Речь пойдет об археологической сенсации в самом прямом и сугубо научном смысле этого слова. После раскопок римских городов (Стабий, Геркуланум и Помпеи), уничтоженных извержением Везувия в 79 г. н. э., и открытия нетронутой гробницы Тутанхамона в Египте в истории археологической науки не было события более яркого и важного, чем феномен алтайских «ледяных» гробниц I тыс. до н. э. По полноте информации о давно ушедшей жизни людей, живших более 25 веков назад, и по сохранности всех предметов (в том числе из органических материалов) курганы Пазырыкской культуры VI–III вв. до н. э. не знают себе равных. Это подлинные «скифские Помпеи».

В 30-е – 50-е гг. XX в. С.И. Руденко и М.П. Грязнов провели раскопки на Улаганском нагорье пяти Пазырыкских курганов, давших название археологической культуре скифского времени Горного Алтая. Находки вызвали огромный резонанс в научном мире. В «замерзших» могилах кочевой знати сохранились вещи, никогда не попадавшие в руки археологов: ворсовые ковры, красочные войлоки с аппликациями, деревянные резные украшения, седла, одежда, мумифицированные тела людей, трупы лошадей и многое другое.

Уникальное стечение обстоятельств: климатические условия Восточного Алтая и особенности устройства погребального сооружения с каменной насыпью и глубокой могилой способствовали образованию мерзлоты, сохранившей почти в первозданном виде всю органику. Настолько «живой» археологическая культура не представала еще никогда. С тех пор «замерзшие» могилы Горного Алтая стали «золотой мечтой» для археологов.

Новое время требовало и новой методики раскопок, а ее надо было выработать. Исследование «замерзших» могил – это, по сути, новое направление в археологии, которое только предстоит создать. Слово «раскапывать» здесь неуместно, с памятников такого рода только снимают насыпь, а затем «размораживают». Причем особенно сложно проделать это без всякого ущерба для вещей, сохранившихся во льду. Вторая такая же важная часть работ – это консервация и реставрация полученного материала.

Теоретически можно было предположить, что в горах Алтая есть и другие курганы с «замерзшими» могилами. Но как их найти?

Об эпопее современных археологических исследований «ледяных» гробниц Алтая рассказывает новосибирский археолог Наталья Викторовна Полосьмак.

«Поиски курганов с „замерзшими" могилами привели нас в 1990 г. на Южный Алтай – 2,5 тысяч метров над уровнем моря, на плато У кок. Это необычный район – здесь проходит граница Монголии, Китая, Алтая и Казахстана. А когда-то не было никаких границ, только летние пастбища, зимники и тропы кочевников – скрещение судеб людей и народов. Природа сама потихоньку втягивала нас в жизнь естественную, как дыхание, которое сначала перехватывало на этой высоте. Ландшафт с множеством разноцветных озер и разбросанными кое-где огромными валунами – следами ледника – тоже часть древней культуры, декорация к давно происходившим событиям. Здесь, под „бездонным куполом Азии“ мы как нигде близки к тем, кто в V веке до Рождества Христова пас в этих местах стада и хоронил сородичей. Отсутствие комфорта, который почти невозможно создать в этом безлесном и труднодоступном краю, привносит нечто общее в духовное состояние наше и древних: жизнь в продуваемых ветрами палатках подчиняется разумным законам природы. Мы зависим от погоды и знаем, когда пойдет дождь и какая туча принесет снег, разбиваем утром тонкий лед в ведрах и умываемся в озере, по которому плавают хлопья белой пены и непуганые утки.

Название кургану, который мы выбрали для раскопок, дала река Ак-Алаха – быстрая и мутная, текущая с ледников. Раскопанный курган далеко не самый большой (всего около 18 метров в диаметре), он принадлежал знати „среднего" ранга, элите кочевого общества. Курган был необыкновенно красив в окружении снежных гор и дикой природы, такой же, как 2,5 тыс. лет назад. Он выделялся системой поминальных колец, выложенных из камней с западной стороны и „балбалами“ – черными плитами, вертикально врытыми в землю по направлению к востоку. Тысячи мелких камней и больших валунов образовывали законченной формы гладкую невысокую насыпь.

