всем, кто чего желает на турской комиссии.

И ему говорено: цесарское-де величество уже тем довольствуется, а Его Царскому Величеству тем довольствоваться за свои труды и убытки нечем, и хотя-де и на комиссии Его Царского Величества послы будут, то одним трудно при том будет стоять.

И Кинский говорил: в союзном-де постановлении написано, что всякому при своем удовольствовании от неприятеля стоять и говорить должно, а цесарское величество к тому миру склонение показует, для того что многолетнею войною чинились убытки великие и крови христианской пролитие многое, и потому-де, видя склонность турскую к миру, должно у них выслушать и пристойное рассуждение учинить.

И ему говорено: когда цесарское величество намерен с турками мириться и того миру через посредников искал, то было надобно о том заранее сказать, и, то б ведая, Его Царское Величество в такие убытки не вошел; и чтоб его цесарское величество хотя и мириться изволит, то Его Царскому Величеству, не усмиря татар и не имев в их земле крепости, не возможно к миру приступить, и с стороны Его Царского Величества тем довольство восприять.

А то его цесарскому величеству известно, что Его Царское Величество с неприятели имел мир, а по его желанию и прошению разорвал, и то учинено для его цесарского величества: и для того должно в нынешнем Турском мире позадержаться, чтоб могли все довольство восприять.

И Кинский говорил: его-де цесарское величество сколь скоро от турок получил ведомость, то Его Царскому Величеству известил и письма отослал, а что-де его цесарское величество то дело начал, и то учинил не противно союзному обязательству, да и для того, что и иные соединенные на то позволили, и потому-де нельзя было туркам отказать; а с стороны-де убытков, и то правда; только-де его цесарскому величеству в сей войне не без великих же убытков учинилось; и, хотя-де, то дело и началося, только еще не скоро к совершенству приидет и можно от неприятелей еще себе чаемого [желаемого] получить; однако ж, де он все то его цесарскому величеству донесет.

И ему говорено: соединенные де хотя и желают чего, а именно англичане и голландцы, и то чинят, усматривая своих прибылей, потому что они – люди больше торговые и всегда ко французу склонные, и надобно их слушать, в чем возможно, а не во всех делах; а с Его Царского Величества стороны никогда обману не бывает, и на чем постановят, и при том крепко стоят.

И Кинский говорил: что-де цесарское величество имеет пред Богом ответ дать, естьли [если], видя честный и постоянный мир, к тому не приступит, а попустит литься христианской крови напрасно.

И ему говорено: что и Его Царское Величество от честного мира не отступает, а желает, чтоб тот мир учинен был впредь к состоянию крепок; а то всяк, имеющий разум, видит, что султан Турский, видя свою беду, уступает все, а цесарь для Гишпанского королевства и Французской войны к тому миру спешит и их, союзников, неудовольствованных оставляет; и, естьли впредь во время Французской войны султан взочнет войну на цесарское величество, тогда, видя сие, не надежно помогать; а должно было, укрепяся в своих границах, к миру приступать, так и союзных неудовольствованных не отступать.

И Кинский говорил: надобно-де рассуждать, для чего того мира цесарское величество желает, потому что сами утрудились и вошли в великие долги, а поляки и венеты не надежны, и поляки уж воевать давно перестали, а венеты хотят покинуть.

И ему говорено: что Его Царскому Величеству тот неприятель не страшен, и воевать ему Его Царского Величества государств за отдаленностью нельзя, а Его Царского Величества войскам, по способностью рек, того неприятеля воевать всегда способно; а то-де цесарское величество, пожелав Гишпанского королевства, не утвердяся, мир чинити хочет: пристойно рассудить, как в прошлом году венгры забунтовали, и, если впредь такой же прилучай [случай] будет, а войск там не будет, а будет против француза, тогда какая надежда будет?

И Кинский говорил: должно-де говорить о предбудущем, как бы иметь радение о удовольствовании от неприятеля всех союзных, а о мимошедшем, что было, того поминать не для чего.

И ему говорено: надобно все, что належит к целости, вовремя говорить, а что назначено с Турской и с цесарской стороны к довольству, и тем Его Царскому Величеству довольствоваться нечем.

И Кинский говорил: еще-де и о том подлинно не ведомо, что султан примет ли Его Царского Величества сторону на том к миру.

И ему говорено, чтоб он его цесарскому величеству донес и ответ принес, а Его Царское Величество какого с своей стороны удовольствования желает, тому изготовят статьи.

И Кинский говорил, что то все до его цесарского величества донесет.

 

Распоряжение относительно свиданий с царевной Софией Алексеевной

Сестрам, кроме Светлой недели и праздника Богородицына, который в июле празднуется, не ездить в монастырь в иные дни, кроме болезни. С здоровьем посылать Степана Нарбекова, или сына его, или Матюшкиных; а иных, и баб, и девок не посылать; а о проезде брать письмо у князя Федора Юрьевича. А в праздники бывая, не оставаться; а если кто останется, до другого праздника не выезжать и не пускать. А певчих в монастырь не пускать: а поют и старицы хорошо, лишь бы вера была; а не так, что в церкви поют: «Спаси от бед», а в паперти деньги на убийство дают.

А царевне Татьяне Михайловне побить челом, чтоб в монастырь не изволила ходить, кроме Светлого Воскресения да на праздник июля 28 д., или занеможет [Софья Алексеевна].

Именной указ, данный Стрелецкому приказу о соблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сора и всякого помета на улицы и переулки

На Москве по большим улицам и по переулкам, чтоб помету никакого и мертвечины нигде ни против чьего двора не было, а было б везде чисто: и о том указал Великий Государь сказать на Москве всяких чинов людям. А буде на Москве всяких чинов люди кто станут по большим улицам и по переулкам всякий помет и мертвечину бросать: и такие люди взяты будут в Земский приказ, и тем людям за то учинено будет наказанье: бить кнутом, да на них же взята будет пеня.

 

Именной указ, данный Стрелецкому приказу о поимке и наказании кнутом тех, кто на пожаре входят в дома для воровства и грабежа, о приводе зажигателей в Стрелецкий приказ и об учинении им смертной казни

Ведомо Великому Государю учинилось: в июле месяце в разных числах воровские люди, ходя на Москве по улицам ночами с ружьями с мушкетами и с пистолями, всяких чинов людей на дворы на хоромное строение на кровли, для своего воровства и грабежу, чтоб зажечь, стреляют пыжами, а иные такие ж воры, ночами ж и в день, воровски в тряпицах порох, посконь, хлопья, трут, серу, бересту, лучину, для такого ж своего воровства, мечут на кровли ж и меж хоромов в тесные места, для зажигательства ж, и буде впредь с сего числа на Москве учинится пожар, и на тот пожар бегать солдатам и посадским людям по прежнему Великого Государя указу, кому куда указано.

А буде на тот пожар придут всяких нижних чинов и боярские и гулящие люди без топоров, и без ведер, и без кошелей, и без лопат, и, прибежав, того пожару станут смотреть, а не отымать, и их от того пожару отсылать прочь, чтоб отымать [здесь: оттаскивать от огня то, что еще не горит] не мешали; а буде они, прибежав на тот пожар, учнут всходить на дворы и в хоромы, и в палаты, и по избам, и в погребы для своего воровства и грабежа, и тех людей имати и приводить в Стрелецкий приказ и чинить им жестокое наказание: бить кнутом, водя по пожару безо всякой пощады, и ссылать их в ссылку на вечное житье с женами и с детьми.

А буде на том пожаре из новоприводных солдат и из посадских людей, которым велено на пожары ходить, такое ж воровство и грабеж станут чинить: и им за то их воровство учинено будет такое ж жестокое наказание, и сосланы будут в ссылку ж, и о том из Стрелецкого приказу прокликать бирючам по городам по Китаю и по Белому по воротам и с сего Великого Государя указу к полковникам, которые солдат ведают, и в слободы к старостам и к сотским для ведома послать письма; а в слободах полковникам и старостам и сотским воров зажигальщиков велеть смотреть накрепко, и, буде кого усмотрят с таким воровством, велеть имать и приводить в Стрелецкий приказ, и по розыску тем зажигальщикам за их воровство быть в смертной казни.

 

Именной указ «О писании впредь января с 1 числа 1700 года во всех бумагах лета от Рождества Христова, а не от сотворения мира»

В Разряде и во всех приказах, в пометах, записках, в грамотах и во всяких Наших Великого Государя указах о всяких делах и в приказных и на площадях во всяких крепостях и в городах воеводам в списках и в пометах и в сметных и пометных списках и во всяких приказных и мирских делах лета писать и числить годы января с 1 числа 7208 [от сотворения мира] года и считать сего от Рождества Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа 1700 году, а год спустя января с 1 числа с предбудущего 7209 году писать от Рождества Христова января с 1 числа 1701 году и в предбудущих чинить по тому ж, а с того нового года января месяца и иные месяцы и числа писать сряду до января непременно и в прочие лета, счисляя лета от Рождества Христова потому ж.

А то указали Мы, Великий Государь, учинить, для того что во многих христианских окрестных народах, которые православную Христианскую Восточную веру держат с нами согласно, лета пишут числом от Рождества Христова. А буде кто похочет писать и от сотворения мира: и им писать оба те лета от сотворения мира и от Рождества Христова сряду свободно.

Именной указ «О праздновании Нового года»

Великий Государь указал сказать: известно Ему Великому Государю не только, что во многих европейских христианских странах, но и в народах славянских, которые с Восточною Православною нашею Церковью во всем согласны, как: волохи, молдавы, сербы, далматы, болгары и самые Его Великого Государя подданные черкасы и все греки, от которых вера наша православная принята, все те народы согласно лета свои счисляют от Рождества Христова восемь дней спустя, то есть января с 1 числа, а не от создания мира, за многую рознь и считание в тех летах, и ныне от Рождества Христова доходит [заканчивается] 1699 год, а будущего января с 1 числа настанет новый 1700 год купно [одновременно] и новый столетний век: и для того доброго и полезного дела, указал Великий Государь впредь лета счислять в Приказах и во всяких делах и крепостях писать с нынешнего января с 1 числа от Рождества Христова 1700 года.

А в знак того доброго начинания и нового столетнего века, в царствующем граде Москве, после должного благодарения к Богу и молебного пения в церкви и кому случится и в дому своем по большим и проезжим знатным улицам знатным людям и у домов нарочитых духовного и мирского чина перед вороты учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых против образцов [по образцам], каковы сделаны на Гостином дворе и у нижней аптеки, или кому как удобнее и пристойнее, смотря по месту и воротам, учинить возможно; а людям скудным [бедным] каждому хотя по деревцу или ветке на ворота, или над храминою своею поставить; и то б то поспело, ныне будущего января к 1 числу сего года, а стоять тому украшению января по 7-й день того ж 1700 года.

