При прочих равных условиях переговоры, ведущиеся в частном порядке, а не в порядке публичных слушаний, приводят к появлению уступок, которые важны для достижения компромисса и решения конфликта. Приватный характер переговоров позволяет оградить политиков от критики со стороны избирателей в «торговле» их интересами. Политики, которые выступают публично перед журналистами или в прямом эфире, более склонны к отстаиванию своих позиций до конца и игре на публику для обретения поддержки. Закрытые переговоры в рамках подкомитета в августе – ноябре 1977 г. привели к широкому межпартийному соглашению по основному тексту конституции. Однако частичная утечка информации о новой конституции привела к мобилизации некоторых групп интересов и политических фракций, особенно в рядах правящей партии, и, как отметил представитель социалистической партии, принимавший участие в переговорах, «начались проблемы». Правящая партия, в частности, отказалась от некоторых из своих ранее предложенных уступок левым и присоединилась к позиции более консервативного «Народного альянса» в назревавшей схватке между левыми и правыми. Возобновление закрытых переговоров в январе 1978 г. после первого года дискуссий помогло восстановить многие из положений компромиссного соглашения, но когда весной 1978 г. начались публичные дебаты в Конституционном комитете, возобновились конфликты и мажоритарное голосование двумя партиями угрожало сорвать широкие межпартийные соглашения, которые требовались для консолидации. Только восстановление консенсуса в новом раунде закрытых переговоров 22 мая и решение проводить все последующие переговоры по насущным вопросам за закрытыми дверями позволило прийти к общему принятию конституции кортесами, а в декабре 1978 г. левыми партиями (включая коммунистов) наравне с правыми (включая «Народный альянс») в ходе референдума.

Многие выступали против проведения закрытых переговоров в отношении вопросов, потенциально опасных в плане раскола общества. Некоторые критики также полагали, что основополагающие пакты являются попытками установить демократию недемократическим путем. Я категорически возражаю. До тех пор пока сохраняется правило публичной подотчетности выбранных представителей за принимаемые ими исторические решения, не имеет значения, как именно они их принимают. Значение имеет лишь сущностный результат этих решений, которые должны быть приняты всеми политически значимыми группами, и то, что режим, создаваемый в процессе принятия таких решений, будет признан всеми группами как легитимный.

Последние два из рассмотренных элементов политического консенсуса предполагают действие поведенческих норм, которые проявляются в среде политической элиты. Важно, что среди этих норм есть такие понятия, как самоограничение и взаимное уважение, равно как и понимание того, что конституция не должна включать какие-либо положения, неприемлемые для значимой политической группы или сектора испанского общества. Оба эти важных элемента были результатом того, как испанские элиты решили использовать «историческую память» об ошибках прошлого, особенно поляризацию и распад Второй республики (1931–1936 гг.), которая ввергла Испанию в обстановку гражданской войны (1936–1939 гг.), приведшей к установлению авторитарного режима. Элиты, начиная от лидеров коммунистической партии до высших духовных лиц, хорошо осознавали тот факт, что повторение прошлых сценариев поведения (отчасти характеризовавшихся озлобленностью среди партий и экстремальными формами мажоритаризма, при которых даже правительства, которые не имели большинства голосов, внедряли максималистские версии своих идеологических и политических предпочтений) может привести, по сути, к мертворожденной демократии, или даже хуже. Это осознание прошлого было отражено в двух основных характеристиках поведения элит.

Первая из этих характеристик довольно парадоксальна. Это «пакт прощения» страшных деяний обеих сторон в 1930‑е годы. В отличие от процессов «правды и примирения», которые, как полагают некоторые политики и исследователи, являлись важными для создания демократических режимов в странах, преодолевших периоды насилия и (или) репрессий, испанские элиты осознанно и открыто решили избежать вскрытия старых ужасов и отойти от взаимных обвинений за прошлые деяния. Существовало общее понимание того, что обе стороны несут ответственность за то, что ввергли Испанию в жестокую гражданскую войну, и что все враги должны быть полностью прощены. Это во многом содействовало созданию в элите субкультуры толерантности и взаимного уважения во всех традиционно спорных вопросах.