Конечно, мы волновались, будет ли в кургане мерзлота. Если бы не она, мы нашли бы только несколько железных предметов и бронзовое зеркало. Пограничники, единственные обитатели этого края, обнадеживали нас, рассказывая, что даже в разгар лета мерзлый грунт начинается на глубине примерно 70 сантиметров, а кое-где и выше. Это подтвердили и раскопки кургана. После снятия насыпи, которую мы разобрали руками, в центре кургана обнаружилось четырехугольное „пятно“ могильной ямы. Погребальная камера сооружалась уже в промерзшей почве, и раскапывать ее – исключительно тяжелое дело. Усложняло ситуацию и то, что почвы здесь аллювиальные и стенки могилы держались только до тех пор, пока были замерзшими. Под действием теплого воздуха и солнца они оттаивали и осыпались, их крепили почти с самого верха ямы лиственничными плахами. Этим отчасти объясняется не слишком большая для пазырыкской культуры глубина могильной ямы – три метра».

На дне могилы из неошкуренных бревен был сооружен двойной сруб (размер внешнего сруба 4,2 х 4,2 м). Верхнее перекрытие сделано из бревен от разобранного многоугольного жилища. Под ним оказалось второе перекрытие из плотно подогнанных бревен, застеленных полотнищами бересты. Погребальная камера (размеры примерно 2,6 х 3,1 м) стояла нетронутой, промерзшая насквозь. Северную узкую часть ямы занимали лошади – девять коней, втиснутые в узкое пространство, покрытые войлоком и забросанные камнями. Их сохранность оставляла желать лучшего. Осталась шерсть, заплетенные в косы хвосты и все уникальные деревянные украшения и седла, войлоки с аппликациями, но совершенно исчезла кожа – не осталось ни одного ремня или украшения. Вместе с лошадьми найдены три небольших деревянных четырехугольных щита, очевидно притороченных к седлам. Конская упряжь украшена фигурками грифона – излюбленного образа горноалтайских скифов. На войлочных изделиях чаще всего встречаются изображения рыб, волков, козлов.

 

Илл. 129. Реконструкции костюмов мальчика (курган № 2, могильник Лк-Алах-1) и мужчины (курган № 1, могильник Верх-Кальджин-2) реконструкция Е.В. Шумаковой, рисунок – Д.В. Позднякова

 

Особенность и уникальность кургана № 1 на Ак-Алахе в том, что он не был ограблен в древности, в отличие от всех известных больших курганов Алтая, где даже мумифицированные тела погребенных были расчленены для того, чтобы снять с них драгоценные украшения. Удивительно, но это делали сами соплеменники.

В нетронутой погребальной камере есть что-то глубоко интимное: две стоящие рядом, прекрасно сделанные лиственничные колоды, плотно закрытые крышками, рядом – сопровождающая пища в глиняных кувшинах, деревянных сосудах, на столиках-блюдах. В большой колоде лежал скелет мужчины 40–50 лет европеоидного облика. С ним – личные вещи: дареные, выменянные, заслуженные, причитающиеся по положению в обществе и просто любимые. Сохранились остатки одежды: войлочный головной убор, украшенный золотой фольгой и деревянными фигурками зверей; меховая куртка с войлочным покрытием, красные шаровары, крытые мехом сапоги. Шею погребенного украшала гривна, на поясе были деревянные пряжки с фигурками хищников, в одном ухе – деревянная серьга в золотой фольге. Мужчина был вооружен: с ним найден колчан со стрелами, чекан, железный кинжал в ножнах.

Удивительно второе захоронение в стоящей рядом колоде-саркофаге, лишь немного уступающей по размерам первой. В ней находился скелет 17-летней девушки, высокого роста, крепкого телосложения. Она была одета по-мужски, в такой же головной убор, штаны и куртку, более того – прекрасно вооружена – чеканом, стрелами, кинжалом, а деревянная пластина от ее колчана, с изображением кабанов и терзающих их барсов, просто не имеет себе подобных.