Да января ж в 1 день, в знак веселия, друг друга поздравляя Новым годом и столетним веком, учинить сие: когда на большой Красной площади огненные потехи зажгут и стрельба будет, потом по знатным дворам боярам и окольничим и думным и ближним и знатным людям палатного, воинского и купецкого чина знаменитым людям, каждому на своем дворе из небольших пушечек, буде у кого есть, и из несколько мушкетов или иного мелкого ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится, и по улицам большим, где пространство есть, января с 1 по 7 число по ночам огни зажигать из дров или хворосту или соломы, а где мелкие дворы, собравшись по пять или шесть дворов, такой огонь класть или, кто похочет, на столбиках поставить по одной или по 2 или по 3 смоляные и худые [прохудившиеся, дырявые, негодные] бочки, и, наполня соломою или хворостом, зажигать, а перед Бурмистрскою ратушею стрельбе и таким огням и украшению по их рассмотрению быть же.

Жалованная грамота Ивану Тесингу

Божией споспешествующею милостию, Мы, Пресветлейший и Державнейший Великий Государь Царь и Великий Князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, Наше Царское Величество, пожаловали высокомочных господ Штатов Голландских, генералов славных, одновладетельных, соединенных Нидерландов, подданного их, города Амстердама жителя, Ивана Андреева сына Тесинга, повелели ему, по челобитью его, дать сию Нашу Великого Государя, Нашего Царского Величества, жалованную грамоту, для того, в прошлом 1698 году, в прибытии в вышепомянутый град Амстердам к высокомочным господам Штатов Наших Великого Государя, Нашего Царского Величества, великих и полномочных послов, генерала и адмирала и наместника Новгородского Франца Яковлевича Лефорта, генерала и воинского комисария и наместника Сибирского Федора Алексеевича Головина, думного дьяка и наместника Болховского Прокофья Богдановича Возницына, бил челом Нам, Великому Государю, Нашему Царскому Величеству, он, Иван Тесинг, чтоб Мы, Великий Государь, Наше Царское Величество, за учиненныя его к тому Великому посольству нашему верные службы, пожаловали его, поволили ему в том городе Амстердаме печатать земные и морские картины, и чертежи, и листы, и персоны и математические, и архитектурские и городостроительные и всякие ратные и художественные книги на славянском и на латинском языках вместе, тако и славянским и голландским языкам по особну [по отдельности], от чего б Нашего Царского Величества подданные много службы и прибытка могли получити и обучатися во всяких художествах и видениях, и, напечатав те вышепомянутые чертежи и книги, привозить ему, Ивану, и приказчикам его, или кого он, Иван, из Голландские земли с теми чертежами и книгами пошлет к Нашей Царского Величества пристани, к городу Архангельскому, и в иные места, куда похочет, и торговать во всем нашем Российском царствии повольною торговлею, с платежом указных пошлин, на уреченное время, с настоящего году впредь пятнадцать лет; а иному никому таких чертежей и книг из Европейских государств в Наше Российское царствие привозить не позволить, и тот привоз возбранить под отнятием и лишением имения их и указною пенею.

 

 

И Мы, Великий Государь, Наше Царское Величество, его, Ивана Тесинга, пожаловали, повелели ему в том городе Амстердаме печатать европейские, азиатские и америцкие земные и морские картины и чертежи, и всякие печатные листы и персоны, и о земных и морских ратных людях, математические, архитектурские и городостроительные и иные художественные книги на славянском и на голландском языки вместе, также славянским и голландским языком порознь по особну, с подлинным размером и с прямым извествованием, кроме церковных славянских греческого языка книг, потому что книги церковные славянские греческие, со исправлением всего православного устава Восточныя Церкви, печатаются в нашем царствующем граде Москве, и что, по Нашему же Великого Государя, Нашего Царского Величества, указу, до вышепомянутого его, Иванова, челобитья, повелено и дана Нашего Царского Величества Государя жалованная грамота Нашего Царского Величества московского государства жителю, голштинцу Елизарью Избранту, о печатании в голландской земли и о вывозе в Наше Царского Величества Московское царствие таблиц с написанием в чертежах и в книгах Сибирскому Нашему царствию и Китайскому владению городам, и землям и рекам, под Нашим Великого Государя, Нашего Царского Величества, именованием, на славянском и на голландском языках.

А напечатав, ему, Ивану Тесингу, в Амстердаме те чертежи, и персоны, и книги, в больших и малых изображениях, за подписью и за клеймом своим, чтоб могли быть от иных отделены и знатны, привозить ему, Ивану, и приказчикам его, кого он пошлет, из голландской земли, в Наши Царского Величества государства и земли к Архангельскому городу, и во все Наши великороссийские города, куда похочет; с нынешнего настоящего от Рождества Спасителя нашего 1700 году, считая впредь пятнадцать лет, и делать то дело из своих пожитков; а Нашей Великого Государя пошлины с продажи тех печатных листов и с книг в Нашу Великого Государя, Нашего Царского Величества, казну имать у города Архангельского с тамошней оценки с продажной цены по осьми денег с рубля.

А в иных городах, кроме того, с тех чертежей и с книг никаких пошлин не имать, и отпускать от города Архангельского к Москве и в иные великороссийские города, куда похочет, а на Москве с теми чертежами и листами являться им в Нашем Государственном Посольском приказе, и продавать, где похотят, повольною торговлею. И, видя ему, Ивану Тесингу, к себе Нашу Царского Величества премногую милость и жалованье, в печатании тех чертежей и книг показать Нам, Великому Государю, Нашему Царскому Величеству, службу свою и прилежное радение, чтоб те чертежи и книги напечатаны были к славе Нашему Великого Государя, Нашего Царского Величества, превысокому имени и всему Российскому нашему царствию меж европейскими монархи к цветущей наивящей похвале, и ко общей народной пользе и прибытку, и ко обучению всяких художеств и видению, а пониженья б Нашего Царского Величества превысокой чести и государств наших славы в тех чертежах и книгах не было; а иному никому окрестных государств иноземцев таких вышепомянутых европейских и азиатских и америцких земных, морских чертежей и художественных книг печатать и из европейских государств в наше Российское царствие привозить и продавать не поволили, под Нашим Царского Величества жестоким указом и пенею.

А буде кто из которой земли без Нашего Царского Величества указу и без позволения его, Ивана Тесинга, и без клейма его и подписи, такие чертежи и книги из которого-нибудь окрестного государства в Наше Царского Величества Российское царствие на продажу к Архангельскому городу или куда в иные места привезут, и у тех людей те все чертежи и книги имать на нас, Великого Государя, безденежно и бесповоротно; да сверх того на тех же людей за тот провоз имать в Нашу Великого Государя, Нашего Царского Величества, казну пени, за всякой привоз, по тысячи ефимков, и из той пени имать в Нашу Великого Государя казну две доли, а третью долю отдать ему, Ивану Тесингу.

 

Договор с Турцией

Во имя Господа Бога всемогущего, в Троице Святой славимого. Понеже меж пресветлейшим и державнейшим Великим Государем, Божиею милостию Царем и Великим Князем Петром Алексеевичем, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцем, Московским (полный титул), Его священным Царским Величеством, и меж величеством преизрядных султанов, превеликим и почтеннейших королей лепотнейшим Меккским и Мединским, и защитителем святого Иерусалима, королем и императором пространнейших провинций, поселенных в странах Европских и Азийских, и на Белом и на Черном море, светлейшим и державнейшим и величайшим императором султаном, сыном султановым, и королем, и сыном королей, султаном Мустафою-ханом, сыном султана Магмет-хана, его султановым величеством, от нескольких лет начинающийся разврат [раздор] и вражда была причиною озлобления подданных и покоренных обеих Сторон; а паки [кроме того], обоюду приложив склонение [по обоюдному согласию], воля учинилась, дабы покой возобновился и права дружбы и употребление древнего соседства постановлены были, которые причиною суть согласия вещей гражданских и сотворяют обилие и пользу народов.

Как от пресветлейшего державнейшего Великого Государя нашего, Его Царского Величества, по Карловицкому инструменту, мы, Его Царского Величества присланные и назначенные с чином полномочного посольства чрезвычайные посланники, ближний думный советник и наместник Каргопольский Емельян Игнатьевич Украинцев и дьяк Иван Чередеев, к Блистательной Порте в Константинополь прибыли, и, подав Его Царского Величества султанову величеству полномочную грамоту, имели его ж величества с назначенными к договариванию и постановлению мирного дела, с славным меж великими и почтенными и преимуществами и лепотствованиями [церемониями], с почтенным великим канцлером Магмет-ефендием [эфенди] и с ближним секретарем государства Оттоманского избранным среди вельмож христианских господином Александром от шляхетского рода Шкарлатова на нескольких съездах общие разговоры, поспешествующу Богу Вышнему, между обоими государствами мир в образ перемирья, от дня подписания инструментов безо всякой перерывки до сроку тридцати лет, на сих четырнадцати статьях счинилося [остановились]:

Статья I

Да отложится и отставится всякое неприятельство и недружба, которая, попущающу Богу Вышнему, зачалась было, или вина войны и боев и рати и сражения, со обеих Сторон бывшие, или иною какою ни есть мерою, и потом благословением окончательного покоя, меж постановленным сроком, окончательно непамятствованию [неупоминанию] и забвению да предастся и никакими мерами меч на отмщение да не поднимется, но употребление покоя и тишины, и право безопасства и полезности, и статьи постановлений и связания соединения и любления и дружбы и благоволения совершенною мерою и без нарушения и преступления со обеих Сторон да имеются; равно же меж царствами и подданными и жителями их дружба да соблюдется, и взаимно себе благ всяких да желают, и пользы да хотят, и взаимно с истинностью да пересылаются; а проходящу вышереченному лет времени или в средине его – продолжение перемирью, если обеим Сторонам полюбится, паки [а также] взаимным и свободным согласием договорено да будет; а постановлению сему, которое тою мерою обоюду по взаимному согласию и взаимной угодности постановлено есть, на протяжении вышереченного [вышеуказанного] срока, так во времена их же, как меж дедичи и наследники их по всем уговорам и затворам паки утвержденну и содержанну и исполненну с почитанием безо всякого нарушения быть заравно, и меж подданными обоих государств да соблюдется.

Статья II

У Днепра-реки поселенные Тавань и Казы-Кермень и Устреть-Кермень и Сагин-Кермень городки да разорятся с тем уговором, дабы впредь никогда на тех местах городкам и никакому поселению не быть; а реченные [названные]места с своими землями, как до сей войны были, паки во владения Оттоманского государства от Его священного Царского Величества да возвратятся, и во владении Оттоманского государства да пребудут.

А преждереченных тех городков разорение, по подтверждении сего мира через Великое посольство, да последует тотчас, и в 30 дней без откладки во исполнение да приказано будет и да совершится.

