Наиболее очевидный аспект глобального демократического тренда – географическое распространение демократии. Однако существует еще и второй, часто забываемый аспект глобального демократического тренда – углубление демократии. Это происходит даже там, где демократия существует в течение длительного времени. Данный тренд хорошо описан в книге Брюса Кейна, Расселла Далтона и Сьюзен Скэрроу, в которой указывается, что за последние 25 лет большинство постиндустриальных демократий расширили использование элементов прямой демократии, открыли каналы участия граждан в планировании политических курсов, расширили сферу гражданских прав и внесли улучшения в систему подотчетности перед обществом. Данные институциональные изменения сопровождались и были вызваны культурными трансформациями, которые способствовали возникновению эмансипационных ценностей и высоких уровней устойчивых во времени действий, бросающих вызов элитам. В действительности основная причина, почему давно появившиеся демократии демонстрируют высокий уровень подотчетности правительства, состоит в том, что они подвергаются давлению все более «критических граждан». Этот факт должен оказать влияние на наши представления о том, какой тип граждан необходим для консолидации демократий и обеспечения их процветания.

В работе «Гражданская культура» Габриэль Алмонд и Сидней Верба утверждали, что для процветания демократии необходимо, чтобы участие граждан ограничивалось институциональными каналами представительной демократии и было направлено на выборы и деятельность, с ними связанную. Данная точка зрения была подкреплена влиятельной книгой Сэмюэля Хантингтона «Политический порядок в меняющихся обществах», способствовавшей усилению глубоко укоренившейся настороженности к неиституционализированным и решительным гражданским действиям. Эта настороженность так глубоко проникла в политическую науку, что даже сегодня преобладающие концепции социального капитала и гражданского общества по-прежнему концентрируются на участии в институциональных рамках, особо отмечая участие в формальных ассоциациях. Напротив, неиституционализированные формы решительного гражданского действия редко получают признание в концепциях гражданского общества. Как утверждается в главе 12, чрезвычайно полезная роль массовых действий, бросающих вызов элитам, в улучшении демократического управления несправедливо игнорируется.

Преобладающая точка зрения о том, какой тип граждан создает и поддерживает в странах демократию, нуждается в пересмотре. Демократия процветает, если есть «неудобные» граждане, которые осложняют жизнь своих правителей, подвергая их постоянному давлению. Демократия нуждается в таком типе граждан, которые придают высокую ценность демократическим свободам и могут за них бороться, т. е. могут добиться этих свобод, когда им в этих свободах отказывают, и защищать эти свободы, когда им что-то угрожает.

К сожалению, такой тип граждан невозможно ни вызвать к жизни указом, ни создать с помощью институтов. Его появление связано с более фундаментальным процессом наделения граждан политическими и экономическими возможностями, с помощью которых они приобретают ресурсы и навыки требовать ответственного правительства, а также амбиции, которые мотивируют граждан делать это. Демократические институты могут быть навязаны извне, но если указанные выше условия отсутствуют, то с большой вероятностью созданная демократия окажется дефектной, если она вообще выживет. Устойчивая демократия связана не столько с созданием институтов, сколько с формированием развития.