На обоих погребенных были некогда красные широкие шаровары. Изделия распались по швам, но кроеные и подрубленные куски ткани остались на месте, и есть прекрасная возможность восстановить все вещи целиком. Так же восстанавливается один из типов головных уборов: островерхий войлочный башлык, увенчанный деревянным изображением головы птицы, в макушку которой, в специальный паз, вставлена фигурка оленя. С левого бока башлык украшен деревянными, покрытыми золотой фольгой фигурками животных и золотой аппликацией. Скорее всего, это парадный вариант широко распространенного у сакских племен головного убора, о котором писал еще Геродот: «Саки, скифское племя, имели на голове остроконечные шапки из плотного войлока, стоявшие прямо».

«Кем могла приходиться немолодому вождю похороненная рядом с ним девушка? Находящиеся в царских погребениях Алтая женщины были, как полагают, наложницами. С ними найдены музыкальные инструменты, их одежда отличалась роскошью и была чисто женской. Девушка, похороненная в кургане на реке Ак-Алахе, очевидно, имела особый социальный статус.

Молодость, мужской наряд, вооружение, одинаковый тип погребения, отражающий социальное равенство обоих умерших, позволяют предположить, что в раскопанном кургане похоронена либо дочь вождя, либо его жена. Возможно, они погибли вместе, во время военного столкновения», – пишет Н.В. Полосьмак.

Таково было блестящее начало эпопеи современных раскопок «замерзших» могил Горного Алтая. Затем последовали новые потрясающие открытия.

1993 год. При раскопках кургана могильника Ак-Алаха-3 археологам фантастически повезло. В деревянной колоде (а именно так хоронили своих соплеменников знатные пазырыкцы), полностью заполненной льдом, была обнаружена мумия женщины, тело которой украшала татуировка, выполненная по классическим канонам так называемого скифо-сибирско-го звериного стиля. Алтайская принцесса была одета в блузу из китайского шелка, который в то время ценился дороже золота, и уникальный головной убор. Весь мир заговорил об этом открытии как об археологической сенсации века.

Однако вскоре пришлось принимать срочные меры по спасению драгоценной мумии – после вскрытия гробницы она начала чернеть буквально на глазах, ее светлая кожа стала стремительно приобретать «африканскую» окраску. На помощь пришли ученые Центра биологических исследований (бывшей Лаборатории при мавзолее В.И. Ленина) в Москве. Они вернули этой 26-летней пазырыкской «даме» ее первоначальный облик. Антропологи из Лаборатории имени М.М. Герасимова (Институт антропологии и этнологии РАН) создали скульптурный портрет этой пазырыкской женщины, глаза которой закрылись еще 25 веков назад. У нее вполне европейские черты лица. Если бы она чудом воскресла и ее облачили в современный женский наряд, то она ничем не отличалась бы по своему внешнему облику от наших современниц.

Новосибирские генетики сумели извлечь из тканей пазырыкской «дамы» фрагменты молекул ДНК, и поэтому появились шансы добыть неумерший за 2,5 тыс. лет «алтайский ген». Стоит ли говорить, что наличие такого древнего гена дает в руки специалистов бесценную возможность выяснить, какие же именно этносы являются наследниками создателей пазырыкской культуры.

 

Илл. 130. Женский головной убор-парик. Курган № 1, Ак-Алах-3, Укок. Реконструкция Е.В. Шумаковой, рисунок Д.В. Позднякова

 

Кстати, после появления в широкой печати сообщений об этой сенсационной находке в Республике Алтай возникло весьма странное «движение общественности». Местные патриоты (в число которых входили и представители алтайской интеллигенции) объявили, что они – представители «алтайского народа» – прямые потомки пазырыкской женщины, скончавшейся 25 столетий назад. К тому же они информировали новосибирских археологов, что всегда знали о наличии захоронения «дамы» на плато Укок, но не смели тревожить ее священный сон. Зовут ее якобы Кадым, и она – прародительница «алтайской нации». «Потомки мумии» приезжали даже в Москву в 1995 г. в Центр биологических исследований (где находилась тогда мумия), чтобы убедиться в том, что их «матери» ничего не грозит, и уехали вполне удовлетворенные увиденным.