А воевода и ратные люди высокопомянутого Царского Величества, которые в вышереченных городках ныне суть, со всеми пушками и воинским приуготовлением и с пожитками и с хлебными запасами, безбедно и безопасно выходя, в свои страны да переберутся; а при выходе и возвращении никакое неприятельство и своевольство и никакой урон и убыток вышереченным да не наносится от народа татарского, или от покоренных Оттоманскому государству, или от ратей или подданных, или иных, кто бы ни есть они были; а меж тем временем ратные люди и московские и казацкие, или в вышепомянутых городках сущие, или исходящие или возвращающиеся с лучшим обучением да удержатся, и никоими мерами да не простираются, или чего ни есть да не замеривают.

Статья III

Дабы путешествующих и торговых людей проходу и переезду и к пригону перевозных судов водяных место было на одной коей ни есть стороне из двух берегов Днепровых, на середке меж Очаковом и разоренными казы-керменскими городками, и от Оттоманской империи село да построится, и село приличною ямою и окружением да обведено будет; однако никакая крепость да не сотворится, ниже во образ городка и твердыни да приведется, и ни пушки, ни воинские приуготовления, к воинским ограждениям надлежащие, и ни воинский полк в нем да не поставятся, и морские воинские корабли и каторги к тому селу приведены да не будут.

Статья IV

Азов-город и ныне к нему принадлежащие все старые и новые городки и меж теми городками лежащие или земля или вода, понеже во владении Царского Величества суть, паки тем же образом всемерно Его ж Царского Величества в державе да пребудут.

Статья V

А понеже обоей Стороны намерение есть, да обоего государства подданные, безопасный и крепкий постановив покой, почивания и тишины употребляют, ни будущего неприятельства и ссор никакой случай своевольникам ни зловольным [здесь, по-видимому: злонамеренным] да подастся, но от всякого всесовершенно своевольства да удержаны будут, взаимным согласием договореннось.

Да от Перекопского замка у начала заливы Перекопской двенадцати часов расстоянием простирающейся земли, от края даже до нового города Азовского, который у реки Миюса реченной стоит, среди лежащей земли пустые и порожние и всяких жильцов лишены да пребудут; также по сторонам реки Днепра от Сечи, города Запорожского, который в рубежах Московского государства на вышереченной реки берегу стоит, даже до Очакова, среди лежащей же земли, кроме нового села, на обоей стороне Днепра, равным образом пустые и безо всякого жилища порожние да пребудут, а близ городов со обоих сторон место довольное на винограды и огороды да оставится.

Нижеразоренные городки паки да построятся, но порозжие [но порознь стоящие] да пребывают, и на местах, которым порозжим пребыть взаимным согласием показалось, буде какой городок подобный найдется, тот также со обеих сторон да разорится, ни таковы места да состроиваются, ни да укрепляются, но, как суть порозжи, да оставлены будут.

Статья VI

В реке Днепре и в иных речках, в ту ж реку текущих, и на иных местах, также и водах, се есть, которые меж Азовским Миюсским городком и землею реченной проливы Перекопской, которые сиречь общим согласием пусты быть должны суть, и на местах, к Черному морю ближних, только бы мирно и без ружья пришествия и отшествия были, на потребные жития употребления, как пристойно доброму соседству и доброй пересылке, вольно буди со обеих сторон дрова сечь, пчельники держать, сено косить, соль вывозить, рыбную ловлю чинить, и в лесах ловли звериные творить, и на вышереченные употребления приходящие и отходящие никак да не припинаются [не препятствуются], ни тридесятую или пошлины, или что таковое платить да не принуждаются.

А понеже, для тесноты Крымского острова и помянутой заливы Перекопской, скоты и иные животные исстари вне Перекопской заливы выгнанные пастбищ употреблять обвыкли суть, на таком пастбище урон и убыток какой да не наносится, но пастбища употребление обычным правом спокойно и безмятежно да сотворится.

Статья VII

Понеже также Азовскому городу и с другой стороны приличным образом земли владение надобно есть, дается от Кубанской стороны уезд, считая расстояние его от Азова к Кубани даже до кончания десяти часов ездою конною, обыкновенным считать обычаем во всех народах так, дабы комиссары никоими мерами ссориться не могли; но, по силе сего постановления, обоея страны земли добро да отделят, и положением явных знаков да разделят, и никому никогда не дан бы был разности случай, от содержимых меж определенного расстояния земель десяти часов, да и с равным числом людьми со обеих Сторон назначенные разумные и благоволительные [благосклонные, доброжелательные] комиссары, постановя меж собою время, сие дело как скорее да учинят.

А достальные [остальные] земли, как по сию пору от государства Оттоманского владены были, паки [также] тем же образом в государстве и во владении его же да пребудут. Ногайцам и черкасам и иным, покоренным турскому государству, и их же животным, на тех же местах проходящим, от москвитян, и от казаков и от иных подданных Царского Величества никакой убыток да не наносится.

Татаров, заровно [а равно] и ногайцы, и черкасы, и крымские и иные, на землях, Азову назначенных, проходящим подданным Его ж Царского Величества и их животным никакого убытка да не наносят, но соседство да хранят; а если которые противно что дерзнут, прежестоко да накажутся. Также в тех странах обоюду вновь что или крепость, или городок, или село строено да не будет, но, как ныне стоят, да оставятся, и никакое впредь покою противное деяние и расположение обоюду да не является.

Статья VIII

Священному Царскому Величеству покоренные и подданные или москвичи, или казаки и иные порубежьям мусульманским, таманским, и крымским и достальным, и подданным их же никаких набегов и неприятельств да не творят, и неспокойные и своевольные казаки с чайками и с суды водяными да не выходят на Черное море, и никому убытку и урону да не наносят, но жестоко содержаны да будут от своевольств и напусков; и, статьям мирным противные и доброму соседству противящиеся, смятения и расположения если когда объявятся, явно с жестокостию да накажутся.

Равно и от государства Оттоманского прежестокими указами указано и приказано да будет на рубежах сущим губернаторам, и Крымским ханам, и калгам, и нурадынам и иным султанам, и вообще татар– ским народам и ордам, дабы силою послушания и подданствования к вышереченному Оттоманскому государству повиновались и покорялись сим статьям мирным, с совершенным и непорушимым хранением; и впредь ни с малою или с великою воинскою силою на страны, и на городы, и на села владения Его Царского Величества Московского и на подданных его великороссийских и малороссийских стран, ни на казацкие городы и поселения, по рекам по Днепру и по Дону и инде [в других местах] поселенные, ни на Азов, ни на села и городки, в Азовском уезде будучие [имеющиеся], ни на жителей их же, ни общественно на рубежи Его ж Величества да не ходят, и неприятельств и напусков [нападений] да не творят, и в полон да не берут, и скота да не отгоняют, ни тайно, ни явно убытка и урону да не наносят, ни иным каким ни есть образом да не докучают: но совершенною крепостью и радением [содействием, заботой, усердием] соседства согласие обеи Стороны да блюдут.

А если какою ни есть мерою или убыток наносить, или каким ни есть счинением досадою подданных Его Царского величества озлоблять, или находить [совершать набеги], или неприятельски поступать обрящутся, когда ведомость не возьмется, такие все, которые смятения подобные творят противно покою, защищаемы да не будут: но, по правам правды и по законам Божественным, по тягости вин своих, без пощады да накажутся; и что со обеих Сторон пограблено что-либо ни было, сыскав, своим господам возвращено да будет.

А буде которые нимало непослушны в таких сысках и во испытаниях нерадетельны покажутся, и на таких по пристойности око иметь, и, поистине на образец и в наказание прочих, прежестоко да накажутся те все, которые разорители и мутители [подстрекатели, возмутители спокойствия] будут делами и расположеньями, противящимися постановленным сим Договором и статьям мирным и противными указам выданным; и во время сего перемирия сражение и неприятельство весьма да истребится, и противное миру все от обеих Сторон с прямостью и совершенностью жестокими указами заказано и запрещено да будет.

А докончальный [окончательный, «вечный»] сей священный святой мир со обоих сторон обыклым правом, как наискорее, на порубежи да разглашен будет, и хранение его даже до конца перемирия указами да подкрепится, и отовсюду под прежестокими казнями никто весьма что неприятельское да не дерзает творить.

А понеже государство Московское самовластное и свободное государство есть, дача [дань], которая по се время погодно давана была Крымским ханам и Крымским татарам, или прошлая или ныне, впредь да не будет должна от Его священного Царского Величества Московского даватись, ни от наследников его; но и Крымские ханы, и Крымцы и иные татарские народы впредь ни дачи прошением, ни иною какою причиною или прикрытием противное что миру да сотворят, но покой да соблюдут.

Статья IX

Полоненики [пленные], прежде докончания [до заключения] сего мира с обеих Сторон в полон побранные, которые в заключении еще пребывающие суть, по случаю сего благословенного покоя, честною разменою по частям да освободятся; и если больше или чина лучшего [здесь: высшего] в другой стороне найдутся, и о их потом отпуске на свободу ходатайствовать буди вольно, и, пристойное обоих государей славе, по сходству сего мира, приличие да соблюдется; а иных, которые во владении особых суть, или у Татар у самих обретаются, вольно буди и их освобождение, сколько быть можно, мерным и честным окупом по частям промыслить.

А буде меж Сторонами согласиться не возможно будет, или свидетельствами или клятвами свидетельствованная цена да заплатится, или наипаче от тех, которые во время войны взяты суть, вольно буди со владельцем полонениковым выкупом или разменою без принуждения уговор чинить, и начальники мест все смирить да потщатся и всякий спор в таких освобождениях приличною честностью и преусердствованием меж странами да розоймут [найдут выход].

А которые полоненики, по скончании мира или во время сего перемирия, из государств Царского Величества похищены и отведены будут, и в странах крымских, или буджацких, или кубанских, или в иных странах меж оттоманами, и татарами, и черкасами найдутся, без цены освобождены и возвращены да будут.

А которые для освобождения московских полонеников приходящие и отходящие и обходящие в вышереченных странах люди Его ж Величества с проезжими грамотами, только б дела свои мирно творящи, свободу полонеников промышляли, никоими мерами озлоблены да не будут; паче же противно законом Божиим их озлобляющие и убытки наводящие да наказаны будут. Но понеже полоненики, учинився мусульманами, освободиться никак не могут, презельно стережено будет, чтоб таких никого не прельщали.

Статья X

Торговли дела от плодов мира суть и плодоносие и обилие царств рождают: однако понеже мы, Его Царского Величества посланники чрезвычайные, на то дело не имеем полной мочи, и повольности дел торговых уговор и постановление да оставится торжественному послу, который обыкновенным правом для утверждения и укрепления мира от Его Величества к Блистательной Порте назначен и отпущен будет.

