Начальник госпиталя ошеломил Жению.

– Вашего сына мы вылечили. Откомандирован в свою часть. Так что его у нас нет.

Жения остановила дыхание. Ка-ак нету? Вот и письмо. Посмотрите. Писал своей рукой: лежу в госпитале. Вот номер. Ваш номер. Что ещё надо?

– Видите, мамаша, – мягко объяснял начальник, – пока вы собрались, мы вылечили вашего сына. Только и всего. Что ж мы будем попусту разводить огонь на воде? Где ж я вам возьму сына, если его здесь нет?

Не может быть!

Жения ехала и не могла даже мысли допустить, что не застанет Вано в госпитале. Раненый, где ему ещё быть? В госпитале, думалось ей, надёжней как-то. Ну, что раненый, конечно, плохо. Зато живой! Поправится. А так уже где-то… Может, начальник хочет сказать, что Вано вообще нету в живых?

Жения наливается гневом и твёрдо, осудительно проводит перед начальником туда-сюда указательным пальцем.

– Нэту, кацо, нэ нада… Нэ скажи так… Хачу син Вано… – потребовала.

Начальник вызвал уже готовившегося к выписке грузина, койка которого была вприжим с койкой Вано.

– Пожалуйста, – сказал ему, – переведите. Может, мамаша не всё понимает…

Парень прежде всего сам подтвердил, что Вано действительно уже выписан, и перевёл всё, что сказал начальник.

Жения успокоилась. Всё-таки начальник не сказал, что Вано уже нет в живых. Даже напротив. Вон отправили в сам Новороссийск, в район цементного завода, откуда доносилось тяжёлое, могильное уханье.

Бои… Там идут бои…

Жения опало затосковала и побрела навстречу растущим, роковитым гулам канонады.

На контрольных пунктах ей советовали вернуться.

– Поймите, – показывали на Новороссийск, откуда накатывался тревожный, вязкий шум, – это вам не праздничный салют. Будьте благоразумны, возвращайтесь. Не до ваших гостинцев там сыну. Там не знают, куда деваться от фрицевских гостинцев.

Жения виновато, разбито улыбалась и просяще-молитвенно твердила своё:

– Хачу син Вано… Хачу син Вано…

Если Вано суждено сгаснуть в этом адовом грохоте, то чего же ей бояться этого грома? Ради чего тогда ей жить? «Может, чем я помогу ему там?.. Может, даст напоследок Господ счастья… перехвачу ту пулю, что летела в моего Вано?..»

За своими мыслями чутьистая Жения расслышала в ближних кустах слабый стон.

Спустила она наземь тяжеленные чемоданюги и, расталкивая низкие ветки, на цыпочках побежала на стон. Наткнулась она на солдата. Лежал ничком. Пальцы собраны в кулаки. Кулаки выброшены впёред, туда, где тяжко ворочалась и откуда шла канонада. "Вано?!"

– Ва…но… – запинаясь и млея от ужаса, позвала тихонько.

– Циури!.. Милая моя Циури!.. Звёздочка ты моя!.. – торопливо, горячечно зашептал солдат по-грузински. – Голос твой!.. Я верил, мы встретимся!.. Я не мог так!.. Вот и!.. Я ждал!.. Огня в сене не утаишь… Я люблю тебя… Не суди строго… Я виноват перед тобой… Прости… Когда уезжал… я… я…

Солдату было трудно говорить.

Боясь разреветься и до боли закусив губу, Жения медленно перевернула его на спину.

Грудь у солдата была вся в крови. Был он совсем молоденький. Он силился улыбнуться и не мог.

– Я виноват… Уезжал на фронт… Не смог с тобой свидеться… Не успел тебя, звёздочка, поцеловать…

Заговорил он так слабо, что Жения ничего не могла разобрать. Она склонилась к нему.

Солдат привстал, прильнул к Жениной щеке губами и упал, разметав руки. Остановившиеся глаза смотрели в небо.

Жения прижала руку солдата к своему лицу и заплакала.

"Бедная, бедная твоя Циури… Не дождаться невесте тебя…"

Издалека тянулось "Воздух!.. Воздух!.." и скоро с той стороны стал наползать злобный, давящий рёв самолётов. Что делать? Как спасаться?

Подтащила Жения чемоданы, развязала, составила двускатной хаткой над изголовьем солдата и сама, когда самолётная туча чёрно вывалилась из-за холма, сунула голову в свой спасительный домок.

Самолёты прошили так низко, с таким исступлённым гулом, что земля дрогнула, и стремительно пропали за горой.

Жения закрыла солдату глаза, поклонилась ему и пошла.

Шла она теперь так быстро, будто вовсе и не было долгой, изнурительной дороги.

«Надо спешить… Надо ой как спешить… Война опозданий не прощает…»

По обеим сторонам в канавах, полных подкрашенной кровью воды, уже пахлой, лежали трупы. Жения боялась на них смотреть. Боялась увидеть среди них своего Вано.

Её нагоняла первая от самого Геленджика подвода, запряжённая парой гнедых. Жения зовуще вскинула руку.

Правивший стоя военный в годах приложил кулак с намотанными на него вожжами к груди.

– Душою я рад тебе подмогти… А не могу… Не во власти… У меня командир Иван Грозный! Заметит – нахлобучки не объехать!

Жения посветлела.

– Моя син… тожа Вано…

– Да ну?! – изумился возница. – Кругом сплетённая родня! Увы и ах, вздохнул товарищ монах. Сдаюсь без боя. Как не уважишь родне самого Грозного? По такой лавочке милости прошу к нашему шалашу!