Для сведения читателей привожу короткую фактическую справку: население Пазырыкской культуры Алтая в VI–III вв. до н. э. было в массе своей европеоидным, очень близким по языку и физическому типу к древнеиранским племенам саков в Казахстане и Средней Азии; предки же современных алтайцев – чистые монголоиды, говорившие на разных диалектах тюркского языка, и пришли они в этот горный край не ранее середины I тыс. н. э.! Таким образом, данное событие произошло почти тысячу лет спустя после исчезновения пазырыкцев с арены истории и, соответственно, современные алтайцы «потомками мумии» быть не могут!

Правда, никакие научные доводы «упертых» националистов убедить не в состоянии. В эпоху разгула «ельцинской демократии» (помните его знаменитое обращение к регионам России: «берите свободы, сколько захотите!») парламент Республики Алтай принял в 1996 г. беспрецедентное постановление: запретить новосибирским археологам вести раскопки «ледяных» могил на плато Укок, так как это подрывает духовные основы культуры «алтайского народа». Кстати, этот запрет действует и по сей день.

Лето 1995-го. Продолжаются исследования могильника Верх-Кальджин-2, расположенного в северной части плоскогорья, в среднем течении р. Кальджин. И вдруг, раскапывая третий курган, археологи наткнулись на погребальную камеру. На этот раз в ней оказалась мумия молодого мужчины. Вторая сенсация на У коке!

Курган имел неправильную восьмиугольную форму, возможно, копируя планировку многоугольных срубных построек-жилищ, ведь смерть у древних часто воспринималась как некий переход для жизни в ином мире. Умершего снабжали всей необходимой бытовой утварью, лошадьми, ну и, конечно, домом…

 

Илл. 131. Вскрытие мумии женщины.

Курган № 1, Ак-Алах-3, Укок

 

Насыпь кургана была как бы трехслойной. Могила оказалась в самом центре сооружения, прямоугольной формы, чуть более 1,5 м глубиной. На дне ямы располагался трехвенцовый сруб из лиственничных бревен крупного диаметра, расколотых вдоль по длинной оси. Бревна тщательно обработаны и плотно подогнаны друг к другу, а сруб закрыт крупными плахами. Рядом с северной стенкой сруба обнаружили захоронение лошади. От животного сохранились

практически только кости, а также небольшие фрагменты шкуры, шерсти. Вместе с тем, до нас дошли деревянные украшения узды, в том числе псалии, украшенные растительным орнаментом.

Но главная сенсация поджидала археологов в срубе. После снятия плах перекрытия выяснилось, что он полностью заполнен льдом, который в неприкосновенности сохранил все предметы и мумию!

Молодой стройный мужчина был похоронен с соблюдением канонов, принятых в обществе пазырыкцев. Он лежал на правом боку, имитируя позу спящего человека, головой на восток, на восход солнца, на специально подготовленном ложе из досок, приподнятых над дном ямы на деревянных чурбачках. Ложе покрыто черным войлоком. Одет мужчина был в роскошную белую меховую шубу – дубленку оригинального кроя, с длинными рукавами, завязывающимися веревочками (видимо, по причине отсутствия варежек), украшенную веревочными кистями из конского волоса, в короткие (чуть ниже колен) тканые штаны бордового цвета и высокие белые войлочные сапоги-ботфорты, расшитые красной материей. Голову его украшал традиционный для пазырыкской культуры головной убор – войлочный колпак в виде шлема (очень похожего на легендарную «буденовку»), расшитый поразительными по изяществу фигурками лошадей, покрытых золотой фольгой.

Интересно, что в могилу были помещены еще два головных убора различного фасона: один из цветного войлока, с кистями, а второй – огромных размеров, в высоту более полуметра. Головному убору у пазырыкцев несомненно придавалось особое значение, поэтому умерший, вероятно, был снабжен шапками на все возможные случаи его потусторонней жизни.