 

Статья XI

А буде во время сего мира или перемирия меж Крымцами и казаками и общественно меж обоими государствами, по начавшейся некоей трудности, возбудится спор и ссора, меж порубежными губернаторы и пашами и ханами и султанами и иными начальными удобно рассмотрена да будет, а зачавшимся труднейшим делам, имев пересылку с государством Оттоманским, мерою пристойною к дружбе и к миру да успокоятся, и для подобных порубежных ссор ни война, ни бой да не вчиняется, но совершенно и с превеликим радением тщатись, дабы покой со обеих Сторон крепко блюден был.

Статья XII

Московского народа мирянам и инокам иметь вольное употребление ходить во святой град Иерусалим и посещать места, достойные посещения, а от таких посещений ради проходящих ни во Иерусалиме и нигде дань, или гарач, или пешкеш да не испросится [не будут потребованы], ни за надобную проезжую грамоту деньги да не вымогаются. Сверх того живущим в странах государства Оттоманского Московским и Российским духовным ни едина, по Божественному закону, досада и озлобление да не чинится.

Статья XIII

Для творения и подвижения надобных дел, буде когда надобно будет резиденту Царского Величества у Блистательной Порты пожить, он и толмачи его свободами и привилегиями да почтутся, какими и иных друзей Блистательной Порты принципов резиденты почитаны быть обыкли, и во время мира людям его, с письмами туда и сюда переезжающим, проезжая да дастся и честное всякое вспоможение да творится.

Статья XIV

А после подания силу имеющего инструмента, объявляющего постановление мирное и статьи соединения и согласия, ко утверждению постановлений мирных, и к совершению прав истинности, и окончанию употребляемых к дружбе и соединению и к доброму постановлению иных вещей по похвальному древнему обычаю; понеже Его Царского Величества великий посол с царскою также и с подтвержденною грамотами к Блистательной Порте, в расстоянии шести месяцев от дня отъезда, на вышереченных посланников от Блистательной Порты дойти имеет, когда к мусульманским рубежам придет, принят обыкновенными честьми и, придав изобильное угождение, землею к Блистательной Порте провожен да будет, а отсюда, дав в руки его на утверждение договоров султанскую утверждающую грамоту, паки с честью да отпустится.

И так в государских грамотах, как и во всех письмах, яко прилично есть чести обоей страны, во описании титл никакое оскудение да не будет припущено.

Потом четырнадцать сего постановления мирные и особно [отдельно] все в них содержимые статьи и уговоры и затворы приняты и хранены да будут держаны. Понеже превысокий Оттоманской империи великий визирь, общественного своего наместнического блюстительства силою, турским языком с подлинным и дельным на латинском языке переводом сходным, яко сильный и законный, его подписанием и его печатью утвержденный и запечатанный инструмент в руки наши дал: взаимно и мы, его священного Царского Величества полномочные чрезвычайные посланники, силою повольности и преимущества, в руки нам данного, славенским языком, с подлинным же и дельным и сходным на латинском языке переводом, писанный и своими подписаньями [подписями] утвержденный и печатями огражденный, яко сильный и законный, сей инструмент в руки его визирского высочества дали.

Писан в Константинополе, лета от создания мира 7208-го, а от воплощения Сына Божия 1700 году, месяца июля в 3 день.

Пресветлейшего и державнейшего Великого Государя, его священного Царского Величества Российского и прочая посланник чрезвычайный, ближней советник и наместник Каргопольский Емельян Игнатьевич Украинцев.

Пресветлейшего и державнейшего Великого Государя, его священного Царского Величества Российского и прочая дьяк Иван Чередеев.

Именной указ «О ношении платья на манер венгерского»

Боярам и окольничим и думным и ближним людям, и стольникам и стряпчим, и дворянам московским и дьякам и жильцам, и всех чинов служилым и приказным и торговым людям, и людям боярским, на Москве и в городах, носить платья, венгерские кафтаны: верхние – длиною по подвязку, а исподние – короче верхних, тем же подобием; и то платье кто успеет сделать, носить с Богоявлениева дня нынешнего 1700 года; а кто к тому дню сделать не успеет, и тем делать и носить, кончае [самое позднее] с нынешней Сырной недели.

 

Именной указ «О войне, предпринятой против Швеции; о явке служивым людям в Новгород на срок и о временной подати с тех, которые по своим нуждам на службе быть не захотят или по болезни в домах останутся; о наказании ослушников и об отсрочке выступившим в поход во всех судных делах, кроме татебных, разбойных и убийственных»

Великий Государь указал: Свейского [Шведского] короля, за многие его к Нему Великому Государю неправды, и что во время Его Государева шествия через Ригу от рижских жителей чинились Ему Великому Государю многие противности и неприятства, идтить на его Свейского короля городы Своим Великого Государя ратным людям войною; а на той Своей Великого Государя службе быть в полку фельдмаршала и адмирала Федора Алексеевича Головина стольникам и стряпчим и дворянам московским, жильцам да стольникам же Великих Государынь Цариц всех, по спискам, да тех же чинов детям их и свойственникам, которые в службу поспели, опричь тех московских чинов людей, которые написаны в ученье ратного строю, и стать им всем на той службе в Новгороде на указные сроки; которые сами живут на Москве и от Великого Новгорода в трехстах верстах и меньше: тем – сентября 1, а которые от Новгорода далее трехсот верст, тем сентября ж 15 числа нынешнего 1700 года.

Да с ним же, фельдмаршалом и адмиралом Федором Алексеевичем, на той службе быть генералам: Автоному Михайловичу Головину, Адаму Адамовичу Вейде, князю Никите Ивановичу Репнину с пехотными полками. А которые московских чинов люди на той службе, за своими нуждами, быть не похотят: и с тех взять в Свою Великого Государя казну деньги, за которыми, по переписным книгам 186 года, крестьянских и бобыльских и задворных и деловых людей по пятьдесят дворов и больше, с тех по два рубли с полтиною с двора, а за которыми меньше пятидесяти дворов и за которыми крестьян нет, с тех по сту по двадцати по пяти рублев с человека; а которые явятся больны, и буде выздоровеют: и тем стать на той службе в Новгороде, после сроку в месяц; а буде те больные в месяц не выздоровеют: и с тех взять, с крестьянских и с бобыльских их дворов, по рублю с двора, а которые на ту службу огурством [своеволием, строптивостью] своим не поедут: и тем будет казнь.

И для той нынешней службы им, московских чинов людям, во всяких истцовых делах, опричь татиных [воровских] и разбойных и убийственных дел, отсрочить до Своего Великого Государя указу. И сей Свой Великого Государя указ в Разряде записать в книгу, а московских чинов людям о том на Постельном крыльце сказать; а в городы о высылке послать Свои Великого Государя грамоты, а в приказы – об отсрочке в делах памяти.

Задворные люди представляли собой в Московском государстве, наряду с деловыми людьми, класс пашенных холопов, пополнявшийся в XVII в. большею частью из дворовых людей. Деловые люди жили на господском дворе, обрабатывали дворовую пашню, которую землевладелец пахал на себя; задворные люди жили особыми хозяйствами и на отдельных участках земли, которые они получали от землевладельцев за оброк или за барщину. В течение всего XVII в. указанные два вида пашенных холопов мало-помалу смешивались между собою. В составе сельского населения, благодаря стремлению землевладельцев переводить своих дворовых людей на пашню, образовался многочисленный класс земледельцев-холопов, устроенный одинаково с земледельцами-крестьянами, но не тянувший тягла и не подлежавший поэтому мирским разрубам и разметам. В перепись 1678–1679 гг. задворные и деловые люди впервые были переписаны наравне с крестьянскими тяглецами, а затем московское правительство начинает привлекать их к отбыванию государственных повинностей: сперва податной (1695), а потом и рекрутской (1705). Подушная подать сгладила все различия (порою малоуловимые на практике) между крестьянами, людьми дворовыми, деловыми и задворными, образовав один класс крепостного крестьянства и завершив процесс постепенного перехода прямой подати с сохи и живущей четверти на двор и с двора на душу.

Оправдательное донесение Карлу XII Рижского губернатора Дальберга (по поводу посещения Риги Петром Великим в 1697 г.)

При посольстве Лефорта и Головина, отправленном в 1697 г. в западные поморские государства, как известно, находился Петр под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова. Прием, оказанный этому посольству в Ригe шведским губернатором Дальбергом, был настолько далек от того, чего считал себя вправе ожидать русский царь, что враждебное чувство глубоко залегло в его сердце.

На обратном пути из-за границы, в 1700 г., Петр, при свидании с королем Польским Августом II и во время переговоров о заключении союза против Швеции, высказал желание, чтобы король польский «помог ему отмстить обиду, которую учинил ему Рижский губернатор Дальберг» (Соловьев, История Poccии, т. XIV).

По-видимому, Карл XII узнал о неудовольствии царя приемом, оказанным ему в Риге Дальбергом, лишь в 1699 г. Это явствует из помещаемого ниже оправдательного донесения Дальберга Карлу XII от 8 марта 1700 г.

Ваше величество!

Я получил с всенижайшим благоговением письмо от 28 ноября, которое вашему величеству благоугодно было мне написать, с приложенным извлечением из всенижайшего донесения послов вашего величества из Москвы от 21октября, касательно жалоб, заявленных царскими комиссарами, которые утверждают, что царскому посольству, проследовавшему в 1697 году через Ригу, будто бы не были оказаны должные почести и что с посольством этим обращались неподобающим образом, как с варварами и татарами.

Послы вашего королевского величества действительно писали мне во время своего пребывания в Москве и сообщили перевод жалоб, заявленных царскими министрами во время конференции; но так как письма эти до меня не дошли, будучи перехвачены на Московской почте вместе с несколькими другими, то я и не имел никаких известий об этих жалобах до возвращения послов вашего королевского величества из Московии и до прибытия их в Нарву, откуда они мне написали и доставили копии со всех утраченных писем.

Поэтому я тем более имею оснований благодарить ваше величество, сознавая милость, оказанную мне приказанием сделать вашему величеству точный доклад о том, как в действительности все это было, со всеми подробностями; ибо это дает мне случай доказать мою невинность и полнее оправдаться в неверных нареканиях царских министров.

Ваше величество! Эти нарекания были бы слишком чувствительны для человека, который, как я, всю жизнь старался приобрести такт и уменье обращаться в свете, посещая те страны и местности, где учтивость и светский лоск наиболее в ходу; и было бы весьма тягостно после этого быть невинно обвиненным в подобных поступках, будто бы я поступал так неприлично, как они заявляют, и будто бы я не имел достаточно ни чести, ни светского лоска, ни разума, чтобы прилично встретить посольство великого государя.

Однако, принимая во внимание дух и обычаи московской нации, я могу легко утешиться: ибо чем учтивее с московитами обращаться и чем более им оказывать почестей, тем менее достигается предположенная цель – удовлетворить их желаниям. Напротив, поступая с ними так, бываешь завален их безграничными претензиями на бо́льшие почести и выгоды; неминуема с их стороны отплата неблагодарностью за все оказанное им добро, если только не все их претензии удовлетворены.