Вторым проявлением этой интерпретации истории стало более очевидное и открытое самоограничение элит в выражении своих позиций и защиты своих интересов. Первым такое поведение продемонстрировали представители духовенства: на конференции епископов и священников в 1971 г. было принято решение о формальном извинении за поляризацию общества в 1930‑е годы, когда церковь сыграла значимую роль; кроме того, Конгресс епископов принял важное решение отойти от активного участия в политике путем избегания любых институциональных привязок в отношении политических партий или прямого участия в переговорах по вопросу о новой конституции. На другом конце политического спектра Коммунистическая партия Испании вела себя крайне сдержанно и осмотрительно как в продавливании своих положений в текст будущей конституции, так и в риторике по поводу партийных или электоральных противоречий. Наконец, существовало общее понимание того, что ни одна из партий не должна продавливать свои максималистские запросы, но должна быть готова идти на уступки в интересах обретения общенародной поддержки в отношении нового режима. Как отмечал представитель Партии социалистов Грегорио Песес-Барба, участвовавший в работе подкомитета по разработке проекта конституции, общей целью всего процесса было «не соглашаться полностью со всем сказанным, но сделать так, чтобы в конституции не содержалось ни одного положения, которое было бы абсолютно неприемлемо для какой-либо политической группы» (цит. по: «El Socialista», 7 мая 1978 г.).

По итогам масштабного успеха «политики консенсуса» в обретении практически всеобщего одобрения новой демократии, которая была установлена конституцией 1978 г., эти же принципы были применены при рассмотрении вопросов, связанных со вторым транзитом, последовавшим за падением режима Франко, – децентрализацией государства. При том что баскский и каталонский регионы в разные периоды времени в прошлом являлись самоуправляющимися автономиями, режим Франко устранил все зачатки национальной автономии, что привело к созданию одного из наиболее жестко централизованных государств в мире. Он также жестко подавлял все проявления баскского или каталонского национализма, вплоть до запрета публичного общения на любом из языков этих двух регионов и запрета каталонского танца сардана. Это привело лишь к усилению регионально-националистских настроений и неприятию жесткого испанского национализма, который стремился воплотить режим Франко. Однако вся структура испанского государства часто также выступала в роли источника поляризации и политического конфликта (что привело к шести гражданским войнам), существовали распространенные опасения того, что возобновление дискуссии по этим вопросам в конце 1970‑х годов могло привести к повторению жестоких конфликтов между центром и периферией (о чем ярко свидетельствовали политические процессы в Стране Басков). Учитывая серьезность этих вопросов, представители правительства Суареса и сам премьер-министр предпочли провести переговоры по самым насущным вопросам о предоставлении баскам и каталонцам статусов автономий путем закрытых переговоров с высокопоставленными лидерами основных баскских и каталонских националистских партий. И вновь «политика консенсуса» оказалась успешной. Созданные в ходе переговоров статуты о предоставлении автономий был приняты большинством в ходе референдума, прошедшего в обоих регионах, и несколько несбалансированный пакт «о государстве автономий» – неточный термин, который применяется для описания текущего децентрализованного государства, был воспринят как совершенно легитимный всеми испанскими партиями, от левых до правых. Даже в Стране Басков одна из двух партий, связанных с ЭТА, пришла к выводу о том, что этот способ был верным для осуществления националистических целей басков; она отказалась от насилия, полностью поддержала легитимность испанского государства и его нового конституционного порядка, и вошла в состав правящей коалиции. В итоге, как в процессе написания и принятия новой конституции, так и в ходе децентрализации испанского государства, пакты элит играли ключевую роль в создании консолидированного демократического режима в Испании.