На шее погребенного оказалась деревянная, в золотой фольге шейная гривна в виде головок кошачьих хищников – излюбленного персонажа различных народов Евразии, живших в скифское время.

Мужчина имел два кожаных пояса. Оба они сохранились плохо, и все же внешний, которым была подпоясана шуба, хотя и фрагментарно, но все-таки дошел до нас. Он был изготовлен из прекрасно выделанного черного хрома, украшенного деревянными накладками красного цвета. К поясу был подвешен железный боевой чекан на деревянной рукояти – грозное оружие для своего времени.

Под шубой, на поясе мужчина носил бронзовое зеркало в войлочном мешочке, гребешок из рога и деревянный кинжал в деревянных же ножнах. Это несомненно имитация металлического оружия. Настоящее – из бронзы и железа – было достаточно дорогим, вот и обманули пазырыкцы своего умершего соплеменника, отправив его в иной мир с деревянной копией кинжала.

Шубу, как и остальные предметы, обнаруженные в могиле, удалось не только спасти, но и отреставрировать.

 

Илл. 132. Образцы татуировок на мумиях из Пазырыка и Укока

 

Главный сюрприз – тело умершего было мумифицировано перед захоронением. Мумия сохранилась прекрасно. От времени пострадали лишь мягкие ткани лица, головы и левой руки. Светлые или рыжие волосы заплетены в две косы, прямая челка спадала на лоб. На правой части груди и плече прекрасно сохранилась татуировка крупных размеров, изображающая оленя или лося в классической для скифо-сибирского искусства манере.

Ранее считалось, что мумификации и художественной татуировке подвергались только социально значимые члены пазырыкского общества, т. е. знать. Теперь же очевидно, что все было гораздо сложнее. А это значит, что духовный мир носителей пазырыкской культуры был значительно многограннее и богаче, чем представлялся учеными ранее.

Почему еще столь большую ценность для ученых представляют мумии, обнаруженные в археологических комплексах?

Дело в том, что генетики научились сегодня извлекать из мягких тканей тысячелетней давности ископаемое ДНК, что дает возможность более доказательно говорить о проблемах, связанных с этногенезом древних популяций далеких предков современных сибиряков. Этой проблемой сейчас занимаются специалисты из Института цитологии и генетики Сибирского отделения РАН.

Вот такие открытия подарил Укок.

Выше немало говорилось о том, что по степени информативности «ледяные» гробницы Горного Алтая не имеют себе равных в скифо-сибирском мире. Однако речь шла, в основном, о находках мумий (часто с татуировкой) женщин и мужчин Пазырыкской культуры, о трупах лошадей (в желудках которых сохранился даже тот корм, которым они питались перед жертвоприношением) и многочисленных изделиях из дерева, кожи, войлока, тканей, кости и рога. Но феномен Пазырыкской культуры дает нам нечто большее – возможность воссоздать достоверные картины жизни, ушедшей две с половиной тысячи лет назад. Ниже я вновь возвращаюсь к материалам Укока, обработанным ныне и археологами и представителями естественных наук.

Плато Укок, расположенное на высоте около 2500 м над уровнем моря на самом юге горного Алтая, является территорией России, но лежит на стыке границ четырех государств: России, Казахстана, Монголии и Китая. Географическое положение Укока было чрезвычайно выгодным. Оно позволяло, несмотря на труднодоступность, поддерживать необходимые связи с окружающим миром. Люди, чьи могилы найдены археологами на Укоке, вероятно, не проживали там постоянно. Плато служило для пазырыкцев пастбищем, на котором они проводили самую суровую и длинную пору года: зиму и весну. Они приходили сюда не ранее конца октября. Мы можем достаточно уверенно говорить об этом, так как, по многолетним наблюдениям, снежный покров на Алтае образуется обычно в конце октября – начале ноября, а откочевка на зимние пастбища всегда связывалась (у тувинцев, например) с выпадением постоянного снега, заменявшего животным питьевую воду. Переход на зимники откладывался в отдельные годы даже до начала декабря. В настоящее время на зимние пастбища У кока жители алтайского села Джазатор поднимаются в начале ноября, а возвращение на летние пастбища происходит обычно в июне. Но, оставляя здесь погребения своих сородичей, носители пазырыкской культуры как бы закрепляли за собой территорию У кока, которая с появлением могил становилась для них сакральным пространством.