Для меня, государь, служит лучшим удовлетворением, какого я только мог желать, быть в состоянии доказать, до какой степени обвинен я несправедливо московскими комиссарами. Я нисколько не упустил озаботиться и дать надлежащие приказания, дабы это посольство было хорошо принято со всеми возможными почестями и даже с большим почетом, чем все предшествовавшие посольства, которые до сего проезжали через этот город.

Так как я вполне понял, насколько необходимо при настоящих обстоятельствах сохранение добрых отношений, поэтому я постарался отличить прием этого посольства во всем, в чем казалось возможно. Мне было весьма желательно, для большего обеспечения себя, иметь точные приказания и резолюции вашего величества относительно некоторых пунктов, дабы действовать без колебаний; но, по краткости времени, я не имел возможности дождаться этих приказаний, о коих я всенижайше ходатайствовал пред вашим величеством, и потому я был принужден собирать на месте необходимые сведения и для этого писать в Ревель и Нарву, дабы получить оттуда сведения, как поступали в подобных случаях, в особенности дабы узнать, было ли оказываемо угощение в этих городах Московским посольствам.

Ответ был отовсюду тождествен, то есть что посольствам этим нигде не было оказываемо гостеприимство бесплатно. Прилагаемый список под лит. А содержит перечисление Московских посольств, кои с 1660 года проезжали через Эстляндию, Лифляндию и Ингерманландию по пути в Швецию или в другие государства, и в числе их нет ни одного, которое было бы встречено с особым почетом. Тем не менее я дал приказания относительно приема этого посольства, основываясь главным образом на постановлениях договоров касательно подобных случаев, и даже старался, насколько казалось приличным, в данном случае оказать больший почет при приеме, дабы дать этим доказательства наибольшей дружбы.

Я поручил г. мaйopy Глазенапу, весьма порядочному и учтивому дворянину, быть при них приставом или маршалом и придал ему в помощники капитана Дорнфельдта и одного дворянина, знающего московитский язык, и послал их в Нейенгузен на границу, как только получил известие, что посольство выехало из Москвы, дабы они были наготове встретить посольство тотчас при прибытии его за границу, что явствует из писем моих под лит. В и С. Одновременно с этим я предписал начальникам уездов (лит. D) сделать заблаговременно распоряжения, дабы экипажи и съестные припасы были наготове.

С этой целью каждый из них был снабжен патентами и паспортами, содержание коих явствует из приложения лит. Е. Сверх того им было предписано выбрать на всем пути хорошие постоялые дворы и гостиницы для вечерних и полуденных остановок.

Между тем в Москве последовало строжайшее запрещение в течение некоторого времени отправлять почту из Москвы к нам, и даже не дозволялось никому выезжать из Московии; в числе других был там задержан довольно долго и наш переводчик Солдан. Без сомнения эти меры были приняты с целью не распространять известие о том, что царь сам сопровождает посольство. Когда же потом почтовые сообщения снова возобновились, то стали вскрывать и читать письма. Поэтому нам было весьма трудно получить здесь какое-либо известие о времени прибытия посольства.

Сверх того, с московитской стороны распространяли слух, будто посольство переменило намерение проехать здесь и что решено проследовать через Польскую Лифляндию. Но вскоре приехал некто майор Иоганн Шмидт с частью поклажи. За ним вслед приехал гонец с известительной грамотой Псковского воеводы от 14 марта, в коей, однако, не было обозначено в точности времени прибытия посольства на нашу границу, а также не обозначалось число лиц свиты. Это принудило меня в течение шести недель держать наготове на границе лошадей для посольских экипажей, что не могло не причинить значительных убытков крестьянам.

Отослав их, приходилось их снова собирать и затем, заставив еще ожидать некоторое время, снова отсылать домой. Было весьма затруднительно каждый раз вновь приводить лошадей. Наконец, послы написали мне 22 марта из Пскова, уведомляя меня о прибытии своем в этот город. При этом они, однако, даже приблизительно не определяли времени своего прибытия на нашу границу.

Я отвечал им 26-го того месяца, что, хотя я и не получал от воеводы ни ответа на письмо мое, посланное 23 марта, ни вообще какого-либо уведомления о времени прибытия посольства и о численности его свиты, хотя именно об этом я запрашивал воеводу, я тем не менее сделал все необходимые и возможные приготовления для надлежащей встречи посольства. Я высказал надежду, что послы оценят все сделанное мною, так как я сделал все возможное (несмотря на голод и дороговизну в стране), чтобы заявить им дружбу и исполнить постановления Кардийского мира.

Наконец, после многих отсрочек, посольство прибыло внезапно 25 марта на границу и было встречено, расквартировано и угощаемо в Нейенгузене согласно донесениям лейтенанта Тилонса и окружного нотаpиyca Муррерса, приложенным при сем под лит. F и G. О проезде посольства через Рижский округ до города Риги изложено в донесении окружного нотариуса Крели.

Когда посольство приблизилось к городу Риге, я выслал ему навстречу подполковника Пальмстранка и мaйopa Ранка с моей каретой, запряженной 6 лошадьми, в сопровождении 12 драбантов в придворной ливрее и 10 из пажей моих и лакеев, роскошно одетых. За ними следовали 50 карет, принадлежащих как офицерам, так и другим частным лицам, а также карета магистрата, запряженная также 6 лошадьми.

Сверх того, отряд в 36 человек, в одеяниях с галунами и с белыми плюмажами на шляпах, обыкновенно называемые «Swarten-haupten»; за ними другой отряд граждан верхом, числом в 140 человек, разодетых и вооруженных, с их знаменами, бубнами и трубами, с обнаженными саблями, в конце шествия. Все было установлено, дабы оказать наибольший почет этому посольству, так как никто не станет отрицать, что торжественность приема в данном случае значительно превзошла то, что делалось прежде, как здесь, так и в других местах, для московитских посольств.

В вышеписанном порядке они вошли через городские ворота, называемые «Sandport», где был выставлен батальон под ружьем; затем проследовали через город, проехав через рынок, где был выставлен другой батальон; а при выезде из городских ворот, называемых «Carlsport», стоял третий батальон. Все эти три батальона были с военной музыкой. Посольству были отведены квартиры в предместье, называемом «Castadien», где все предшествовавшие посольства были помещаемы. Во все время их пребывания поручик с 50 солдатами содержал караул пред домом, где помещалось посольство. При въезде и выезде из города посольство было встречено салютом в 16 выстрелов из пушек большего калибра.

Я послал к ним майора Врангеля и капитана Лилиеншерна поздравить от моего имени с счастливым прибытием, и они, с своей стороны, отправили ко мне одного подполковника с кузеном г-на Лефорта, чтобы благодарить. Так как я приказал капитану Лилиеншерну состоять при них ежедневно, чтобы исполнять их приказания, в особенности же г-на Лефорта, как старшего между ними, то он составил дневник всему, что происходило при их приеме и впоследствии во все время пребывания посольства в этом городе. Из этого дневника извлечено прилагаемое при сем описание под лит. G.

Этот самый капитан уверяет, что послы выражали свое довольство отличным приемом, который им оказан, что подтверждается еще письмом комиссара Кнейпера из Москвы от 16 июля (под лит. А.), который пишет, что узнал то же самое, то есть, что глава посольства г-н Лефорт писал по этому поводу в Москву, в выражениях, доказывающих его удовольствие и благодарность.

Я посоветовал также всем полковникам, подполковникам, майорам и другим офицерам поочередно каждый день посещать членов посольства. Это они и выполняли во время пребывания здесь посольства. Сверх того я сам посылал узнавать почти каждый день о состоянии их здоровья, предлагая им в то же время мои услуги. Если я сам лично не был у них для отдачи визита и не угощал их у себя в замке, то это потому, что этого прежде никогда не делалось, и я счел поэтому излишним это делать в данном случае, а также потому, что это посольство не было послано к вашему величеству, но к другим державам.

Я тем менее мог это сделать, что, вследствие сильной простуды, принужден был в течение пяти недель лежать в постели; но я вовсе не упустил этого сделать, будто бы по причине кончины моей дочери, как это неправильно утверждают: дочь моя скончалась лишь 6 октября 1698 года, следовательно, через год и семь месяцев после отъезда их отсюда.

Ввиду того что во время их пребывания некоторые лица из посольства стали объезжать верхом кругом города и в особенности окружающие возвышенности, причем не ограничивались тем, что осматривали крепость из подзорных трубок, но даже стали составлять план города и измерять глубину рвов, прогуливаясь по валу и гласису, все это принудило меня просить г. Лефорта запретить своим людям такого рода вольности, так как, будучи сам генералом, он должен был знать, что подобные поступки не допускаются в Европе ни в какой крепости.

Он принял это заявление весьма хорошо, извиняясь в том, что произошло, и обещая запретить на будущее время подобные поступки своим неучам-московитам. Так произошел этот эпизод, о котором они повествуют, жалуясь без всякого основания и заявляя, что их будто бы содержали так строго, что даже им не дозволено было выходить из квартиры. Это совершенно не верно; напротив, они с полной свободой прохаживались по городу толпами, входили во все лавки и к ремесленникам, в харчевни и всюду, куда им приходило в голову. Все жители Риги могут это засвидетельствовать.

Впрочем, странно заявление царских комиссаров, что будто бы, ввиду нахождения августейшей особы Его Царского Величества при посольстве, следовало мне сделать несколько более того, что, по их словам, было сделано при приеме, ибо под страхом смертной казни было запрещено членам посольства сообщать о присутствии этого великого Государя между ними. Поэтому и с нашей стороны имели основание полагать, что было бы неугодно Его Царскому Величеству, если бы мы делали вид, что имеем некоторые сведения о его высочайшем присутствии у нас.

До сих пор все посольство, казалось, очень довольно приемом, и, действительно, оно не имело никаких оснований к жалобам; но когда под конец пришло время расплачиваться, то стало заметно некоторое недовольство. Это принудило меня приказать пересмотреть и сократить несколько чрезмерные счеты их хозяев, при чем все было доведено, согласно справедливости, до наименьшей по возможности цифры.

Дабы ваше величество могли видеть, как неосновательны их жалобы, будто для них цены были увеличены более чем вдвое против нормальных и будто за перевоз через Двину у них исторгли 80 дукатов, посылаю при сем под лит. L подробный расчет, доставленный мне, по моему требованию, городским магистратом: здесь помещен список личного состава посольской свиты, весьма многочисленной, затем подробные сведения о том, что было уплачено каждому из домохозяев за квартиру, дрова, освещение и т. п. Уплачено это было не по требованию домохозяев, но по доброй воле и по усмотрению посланников.

Я, впрочем, могу по совести засвидетельствовать и клянусь моей душою, что я искал и прилагал всевозможные средства, чтобы они остались довольны и всячески старался выказать им предупредительность, хотя они теперь все объясняют наоборот. Не моя вина, однако, что в то время была страшная дороговизна и недород на все сельские произведения: это явление было всеобщее в этой местности, и сам я не менее других от этого пострадал.

