Большинство представителей социальных наук не смогли предсказать демократический тренд последних десятилетий, в особенности в коммунистических странах. Напротив, в статье 1964 г. Толкотт Парсонс предрек демократический тренд, утверждая, что демократический принцип является достаточно сильным и в долгосрочной перспективе недемократические режимы, включая коммунистические, или примут его, или исчезнут. К такому выводу Парсонс пришел на основе своих теоретических размышлений. Он знал что-то такое, что не признают многие политологи, а именно то, что существует эволюционная динамика, действующая за горизонтами намерений элитных акторов, и что политическое развитие, в особенности выживание и распространение разных типов режимов, приводится в действие силами, не имеющими центрального агента.

Таким образом, Парсонс утверждал, что в глобальной системе наций-государств разворачивается никем не координируемый процесс селекции (отбора) режимов. В ходе этого процесса распространяются режимные характеристики, которые наделяют государства преимуществом, и данное распространение происходит за счет других режимных характеристик, которые не дают такого преимущества. Парсонс назвал подобные режимные характеристики, обеспечивающие преимущество, «эволюционными универсалиями». Он утверждал, что наряду с рыночной и бюрократической организациями такой эволюционной универсалией является демократическая организация, особенно в эру массовой политики. Преимущества рыночного и бюрократического принципов очевидны – они повышают экономическую производительность и административную эффективность. Но каковы преимущества демократического принципа? По мнению Парсонса, демократический принцип дарует политической системе уникальную способность, которая имеет чрезвычайную важность с точки зрения ее выживания в условиях вовлечения масс в политику, что верно для всех современных промышленно развитых обществ вне зависимости от того, являются ли они демократическими или авторитарными. Способность, которую имел в виду Парсонс, это способность создавать легитимность режима, или, более точно, создавать легитимность режима при помощи надежных и вызывающих доверие средств.

Это не означает, что демократические режимы всегда являются легитимными, а авторитарные режимы никогда не бывают легитимными. Тем не менее, поскольку демократические процедуры являются единственным инструментом определения реальной поддержки населения, только при демократии можно узнать, насколько легитимным считают режим граждане. В эру массовой политики критическая слабость авторитарных режимов состоит в том, что никогда нельзя наверняка узнать истинный уровень поддержки таких режимов населением. Эта слабость вызывает то, что Тимур Каран назвал «элементом неожиданности», состоящим в том, что авторитарные режимы, в которых десятилетиями не было явных признаков оппозиции режиму, неожиданно сталкиваются с увеличивающейся массовой оппозицией.

Легитимность является важнейшим ресурсом для выживания любого режима, поскольку она устраняет основной источник его краха, а именно массовое восстание против режима. Режимы, признанные гражданами легитимными, могут мобилизовать ресурсы поддержки, недоступные для нелегитимных систем. Нелегитимные системы с помощью репрессий могут в какой-то мере некоторое время подавлять открытое массовое сопротивление. Но остаются пассивное сопротивление, отказ в поддержке и саботаж. Нелегитимные режимы могут мобилизовать только такой объем поддержки со стороны населения, который может быть обеспечен с помощью внешнего вознаграждения или принуждения. Однако наиболее творческие и производительные аспекты человеческой деятельности можно мобилизовать только с помощью внутренней мотивации, а не внешних санкций или подачек. Данные аспекты человеческой деятельности находятся вне пределов досягаемости нелегитимного режима. Нелегитимные системы могут создать и мобилизовать только внешние, а не внутренние побудительные мотивы.

Как мы можем объяснить тот факт, что процессы демократизации в разных странах группируются в отчетливые и широкие международные волны, которые ведут себя так, как если бы ими кто-то управлял из единого центра, когда на самом деле у международных волн нет ни этого главного управляющего, ни центральной координации? Ответ заключается в том, что действующие эволюционные силы выходят за пределы осведомленности и контроля даже самой влиятельной элиты. Эти эволюционные силы наделяют демократии селективным преимуществом (преимуществом в отборе), имеющим системный характер, перед авторитарными режимами. В той степени, в которой существуют такие селективные преимущества, необходимо их понять, чтобы оценить потенциал демократии и осознать ограничения и возможности, в рамках которых действуют акторы, продвигающие демократическую повестку дня.

В эру массовой политики демократии имеют три отличительных селективных преимущества перед автократиями. Первое селективное преимущество связано с тем, что демократии обычно выходят победителями из международных конфликтов. Государства вовлекаются в международные конфликты и войны, и часто политические режимы стран-победительниц замещают политические режимы проигравших государств. Успех в международных конфликтах связывается исследователями с типом режима. Демократии обычно побеждали в войнах, в которые они были вовлечены, поскольку могли более эффективно мобилизовать население и ресурсы. Более того, демократии не склонны воевать друг с другом, избегая уничтожения себе подобных. Авторитарные режимы такой склонности не демонстрируют.

Второе селективное преимущество связано с эффективностью функционирования экономики. По причинам, получившим объяснение в главах 6 и 8, демократии возникали и сохранялись в развитых в технологическом и экономическом отношениях и влиятельных государствах, что частично объясняет их превосходство над автократиями в международных конфликтах. С самого начала демократии были учреждены в государствах с наиболее богатыми экономиками. Кроме того, демократии продолжали превосходить автократии в экономическом отношении, с течением времени значительно нарастив свое богатство. Не менее важно и то, что ряды автократий неоднократно покидали наиболее процветающие государства, присоединяясь к демократическому лагерю.

Третье селективное преимущество демократий связано с наличием поддержки населения, которая действительно является фактором селекции (отбора). Поскольку демократии наделяют граждан властью, и правители в них избираются населением, они обычно имеют бóльшую поддержку населения, чем автократии, что делает их более защищенными от массовой оппозиции режиму. Даже авторитарные режимы, которые кажутся внешне стабильными, в которых нет явных признаков массовой оппозиции, являются беззащитными перед «элементом неожиданности», который становится очевидным во время демократических революций, когда неожиданно возникает и сохраняется массовая оппозиция режиму, опрокидывая режим, который существовал на протяжении десятилетий. Демократии более защищены перед уничтожением в ходе массовых революций, поскольку они просто меняют своих руководителей с помощью выборов.

Однако самое главное селективное преимущество демократии связано с ее глубокой укорененностью в человеческой природе. Демократия отражает стремление человека к свободе, делая ее наиболее желанной системой для всех людей, у которых есть средства и амбиции возвысить свой голос. Разумеется, процессы демократизации в конкретных странах отражают действия определенных акторов в специфических ситуациях перехода, которые различаются от государства к государству. Однако для того чтобы понять, почему такие переходы происходят в относительно развитых обществах гораздо чаще, чем в менее развитых, и почему они накапливаются, формируя международные тренды, которые выходят за рамки устремлений конкретных акторов, необходимо увидеть более масштабные силы селекции (отбора), которые работают на демократию. Необходимо иметь представление об этих силах, чтобы адекватно оценивать будущее демократии.