О том, что пазырыкцы полностью освоили У кок, свидетельствуют могилы, оставленные ими на всех пастбищных угодьях этой обширной местности. У кок вполне отвечал основным требованиям, предъявляемым скотоводами к району проживания: большое количество хороших пастбищ, которые можно использовать значительную часть года; расположенные неподалеку источники добычи железа, золота, серебра, олова и других металлов, выгодное стратегическое положение и доступность сообщения с другими районами Центральной Азии. Преодолев несколько перевалов или двигаясь по долине р. Ак-Алаха, можно было выйти в Монголию, Казахстан, Северо-Западный Китай, Центральный Алтай.

Образ жизни пазырыкцев определяется не только их основным занятием – скотоводством, но и местом обитания – Горным Алтаем. Природа, окружающая среда и ландшафт имеют чрезвычайно важное значение для формирования культуры, и не только материальной.

Проживание на У коке было доступно далеко не каждому неподготовленному человеку, суровые климатические условия высокогорья требуют специальной физиологической адаптации. Об этом красноречиво свидетельствуют и патологические изменения, которые можно наблюдать практически на всех найденных останках скелетов. Возможно, это свидетельство того, что местные жители принадлежали к одной из групп кочевников, мигрировавших на У кок и не успевших адаптироваться к специфическим особенностям микроклимата плато.

С помощью методов дендрохронологии было установлено, что все исследованные погребения У кока были сделаны в один временной период, который охватывает 39 лет. Разумеется, этого времени недостаточно для физиологической адаптации человека к району с экстремальными экологическими условиями. Наиболее распространенными у пазырыкцев Укока были патологии зубочелюстного аппарата (ранняя прижизненная утрата большинства зубов, сопровождающаяся воспалительными процессами в тканях, прилегающих к кариозным зубам), хронический полиартрит, поражение отдельных позвонков спондилезом. Эти патологические процессы, как правило, предопределялись целым рядом социально-бытовых и профессиональных факторов и связанных с ними нарушений обмена веществ.

Средняя продолжительность жизни пазырыкцев У кока, определенная по материалам курганных захоронений, невелика: для женщин – 29,6 лет, для мужчин – 38,5 лет. При этом возраст трех из всех погребенных мужчин может быть определен как старческий – 50–60 лет. Останки мужчин очень редко имеют следы военных ранений, столь характерных для их соседей на юго-востоке, например улангомцев Западной Монголии. Можно считать, что пазырыкцы Укока умирали, в основном, из-за болезней, травм и старости, а женщины также из-за родов. Экстремальные условия проживания, образ жизни и занятия, вероятно, способствовали быстрому старению организма, истощению его ресурсов. При этом надо отметить, что почти все пазырыкцы, судя по костям и мумиям, были рослыми (от 160 см и выше) и крепкими людьми.

Одним из важных свидетельств хозяйственных занятий и культурных особенностей пазырыкцев является их рацион, о котором можно составить некоторое представление по находкам в погребениях. В комплексе бытовой культуры пища служит наиболее устойчивым и характерным элементом. Даже у тех народов, чьим основным занятием было скотоводство (как у пазырыкцев), мясо не являлось основой питания. Эти сведения, нашедшие отражение в целом ряде древних источников, в обобщенном виде выражены в «Своде странных обычаев» древнегреческого историка Николая Дамасского: «Млекоеды, скифский народ <…> питаются только кобыльим молоком, из которого, делая сыры, едят и пьют, и поэтому с ними весьма трудно бороться, так как они повсюду имеют с собой пищу». Эти сведения подкрепляются и более поздними этнографическими наблюдениями. О жителях округа Лхадо в Тибете П.К. Козлов писал: «Мясо у них, вообще говоря, большая редкость; даже богатые кочевники и те специально ради мяса убивают свой скот лишь в исключительных случаях. Лхадосцы едят мясо преимущественно состарившихся животных или задавленных зверем, не брезгуют они также и мясом издохшей скотины или, тем более, мясом убитых и изловленных зверей». То же самое можно сказать и о тангутах Тибета.