 

 

Они жалуются также на то, что будто бы им не оказали почета при отъезде предоставлением яхт и роскошноубранных лодок для переправы через Двину; я могу, однако, сказать, что хотя подобных яхт и лодок здесь не имеется, я тем не менее распорядился таким образом, что главные лица посольства были перевезены на красивой яхте, обитой красным сукном и украшенной королевским штандартом, а остальные в двух других яхтах и в лодках, числом свыше 30, какие здесь в употреблении, и все это приготовлено было нарочно для них.

Сверх того, во время переправы через реку их почтили 32 пушечными выстрелами.

Таким образом, их обвинения противоречат истине. Независимо от этого, на том берегу Двины, до самой Курляндской границы, в их распоряжение было предоставлено две кареты магистрата. Вследствие сильного ледохода на реке, а также вследствие громадного количества принадлежавшего посольству багажа, невозможно было найти столько барок, сколько нужно для перевозки большого числа карет и лошадей.

Не следует также приписывать мне то, что некоторые из посольской свиты, по возвращении из Курляндии, при продаже лошадей своих, не могли продать их дороже 10 коп. за лошадь.

Это до меня вовсе не касается, да, сверх того, я ничего об этом и не знал. Еще менее известно мне было что-либо касательно их гонца Якова Скоровцова, посланного из Курляндии: я его никогда не видал и ничего о нем не слыхал. Прилагаемые при сем свидетельства под лит. R. N. О. Р., выданные содержателем постоялого двора, где обыкновенно останавливаются московиты, Мерманом, и двумя купцами, Гинцом и Офткиным (на имена коих обыкновенно адресуются все письма для московитов), интендантом Ярмерштедтом и префектом Гердгренсом, могут служить достаточным доказательством, что такого гонца здесь никогда не было.

Прибытие его сюда – чистая выдумка. Что же касается подозрения, которое я будто бы возымел против некоего Сурового, которого так часто посылали к московитским посланникам, – дело это мне совершенно неизвестно и лишено всякого основания. Я никогда ничего не слыхал об этом, еще менее видал или знал Сурового.

Вашему величеству благоугодно будет усмотреть из всего вышеизложенного, до какой степени я невинен во всех обвинениях, на меня возводимых. Вот почему я всенижайше умоляю ваше величество оказать мне милость, приняв меня под свое могущественное покровительство, тем более что я могу уверить, что никогда бы не позволил себе оказать неуважение столь могущественному Государю, как Его Царское Величество, если бы присутствие его здесь было мне известно.

Правда, я был бдителен и ревнив в охране пограничной крепости короля, моего повелителя; но в этом отношении я скорее считал бы себя вправе ожидать похвалы, чем порицания со стороны Его Царского Величества, как великого победоносца.

Вот что я мог, государь, наскоро привести в свою защиту. Но если бы я когда-либо мог вообразить и предусмотреть, что я буду обвинен в подобных поступках, я, конечно, принял бы другие предосторожности для своей защиты. Совесть моя, однако, свидетельствует, что этому посольству было оказано более предупредительности, чем сколько было необходимо, а также оказано гораздо более почета, чем всем прежде проезжавшим через этот город.

Надеюсь, что ваше величество соблаговолит принять с своею обычною благосклонностию оправдание того, кто есть и будет всю жизнь, государь, вашего величества всенижайший, всепокорный и всепреданнейший слуга и подданный

Именной указ «О ношении всякого чина людям немецкого платья и обуви, и об употреблении в верховой езде немецких седел»

Боярам и окольничим и думным и ближним людям, и стольникам и стряпчим, и дворянам московским и дьякам и жильцам, и городовым дворянам и детям боярским, и гостям и приказным людям, и драгунам и солдатам и стрельцам и черных слобод и всяких чинов людям московским и городовым жителям, и которые помещиковы и вотчинниковы крестьяне, приезжая, живут на Москве для промыслов, кроме духовного чину, священников и дьяконов и церковных причетников, и пашенных крестьян, носить платье немецкое верхние саксонские и французские, а исподнее, камзолы и штаны и сапоги и башмаки и шапки немецкие, и ездить на немецких седлах; а женскому полу всех чинов, также и попадьям и дьяконицам и церковных причетников и драгунским и солдатским и стрелецким женам их и детям носить платье и шапки и кунтыши, а исподние бостроги и юбки и башмаки немецкие ж, а русского (платья) и черкесских кафтанов и тулупов и азямов и штанов и сапогов и башмаков и шапок отнюдь никому не носить, и на русских седлах не ездить, и мастеровым людям не делать и в рядах не торговать.

А буде кто, с сего Его Великого Государя указу, станут носить платье, штаны и сапоги и башмаки и шапки русские и черкесские кафтаны и азямы и тулупы, также и на русских седлах ездить: и с тех людей в воротах целовальникам имать пошлину: с пеших – по 13 алтын по 2 деньги, с конных, по 2 рубли с человека; также и мастеровые люди платье и сапоги и башмаки и шапки и седла русские станут делать и в рядах торговать: и тем людям, за ослушание их, учинено будет жестокое наказание.

 

Тайные статьи, данные Петру Андреевичу Толстому

Статьи тайные, по которым, будучи при дворе султанова величества, стольнику Петру Андреевичу Толстому чинить со всяким радением и наведываться [разведывать] втайне по сим нижеписанным статьям, данным в нынешнем 1702-м году апреля в 1 день.

1. Будучи при султановом дворе, всегда иметь прилежное и непрестанное с подлинным присмотром и со многоиспытным искусством тщание, чтоб выведать и описать тамошнего народа состояние, а паче начальнейшие и главные в правлении их и каковые в том [управлении] персоны будут, и какие у них с которым государством будут поступки в воинских и политических делах и в государствах своих устроения ко умножению прибылей или к войне тайные приуготовления и учредительства и противного (вис), и морем ли или сухим путем.

2. О самом султане: в каком состоянии себя держит и поступки его происходят, и прилежание и охоту имеет к воинским ли делам, или по вере своей к каким духовным и к домовым управлениям, и государство свое в покое ли или в войне содержать желает, и во управлении государств своих ближних людей кого над какими делами имеет порознь, и те его ближние люди о котором состоянии больше радеют и пекутся: о войне ли, или о спокойном житии и о домовом благополучии, и какими поведениями дела свои у султана отправляют, через себя ль, какой обычай во всех есть государей или что через любовных его покоевых.

3. Из пограничных соседей которые государства в первом почитании у себя имеют, и который народ больше любят, и впредь с кем хотят мир держать или войну весть, и для каких причин, и к которой стороне чем приуготовляются и какими способы, и кому не мыслят ли какое учинить отмщение.

4. Доходы государственные с которых стран и коликим числом в султанову казну сбираются, и против прежнего ль, как у них до войны бывало, и деньгами ль, или иными какими платежи, кроме денег, и что всего бывает в году, и ныне ль у них в денежной и во всякой казне довольство ль, или пред предками их в чем оскудение и от чего, и впредь ко прибавлению казны какие у них чинятся радения, или наипаче ко оскудению належат и попечения о том никакого не имеют.

Также особо наведаться о торговле персидской, как шелком и иными товарами куда вяще торгуют, и кто тот шелк примает, и через которые городы идет, морем ли, или сухим путем, и которыми месты в турецкие городы большой привоз тем товарам бывает и коликим множеством.

5. Об употреблении войск какое чинят устроение, и сколько какого войска, и где держат в готовности, и султановой казны по скольку в году бывает им в даче, и по чему каким чинам порознь, и впредь ко умножению войск есть ли их попечение, также и зачатия к войне с кем напред чаять по обращению их нынешнему.

6. Морской флот (корабли и каторги [галеры]) какие и многочисленно ль имеют, и флот старый в готовности ль, и сколь велик, и сколько на котором корабле и каторге пушек, и каким поведением ныне его держат, с прибавкою ль, и что на том флоте во время войны ратных людей бывает и какие чины порознь, и что им дается из султанской казны помесячно или погодно, и вновь к той старой флоте какая прибавка строится ли, и, буде строится, сколь велика та прибавка, и на которое море в год та прибавка делается, и каков нынешний у них капитан-паша, и к чему вяще склонен, и нет ли особливо предуготовления на Черное море, и наступательно или оборонительно предуготовляются.

Конечно сие со всяким подлинным описать известием и через подлинных ведомовцев [очевидцев] или верных людей писать почасту о сем состоянии их.

7. В восточных странах все ль дела их идут по их воле, или где есть какая противность от подданных султанских, или от персиян и от иных народов, и в которых местах, и от какого народу, и за что, и каким поведением ту противность имеют, и впредь в том от них какового чаять продолжения, и не будет ли в том государству их какой утраты и упадку, или султан может их усмирить, и какими способы, и как они поступают, и легко ль их то усмирение будет.

8. При султановом дворе которых государств послы и посланники, и кто из них на время или живут не отъезжая, и в каком почитании кого имеют, и у которого государя дружбы или какой себе прибыли больше ищут, также и к народам приезжим в купечествах склонны ль, и приемлют дружелюбно ль, и которого государства товары в лучшую себе прибыль и употребление почитают.

9. В Черноморской протоке [что у Керчи] хотят ли какую крепость делать и где [как слышно было], и какими мастерами, или засыпать хотят и когда: ныне ль, или во время войны?

10. Конницу и пехоту, после цесарской войны, не обучают ли Европским обычаем ныне, или намеряются впредь, или по-старому не радят?

11. Города Очаков, Белгород [на Днестре], Кили и прочие укреплены ль и как: по-старому или фортециями, и какими мастерами те городовые крепости утвержены [построены].

12. Бомбардиры-пушкари в прежнем ли состоянии, или учат вновь, и кто учат какого народу, и старые инженеры, бомбардиры иноземцы ль, или их, и школы тому есть ли?

13. Бомбардирские корабли [или италианские поландры] есть ли?

14. По Патриархе Иерусалимском есть ли иной такой же желательный человек? О таких через него проведывать и спознаваться.

15. С чужестранными министрами обходиться политично, и к ним ездить и к себе призывать, как обычай во всем свете у министров, при великих дворах пребывающих; только смотреть того, чтоб не навести [причинить неприятность] каким упрямством или каким невоздержанием, ко умалению чести Московского государства не учинить.

16. Будучи когда в разговорах с министрами турецкими, говорить [если в подозрение какое сему быть не чает], чтоб поставить до Киева почту, дабы удобнее ко всякому делу писать скоростью, либо какие ссоры на Украине явятся от каких своевольников, что через скорую обсылку удобнее разорватися могут, и наипаче ж всегда бывает от татар наезды тайные и грабеж подданным Царского Величества; и если на сие поступят, чтоб быть почте, то писать о том от себя в Киев к губернатору, а указ Великого Государя к нему о том послан.

