В годы холодной войны коротковолновое радиовещание было основным способом коммуникации с аудиториями за «железным занавесом», и западные радиостанции, например Заграничная служба БиБиСи, «Голос Америки», радио «Свободная Европа» и радио «Свобода» были постоянными источниками поддержки и надежды для слушателей и раздражения для коммунистических режимов. К середине 1980‑х годов быстрое развитие коммуникационных технологий сделало возможным глобальное распространение телевещания, а «образ „мировой демократической революции“, несомненно, стал реальностью в умах политических лидеров и интеллектуалов в большинстве государств мира». Публика наблюдала на телевизионных экранах нарастание глобальной волны демократии, что придавало поддержку и импульс идее, что демократия является или может являться глобальным феноменом. Хьюг Бег Им даже говорил о «телевизионной революции», чтобы описать роль коммуникации в событиях в Центральной и Восточной Европе в конце 1980‑х годов.

Вместе с тем несмотря на оптимистический тон, который преобладает в литературе, трудно определить прямые причинно-следственные связи между международными СМИ и демократизацией. Существуют только случайные факты, которые зачастую невозможно тщательно исследовать эмпирически, чтобы подтвердить тезис о том, что международные СМИ способны вдохновить демократические изменения или революции. Эта неприятная ситуация мотивировала исследователей на то, чтобы сконцентрироваться преимущественно на «демонстрационном эффекте», тем самым обходя проблематичный вопрос о прямой зависимости и фокусируясь на политическом «побочном эффекте» международной коммуникации.

В контексте демократизации «демонстрационный эффект» означает процесс, в рамках которого аудитория СМИ в одном обществе наблюдает за политическими изменениями в другом. Информация об изменениях в других местах вдохновляет жителей, которые начинают требовать изменений в своих странах; свержение автократов за рубежом вызывает панику среди элит, и они становятся более договороспособны или реакционны, что в любом случае может вызвать мобилизацию масс.

Аудитория может получить новости о событиях за рубежом из местных СМИ, но в ходе недавних процессов демократизации «демонстрационный эффект» был более явным, когда информацию можно было получить (легально или нелегально) напрямую из иностранных СМИ. Это обычно происходило, когда публика получала телевизионные сигналы из соседних регионов, а еще более заметным «демонстрационный эффект» становился тогда, когда демократизирующиеся страны были географически или культурно близки. Например, в конце 1980‑х годов албанцы наблюдали за развитием революций в Восточной Европе по трансляциям телеканалов из соседней Югославии и Италии. Студенты, протестовавшие в Сеуле в 1987 г., видели по телевизору драматические события, в результате которых был свержен коррумпированный режим Фердинанда Маркоса на Филиппинах в 1986 г. Хотя невозможно утверждать со всей уверенностью, что освещение в СМИ событий в одной стране ведет к политическим изменениям в другой, «демонстрационный эффект» может способствовать демократизации, придавая надежду и мотивацию жителям авторитарных обществ: из зарубежных передач они могут узнать о том, что отсутствует в их жизни, будь то политическая свобода или экономический достаток. Это может вызвать стремления к похожим результатам и подорвать попытки авторитарных режимов поддерживать легитимность, основанную на качестве функционирования, например, в сфере государственного управления или предоставления услуг. Таким образом, международный поток информации способен привести к неожиданной «революции возрастающих ожиданий» среди аудитории и выявить несоответствие (credibility gap) между пропагандой и реальностью. Берлинская стена не была преградой для передачи радио– и телевизионных сигналов с Запада на Восток, что давало жителям Восточной Германии доступ к новостям и развлекательным передачам, которые противоречили официальной картине жизни внутри и за пределами «железного занавеса».

Однако мы должны также осознавать, что «демонстрационный эффект» может не только иметь позитивные последствия, но и препятствовать существенным изменениям. Политический транзит, который начался в Советском Союзе, убедил лидеров Коммунистической партии Китая в опасности европейской модели трансформации, и, наблюдая падение коммунизма в Центральной и Восточной Европе, они считали оправданным подавление демонстраций в Пекине в июне 1989 г..