Возможно, впечатление о преимущественно мясном рационе скотоводов складывалось в связи с тем, что, по словам путешественников братьев Грум-Гржимайло, «будучи очень гостеприимными, к гостю, если он не заурядный посетитель, даже бедные подводят барана, которого тут же на его глазах и закалывают». У археологов такое же впечатление сложилось из-за постоянного присутствия костей животных в погребениях скотоводов, пазырыкцев в том числе. Но находки лучших – и всегда одинаковых, крестцовых, – частей туш баранов и реже лошадей в пазырыкских могилах свидетельствует, как мне кажется, именно об исключительности этого явления: ритуальная пища не могла быть повседневной, обыденной. В древних традиционных культурах обильное поедание мяса домашних животных было обычно связано с жертвоприношениями и не могло быть событием, повторяющимся часто.

В рационе всех скотоводов Центральной Азии одно из ведущих мест занимает дзамба – еда, приготовленная из зерен ячменя или диких семян сульхира, поджаренных и перемолотых на ручных мельницах, зернотерках или жерновах. Дзамба с маслом, дзамба, заваренная кипятком с добавлением масла, дзамба с молоком, судя по свидетельствам путешественников и этнографов XVIII–XX вв., часто являлась их основной пищей. По данным П.К. Козлова, у тибетцев продукты скотоводческого хозяйства осенью сбывались оседлым жителям: «Наиболее существенный предмет сбыта кочевников – шерсть – и самый необходимый в приобретении – зерно – стоят в одинаковой цене: четырехпудовый вьюк первого променивается на четырехпудовый вьюк второго. Зажиточная семья заготавливает для себя ежегодно от 30 до 40 пудов ячменя».

Делали ли пазырыкцы небольшие посевы ячменя, как много позже алтайцы, неизвестно. Образ жизни и природно-климатические условия позволяли им заниматься примитивным земледелием, но достоверных свидетельств этому пока не обнаружено. Нередко встречающиеся в насыпях пазырыкских курганов, в том числе и на Укоке, каменные зернотерки и даже жернова не являются бесспорным доказательством существования земледелия. Они лишь указывают на то, что пазырыкцы использовали муку дикорастущих или культурных злаков, которая, видимо, в их рационе занимала не последнее место. В одном из рядовых пазырыкских погребений (Уландрык-I, курган № 2) были обнаружены лепешки из перемолотых зерен дикорастущего волоснеца.

Большую роль в жизни пазырыкцев играла зимняя охота на снежных барсов, волков, горных козлов, баранов, белок. Охота существенно разнообразила пищевой рацион пазырыкцев, была источником пушнины и рога, который шел на поделки.

В пищевом рационе пазырыкцев Укока присутствовала и рыба. О ее значении можно судить по тому, что образ рыбы часто использовался для украшения одежды и конской сбруи пазырыкцев, присутствует он и в татуировке.

И в заключение этой несколько затянувшейся главки я вновь хочу процитировать слова Н.В. Полосьмак об Укоке: «Судя по вещам, которые мы находим в погребениях пазырыкцев, их жизнь не представляется столь же „незатейливой“, какой Н.М. Пржевальскому представлялась жизнь современных ему номадов, а сами они не кажутся людьми „неразвитыми" (по выражению того же путешественника). За великолепными украшениями, за мумифицированными и татуированными телами самих пазырыкцев, за пышными уборами их коней стоит целый мир сложных мировоззренческих и мифологических представлений, стоит жизнь, которую можно лишь отчасти сравнить с той, что увидели путешественники в XIX – начале XX в. в Центральной Азии, Казахстане и на Алтае».