17. О запорожцах, какие ссоры ныне явились, и какой грабеж подданным султановым грекам от тех своевольников произошел, и что за сие учинено запорожцам, и какое в том довольство показано, о всем о том дан ему список с того дела подлинно.

Все сие чинить по вышеписанному, проведывая о всем подлинно, и записывать у себя тайно, и о том писать к Великому Государю с кем [с какими-нибудь] верными людьми. А буде что нужнейшего будет, писать с нарочным посыльщиком, и держать сие ему у себя тайно под опасением себе Великого Государя жестокого гнева и смертной казни.

 

Статьи, которые подал Петр Андреев сын Толстой, требующие указу

1.

Желаю ведать: есть ли в тех странах верный человек, в котором бы мне полагать надежду о тайных делах; чтоб мне имя его объявлено было.

Указ. Иерусалимский патриарх, который и прежде сего во многой верности явился, можно объявлять и советовать, что и по спискам с дел явилось, которые даны ему прежде бывших посланников.

2.

Ежели позовет случай с кем чинить разговор через переводчика о нужнейших делах, и в том секрете переводчику Моисею Арсеньеву можно ль верить?

Указ. Для того дан; а иное, что можешь, самому говорить.

3.

О посылке к Москве тайных писем какову быть состоянию, с кем их посылать, и где и кому велеть отдавать, понеже почты нет, а ездоки до Москвы бывают по случаю и не часто, а когда прилучатся ездоки, и тем иногда в тайностях и поверить будет невозможно; и для того не благоволит ли Великий Государь учинить почты до Киева явственно, а от Киева под образом купцов, или как Великий Государь укажет.

Указ. Почта до Киева есть, и о том, чтоб пересылать секретно, указы пошлются; а преж сего через кого посылки письмам были, и о том явилось в статейных списках, с которых ему даны для ведомости списки ж. А с нужными делами можно и нарочно посылать кого пристойно, за что на Москве платить будут, и особливая статья о почте ему дана с тайными статьями.

4.

В мирных договорах в 13-й статье положено принять им резидента с подобающею честию против иных резидентов; и мне в приемности и в тамошнем пребывании просить себе порядку и почтения против которого посла?

Указ. Быть и хранить честь государственную против прежнего обычая посла нашего.

5.

Ежели начнет в разговорах спрашивать, для чего корабли и каторги и иные суды морские проводят под Таганрог и вводят в порт, а ныне суть состояния мира, – мне в том какую отповедь чинить?

Указ. Сказать: сие не для чего иного, токмо для опасности от них внезапного нападения и для частых перемен, которые быть у них в государстве обыкли; а со стороны Царского Величества никогда никакого злого начинания не будет. А то зачали прежде учинения миру оные строить для войны, – и если и опасно, что вы разрывать станете, нам како, опасая себя, не готовить? – и для всегдашней от вас опасности, а понеже со всеми у вас есть мир, а есть не малая флота и всегда готовят. Токмо Царское Величество никогда начинать войны и мир разрушать не будет, который утвержден нынешними мирными, при помощи Божии, договорами.

Да в нынешнем 1702-м году стольник князь Дмитрий Голицын, который будучи в послах в Константинополе, и при проезде его через Волоскую землю говорил ему Волоский господарь, и сие донес Царскому Величеству тайно.

1.

Дабы Его Царское Величество его, господаря, принял за подданного своего, и защищением своим иметь изволил, и титло б изволил придать ему какую княжескую и учинить его кавалером, како ровным обычаем учинил цесарское величество Мултянскому государю.

И когда, при помощи Божии, будет он у Волоского господаря, и о чем ему господарь станет упоминать, и ему сказать, что о том Его Царскому Величеству донесено, и Царское Величество указал о сем ему объявить, что за подданного своего принять и иметь его, господаря, невозможно по постановлению нынешнего мира с Портою Оттоманскою, понеже подданной султанской.

А другое его, господаря, желание Царское Величество изволит, только б он сие желание свое вручил ему на письме, каким образом и с коликими околичности сие желание его исполнить будет достойно; и, то приняв, ему, Петру, от него, господаря, тайно прислать к Великому Государю немедленно. А всякого милостивного и доброго вспоможения по должности христианской к нему, Волоскому владетелю, Царское Величество оказывать и милостиво награждать, не отрицаяся сего никогда, будет.

2.

В прошении его, господаря Волоского, написано, дабы торговые люди Московского государства, которые торгуют и ездят с товары в Турецкую землю из давних лет через Волохи, с чего волоским жителям бывала прибыль, и ныне Царское Величество изволил приказать торговым людям ездить через Волоскую землю, а турки-де купцов русских отпроваживают через Буджаки.

И на сие ему, господарю, сказать, что торговые люди ради купечества своего всякий ищет пути свободного и безубыточного, и в том их, купецких людей, силою принудить трудно, понеже всякий своими пожитками торговлю ради прибыли своей сочиняет. А ныне поновился указ Царского Величества, дабы торговали Московские подданные с подданными султанова величества в Азове ради [по причине] удобного и безопасного к Азову водяного пути; а которые захотят и через Волоскую землю русские торговые люди идти в Константинополь, и о том запрещения никакого не будет.

А если ему, господарю, что купечества сочинить с подданными своими будет надобно, то удобнее и купечеству, мнит он, гораздо дешевле быть в Азове, потому что извнутрь Московского государства к Азову есть многоводяной путь.

3.

Мощи святого Иоанна Нового, которые Досифей, митрополит Сочавский, ради [вследствие] опасности войны отвез в Польшу и сам тамо преставился, и дабы оные радением Царского Величества из Польши поворочены были по-прежнему в Волоскую землю.

На сие ответствовать, что Царское Величество сие желание его всякими меры по возможности чинить будет, и о том к королю Польскому писать повелел, а какая в том отповедь будет, о том ему, господарю, дано будет ведать.

 

Именной указ «О печатании газет для извещения оными о заграничных и внутренних происшествиях»

Великий Государь указал: по ведомостям о воинских и о всяких делах, которые надлежит для объявления Московского и окрестных государств людям, печатать куранты, а для печати тех курантов, ведомости, в которых приказах, о чем ныне какие есть и впредь будут, присылать из тех приказов в Монастырский приказ, без промедления, а из Монастырского приказа те ведомости отсылать на Печатный двор. И о том во все приказы из Монастырского приказа послать памяти.

К князю Аниките Ивановичу Репнину

Herr.

Сегодня получил я ведомость о Вашем толь худом поступке, за что можешь шеею заплатить, ибо я через господина губернатора под смертью не велел ничего в Ригу пропускать. Но ты пишешь, что Огилвий тебе велел. Но я так пишу: хотя б и ангел, не точию сей дерзновенник и досадитель велел бы, но тебе не довлело бы сего чинить. Впредь же аще [хотя бы] единая щепа пройдет, ей-Богом клянусь, без головы будешь.

О недопущении в Ригу товаров или хлеба, которые могли привезти туда поляки, Петр приказал Меншикову объявить князю Репнину в письме от 28 марта. Князь отвечал царю следующим письмом: «Премилостивейший Царь Государь. Сего числа с почты Твое Великого Государя письмо отдано мне, писанное мая 19-го дня в Москве, в котором изволишь писать гнев Свой Великого Государя ко мне за пропуск лесу, в чем не могу оправдаться, как пред Богом. Только доношу Тебе, Великому Государю: опасся [побоялся] Твоего ж Государева гнева, не пропустить, что мне он, фельдмаршал Огильвий, сказал с прещешием [угрозой], что о всяких делах Твой Государев именной указ есть у него. Прошу у Тебя, Великого Государя, милости: призри, как Бог на грешники Своя, так Ты на меня, раба своего; отпусти мне сию мою вину внезапную и бесхитростную, отними от меня Свой Великого Государя гнев, которого не токмо прежде когда видел, ниже слышал. Нижайший раб Твой, князь Никита Репнин.

Именной указ «О бритии бород и усов всякого чина людям, кроме попов и дьяконов, о взятии пошлины с тех, которые сего исполнить не захотят, и о выдаче знаков заплатившим пошлину»

На Москве и во всех городах, царедворцам и дворовым и городовым и приказным всяких чинов служивым людям, и гостям и гостиной сотни и черных слобод посадским людям всем сказать: чтоб впредь, с сего Его Великого Государя указа, бороды и усы брили. А буде кто бород и усов брить не похотят, а похотят ходить с бородами и с усами, и с тех имать [взимать], с царедворцев и с дворовых и с городовых и всяких чинов служилых и приказных людей, по 60 рублей с человека; с гостей и с гостиной сотни первые статьи по 100 рублей с человека; средней и меньшей статьи, которые платят десятые деньги меньше 100 рублей, с торговых и посадских людей по 60 рублей, третья статья, с посадских же и с боярских людей и с ямщиков и с извозчиков и с церковных причетников, кроме попов и дьяконов, и всяких чинов с московских жителей по 30 рублей с человека на год.

И давать им из Приказа Земских дел знаки; а для тех знаков и для записки приходить им в Приказ Земских дел без промедления, а в городах в Приказные избы, а те знаки носить им на себе; и в Приказе Земских дел и в городах в Приказных избах учинить тому записные и приходные книги; а с крестьян взимать везде по воротам пошлину, по 2 деньги [т. е. по 1 копейке] с бороды, по все дни, как ни пойдут в город и за город; а без пошлин крестьян в воротах, в город и за город, отнюдь не пропускать.

И о том для ведома по воротам с сего Великого Государя указу прибить письма, а в города к воеводам послать Его Великого Государя грамоты, а к бурмистрам памяти, а в Разряд о посылке послушных грамот, а в Ратушу к бурмистрам о посылке ж послушных указов послать памяти, с подкреплением: буде они, воеводы и бурмистры, станут в том чинить кому поноровку [поблажку], и им, воеводам, за то быть в опале, а бурмистрам в наказаниях и в разорении без всякой пощады.

А буде кто из царедворцев и из градских жителей и из приказных и из посадских людей похочет ходить с бородою, и ему б для взятья знака ехать к Москве и явиться в Приказе Земских дел; а в сибирские и в поморские городы знаки послать с Москвы.

Именной указ, объявленный из Посольского приказа Земскому приказу «О постройке в Немецкой слободе деревянных мостов, из Приказа Земских дел из наличной денежной казны, о сборе в возврат сей суммы с обывателей по раскладке и о взимании с них на будущее время мостовых денег»

В Немецкой слободе, ради [по причине, из-за] великих грязей, построить деревянные мосты из Приказа Земских дел из наличной Великого Государя денежной казны, какова и ныне в Приказе Земских дел есть, по проезжим улицам и по знатным переулкам против московских мостов, и те все мосты сделать немедленно. На заплату [оплату] на то мостовое дело обложить всех жителей той Немецкой слободы и собрать с них мостовые деньги, и впредь имать против того, как брать указано, с земель беломестцов, в Земляном городе живущих.

