В 1822 году в Лондоне появилось сообщение капитана драгун Антонио дель Рио о причудливых древних индейских руинах в Паленке. Шесть лет спустя Александр фон Гумбольдт впервые опубликовал пять страниц неизвестной рисованной рукописи из Мексики, хранившейся с 1793 года в Дрезденской королевской библиотеке (Дрезденский кодекс).

Интерес среди европейских ученых и просто любителей древностей к неизвестному письму из Америки возник не случайно. Это было время, когда Шампольон сумел разобраться с трехъязычной надписью на Розеттском камне и дешифровать древнеегипетское иероглифическое письмо, что несказанно воодушевило лингвистов и историков. Все ждали, что тайны ушедших цивилизаций начнут раскрываться одна за другой. Американист Константин Рафинеске-Шмальц первым обнаружил несомненное сходство между знаками на монументах Паленке и в обнаруженном библиотечном манускрипте. В 1832 году он сообщил о своих догадках Жану Шампольону, справедливо предположив, что чтение рукописи может оказаться ключом к чтению «монументальных» надписей. Однако в этом же году великий египтолог умер, едва прикоснувшись к тайне письма майя. За Рафинеске-Шмальцем осталась слава основоположника исследований по майяской иероглифике.

В последующие 30 лет были обнаружены еще два кодекса майя и, наконец, рукопись Диего де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане». В 1864 году ее издает в Париже духовный наставник индейцев майя-рабиналь аббат Брассер де Бурбур на староиспанском и французском языках, предварив введением с примечательным для XIX века названием: «Об истоках примитивной истории Мексики и Центральной Америки в египетских памятниках и примитивной истории Египта в американских памятниках». В конце издания была помещена грамматика языка майя, краткий майя-французский словарь и почему-то словарь древнегаитянского языка.

Немецкому ученому Эрнсту Фёрстману удалось установить позиционный способ написания чисел, в результате чего стало возможным понимать даты в рукописях. Он же подробно прокомментировал календарные записи, установил связь чисел с астрономическими и хронологическими датами. Одновременно с Фёрстманом, но независимо от него, майяским письмом занялся американец Джозеф Гудмэн. Он также сумел разобраться с хронологической частью и, кроме того, определил варианты записей цифр в датах.

Затем последовали организованные экспедиции в мир древних майя – в частности, Музея Пибоди и Института Карнеги, – и находки посыпались одна за другой. Началась обработка материалов. Исследования надписей Чичен-Ицы позволили Герману Байеру совместно с Эриком Томпсоном завершить работу по определению календарного механизма «долгого счета» майя. Байер установил, что переменный элемент вводного иероглифа начальной серии связан с названием 20–дневного месяца.

Американец Чарльз Баудич проделал огромную работу по обобщению разрозненных сведений и выработке основных направлений дальнейших исследований. Он собрал великолепные рисунки и изображения знаков письма, календарных циклов, богов.

Брассером де Бурбуром была опознана часть знаков. Так, например, знак u, чаще всего встречающийся в рукописях, вполне мог иметь указанное чтение. Однако чтение многих других знаков выглядело совершенно невозможным. Не говоря уже о том, что некоторые из них были опознаны неверно, а при попытках представить их чтение «по Ланде» получались неразрешимые головоломки.

Ближе всех к дешифровке письма майя подошел еще в 1881 году прекрасный знаток древневосточных письмен француз Леон де Рони. Он был не только первым, кто выделил иероглифы, обозначающие цвета направлений стран света (желтый – юг, белый – север, черный – запад, красный – восток), но и вывел теорию, согласно которой в письме майя использовались идеограммы, фонограммы и детерминативы. Более того, Рони совершенно резонно полагал, что фонетический компонент был слоговым. Ему удалось правильно прочесть слово, записанное знаками из «алфавита Ланды». Это слово было cutz — «индюк», записанное слоговыми знаками cu-tzu. Рони пришел к правильному выводу о том, что «алфавит Ланды» мог служить ценным ключом к выявлению этого «фонетического компонента».

Его примеру последовал Сайрус Томас, который сумел правильно прочесть еще три слова: moo — «попугай», kuch — «гриф», le — «силок». Если бы Леон де Рони или Сайрус Томас успели доказать, что один и тот же знак читается одинаково в разных иероглифах, то есть предъявили бы так называемое «перекрестное чтение», то вопрос о дешифровке был бы решен еще в конце прошлого века.

Однако еще в 1880 году в США была издана книга некоего Филиппа Валентини под названием «Алфавит Ланды – испанская фабрикация». Автор доказывал, что в рукописи приведены вовсе не знаки майя, а просто рисунки различных предметов, названия которых начинаются с написанных под ними букв алфавита – наподобие современных детских азбук. Например: под буквой а изображена черепаха, называющаяся на языке майя аас, под буквой b — дорога, на языке майя bе, и т. д. Аргументы Валентини хоть и не были приняты всеми учеными, но все же произвели сильное впечатление, и интерес к «алфавиту Ланды» ослабел.

В результате американский ученый Сильванус Морли, издав в 1915 году обобщающий труд по иероглифике майя, основное внимание уделил по преимуществу календарным сериям, совершенно оставив без внимания основной текст. А у ученых, среди которых больше не было столь выдающихся лингвистов, как Леон де Рони, стало господствовать голословное мнение, что майя не имели алфавитных знаков.

К середине XX века в США уже сложилась целая школа майянистов, которую возглавил англичанин Эрик Томпсон. Он также предпринял попытку толкования календарных дат и иероглифов на основе данных о календарноцифровом коде. В одном из разделов изданной в 1950 году монографии «Иероглифическая письменность майя», посвященной в основном изучению календаря, им все же была предпринята попытка выйти за пределы дат, но эти толкования некалендарных знаков отличались крайней запутанностью. Собственно, ничего другого нельзя было и ожидать, если уже в предисловии Томпсон безапелляционно заявил: «Вообще нет сомнения, что Ланда ошибся в попытке получить алфавит майя у своего осведомителя. Знаки майя обычно передают слова, изредка, может быть, слоги сложных слов, но никогда, насколько известно, не буквы алфавита». Видимо, Томпсон решил, что если понимание письма майя недоступно ему, то не следует и особо церемониться ни с «алфавитом Ланды», ни с самим письмом.

 

 

Илл. 34. Тексты рукописей майя послужили основой для дешифровки иероглифического письма. Страница из Дрезденского кодекса, написанного еще до XIII в. на Юкатане. Изображение сопровождается иероглифическим текстом

 

Надо отдать должное американцу Бенжамину Ворфу, который в начале 40-х годов предпринял последнюю попытку научной дешифровки, – но он, к сожалению, был сурово осужден всемогущим главой Эриком Томпсоном (а также, естественно, следовавшей за ним школой) и потому, видимо, не рискнул продолжить свои исследования, несмотря на весьма обнадеживавшие результаты. Проигнорировав принятую в профессиональной лингвистике точность определений, Эрик Томпсон начал употреблять термин «дешифровка» лишь в смысле произвольного истолкования отдельно взятых знаков. Тем самым он лишил талантливых представителей своей школы возможности научного исследования письма майя как системы, великодушно предоставив шанс добиться успеха исследователям из других стран.

В послевоенные годы начинается новый и последний этап дешифровки письма майя. Этот полный загадок и драматизма этап связан с человеком, уже хорошо знакомым читателю, Юрием Валентиновичем Кнорозовым.

И с этого момента история дешифровки древних систем письма стала вписываться между двумя именами: Шампольон и Кнорозов.