 

Из писем к Федору Матвеевичу Апраксину

Господин адмирал.

Уже вам то подлинно известно, что сия война над одними нами осталась; того для [поэтому] ничто так не надлежит хранить, яко границы, дабы неприятель или силою, а паче лукавым обманом не впал (и хотя еще и не думает из Саксонии идти, однако ж все лучше заранее управить) и внутренного разорения не принес.

Того для ничем так чаю сему забижать [во избежание сего], что от границ на двести верст поперек, а в длину от Пскова через Смоленск до черкасских городов указ дать, дабы в начале весны xлеб ни у кого явно не стоял, ни в житницах, ни в гумнах, також и сена, но в лесах или в ямах, или инак как (а лучше в ямах) спрятан был; також для скота и своего людям собрания в лесах же и болотах заранее не в ближних местах от больших дорог каждый место себе уготовил, того для: ежели неприятель [как выше написано] похочет, обойдя войско, впасть внутрь, тогда везде ничего не найдет, а потом войском сзади будет захвачен, тогда сам не рад будет своему начинанию.

Сие надлежит заранее людям объявить, понеже сие людям не без сумнения или страха (как и прошлого году от линейного дела было) будет, однако ж когда заранее уведают, то в несколько недель обмыслятся, и ни во что страх тот будет; тогда хотя и впрямь (чего еще и не чаем за помощию Божиею) то впадение будет, тогда не так будет людям страшно, понеже уже давно ведали, к тому же и убытку такого не понесут от неприятеля. Сие нескольким персонам, кому надлежит ведать и которые имеют рассуждение, объяви (а не всем), и чтоб о том указы послать в первых числах апреля.

Приписанных к Петербургу городов коменданты с жалобою пишут, что работников ныне наряжают в Петербург с трех дворов по человеку; для чего изволь господину Автамону Иванову паки объявить указ, дабы он с тех городов работников не высылал, понеже тех городов как в Ингрии, так и на Олонецких железных заводах, на работе бывают всегда и кроме той высылки; також и провианту из Провиантского приказу с тех городов не наряжать.

Письмо голландскому купцу Христофору Брантсу

[1707 г., января 29]

Пред сим писал я к вам через Люпса о букдрукарс-кумпании, о которой вы отозвались зело великою ценою, около двадцати тысяч ефимков. И для того я ныне посылаю к вам азбуку русскую новую, чтоб по той сделать несколько слов и по одной форме и один станок с тремя человеки выслать (о чем пространнее увидишь из вложенного особого о том письма, где и о мортирцах решение положено ж). И как сию азбуку получишь и слова будут готовы, чтоб всех трех рук напечатать «Отче наш» или иное что краткое и прислать на почте, и чтоб те литеры были лучшего мастерства.

Чаю, писал к вам Люпс, о чем и ныне подтверждаю, чтоб всех авторов книг по фортификации прислать (а я получил только одну Кугорнову), також архитектурных книг, с которых учатся с основания того мастерства. Также дай знать, глобус медный, который я видел в Амстердаме, ныне где он и, буде не продан, в каковой цене ныне.

О мортирцах не надлежит о масштабе [здесь: калибре] их рассуждать, каких дюймов, но так делать, каков текен [чертеж], снимая циркулем; что же рассуждение мастеров, чтоб каморные стены сделать толще для крепости, и то правда, ибо и мы имеем иные мортирцы такого ж величества в каморе гораздо толще, а эти для легкости надлежат быть тоньше, понеже мы у каждой полковой пушки по два таких употребляем; и не надлежит их тяжкою пробою пробовать, а хотя и прибавить, разве зело мало перед текеном.

Однако ж чаю, что уже оных сделанных сие письмо застанет; того ради прошу, ежели все сделанные толще против текена [по чертежу], то хотя бы 6 или 8 слово в слово против текена сделать и прислать без пробы.

Что же о букдрукарсах, которые около двадцати тысяч платы стоят, о тех такое определение кладу, чтоб не целою компанию и великий завод, но точию [только] один станок, или пресс, чем печатают, и к нему по одному человеку каждой работы, а именно: один, кто умеет формы делать на литеры; другой, который в них слова льет; третий, который делает чернилы и печатает в том станки (а литерссетерс, или наборщики, и прочие не надлежат, понеже языка нашего не знают).

К тому ж деланных форм ко всякой литере по вложенной азбуке русской (из которой убавлено несколько слов против старых азбук русских), по две или по три формы со станком прислать. И буде сие все не дороже трех или четырех тысяч рублей станет, изволь не мешкая делать и на разных кораблях выслать.

К тому ж договор учинить, чтоб оныя мастеры делать формы и слова лить выучили по одному человеку русскому, и за то хотя б и особою дачею уговорить за человека, по чему [по сколько]. (Буде же не захотят учить или столько долго на Москве жить, хотя б и без того, однако в том потрудиться, чтоб выучили.)

Буде же все сие дороже гораздо вышереченной цены, то хотя б один станок и ко всякой литере по одной форме и по пятисот или по триста слов литых, а которые наверху большие слова (для начала речи) поставлены, тех по сто или меньше и по одной же форме. Також на письме [в письменном виде] композицию той материи, из чего слова льют, також композицию чернил. И сии оба объявления не чаю, чтоб гораздо дорого стало, понеже только одной русской азбуки, а не многим, также один станок и только три человека.

В сей азбуке есть трех рук слова, как в образцовой можно видеть; к тому ж над словами а, д, е, т вверху другим маниром поставлены слова больше, нежели в строках, которых употреблять только в начале речи, а не в строках; а понеже всех слов в два манира (как этих четырех) привесть не могли, для того прочие слова (кроме сих четырех) таким же маниром, как и в строках вначале, употреблять, а величеством против сих четырех, что наверху стоят.

 

К Федору Матвеевичу Апраксину

Min Her Admiral.

Письма от Вас через Крылова вчерась я в Жолкве принял, на которые ответствую. Форштевнем пособить можно таким образом, что делать их можно попрямее, и о том изволь писать к мастерам, а в чертежах сия переделка малая, только нижние ватерлинии будут доле и передний шпангоут будет внутрь вогнут, которая вгибка, буде не гораздо великая – нет ничего, ежели ж велика – то гораздо худа.

О школьниках мне никакой больше отповеди писать нечего, понеже уже давно с Вами о том говорено и положено; ежели б я был на Москве, то б сам пересмотрел, а ежели не буду, то Вам велено чинить по рассмотренью, и о том уже Вы давно (чрез погребение господина адмирала Головина) о небытии моем в Москве известны; а сия зима пропущена и сего не исполнено, не знаю.

К королеве английской писать не почто, понеже едут учиться и на кораблях быть волонтерами ради учения, а посланнику приватно от Вас письмом отозваться не худо. Львову жалованье можно определить впредь. Которые 3 персоны вне школ, извольте их туда ж определить, а по росписи мне отмечать невозможно, понеже я, кроме Головиных, Шереметевых, пpиехав из Англии, не видал, да и сверх того довольно здешнего проклятого житья; извольте Вы о том определение учинить.

Буде же ради собственного чего cие доброе дело изволяете портить, в том как хочете; да и по тому можно знать, что всего открещено пять человек, и то из низких (как пословица есть: на тебе, Боже, что мне негоже); хотя б и все де Рюйтерами выросли, так пятью исправить флот невозможно.

На Воронеже надлежит кругом наших кораблей и на обеих сторонах получше укрепить для всякого случая. Ради исправления флота в Санкт-Петербурге к верфи возможно взять те деревни, которые от Волхова до Свиры по Онежское озеро; однако ж смотреть, чтоб медных и железных заводов не остановить. Что же о генералах-майорах надлежит, и то Вам меж их умирать можно, ибо оба они под Вашею командою, також один старше в чину. За поздравление праздника взаимно Вашу милость поздравляем и желаем при первом распущении Вашего флага, через Божию помощь, доброго счастия.

P. S. Посадкой [во время посадки] знатный нарвский житель явился в измене, и велено его пытать, а когда достоин будет смерти, не описався, не велите казнить, ибо я сам некоторые слова от него недобрые слышал, в чем его надлежит спросить же.

Указ князю Аниките Ивановичу Репнину

Указ господину генералу Репнину.

1. Ежели неприятель Вислу не перейдет, то господину генерал-поручику Чамберсу с пехотою зимовать в Вильне и велеть готовиться к зимнему походу.

2. Ташамент [отряд] пехотный, который у Боура под командою, поставить на зимовье в Друэ. И зело в том надлежит осторожным быть, когда Левенгопт тронется за Ригу с войском, чтоб наши его могли упредить во Пскове.

3. Конницу, которая у Боура, поставить на зимовье от Бреславля к Ковне, а наш полк и один из пехотных на подводах поставить в Ковне (и ежели неприятель пойдет всею силою с главным войском, тогда наш полк обращать по письмам господина генерала князя Меншикова) и тянуть линию к Бреславлю или куда удобнее. Также и самому господину генералу быть в Ковне ж и велеть зело готовиться в зимний поход для людей и лошадей; однако ж надлежит сие зело тайно держать.

4. Провиант, который в Себеже, по первому пути велеть вести во Псков.

5. Також надлежит Полоцк и Копось как провиантом, так и фуражом всеми силами умножать и за главные места к защищению своих краев почитать.

6. Надлежит в Полоцк сею осенью транжемент [военное укрепление] (уездными людьми) сделать, дабы в зимнее время пехоте было пристанище, также и коннице для фуража; и сие немедленно надлежит делать.

7. Ежели неприятель ныне Вислу перейдет и станет ближиться [приближаться] к Литве, тогда ташаменту пехотному, которому зимовать в Друэ, идти и стать в Себеже и смотреть на обороты неприятельские, а больше всего, чтоб им за довольное время пред неприятелем ускориться ко Пскову; також и Боуру с конницею туда ж идти и неприятелю разврат [разорение] чинить или с пехотою соединиться у Пскова. Между тем надлежит генерал-поручику Боуру, как ныне, так и впредь, непрестанную корреспонденцию иметь с господином адмиралом Апраксиным и обер-комендантом Нарышкиным.

8. Також господину генералу в непрестанной быть готовности к походу, куда случай будет требовать, и к нам непрестанно писать.

9. Чтоб сухарей на всю армию, мяса сухого, масла для больных на месяц всегда на подводах было для походу готово, також и фуража для лошадей.

10. О Быховском деле розыскать накрепко [тщательно].

11. В небытии моем [в мое отсутствие] о всяких делах и ведомостях сноситься с господином генералом князем Меншиковым и к нам писать.

12. В прочем сверх сих указов надлежит, яко доброму генералу, всех добрых случаев не пропускать и по всякой крайней возможности трудиться, дабы отечеству прибыль, а неприятелю убыток, с помощию Божиею, сыскать.

 

Учреждение к бою

Учреждение к бою по настоящему времени рассуждается по сему: